94. Суть делаться лучше
Биллов день проходил безмятежно, сонно и счастливо и был заполнен в основном лежаньем на травке, с головой Летти на груди и с кружкой пива в руке.
— Итак, — сообщил Билл Балуру, когда солнце коснулось гор на дальней стороне долины, — теперь пророк — ты?
— Но ты же суть мертвый, — поделился наблюдением ящер, пожимая плечами. — Кому-то надо занять место.
Билл слегка усомнился в логичности утверждения. Впрочем, было совершенно логичным и то, что он больше не пророк. Разжалование из пророков Билл перенес радостно и с легкостью. И надеялся так же переносить и дальше.
— Так что — вот она, — сообщила Летти.
— Кто? — поинтересовался Балур, изрядно глотнув из кружки с элем.
— Твоя лучшая жизнь, ради которой мы пришли в Кондорру. Ты заделался пророком. И что, доволен?
— Честно говоря, затея иметь лучшую жизнь, — задумчиво изрек Балур, — суть намного более твоя, чем моя. Я пребывал счастливым, просто убивая народ за деньги.
— Точно так говорили большинство религиозных вождей, каких я знала, — заметила Летти.
Билл решил, что если он сейчас сменит тему, то избавит себя от ночных кошмаров.
— А как насчет тебя? — спросил он у Летти. — Кем ты собираешься стать с новоиспеченным богатством?
Она глянула на Балура. И сразу отвела глаза, уткнувшись в кружку с элем.
— Это суть в порядке, — спокойно заметил Балур. — Я понимающий. В Аналезии иногда бывает время, когда племя разрастается и пустыня не может его прокормить. Тогда мы бываем собирающими в одно место всех слабаков, которых суть более не хотим своим племенем, и выпихиваем их найти собственное место жизни. Или, чаще, смерти.
У Билла появилось странное ощущение, что эта история, по замыслу ящера, должна тронуть нежные струны души.
— Значит, наше племя из двоих стало чересчур большим для этих мест? — осведомилась Летти.
— В моем племени сейчас суть пятьюдесятью тысячами больше, — сказал Балур, пожимая плечами. — И я не уверен, что там пребывает место для балласта вроде тебя.
Летти немного задумалась, затем улыбнулась и обняла Билла.
— Лично я всегда считала, что для племени двое — самое лучшее количество.
Если бы Билл скончался в ту же секунду, то посчитал бы жизнь прожитой не зря.
Но он не скончался. Он увидел идущего к нему Фиркина, и солнечное безмятежное счастье спряталось за тучей.
— Вот же дерьмо! — пробормотал Билл.
Если кто и не был убежден, что Билл как пророк умер окончательно и бесповоротно, так это Фиркин. Он-то наверняка предпочитал видеть пророком Билла, которым намного легче понукать, чем огромным ящером.
— Доброго завтра, — приблизившись, выговорил Фиркин заплетающимся языком и взмахнул бурдюком. — Но погодите… разве завтра?
Он поглядел на бурдюк.
— Это не завтра, а вино.
Он приложился, запрокинув голову. Потом вытер губы.
— Определенно — вино.
Он осмотрел всех, прищурился, наклонил голову.
— Билл, доброе утро! — изрек Фиркин и шлепнулся задом на траву.
— Добрый вечер, Фиркин, — отозвался Билл.
— Утомительное оно дерьмо — быть голосом пророка. Орать столько надо, — поведал Фиркин и потер глотку. — Иссыхаю совсем.
Он приложился к бурдюку снова.
— Ну да, — согласился Билл и в это мгновение ощутил себя странно одиноким.
Похоже, никто не собирался его спасать.
— Э-э, ммм, — выдал он, подыскивая нужный ракурс, — а как там пророк?
— А отчего сам не спросишь? — удивленно спросил Фиркин. — Вот он прям тут сидит.
Старик указал пальцем на Балура.
Билл почувствовал облегчение настолько огромное, что едва не воспарил к солнцу.
— Балур — пророк? — переспросил он, еще не веря, что все так замечательно.
— Он говорил мне сам — таки да, — подтвердил Фиркин, пожимая плечами. — Сказал, что пророк хочет пива и шлюх, в таком вот порядке, а он пророк, и потому надо слушать и доставить, и живо. Я огласил, мол, пророк сказал: пива и шлюх; и вдруг они оказались повсюду.
Он несколько раз моргнул и потер лысину.
Билла ужасала необходимость развивать тему, но что поделаешь?
— Но ведь он сказал тебе в Африле, что пророк — я.
— Ты сказал, что не пророк. Он сказал, что ты пророк. А теперь он говорит, что пророк — он, — поведал Фиркин и пожал плечами. — Я всего лишь передаю слова пророка. Не буду ж я с ним спорить? Ты глянь на его размеры!
Билл глянул на Балура.
Ящер кивнул.
— Должно сказать, я суть изрядно великолепен в области размера.
Билл смешался, не зная, что и сказать. Все выходило так замечательно! А Билл не был вполне уверен, что с ним может происходить замечательное.
Фиркин щербато ухмыльнулся и шлепнул его по плечу.
— Билл, а мы ведь сделали это. И прям так, как говорили долгими ленивыми вечерами много лет назад. Мы погубили всех драконов, освободили людей и разбогатели.
Он внезапно обнял Билла. Крепко.
— Мать честная, я по-настоящему горжусь тобой, — сказал он, и его голос по-настоящему дрожал от волнения.
Билл смотрел на него, не в силах выговорить и слова.
— Ладно, — произнес Фиркин и встал. — Я пошел разносить благую весть и всякое такое. Как бальзам на душу. Только ртом. Хотя бальзам, вообще-то, ртом не разнесешь. Ну можно, конечно, но весь будет в слюнях.
Он потянулся.
— Знаете, я только так, ноги размять.
Он побрел прочь, временами прикладываясь к бурдюку.
Билл глядел Фиркину вслед, и тучи в душе рассеивались одна за другой.
— Ты понимаешь, о пророк, что теперь ты надолго с ним? — спросила Летти у Балура.
— Я его суть приструню, — безмятежно предположил Балур. — Посмотри на мой размер.
Летти издала краткий смешок, обернулась и посмотрела на Билла.
— А как насчет тебя? — спросила она.
Затем она поцеловала его, и на минуту весь мир стал мягкостью ее губ и ароматом волос.
Она отодвинулась и спросила:
— Кем ты собираешься стать?
Билл глядел еще секунду на удаляющегося Фиркина, потом посмотрел на Летти. И на мир за ней. На празднующие толпы. На мертвых драконов. На голубое небо и белое солнце. И вдруг понял с абсолютной ясностью, кем станет.
— Я собираюсь стать счастливым, — ответил он.
