Черные стрелы
Нагретая солнцем и теплом человеческого тела, сухая солома источала приятный, даже уютный запах. Пусть и слабо, но она покалывала открытые участки кожи, причиняя нежеланное неудобство, но даже так, явно выигрывала у твердого днища телеги.
Мужчина лежал в глубокой скрипучей повозке. Закинув руки за голову, он разглядывал голубое осеннее небо, немного щурясь от теплых лучей заходящего солнца. Ему нравилось следить за пушистыми облачками, неспешно и безмятежно проплывающими наверху. Это всегда успокаивало.
Телега ощутимо тряслась, но и зачастую резкие рывки, словно убаюкивая лежащего на соломе человека. Он лежал, слушая негромкий разговор двух мужчин, сидящих в изголовье, что переливался с журчанием пробегающей мимо узенькой речушки.
Мужчина с хрустом потянулся и закрыл глаза. День, проведенный на городском рынке, порядком утомил его, а покупатели, сразу же облепившие телегу успели порядком надоесть. Теперь же, когда все выделанные шкуры были проданы, и пришла пора возвращаться домой, мужчина тихо радовался долгожданному спокойствию.
Мысли о доме всегда согревали его душу, где бы он не находился: будь то шумные города или темные леса Приграничья, в которых пришлось провести двенадцать долгих лет. Мужчина не считал, что ему не повезло, и он оказался одним из трех юношей, выбранных для военной службы на благо королевства.
Отец всегда служил своему сыну примером во всем, и пойти по его стопам казалось в те дни счастьем. Лежащий в телеге мужчина искренне недоумевал, почему его старик так грустно смотрел сыну вслед, когда тот покидал родную деревню, чтобы вступить в один из пограничных отрядов.
Пришедшее позже осознание не принесло ни радости, ни удовлетворения. Его старик знал, что ждет сына и, видит бог, не желал ему такой судьбы.
Когда четырнадцатилетний мальчик, покидающий отчий дом, оглянулся назад, то увидел мать горько плачущую на плече у мужа. Такой он ее и запомнил. Она не дожила до того дня, когда ее сын, спустя двенадцать лет, вернулся домой целым и невредимым.
Год тогда еще юноша, провел в тренировочном лагере армии Арсетрда, затем еще один год в пограничном отряде и еще восемь лет в густых лесах Наэры, воюя с народом этих земель — детьми Леса. Восемь долгих лет бесконечных вылазок, разведки окрестностей, засады, облав, кровавых стычек и отражения неожиданных атак противников.
Однако, это было еще не все.
Неприятные воспоминания десяти лет войны, меркли в сравнении с теми, что пришлось пережить после того, как между королевством людей и лесным народом был объявлен мир. Десятки лет войны за земли остались в прошлом, и недавние враги вынуждены были объединиться перед лицом новой опасности.
Пролитая в Великих Лесах кровь впиталась в священную для наэр землю, лишив духов этих мест рассудка. Они вырывались наружу из своих убежищ, ведомые неудержимой жаждой крови, оказавшейся столь сладостной для призраков прошлого.
Все, кто попадал под влияние духов Застывшего леса, изменялись навсегда, становясь его безликими тенями, с которыми объединенная армия наэр и людей вела войну уже несколько лет.
И эта война, в отличие от минувшей, оказалась сущим кошмаром, каждый год в круговерти которого, тянулся бесконечно долго.
Теперь же, когда бывший солдат, спустя дюжину лет вернулся домой, отслужив положенный ему срок, прошлое продолжало преследовать его. Оно не отступало ни на шаг, днем — маяча размытой тенью за спиной, а ночью — заключая в свои объятья и шепча на ухо бесчисленные воспоминания о пережитом кошмаре.
Вот и сейчас, прошлое обдало мужчину неприятной волной холода, когда ему вспомнились кровопролитные бои, погибшие товарищи и колючий страх перед неизвестностью, затаившейся среди мертвого леса и слившейся с пляшущими тенями и непроглядным туманом.
