ГЛАВА 5

Демьян Бермонт спешно наверстывал дела, накопившиеся в его отсутствие. График оказался жестким, на сантименты времени не было. И если подчиненные и раньше знали, что король сух, требователен и жёсток, то сейчас он часто замечал в их глазах не просто опасение — откровенный страх. Что он сорвется и порвет кого-нибудь.

В глаза ему осмеливались смотреть лишь матушка да Свенсен с Леверхофтом — и еще жена Хиля, Тарья, которая, видимо, абсолютно была уверена, что муж ее защитит от кого угодно — и от короля тоже. А еще она его откровенно жалела. И даже когда уехала обратно в их со Свенсеном дом, с пониманием выносила долгое отсутствие мужа, которого излеченный монарх втянул в свой ритм, как и других подчиненных.

Он видел этот страх, чувствовал его запах — и усилием воли возвращал себя в прежнее равновесное состояние. А раздражающих элементов было много.

В замок Бермонт стали приезжать младшие дети линдморов, а за неимением оных — племянники и внуки. И подавляющее большинство из них составляли юные прекрасные девы.

Прибывающих быстро распределяли — прекрасных дев на помощь замковому лекарю и в королевский госпиталь, в приюты и на уход за стариками Ренсинфорса, молодых людей — в гвардейское подразделение. Там, за три-четыре года муштры и общения со взрослыми товарищами мозги встанут на место. Школьников — в королевский пансион на обучение.

А младенцами и их матерями занялась леди Редьяла. Демьян не возражал. Боги не дали матушке больше детей, да и внуков теперь она могла не дождаться. И он знал, что она прекрасно понимает — как бы ни были великолепны молоденькие берманки, съезжавшиеся в замок и наполнявшие его призывным юным женским запахом, нет и не будет у него никого кроме Полины. Зато малыши — совсем еще младенцы, не отнятые от материнской груди и постарше, лепечущие что-то или носящиеся по замку, — очевидно вызывали в ней острое щемящее чувство. Женщины жались к ней в поисках защиты от страшного короля, и она даже ожила немного, успевая решать и их вопросы, и проводить время с Полиной, когда сын был занят. Даже начала оборачиваться, хотя давно этого не делала. С того дня, как погиб ее муж, отец Демьяна.

— На что они рассчитывают? — хмуро спросил Свенсен после очередного представления прибывших, когда партия заложниц самого цветущего возраста вышла из зала. Вид девы имели откровенно жалкий и испуганный. — Что твое сердце дрогнет от взгляда на этих трясущихся от страха невест, ты забудешь свою медведицу и смягчишь приговор?

На что они рассчитывают, король Бермонта осязаемо понял вчера ночью. Он только-только заглянул к себе после неприятного и тяжелого дня, чтобы принять душ. А когда вышел — обнаженный, влажный, взбодрившийся ледяной водой, — обнаружил у кровати стоящую на коленях дочь Ольрена Ровента.

Девушка была прикрыта только волосами, и голову склонила, как надо, чтобы пробудить в звере желание от покорной самки, и пахло от нее будоражаще — она как раз входила в пору, и пробивались уже нотки крови, щедро замешанные на страхе.

— Что тебе нужно? — спросил он, подавляя желание схватить ее за волосы и выкинуть в коридор так, голышом, в назидание другим. Отвернулся, налил из кувшина воды в стакан и выпил — только чтобы успокоиться.

— Вы, мой король, — тихо и робко ответила она.

Демьян усмехнулся, не поворачиваясь.

— За отца пришла просить?

Не понявшая, что ей дают возможность уйти, девушка встала и подошла к нему сзади. Прислонилась, потерлась умело — мужчины у нее уже очевидно были. И он едва сдержал рык, сжал стакан рукой с выскользнувшими когтями, вздохнул, чтобы унять красное бешенство, плеснувшее в глаза.

— Если вы можете оказать такую милость, господин мой, — сказала она уже уверенней и потянулась поцеловать его в плечо. И тут же взвизгнула, засучила ногами — он рыкнул, развернулся и сжал ее горло.

