8
Я дважды рассказывал эту историю в Большом Арбитраже, но не решился упомянуть об одной подробности. Собственно, она может быть и не так важна, просто очень необычная деталь. Дело вот в чем: через несколько секунд тело Юры начало корчиться, словно стараясь освободиться от какой-то невидимой оболочки, все сильнее и сильнее, и вдруг из горла его вырвалось шипение, и каюту будто обдало морозным дыханием. Это почувствовали все. Позже Алексей и Лена тоже меня спрашивали об этом. Что-то большое и холодное, как ледяная струя сквозняка, и в то же время тяжелое заметалось по каюте, прошелестело в воздухе и вылетело в кольцевой коридор.
— Скорее каталку! — первым опомнился Алексей.
Через минуту мы уложили Юру в медицинском изоляторе. Тело его снова обмякло. Веки бессильно закрылись. Губы шевельнулись.
— Мне холодно… Кто здесь? — это был его нормальный голос с нормальными человеческими интонациями. — Я не хочу. Свет.
— Где ребята, Заяц? — вдруг гаркнул Алексей у него над ухом.
— Там. Они… рядом. В крови… барьер. За барьером.
— Они испачканы кровью? — переспросил я.
Юра застонал.
— Нет, — Алексей мотнул головой, — Здесь что-то другое.
— Она испор… тила мне кровь, чтобы пройти… — Юра снова застонал, — чтобы пройти барьер. Она назвала… это — сквозь… проклятье. Туда возвраща…
— Куда?
— Обелиск. Каменный… урод.
— Ему надо обработать рану, — спохватилась Лена.
— Давай я, — я нашел противоожоговый гель. — Я, кажется, понял. Что-то содержится у него в крови.
Я густо намазал гелем след от ожога на груди. Гель тут же впитался, багровый рубец начал бледнеть на глазах.
— Он говорит о барьере, — сказал Алексей.
— У него в крови нечто, позволяющее преодолеть барьер.
— Надо сделать срочный анализ, — Лена открыла бикс с насадками для медицинских инструментов. — Возможно, тогда мы поймем, о чем идет речь. Отойдите.
— У них не осталось времени, — глаза Юры были по-прежнему закрыты. — Если я не вернусь, если я не вернусь…
— То что? Что? — закричал Алексей.
— Они там за барьером… погибнут, — губы Юры едва шевелились. — Им конец…
— Как конец? Что ты мелешь? — взорвался Алексей.
Юра вдруг захрипел. Дыхание остановилось. По лицу поползла синева. Зрачки расширились.
Укол тетралобелина в шею вернул ему способность дышать, но это была хоть и кратковременная, но самая настоящая клиническая смерть.
Это мгновенно отрезвило нас.
— Что вы делаете! — крикнула Лена. — Оставьте его в покое! Отойдите! — На лбу ее выступили капельки пота.
Путаясь из-за спешки в проводах, мы подключили дыхательную и диагностическую аппаратуру к бортовому компьютеру. Юра оставался без сознания. Алексей и Лена продолжали возиться с полифункциональным диагностером, а я вышел, чтобы проверить герметичность «Тритона» и заодно убедиться, все ли спокойно на побережье.
За наружной диафрагмой мне в лицо пахнул промозглый холод. Голубоватый луч прожектора по-прежнему упирался в накренившийся «С. В.», и сквозь этот освещенный коридор лениво ползли клочья тумана. Не знаю, что я ожидал увидеть. Честно говоря, мне было просто страшно. Я не решался сойти с трапа и несколько минут простоял, сжимая в руке лучемет и затылком чувствуя спасительный тамбур за спиной. В луче прожектора был виден броневой колпак «Тролля», застывшего на склоне дюны. Рядом с ним я различил какое-то движение, блеснул отраженный оранжевым цветом глаз, и на бархан выполз пятнистый щитозуб.
Вернулся я минут через пять. Юра глубоко и ровно дышал в паутине датчиков. Диагностический комплекс только начал печатать результаты, и на снимках анализа крови под четырехсоткратным увеличением мы сразу увидели нечто необычное. Каждый десятый эритроцит был фиолетовым и имел крестообразную форму. Испорченная кровь?
«НЕТ АНАЛОГОВ», — вспыхнуло на дисплее.
— Нет аналогов, — повторил Алексей, — Дьявольская планета.
«УТРАТА СТЕРИЛЬНОСТИ ПЛАЗМЫ. ПОДКЛЮЧИТЬ ГЕМОРАДИОСОРБЕР».
Автоматически включилось реле. В правом верхнем углу дисплея начался обратный счет. Это означало, что началось выведение примесей из плазмы.
«МУТАЦИЯ ЭРИТРОЦИТОВ… — побежали крупные строчки выводов на экране, — ВОЗМОЖНО, ВЫЗВАНА РАДИОАКТИВНЫМ ПОЧВЕННЫМ ЗАГРЯЗНЕНИЕМ КРОВИ ЛИТИЕМ-7».
— Нет аналогов, — хмыкнул Алексей и вдруг осекся.