— Сынок, может, дождешься ночи, прежде чем спать? — сухой и немного дребезжащий голос принадлежал немолодому мужчине, правящему двумя запряженными в телегу лошадьми.
Его волосы, как и длинную бороду уже окрасила серебром седина, но в глазах все еще искрился юношеский задор. Поводья он держал одной правой рукой, так как лишился левой очень давно, когда нес службу на границе.
— Да пусть поспит, — второй голос, звучал намного мягче и доброжелательнее, а его обладатель, грузный мужчина средних лет, носил серые свободные одежды пилигрима. У него было добродушное, открытое лицо с крупным носом и толстыми губами, с которых не сходила приятная улыбка.
— Я не сплю, — лежащий в телеге сверкнул зелеными глазами, но не спешил вставать. Пошарив рукой, он взял изогнутую соломинку и принялся задумчиво жевать ее кончик.
— Ну, тогда смени меня, а то старые кости уже ноют! — потребовал правящий лошадьми старик, заерзав на твердой скамье и закряхтев.
— Хорошо, — мужчина легко сел и еще раз потянулся. Перебравшись вперед, он принял поводья из руки отца, заняв место на козлах.
— Вот спасибо, Тенро! — теперь пришла очередь старика растянуться на ароматной соломе. — Я подремлю чуток, разбуди, как устанешь. — Эй, а ты-то куда! — Возмутился он, когда в телегу запрыгнул большой лесной волк и, радостно вывалив язык, уставился на старика своими желтыми глазами.
— Нагулялся, Ар? — оглянувшись через плечо, Тенро подмигнул волку и тот вильнул хвостом, видимо в знак согласия. — Ложись, поспи.
— Лучше бы ты так об отце заботился, а не об этой животине! — сокрушенно проворчал однорукий мужчина, неохотно двигаясь, когда мохнатый волк, свернувшись калачиком, улегся рядом с ним. — Приволок это мохнатое чудовище, на наши головы!
— Ты же знаешь, отец, — Потянувшись назад, Тенро потрепал питомца за ухом и тот, извернувшись, лизнул руку человека. — Мы с ним многое пережили!
— Может мне ему еще и спасибо сказать за то, что приглядывал за моим непутевым сынком в лесах приграничья?
— Скажи, ему будет приятно, — Тенро улыбнулся, услышав недовольно ворчание родственника.
Вскоре отец прекратил выражать недовольство, смирившись с мохнатым соседом, уже мирно посапывавшим и согревавшим своим теплом бок человека.
Долгий день, проведенный в непривычной роли торговца, измотал старика. Сам Тар и его сын Тенро были охотниками, они жили тем, что продавали шкуры животных. Правда, раньше общением с покупателями занималась покойная жена Тара, теперь же старику самому пришлось взять на себя эту, как оказалась, нелегкую обязанность.
Военная служба в разведывательном пехотном полку сделала Тара необщительным, а ремесло охотника, подолгу бродившего в лесах, лишь укрепило эту его черту. Теперь же, глядя на своего сына, он видел в нем собственное отражение — такой же угрюмый, замкнутый, необщительный.
Разве что внешне Тенро больше напоминал мать — те же зеленые глаза и длинные темно-каштановые волосы.
Вспомнив свою жену, Тар загрустил. Вместе они прожили долгую и счастливую жизнь и он не жалел ни об одном прошедшем дне. Неустанно он воздавал хвалу небесам за то, что подарили ему такую чуткую и понимающую женщину, родившую ему замечательного сына.
Тар жалел лишь об одном — Халина не дождалась возвращения Тенро, не увидела, каким он стал, как вырос и возмужал. Но с этим ничего нельзя было поделать. То, что дает Альтос, он же и забирает. Оставалось только надеяться, что жизнь после смерти, о которой неустанно говорят жрецы, все же существует и Халина сейчас улыбается с высоких небес, глядя на своих мужчин.
— Ты бы им гордилась, милая, — шепнул старик, вспомнив лицо жены. Закрыв глаза, он предался воспоминаниям о прошлом, не заметив, как заснул.