Он не убил ее только потому, что она не подняла глаз и не пискнула даже. Задыхалась, плакала беззвучно, но не смотрела на него — и Демьян медленно разжал пальцы, напоминая себе, что это женщина, а не враг. И даже если ее научили, а не сама по своей глупости решила действовать, не стоит мстить ей за предательство отца.

— Одевайся и уходи, — очень ровно и внятно проговорил он. Подождал, пока несчастная торопливо собрала одежду и выскочила в коридор. Вышел вслед за ней.

— Как пропустили? — сухо спросил у охранников, побледневших при виде короля и, видимо, что-то сообразивших.

— Она сказала, что от леди Редьялы, — ответил старший. — Виноваты, ваше величество.

— После дежурства доложиться Свенсену, пусть определит вам взыскание, — так же ровно проговорил Бермонт. — Ко мне не пускать никого, кроме матери.

Гвардейцы понятливо склонили головы. И он осознал, что его сдержанности опасаются больше, чем гнева.

Вернувшись в покои, Демьян распахнул окна, чтобы выветрить навязчивый женский запах и снова пошел в душ. А потом — во внутренний двор, ночевать рядом с Полиной.

Пол окрепла, уже вставала и бродила по лесочку внутреннего двора, но все равно много спала и не откликалась на его зов и уговоры. Мужа она пугалась, тяжело убегала за деревья и пряталась там, и он привык оборачиваться подальше от нее — во второй ипостаси он явно был приятнее жене, чем в человеческой. А она ему была нужна любой. Только живой.

Нынешний разговор со Свенсеном всколыхнул в нем воспоминания о прошлом вечере. Подобное стоило пресекать раз и навсегда.

— А на что рассчитывают те, кто присылает мне в залог жен с младенцами? — проворчал король, вставая и направляясь к двери — нужно было вернуться в кабинет, там были еще дела. — Что я тут ясли устрою?

— Или что отправишь обратно, — подсказал комендант замка, последовавший за ним.

— Не отправлю, — жестко отрезал Бермонт. — Зато сразу видно, кто осознал отцовскую вину, а кто и тут пытается схитрить. Вот что, Свенсен. Чтобы избежать повторного обнаружения в моей спальне готовых на все девиц — поговори с моей гвардией, с неженатыми офицерами. Девушек не обижать, относиться с уважением и присмотреться хорошо, если кто придется по сердцу, отдам в жены. Будем скреплять кланы с гвардией. Привяжем кровью, в следующий раз подумают, против кого идут. Да, Хиль, что с поисками подвески?

Их шаги громким эхом разносились по пустому коридору — похоже, придворные начали от своего короля прятаться.

— Мы допросили всех колдунов страны, кого смогли найти, — доложил Свенсен. — От ментальной проверки никто из них не отказался, о замыслах Рибера ничего не знают. Но есть зацепки. Несколько человек из темных исчезли почти сразу после свадьбы. Дома пусты, вещи на месте и никаких следов. Ищем, Демьян. Опрашиваем магов в кланах — если кто-то из глав связывался с Рибером, они должны знать. Нам бы линдморов допросить… но как это сейчас сделаешь?

Демьян промолчал, кивком отпуская полковника. Потеря подвески была неприятна. Но еще неприятнее было то, что камень оказался кому-то настолько важен, что его не просто продолжали пытаться выкрасть — ради него принесли в жертву и бермана Эклунда, и колдуна Рибера, и короля Бермонта, который, в свою очередь мог бы заразить почти всю верхушку берманских кланов.

Подвески ему не хватало — он привык к ее тяжести на шее, к ровной силе, которую она излучала. Правда, сил у него теперь, без подвески, было больше, чем раньше. До свадьбы.

И не мог он винить Полину за ее решение. Она себя не пожалела, что ей какой-то камень.

Больше всего ему хотелось забрать ее сейчас в загородную резиденцию, в глухой лес. Найти там старую берлогу, в которой он прятался еще когда был подростком, обернуться и жить с женой под толстым покровом снега, в тишине безлюдных лесов. Носить ей дичь, спать рядом, показывать оленьи и заячьи тропы. Любить ее там, в старых волшебных лесах, помнящих еще лапу Великого Бера и напоенных его силой. И ждать медвежат. Если дети не заставят ее вернуться, то что?