«НАЛИЧИЕ АНАЛОГОВ», — вспыхнуло на дисплее.
«РЕЗУЛЬТАТ АНАЛИЗА ОТ 14.12.2190 ГОДА».
— Тогда, когда Заяц проверял, нет ли яда на наконечниках стрел, а нашел только…
— Почвенное загрязнение, — закончил я за Алексея.
— Здесь что-то не сходится, — перебила Лена, — радиоактивен только изотоп лития-8.
— Это на Земле, — возразил Алексей и, поймав недоверчивый взгляд Елены, кивнул еще раз, — Это старые разработки Института Мерности Пространства. В других частях Галактики, где возрастает мерность пространства более «плюс три», например плюс 3,001, вещества приобретают новые свойства. Нерадиоактивные элементы могут становиться радиоактивными из-за более тесного взаимодействия внутри ядер.
— Ты хочешь сказать, что мы… — я посмотрел на Алексея.
— Да, очевидно, на краю такой зоны, — Алексей обвел взглядом медицинский отсек. — Нерадиоактивные элементы здесь начинают фонить. Достаточно вспомнить спектр излучения альфы Эридана.
Наступила какая-то ватная тишина. Счетчик геморадиосорбера успел несколько раз щелкнуть.
— Как нелепо, — прошептала Лена.
— Что?
— Я никогда не верила снам.
Я озадаченно глянул на Лену.
— Снам?
— Да. Перед самым стартом в октябре мне приснился один сон. Далеко-далеко сквозь темноту меня высматривают чьи-то глаза. Не человеческие, а три холодных светящихся глаза.
Мы с Алексеем переглянулись.
— А когда я лежала здесь в забытьи, я разглядела эти глаза совсем близко над собой в разрывах туч. Во сне я хотела спрятаться, убежать, но только теряла силы. Я знала, что, если глаза найдут меня, сон станет кошмарной реальностью. Случится ужасное. Я бежала, задыхалась, оглянулась… и они встретились со мной взглядом. Меня охватил такой страх, что я проснулась и услышала приближающиеся шаги. Сон преследовал меня наяву. В каюте было темно, и когда в дверях остановилась чья-то фигура, я увидела у нее на лице три фосфорических… Я сама не понимаю, как произошло все остальное. Лучемет лежал рядом, и я выстрелила прежде чем успела сообразить, что это может быть галлюцинация. Если Юрка не выживет, я себе этого не прощу.
— Ты просто очень устала, Лена, — чувствовалось, что Алексей старается подобрать простые слова. — Мы все устали. Но все уже позади.
Мы возвращаемся.
— Нет, — я покачал головой. — Мы не возвращаемся, Леша.
— Нет никакого смысла здесь оставаться. Мы стартуем, как только будем уверены, что Юра выдержит перегрузку.
— Нет, — я покачал головой, — Теперь мы не улетим отсюда.
— Это почему?
Я посмотрел на Алексея.
— Они ведь погибнут, если мы улетим. Заяц сказал, что, если он не вернется, ребята…
— Это бред!
— А если нет?
— Возможно. Но, оставаясь на планете, мы рискуем погибнуть все, а так четверо из шести спасутся.
— Да? И ты спокойно сможешь посмотреть в глаза… других курсантов?
— Ты хочешь услышать?
— Хочу.
— Смогу. Потому что этот шаг спасет тебя, его и вот ее! — он не глядя ткнул пальцем в сторону Лены. — И через три дня над планетой будет кружить аварийно-спасательный рейдер! А так — ни черта не будет! Ясно?
— Не надо за меня расписываться, — вдруг очень тихо сказала Елена. — Васич прав.
— Хорошо, — Алексей мотнул головой. — Чего ты хочешь, Васич?
— Пройти по Юриным следам.
— Я надеюсь, утром?
Я промолчал.
— Ты свихнулся, — сказал Алексей.
Я все еще колебался.
— Ну, скажи ему, скажи! — не выдержала Лена. — Чего ты молчишь?
Я вдруг ясно почувствовал, что это та самая минута, которая сейчас разделит нас. Я метнул взгляд на лучемет, который бросил в медицинском отсеке. Алексей перехватил мой взгляд и горько усмехнулся.
Алексей был отнюдь не трус. Спасать свою шкуру во что бы то ни стало было не в его правилах. За это я мог поручиться чем угодно.
Просто я знал его очень давно. Однако и «благородное сумасшествие» было не в его природе. Алексей всегда оставался рационалистом до мозга костей, из-за чего кругом ставился в пример моей мамой, постоянно испытывавшей тревогу за мои непредсказуемые порывы.
Я уже решил предложить Алексею взлетать на «Тритоне» самому, как неожиданно услышал тихое всхлипывание. Я глянул на Лену, но она уже выбегала из медицинского отсека.
— Ладно, — сказал Алексей. — Давай замнем. Разберемся потом. Потом, когда вернемся.
«Если вернемся», — поправил я про себя.
Алексей мотнул головой.
— Леша, и перестань мотать головой! Еще вчера у тебя такой привычки не было.