Чуткий слух Тенро позволил ему разобрать слова отца, и мужчина грустно улыбнулся. Это не укрылось от внимания пилигрима, и тот произнес:
— Твоя мать сейчас в лучшем из миров, Тенро. Там нет войны и горя, болезней и зла, лишь покой и гармония.
— Складно рассказывайте, Ульн, — молодой охотник немного хриплым голосом и взглянул на сидящего рядом мужчину. — Как и все жрецы.
— Наша миссия перед всевидящим Альтосом — направлять каждого из детей его на путь истинный, — важно, с чувством собственной значимости, заметил пилигрим.
— Знаю — знаю, — кивнул Тенро. — Я много слышал об этом от нашего полкового жреца. Он постоянно твердил нам о боге и о том, что деяния наши угодны ему.
— Ваш жрец был совершенно прав, — беседа о религии доставляла Ульну подлинное удовольствие, и он всеми силами старался удержать ее направление именно в этом ключе. — Воины королевства защищают его жителей от мрака, спасают их, жертвуя собой, а что это, если не великое богоугодное деяние?
— Война, — пожал плечами Тенро, отбросив с плеча тугую косу, в которую часто собирал свои длинные волосы, чтобы те не мешались.
Он давно хотел обрезать густые пряди, но отец всегда отговаривал, говорил, что так он больше похож на Халину. Иногда Тенро чувствовал себя виноватым за то, что не смог приехать раньше и увидеть мать живой. Мужчина понимал, что в этом нет его вины, но осознание не всегда помогало сбросить давящий на плечи груз, который годы войны лишь приумножили.
Опять вспомнив прошлое, Тенро повторил:
— Война. Убиваем или мы или нас, третьего не дано.
— Как только ваш жрец допустил, чтобы его паства так относилась к жизни? — осуждающе покачал головой пилигрим.
— У него не было выбора — его убили, а нового жреца нам так и не прислали. — Тенро выплюнул соломинку под колеса поскрипывающей телеги, покосившись на блестящие воды широкой реки, красиво переливающиеся в закатных лучах.
Так кстати налетевший порыв свежего ветра потрепал выбившиеся из косы волосы охотника, обдав его вечерней прохладой.
Разговор с пилигримом угас. Ульн, кажется, задумался о чем-то своем, а Тенро не хотел ему мешать, к тому же молчать он любил гораздо больше, чем говорить. Служба в разведке, где каждый шорох может стоить жизни, сильно меняет людей.
До деревни было порядка восьми — десяти дней пути, и располагалась она в глухих лесах на юге-востоке королевства. Подобных поселений там было немного; виной тому служило большое расстояние до городов — почти все они располагались севернее, словно стремились отползти от границы Застывшего леса.
Поблизости от Зеленых полян, родной деревни Тенро, стоял небольшой городок Кирлинг, но его отец предпочитал продавать шкуры в Сафрасе, городе более крупном и близком к столице. Собственно говоря, других поселений поблизости от Зеленых полян не было. Такая глушь далеко не каждому по душе, но Тенро она нравилась, и он поскорее хотел оказаться в родных краях. Будь его воля, он бы гнал лошадей непрерывно, но животным требовался отдых и охотник хорошо это понимал.
Как только стемнело, мужчина остановил повозку, разбудил отца, и они начали обустраивать место стоянки. Они намеренно не стали двигаться по тракту, так как это выходило значительно дольше, да и лишних денег на трактиры у деревенских жителей не было. То, что им удалось выручить за шкуры пойдет на нужды деревни.
Каждый житель глубинки всегда просил что-то привезти из города: дети ждали ярких игрушек и сладостей, девушки украшений, а старики целебных настоев, да отваров из трав, что не росли в южных краях. Только мужчины в деревне были неприхотливы: все, что им требовалось — луки, стрелы, копья, да охотничьи ножи. Одежду они делали из шкур, а питались мясом убитых животных, да тем, что смогли вырастить их жены на небольших огородах.