Но страну он не мог оставить. Поля была ему дороже всей власти мира, но разве люди виноваты, что стоит ему удалиться — и покорные ныне линды снова втянут Бермонт в кровавую войну за корону?

По внутренней линии Демьян связался с коллегами и созвал их на внеочередной совет — обсудить сложившуюся ситуацию. Последней он набрал Василину. Попросил ее передать через посольство в Теранови приглашение драконьему Владыке и пригласил вечером навестить сестру.

И только потом, закончив дела, он снова пошел к Пол.

Во внутреннем дворе, к его неудовольствию, было шумно и многолюдно. Точнее, многодетно. В лесу носились дети всех возрастов, визжали, кричали, плакали, матери, расположившиеся на травке, покрикивали и пытались призвать отпрысков к порядку. Но бесполезно. Какой-то мальчишка лет четырех, ничуть не боясь страшного короля, налетел на него, поднял голову, открыл рот в восхищении и потянулся за ножом, который Демьян носил на поясе.

Его величество детскую ручонку отстранил мягко, но непреклонно.

— Беги к матери, — сдержанно приказал он.

Дитя покрутило головой и обняло короля за ногу. Демьян вздохнул, поднял пацана на руки. Он очень хотел сейчас отдохнуть. И побыть с Полиной.

— Кто позволил? — поинтересовался он у гвардейцев.

— Ее величество, — сдержанно ответил один из бойцов. — Распорядитесь убрать детей, мой король?

Демьян качнул головой — он уже взглядом нашел мать, сидящую на траве среди встревоженных женщин, пошел к ней. Ребенок увлеченно ковырял золоченую пуговицу на форме. Леди Редьяла спокойно улыбнулась сыну, поднялась, чтобы взять из его рук мальчишку и передать испуганной матери.

— Матушка, — почтительно, но твердо произнес Демьян. — Здесь детям не место. Не дай боги Пол кого порвет.

Королева-мать протянула ему руку.

— Пойдем, сынок. Посмотришь.

Они тихо прошли вглубь лесочка, почти к самому озеру. Леди Редьяла прижала палец к губам и кивнула куда-то меж деревьев.

— Смотри.

Там меховой горкой, вытянув лапы лежала Пол и урчала. Нежничала. Вокруг нее сновали дети — трехлетние, четырехлетние, какой-то малыш забрался на нее верхом и лежал, обнимая, какой-то примостился под лапу, и она вылизывала его, тыкаясь в живот носом. Вдруг потянула носом воздух, повернула голову к мужу и прижала уши к голове, заскулила и поползла назад, подальше от него. Дети, недоумевая, кинулись за ней.

— Ребятам нужен воздух, — шепотом объяснила леди Редьяла. — Я разрешила вывести, пока она спит, а она сама вышла к нам. Поначалу дичилась, а потом, смотрю, одного лизнула, другого.

— Черт знает что такое, — мрачно проговорил король.

— Ты ведь не запретишь? — с тревогой спросила матушка.

— Нет, — он смотрел, как Пол задом отползла, развернулась и прыжком скрылась за деревьями. — Но сейчас я хочу побыть с ней.

Матушка не стала спорить. Созвала женщин, те собрали детей и молча удалились. А Демьян обернулся, встал на четыре лапы и снова пошел к жене. Звать, уговаривать и заново приучать не бояться себя.

Вечером в среду я намеревалась-таки наведаться к Кате. Подруга уже больше двух недель как вышла на работу в университет, и очень хотелось посплетничать, посмотреть на нее. Рассказать, наконец, о том, что произошло у нас в семье, не боясь сорваться в слезы или грубость.

Но днем позвонила Василина и коротко предупредила, что нас приглашают в Бермонт. И попросила не задерживаться на работе.

Я к залу телепорта прибежала последней. Сестры, отец и Мариан уже ждали меня.

— Извините, — пробормотала я, — срочный гнойный аппендицит.

Вася поморщилась. Я послушно встала рядом с ней, наблюдая, как Зигфрид настраивает кристаллы на арке телепорта.

