— Ох! — выдохнула Чуда.

Основательно выдохнула, чтобы освободить место все разрастающемуся изумлению.

Дантракс парил над водами озера Африла.

Он был величественен: обрывок небес, отделенный от космической сферы и получивший жизнь. Размах крыльев — длиною во дворец. Чешуя — цвета разгорающихся углей, чернота, подернутая раскаленным багровым сиянием. Когти — серая полированная сталь, зубы — желтизна старого пергамента. Дракон плыл на термальных потоках над озером, словно король, направляющий скакуна в битву. Его жилистый хвост рубил воздух. Чешуи на спине вздымались, словно рыбий плавник. Массивная голова — размером с фургон, и почти во всю ее длину — колоссальные челюсти.

И глаза — яркие, желтые, пылающие.

На мгновение Чуде показалось: их взгляды встретились сквозь воды и расстояния, словно любовники на первом танце. Драконьи глаза врезались в душу, снесли напрочь все ее слои, всю заботливо выстроенную броню учености, морали, человечности, оставили только пламя, мотыльком пляшущее в огромной зенице.

Но Чуда не осталась одинокой в наготе души. В короткое, но показавшееся упоительной вечностью мгновение Чуда поняла: у дракона та же пылающая неистовая природа, первобытное зверство — но и величие. Он правил долиной, потому что в его природе заложено править. Он — властелин, король, венец творения.

А потом Дантракс заревел.

Чуда охнула — и не смогла вдохнуть. В ней не осталось места для воздуха, вытесненного изумлением.

Звук прокатился сквозь нее, отозвался живой дрожью в каждой клетке — и стал никем не слыханной, сокровенной музыкой духа.

Чуда жадно впитывала каждую, даже самую крошечную мелочь, стараясь намертво запечатлеть ее в памяти: число зубов, их примерную длину и ширину, размах крыльев, количество костей в каждом, их движение при махе относительно спины, форму мускулов, напрягшихся, когда дракон замедлился над берегом и завис на мгновение в воздухе, даже тип и размер жировых складок, свисавших с грудной клетки. Величественным было даже драконье брюхо. Такой размер и дерзкая округлость! Такой пупырь!

Чуда попыталась разложить все по полочкам. Заставить себя запомнить все так, как будет представлять потом.

С берега доносились дикие крики убивающих и убиваемых — тех самых людей, о которых Чуда заботилась по пути сюда, кого отчаянно старалась сделать довольными и здоровыми. А теперь ей было наплевать. Все осталось за спиной, заслоненное представшей взгляду упоительной роскошью.

— Прекрасен! Он душераздирающе прекрасен! — выдохнула Чуда.

Дантракс с треском и грохотом шлепнулся на внешнюю стену гарнизона, когтями задних лап размалывая в щепу ухваченные бревна. Стена дрогнула, просела и рухнула. Дантракс упал на лапы.

— Фе! — выговорил стоящий рядом Балур, о котором Чуда уже забыла. — Гребаная жирная ящерица! Она суть подохнет тут.