Однако даже суровые охотники, подолгу пропадавшие в лесах, просили тех, кто отправляется в город привести что-нибудь для своих женщин и детей. Что-нибудь, чего сами они не могут достать и Тар вместе с сыном, всегда охотно соглашались, ведь что может быть лучше, чем подарить радость тем, кого знаешь уже очень давно и считаешь семьей.
Пилигрим Ульн познакомился с охотниками на выезде из города. Он дал обет посвятить свою жизнь путешествиям и просвещению тех, кто не желал обрести веру в Создателя или же утратил ее по каким-то причинам.
Поначалу Ульн попросил лишь подвести его, но когда узнал, что новые попутчики возвращаются в родную деревню, где нет ни жрецов, ни храмов, сразу же решил отправиться с ними.
Первоначально он собирался посетить в женский монастырь — Скелосову пустынь или, в простонародье просто Скелос, что значительно восточнее Зеленых полян. Пилигрим хотел преклониться перед местными святынями, но решил, что сам Альтос желает ему иной судьбы. Ульн узрел свое предназначение в просветлении тех, кто не видит истинного света веры и буквально напросился в попутчики к двум неразговорчивым мужчинам.
Тар, который занимал пост старосты деревни не имел ничего против, чем изрядно приободрил странствующего проповедника. Старик считал, что присутствие истово верующего человека пойдет на благо деревне, поэтому согласился на компанию Ульна.
Тенро, во всем прислушивающийся к отцу, также не имел ничего против присутствия жреца. Сам он не интересовался религией, но и не являлся ее противником. Он считал, что каждый имеет право жить, как хочет и верить в то, во что считает нужным, если это, разумеется, не мешает жить остальным.
Пока Тар с сыном разбивали лагерь и занимались костром, Ульн распряг лошадей и теперь негромко читал молитву Альтосу, вознося хвалу милосердному богу за то, что тот направляет стопы отрока своего.
Когда Ульн закончил, пламя костра уже весело потрескивало, отгоняя сгущающийся сумрак. Подобравшись поближе к костру, грузный мужчина протянул руки к огню, но тут к нему подсел Тар и попросил жреца помолиться за его умершую жену.
Вопреки тому, что сам он замерз и сильно проголодался, Ульн не мог отказать старику. Вновь опустившись на колени, пилигрим сложил пухлые руки на груди и снова воззвал к своему богу, моля всевышнего даровать покой душе Халины.
Сам Тар опустился на колени рядом с пилигримом, приняв такую же позу. Он был не грамотен и не знал слов молитвы, поэтому сосредоточенно молчал, с надеждой взирая на звездное небо и слушая монотонное бормотание Ульна.
Тенро наблюдал за ними, выкладывая из сумки небогатые запасы провизии: сыр, вяленое мясо, лук, воду да хлеб. Растянувшийся рядом с мужчиной волк, так жалобно смотрел на все эти приготовления, что был вознагражден за старания солидным куском мяса и ломтем хлеба.
Никого, не дожидаясь, Ар первым принялся за еду, умыкнув у охотника еще и луковицу, за что был в шутку ударен по хитрому носу.
— Мохнатый проныра, — осуждающе покачал головой Тенро, потрепав питомца за ухом.
С животными он ладил куда лучше людей и чувствовал себя свободнее. С тех пор, как он вернулся с войны, Тенро всегда сдерживал себя, подавляя прошлые привычки, неуместные в нынешней мирной жизни. Это не позволяло ему чувствовать себя свободно, в компании незнакомых людей.
— Снова балуешь его? — Ульн закончил молиться и Тар, поднявшись с колен, грозно зыркнул на волка. — Прожорливая зараза, он и нас, как-нибудь, слопает! Или, вон, лошадок!
— Будет тебе, отец, — примирительно улыбнулся Тенро, протягивая Тару мех с водой.
Недовольно засопев, старик напился и, отерев седую бороду, принялся за еду, ловко орудуя охотничьим ножом.