Встречал нас лично Демьян Бермонт. И смотреть на него было страшно. Одна Алинка пялилась на его желтые глаза и мелькающие во рту клыки с любопытством и пыталась зайти вперед, чтобы разглядеть получше. А я нутром чувствовала, что не нужно сейчас к нему лезть. Поэтому взяла сестричку за локоть и настойчиво придержала ее, отстав от основной группы на несколько шагов. Алинка возмущенно глянула на меня, и я покачала головой.

— Тебе хватит того, — очень тихо сказала я, кивая на гвардейцев, мимо которых мы проходили, — что в твою сторону все встреченные берманы оборачиваются и принюхиваются.

Глаза у этого невинного ребенка стали огромными, она покраснела и уже сама прижалась ко мне.

Мариан, даром что полнолуние уже прошло, крепко держал Васюту за руку и, кажется, едва сдерживался, чтобы не зарычать и не утянуть ее обратно в телепорт. Если честно, и у меня от диких глаз Бермонта и ощущения тщательно подавляемой им агрессии волосы дыбом вставали.

Вася же, словно не замечая исходящей от короля опасности и насупленности мужа, с Демьяном общалась ровно и спокойно. Он рассказывал о самочувствии Полины, обсуждал какой-то будущий совет, сестра отвечала деликатно и мягко, будто они на светском рауте были. Ани шагала позади, рядом с Каролинкой и отцом, холодная и погрузившаяся в свои мысли.

Кажется, сестры так и не помирились.

На улице было уже темно. Погодный купол над внутренним двором едва заметно мерцал, окутанный снаружи сыплющимся мелким снегом, и по круглому щиту, как по стеклу, во все стороны съезжали тоненькие ручейки поземки, закручиваемые ветром. Во дворце, окружающем двор, светились окна, но в них не было видно людей. Словно он был совершенно пуст, не считая охраны. В лесочке горела пара фонарей, ухали совы, что-то шуршало и чавкало. Жутковато так. Бермонт провел нас на освещенное пространство и коротко попросил:

— Подождите.

Через пару секунд рядом с нами встал огромный медведь. Склонил голову, нюхая землю, и потрусил в лес. И через несколько минут вернулся с отчаянно зевающей маленькой медведицей. Маленькой по сравнению с ним, конечно. Мне нынешняя Пол была по грудь. А в сторону Демьяна я лишний раз старалась не смотреть.

Он порыкивал и подталкивал ее носом в бок, медведица тяжело вздыхала и шлепала к нам. Глаза ее были совсем сонными. И звериными. Замерла неподалеку. Оскалилась и зарычала — и тут же притихла, остановленная коротким тявканьем огромного Демьяна.

Так мы и стояли напротив друг друга под фонарем, окруженные лесом — молчаливые и подавленные дети дома Рудлог и наша сестра, превратившаяся в дикого зверя. Полины в ней я не чувствовала. Молчание наше приобретало истерический оттенок — я закусила губу, рядом всхлипнула Алина, уткнулась лицом в грудь отца Каролина. Вася стояла бледная, как мел.

Ани вздохнула, решительно вышла вперед, подошла к мохнатой Пол и обняла ее — я похолодела, ибо тонкая шея сестры оказалась прижата к зубастой пасти. Медведица стояла, не шевелясь, только ворчала угрожающе, поджав уши и набычившись, и косилась на молча возвышающегося рядом зверя. Снова зевнула во всю пасть — и это словно сорвало нас с места. Мы рванули к ней, не слыша уже предупреждающего рычания короля Бермонта, окружили, начали обнимать и гладить. И звать.

Полина, Полиночка! Сестричка!

Гомон и писк стоял невозможный, и я, прижимаясь щекой к теплому, пахнущему животным меху, подумала, что на месте Поли точно бы нас покусала.

В конце концов она, виляя задом и прижимая голову к земле, с утробным ворчанием уползла назад и в несколько прыжков скрылась в лесу.

