17

Вдалеке затихает гром. Гром? Сквозь ветви деревьев в такт шагам слепит глаза косой луч заходящего солнца. Однако с наступлением вечера духота не уменьшается, а кажется, возрастает еще больше. Небольшой ветерок, который хоть чуть-чуть разгонял болотные испарения и охлаждал наши лица, стихает, и становится нестерпимо душно. Комбинезоны липнут к спине, и пот катится градом по лицу.

Сделать бы привал, но рано, да и негде: наша команда пробивается сквозь лес, утопающий в плавнях. Воздушные корни деревьев в этом лесу похожи на гигантских черных осьминогов, восставших из трясины для смертельного поединка. Поднялись они на дыбы, да так и застыли, одеревенели, дав начало черным, узловатым стволам, покрытым колючей чешуей.

Странно, но я совершенно не помню, как мы приземлились. Я абсолютно ясно представляю, куда мы идем, но никак не могу вспомнить, ни как я катапультировался, ни как отстегивал парашют, ни что случилось с «Совой», в которой осталась красная кнопка. Антероградная амнезия. Я уже собираюсь догнать Валентина, широкая спина которого маячит впереди, и расспросить обо всем, но он сам останавливается и, наклонив треугольный лист, жадно пьет дождевую воду. Лицо его в грязных разводах с прилипшими волосками болотной тины. Костистый кадык ходит вверх-вниз, прозрачные капли из уголка рта стекают по серым разводам на подбородке и шее. Волосы его слиплись сосульками и тоже в болотной тине. Последние несколько капель он стряхивает на ладонь и размазывает по лбу и вискам. От этого его лицо отнюдь не становится чище. Валентин тянется еще за одним листом, и тут сверху на его голову падает огромный косматый паук. Наверное, такой же паук прыгает на меня, потому что вдруг наступает темнота…

Я очнулся оттого, что какая-то тварь, высунувшаяся из клочьев тумана, обнюхивала мое лицо. Морда твари была покрыта зелеными костяными пластинами, переходившими на макушке в перепончатый, похожий на рыбий плавник, гребень. Гребень тянулся вдоль спины, как у пеликозавра, и заканчивался на хвосте покосившимися роговыми иглами.

— Кыш, ящерица, — сказал я негромко.

Тварь отпрянула. Желтые глаза ее еще несколько секунд настороженно изучали меня, потом она развернулась и, тяжело доковыляв до топкого берега, плюхнулась в воду, сплошь заросшую пятнами какой-то плесени. По поверхности пошли круги. Несколько пар желтых глаз, увенчанных перепончатым гребнем, скрылись под водой.

— То-то же, — пробормотал я, оглядывая туман вокруг. При первом же движении затылок и шею пронзила острая боль. Осторожно, очень осторожно я приподнялся на локте и ощупал голову. Ничего серьезного: увесистая шишка за ухом, запеклась кровь. До свадьбы заживет. С благополучным приземлением, рыцарь. Что же, однако, с остальными?

Вокруг из-за нависающих ветвей исполинских деревьев стоял полусумрак. Вон оно, то место, где я пролетел: концы ветвей были обломаны, и в сплошном зеленом своде образовался широкий колодец. Судя по тому, что я не завис на парашюте метров за десять от земли, падал я с солидной скоростью — то ли «Сова» меня катапультировала последним, то ли ветки у местной флоры оказались слишком хрупкими. Парашют лежал тут же, рядом. По нему уже успели потоптаться грязными перепончатыми лапами — не иначе та тварь, которую я спугнул.

Туман вокруг снова сгустился. Я отстегнул лямки парашюта и сел. Дышалось, несмотря на густые испарения, легко, только невыносимо воняло болотом.

— Ничего, — пробормотал я, — это можно стерпеть.

Комбинезон мой нигде не был порван, с тупым самодовольством повторяя линялые оттенки мха неопределенного грязного цвета, на котором я сидел.

Болотная живность, напуганная моим падением, стала постепенно приходить в себя и подавать голоса, сначала робкие, потом все громче и громче, и скоро туман вокруг наполнился кваканьем, плеском, какими-то скрипами… Что-то пронзительно застрекотало у меня над головой. Со звоном налетела мошкара, комары не комары, однако, покружив надо мной, быстро разочаровалась и исчезла в тумане.

Как же, однако, найти ребят? Было бы хорошо знать, куда упала «Сова» — там запасы консервов, медикаменты. А еще лучше найти дорогу, ведущую к космодрому, которую мы видели с орбиты. Десять-пятнадцать километров вверх по дороге, — я представил у себя под ногами растресканный искрошенный бетон, сквозь который пробивается колючая трава, — полдня пути, и я на космодроме. Ночью корабельный прожектор в зенит, днем — сирену на полную мощность, сутки-двое, и мы в полном сборе.

На всякий случай, я попробовал покричать. В кисельном тумане мой вопль тонул, словно я кричал в подушку. Даже каким-то незнакомым показался мне собственный голос. Наверное, здорово нас разбросало, на несколько километров. «Сова» падала по расширяющейся спирали… Я облизал пересохшие губы и вдруг услышал слабый, словно далекое эхо, ответный крик.