Первым закончил с трапезой, разумеется, Ар, после чего сразу же заснул. Тенро, доедая хлеб, улегся на теплый бок зверя, слушая бесконечную речь пилигрима о величии и милости Альтоса.
Ульн, казалось, вообще может говорить лишь о своем боге, однако эти его речи нисколько не надоедали охотнику. По голосу и выражению лица пилигрима, Тенро понимал, что тот верит всей своей душой, бескорыстно и искренне и он уважал жреца за это.
Однако слова Ульна не находили отклика в душе бывшего разведчика, привыкшего рассчитывать лишь на самого себя, да на боевых товарищей. Он видел усеянные трупами поля боя, разорванные на куски тела друзей, залитую кровью землю, измененных духами тварей и понимал, что в таких местах бога точно нет.
Ульн говорил, что Альтос живет в сердцах и душах людей. Но как тогда быть с теми, чьи души пожрали твари пограничных лесов, а сердца вырвали чудовища, словно вышедшие из ночных кошмаров?
В тоже время многие из солдат не теряли веры, даже когда гибли от когтей и клыков. Были ли он правы?
Тенро не знал ответа на этот вопрос. Возможно, если бы он рос в городе, где есть храмы, как многие из тех, с кем он служил, то угрюмый охотник видел бы жизнь иной. И все же судьба распорядилась иначе.
Мужчина не любил думать о том, чего не случилось и не случится. Он такой, какой есть и его это вполне устраивало. По крайней мере, пока. Оставив ночные беседы отцу и пилигриму, Тенро уснул.
* * *
Бывшему солдату снова снилась война с наэрами.
Он с отрядом медленно пробирался сквозь зеленые заросли Вечных лесов, двигаясь вдоль Серебристой мглы — одной из рек этих земель.
Разведчики должны были объединиться с пехотинцами и вторым отрядом разведки, чтобы вместе отправиться вглубь лесов. Таков был план.
Командир разведчиков, мужчина средних лет, с умными глазами и суровым, немного угловатым лицом, не разглашал подробностей, но каждый воин понимал, что дело предстоит серьезное.
Тенро хорошо помнил этот день и от этого тягостное чувство, сжимающее его сердце стальными тисками, лишь усилилось. Теперь он знал, что произойдет, но был пленником в собственном сне и мог лишь наблюдать за происходящим, глядя со стороны на самого себя, бесшумно скользящего следом за командиром.
Вылазка и то, чем она завершилась, происходило незадолго до заключения мира между людьми и лесным народом.
Отряд разведчиков, следуя к месту сбора, наткнулся на странные следы. Командир принял решение проверить и, пройдя немного вперед, отряд обнаружил тела мертвых наэров. Их было больше двух десятков, и никто из них не дышал, однако тела были все еще теплыми.
Поначалу воины решили, что противники наткнулись на другой отряд разведки, но, осмотрев тела, отказались от подобных мыслей. Похожие на людей, но более хрупкие и стройные наэры были разорваны на части. Легкий сплав их листовидной брони и кольчуги не защитили своих обладателей. Но смертельные раны нанесли не стрелы и не клинки — рваных следов от клыков и когтей было столько, что не сосчитать.
Пока разведчики, крадучись, ходили среди изувеченных тел, они не раз обменивались непонимающими взглядами — лесной народ всегда ладил с животными и люди никак не могли взять в толк, что же случилось на этой поляне. К тому же в кровавой грязи не было следов зверья. Но что самое странное — никто из людей не слышал шума схватки.
Внезапно раздавшийся крик, заставил разведчиков насторожиться. Потом закричали еще раз и ветер, что дул с юго-востока, донес обрывки фразы, на певучем и слегка растянутом наречии наэров. Голосу сына Леса вторил человеческий, призывающий, кажется, отступать.
Вдалеке тонко запел горн лесного народа.
Все как один, разведчики взглянули на командира и тот, недолго думая, жестом приказал двигаться вперед. По мере приближения, голоса людей и наэров становились отчетливее, но в них явно что-то изменилось.