— Ну, она выглядит довольно бодро, — произнесла я сдавленно и оптимистично и сама почувствовала, как фальшиво это прозвучало. Сестры посмотрели на меня укоризненно. Мы, встрепанные, с покрасневшими глазами, приходили в себя. И понуро отправились обратно вслед за медведем-Демьяном. Он довел нас до телепорта, так и не обернувшись. Коротко рыкнул на прощание и, не дожидаясь, пока мы уйдем в переход, ушел из зала.

Я его не осуждала. Хотя, конечно, это было не только против всех норм этикета, но и против простой вежливости.

Трудно быть вежливым, когда хочется кого-нибудь убить. И когда чувствуешь такую вину.

Пока придворный маг Бермонта настраивал телепорт, Василина о чем-то напряженно раздумывала. И уже когда мы вышли во дворце Рудлог, решительно сказала:

— Девочки. Я хочу, чтобы вы все умели защитить себя. Чтобы ни с кем больше не произошло то, что случилось с Полей. Поэтому в выходные будем заниматься. Ангелина, ты поддержишь меня? Ты говорила, что Владыка Нории помогал тебе освоить родовой дар. Считаю, — добавила она, твердо глядя в холодные глаза старшей сестры, — что мы обязаны научить девочек всему, что умеем и что они способны освоить. Алина уже может тренироваться, а Кариша пусть пока просто посмотрит.

Мы, как всегда в последнее время, настороженно замолчали, наблюдая за продолжающимся и нервирующим всех нас противостоянием старших. Отец глядел на Васю с Ани и хмурился. Но Ангелина не стала спорить. Кивнула и отвернулась.

Чуть позже, когда мы перед ужином расходились по своим комнатам, я увидела, как Вася догоняет входящую в дверь своих покоев Ангелину.

— … не считаешь, что нам наконец-то нужно поговорить? — долетел до меня ее голос.

Жаль, что у меня не хватило наглости остановиться и подслушать дальше. Впрочем, звуков из покоев Ани было достаточно, чтобы составить себе картину происходящего.

Королева Рудлога вошла в покои старшей сестры и остановилась у двери. Хозяйка гостиной прошла дальше, повернулась. В глазах не прочитать ничего. Та самая хваленая выдержка, которой самой молодой правительнице так не хватало.

— Ани, — сказала Василина твердо, хотя внутри вся трепетала — никогда она не умела противостоять старшей, да никогда и не вставала против нее. — Нам всем тяжело. Нам всем плохо. И я сполна чувствую и вину, и боль за то, что не смогла уберечь Пол. Но я отказываюсь извиняться за свое решение. Если бы сейчас меня снова поставили перед выбором, я бы поступила так же.

— Я это понимаю. И разве требую извинений? — сухо переспросила старшая Рудлог.

— Ты уже вторую неделю демонстрируешь, как я неприятна тебе, — резко ответила королева. — Мне надоело, Ани. Мы выясним все здесь и сейчас, и я хочу, чтобы когда мы договорим, больше недопонимания между нами не было. Мне плохо от этого. И семья все видит.

— А мне плохо от того, что ты не поддержала меня, — ледяным тоном парировала Ангелина. — Мне плохо, что Поли с нами нет. Твое слово могло переломить ее убеждение.

— Оно бы переломило ее жизнь! — Василина в отчаянии топнула ногой — спокойствие слетело мгновенно, как и не было его. — Боги, Ани, да включи ты мозги, наконец! Сейчас мы имеем живого Демьяна и надежду для Поли. Если бы мы ее отговорили, Демьян был бы мертв. И Полина бы не справилась с этим!

— С нашей помощью бы справилась, — отрезала Ангелина, не повышая голос. В гостиной ощутимо похолодало. — Все можно пережить. Пережили же мы смерть мамы. Любовь — не то чувство, которое нельзя заглушить.

— Откуда тебе знать? — горько спросила Василина. — Ты думаешь, я слепая? Думаешь, отшвырнула своего дракона и рано или поздно в душу придет мир? Не придет, Ани. Не придет. И ты поймешь это. Поймешь, что нельзя так жить. И я бы не смогла без Мариана, если бы знала, что могла спасти его и не сделала этого. И Полина бы не смогла.

Ангелина не опускала взгляд, но лицо ее постепенно бледнело и глаза светлели, превращаясь в куски льда. Василина не видела себя со стороны — но в гостиной уже щелкал занавесками ветерок, и под ногами сестер ковер схватывался узорчатым инеем.

— Я, — очень четко произнесла Ани, — не желаю обсуждать свои отношения с Нории ни с кем. И я не хочу больше слышать этого, Вася.

— А придется! — зло крикнула королева. — Потому что кроме меня вас видели и слышали и Гюнтер, и Луциус. И половина двора Бермонта. И я хочу понимать, чего ждать дальше. Я хочу знать, что произошло в Песках, черт побери! Потому что я беспокоюсь за тебя! У меня стойкое ощущение, что ты загоняешь себя в пропасть, Ани! Если ты любишь его…

— Не люблю, — отчеканила Ангелина. По стенам с треском побежала изморозь, с жалким звоном взорвалась и осыпалась люстра.

— Не ври мне! — крикнула Василина.

С сухим треском начали лопаться окна, и занавески больше не трепетали — стучали по стенам, покрывшись льдом.

— Почему ты врешь? — в бешенстве кричала королева на замораживающуюся прямо на глазах, прямую, как статуя, Ани — по ее одежде, по волосам бежали вверх полосы инея и дышало от нее таким холодом, что ковер стал скручиваться, поднимаясь. — Неужели ты думаешь, что я перестану уважать тебя или восхищаться тобой за это? Или кто-то из нас? Ани, да мы счастливы будем, если ты хоть раз проявишь слабость! Поля в шкуре медведицы живее тебя! Нельзя хоронить себя заживо! Боги! Да крикни ты! Поплачь!

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне, — каким-то утробным голосом процедила Ангелина. — Уйди, Василина, немедленно!

— Нет, — жестко и яростно рявкнула королева. Застонали от мороза стены, и гостиная не выдержала — полетели друг навстречу другу осколки стекол, лепнины и сворачиваемые в щепу столики и стулья, клочьями под вой ветра начал рваться ковер, и одежда сестер тоже потянулась друг к другу — они же обе чуть отклонились назад, глядя друг другу в глаза, тяжело дыша и стараясь успокоиться. Предметы до них не долетали — осыпались золой и каплями расплавленного стекла у ног. Грохот стоял страшный, будто гигантский механизм со скрежетом быстро перемалывал огромные камни.

И закончилось все почти одновременно — стуком щепы и осколков, осыпавшихся на пол, когда улегся локальный ураган. Вася покачнулась, оперлась о щиплющую пальцы сухим холодом стену, Ани стояла прямо и прерывисто, с сипами дышала. И долго старшие дочери дома Рудлог молчали, приходя в себя под похрустывание откладывающегося льда и шелест ветра в разбитых окнах, ожидая, кто из них заговорит первой. Так долго, что от стен и пола потянулись вверх языки тумана.

— Хорошо, что мы раньше не ссорились, — устало произнесла Ангелина, оглядываясь. Королева потрясла головой и очень по-взрослому, жестко хмыкнула:

— Все еще сердишься на меня?

— Я люблю тебя, Василина, — сдержанно сказала Ани. — Наверное, я вас всех слишком люблю. Поэтому, прошу, не спрашивай меня о Песках. Я расскажу… Возможно, расскажу, когда- нибудь.

— Больно? — тихо уточнила королева.

— Невыносимо, — ровно подтвердила Ангелина. Василина потрясла одной ногой, другой, расшвыряла носком туфли обломки вокруг и с облегчением уселась на пол. И Ани, шурша щепками и рискуя порезаться, проследовала к подоконнику, оперлась на него спиной.

— Что касается того, что тебе нужно знать. Я не выйду за Дармоншира, Василина.

— Как будто я слепая, — грустно ответила королева. — Зачем этот спектакль?

Ани пожала плечами.

— Купировать сплетни, умиротворить Инландера и дать время остыть Марине. В последнем очень не уверена, Вась. На одно рассчитываю — что если он возьмет ее, то у него хватит чести предложить ей руку и имя. И наша Марина не откажется из принципа. Он… интересный человек. Не слабый, Василина. Далеко не слабый.