Теперь никто не отдавал приказы.
И лесной народ, и люди кричали от страха и боли. Это подстегнуло разведчиков, и они поспешили на помощь товарищам, явно вступившим в битву с наэрами.
Тенро почувствовал, как напряглось его тело, вспомнил свое прошлое стремление помочь попавшим в беду сослуживцам. Он ощущал былую надежду и понимал, насколько она слепа.
Далее все случилось так, как и помнил следопыт. Память и сон услужливо продемонстрировали мужчине один из худших его кошмаров, заставив заново пережить ужасы прошлого.
Когда отряд подобрался ближе, командир дал знак замедлиться и приготовиться к бою. Сгустившийся туман начал струиться по земле, скрывая ноги людей почти до колен и медленно поднимаясь выше. Идти бесшумно стало труднее и десяток разведчиков, почти не скрываясь, вытянулись в линию и, натянув тугие луки, двинулись к цели.
Впереди, за вековыми стволами высоких деревьев метались неясные тени. Оттуда доносился гвалт боя, истошные крики и призывы о помощи.
Разведчики одновременно выглянули из-за своего укрытия, готовые послать стрелы в тела наэров, напавших на людей, но то, что они увидели, заставило их сердца сначала замереть, а потом забиться в десятки раз чаще.
Люди и представители лесного народа, спина к спине стояли на невысоком холме, заваленном трупами.
Их осталось всего пятеро. Окровавленные и уставшие воины защищались из последних сил. Тенро вспомнил, как вновь натянул ослабленную было тетиву и, вскинув лук, прицелился в затылок одного из нападавших. В том, что заставило непримиримых врагов объединить усилия, можно было разобраться и потом, главное — спасти уцелевших.
Стрела уже готова была ринуться вперед, шелестя оперением и неся смерть на кончике своего стального жала, но Тенро не разжал пальцев.
Он, как и все разведчики, замер в нерешительности, разобрав, что на защищавшихся людей и наэров, нападают их собственные же товарищи. Совершенно бесшумно и беззвучно они карабкались на холм, в попытке дотянуться до собравшихся на вершине, вставая прямо из густого тумана, словно вырастая из него.
Мужчина в рваном плаще пехотинца, чьи плечи еще не успели до конца освободиться от бледных клочьев походящего на саван тумана, по-звериному прыгнул вперед. Повалив на спину одного из людей, он, даже не притронувшись к висевшим на поясе ножнам, впился зубами прямо в горло своего же сослуживца.
Оказавшийся рядом наэр ударил неестественно прыткого человека наотмашь своим кривым клинком, развалив его голову надвое. Глубокий капюшон упал с головы воина леса и Тенро увидел узкое бледное лицо, обрамленное слипшимися медовыми волосами. Губы наэрца были плотно сжаты, большие золотистые глаза прищурены, а на благородном, почти человеческом лице застыло смешанное выражение благоговейного страха и отвращения.
Ударом ноги сын Леса отправил безжизненное тело вниз и быстро склонился над раненным, пытаясь поднять его. Однако человек был уже мертв — его пальцы конвульсивно сжались, после чего расслабились и ранее удерживаемый ими меч заскользил по окровавленной траве.
Тенро не понимал что происходит, но он своими глазами видел, как наэр пытался помочь человеку. Поэтому разведчик вскинул лук и отправил стрелу в висок одному из восставших из тумана лесных жителей, навалившемуся на вооруженного клинком наэрца со спины.
С влажным шлепком наконечник вошел в плоть и пробил кость, выйдя из глаза пошатнувшегося нападавшего. Резко сбросив с себя обмякшее тело, житель леса двумя ударами отогнал наседающих противников и в грациозном выпаде поразил в грудь еще одного, угрожавшего ему длинными когтями.
— Сюда! — истошно завопил один из двух выживших людей, что вместе с наэрами заняли оборону на холме.
Он увидел выступивших из леса сослуживцев и замахал руками. Двое лесных жителей, проследив взгляд человека, коротко кивнули опешившим разведчикам и продолжили методично работать клинками.