Василина расстроенно махнула рукой, ничего не говоря.

— По поводу Полины, — Ани помолчала. — Наверное, я сознаю, что даже будь ты против, Поля все равно настояла бы на своем. Но и ты пойми меня, Вась. Я так привыкла, что вы во главе угла, что на всех остальных мне плевать. Лишь бы вы были живы. Даже если вы жить не хотите. Так было и будет всегда. Ничего важнее семьи. Ничего и никого важнее вас. И мне трудно… принять, что ты можешь думать по-другому. Что ты легко можешь отпустить кого-то из нас на смерть ради такого эфемерного чувства, как любовь.

— Мне не было легко, Ани, — сердито ответила королева. — Мне и сейчас не легко. И решение далось мне очень тяжко. Будь у меня хоть капля сомнений в том, что она сможет выжить без своего Демьяна… я бы дрогнула. Ты же видишь, как я категорически против Марининой увлеченности Кембритчем. Я не вижу там любви, одно упрямство и стремление к острым ощущениям. И он не кажется мне достойным кого-либо из семьи.

Ангелина задумчиво покачала головой, а Василина продолжала:

— Но даже при том, что я не вижу любви, если бы она хоть слово мне сказала… но она не может. А с Полиной… ну все же очевидно, Ангелина. Посмотри на отца. После смерти матери он так и не ожил. Существует, а не живет. И задержали его здесь мы. Не будь нас — как думаешь, что бы он сделал? А что бы ты сделала, если бы мы все погибли?

— Я бы не остановилась, пока не отомстила бы всем причастным, — ровно ответила Ани.

— А потом? — грустно спросила королева.

— Жила бы, чтобы не прервался род Рудлог, Вась.

Василина вздохнула и встала.

— Ты невозможно упряма.

— И ты, к моему удивлению, — сухо улыбнулась старшая Рудлог. — Василина. Не тревожься. Я могу быть сердита, но я не перестану любить тебя. В конце концов ты королева и я обязана смириться с твоим решением.

— Ну зачем ты так, — расстроенно спросила Василина. — Разве я хоть одним словом или делом обратилась к тебе как повелительница, а не как сестра?

— Нет. Прости. Хотя, — Ани пожала плечами, — и стоило бы. Тебе нет нужды щадить меня, Василина, ты не обидишь меня.

— Даже если решу выдать тебя своей волей замуж? — опасно поинтересовалась королева.

Старшая Рудлог улыбнулась холодно и выразительно глянула на сестру. И та улыбнулась в ответ — они друг друга поняли. И Ангелина продолжила, словно не было этой паузы:

— Вот, например, сейчас ты мне нужна как королева, ваше величество. Можешь договориться с Хань Ши о частной встрече со мной? Никакого официоза, короткий разговор.

— Что ты придумала еще, Ани? — с тревогой спросила королева.

— Я хочу убедиться, что проклятия не существует, — ровно ответила старшая Рудлог. — Мне надоело, что с нами происходят несчастья, я не верю, что это совпадения, Вася. А у Хань Ши есть возможность дать страждущим задать вопрос. И получить ответ. Потому что если оно есть — я сделаю все, чтобы снять его. И защитить вас.

— Разве там не требуется какая-то чудовищная оплата? — Василина задумалась, с сомнением наморщила лоб. — Я смутно помню, но говорили, что за вопрос колодцу то ли двадцать лет жизни отнимается, то ли что-то очень дорогое спрашивающему. Ты не помнишь?

— Слухи, — усмехнулась принцесса Ангелина. — Чтобы не было толп желающих.

Василина настороженно всмотрелась в невозмутимую, уже пришедшую в себя сестру и неохотно кивнула:

— Я поговорю с ним на совете, — она огляделась. — Ну что? На ужин? Успокаивать родных, что мы живы и не убили друг друга?

— Да, нужно, — Ани пошевелила ногой кусок ковра. — Сейчас. Вызову горничную, пусть организует уборку. И приду.

Сестры разошлись. И ни одна из них не показала другой, насколько тяжело им дались прошедшая вспышка и разговор.