— Что здесь происходит?.. — Тенро со стороны услышал свой собственный голос, который, спустя пару мгновений, произнес скверное ругательство, когда несколько пытавшихся забраться на холм мужчин обернулись назад.
Их неестественно яркие глаза, серые, изменившиеся лица и оскаленные клыкастые пасти, заставили разведчика инстинктивно отступить на шаг. Трое изменившихся людей, в одежде легкой пехоты и еще четверо похожих на них наэрцев, но с пепельно-серыми лицами и горящими злобой глазами, опустились на четвереньки и длинными скачками бросились прямо на разведчиков.
Командир молчал, отчего-то не спеша с приказами. Быстро обернувшись, Тенро увидел, что тот лежит лицом вниз, а над ним склонились две скрюченные фигуры в поношенной легкой броне лесных жителей. Их тела были исполосованы рваными ранами и разведчик, похолодев от ужаса.
Тенро узнал в нападавших тех самых наэрцев, чьи трупы недавно видели на поляне.
Восставшие из мертвых рвали тело командира разведчиков когтями, засовывая в оскаленные пасти куски теплой плоти. Пальцы Тенро разжались сами и стрела, рассерженной пчелой, устремилась вперед, пролетев над головой одного из нападавших.
— Убивайте их, это не люди! — кричал все тот же воин на холме, вместе с парой наэрцев, яростно отбиваясь от наседающих противников.
Рука Тенро быстро скользнула за спину, доставая из тугого колчана новую стрелу. Запел лук и подобравшийся к нему ближе всех мужчина получил стрелу прямо в широко разинутую пасть, откуда показался длинный склизкий язык черного цвета.
Не успело первое тело упасть на траву, как вторая стрела лучника настигла вытянувшегося в длинном прыжке наэрца, пробив горло и опрокинув на землю.
Сбросившие оцепенение разведчики начали отбиваться, но изменившиеся люди и наэрцы вырастали из тумана прямо перед ними, терзая тела острыми, словно лезвия когтями и впиваясь в человеческую плоть длинными клыками.
— Выходите из тумана, прорывайтесь к нам! Быстрее! — на людском наречии крикнул тот самый наэрец, что ранее пытался спасти человек с изувеченным горлом.
Теперь, наблюдая за происходящим, словно со стороны, Тенро понял, что сын Леса слегка растягивает слова, но тогда ему было не до этого.
Тенро не знал, сколько разведчиков выжило, их скрывал туман и странные существа, встающие прямо из него. Не видя иного выхода, мужчина последовал совету наэрца, бросившись к спасительному холму.
Он выпустил стрелу практически в упор, и та легко вошла в глазницу заступившему дорогу противнику. Огибая заваливающееся на спину тело, Тенро ткнул луком в серое, когда-то человеческой лицо. Он ловко поднырнул под когтистой лапой и, споткнувшись обо что-то, упал.
На мгновение разведчику показалось, что он оказался глубоко под водой. Когда туман накрыл его — все звуки стихли, дыхание перехватило, а тело сдавило, будто невидимыми тисками.
В голове одновременно забилось множество чуждых человеку мыслей, леденящих кровь свой жестокостью и злобой. Царапая руки об острые сучья, разведчик забился, пытаясь вырваться из удушающих объятий, и ему это удалось.
Не успев подняться на ноги, Тенро выхватил меч и кинжал, сразу же поразив в грудь оказавшегося перед ним противника. Потемневшие звенья кольчуги не выдержали и лезвие клинка, тускло сверкнув, пробило тело насквозь.
Вырвав оружие, Тенро бросился к холму.
Кто-то схватил его за плащ, но не смог удержать разошедшуюся под острыми когтями ткань. Плечо обожгло болью, кажется, кольчуга выдержала. Затем настала очередь щеки и левого бока. Одежда сразу же пропиталась теплой кровью, но Тенро не остановился — первобытный страх придал ему сил.
Короткий меч разведчика взлетел вверх, сразу же обрушившись на нового врага и с хрустом перерубая тому ключицу, а кинжал по рукоять вошел в чью-то шею. Руку Тенро словно окунули в лед, и он поспешно отдернул ее, сбрасывая с перчатки капли холодной черной крови.
Разведчик попытался бежать дальше, но его рука, все еще сжимавшая рукоять меча, резко дернулась — оружие застряло между костей все еще живого наэрца с перерубленной ключицей.
Разжав пальцы, Тенро выхватил из колчана стрелу и вогнал ее существу прямо в глаз, отмечая, что тот вовсе не золотистый, как у всех жителей леса, а поразительно яркий, обжигающий, оранжевого цвета.
Не помня себя, разведчик отпихнул не проронившего ни звука противника в сторону и побежал вперед.
Сперва, Тенро почувствовал, как его пальцы врезались в податливую землю и только потом увидел, что, наконец, добрался до холма.
Оступившись, разведчик врезался носом в землю, услышав, как хрустнула переносица — из глаз брызнули слезы, а на губах появился металлический привкус крови. Рядом в туман рухнул обезглавленный мертвец и чья-то рука, вцепившись в рукав разведчика, потянула его наверх.
Подняв заслезившиеся глаза, Тенро увидел сосредоточенное лицо наэрца, чья белоснежная кожа была заляпана черной кровью. Представитель лесного народа неожиданно сильным рывком вытянул человека на вершину холма.
Наконец смахнув с глаз слезы, Тенро увидел, что до островка земли, возвышавшегося над бледным морем колышущегося тумана, добрались еще трое из его отряда, остальные сгинули где-то внизу.
Между тем, отвлекшиеся было на новых противников существа с серой кожей, вновь потянулись к холму.
— Тенро, держи! — кто-то, кажется Джерд, вложил в дрожащую руку разведчика лук. — Ты лучший стрелок из нас, тебе это пригодится больше.
Рассеянно кивнув, Тенро и сам не понял, как взял слегка непривычное, чужое оружие наизготовку. Отработанным за годы войны движением, он вытащил из колчана стрелу и почти мгновенно послал ее в цель.
Серая голова с облезлыми волосами дернулась, когда в нее вошла стрела, и скрылась под туманом. Рука стрелка быстро метнулась за плечо, запела тетива и еще один враг пал. Тенро поддержали еще один сослуживец, не лишившийся своего лука — довольно молодой паренек, по имени Свен. Стрелком он был вполне сносным и вдвоем разведчики принялись быстро опустошать содержимое своих колчанов.
Собравшиеся на холме мужчины, тем временем, подготовились к бою. Двое мрачных и собранных наэрцев встали плечом к плечу с людьми. Один из них вонзил свой слегка загнутый клинок в землю и, приложив к губам витой рог, дунул в него.
Тревожный звук взметнулся к высоким кронам деревьев и почти сразу ему ответил точно такой же. Совсем близко.
— Нужно продержаться. Помощь близка. — Отбросив в сторону рог, наэрец взялся за меч и дважды рассек им воздух. Выставив клинок перед собой, он слегка подогнув ноги в коленях, приняв боевую стойку.
— Нам бы сюда полк пехоты, — только один человек из тех, кто не пришел с разведчиками, а был на холме с самого начала, остался жив. Это был уже немолодой воин, с сединой в волосах и морщинистым лицом. Он носил нашивки сержанта пехоты на плечах, а в руках сжимал крепкий щит и короткий меч для тесной рубки.
— Поверь мне, человек, наши воины справятся здесь куда лучше…
— То-то их там внизу едва ли не больше чем наших, — презрительно сплюнул ветеран, покрепче стиснув рукоять меча. — Как по мне, так пусть хоть сам Альтос спустится с небес на огненном змее и выжжет этих тварей, мне плевать. Главное — чтобы все они подохли! Все до единого!
Тенро слушал слова в пол уха, не придавая им никакого значения. Сейчас для него в мире существовало лишь две вещи — он и его противник. Темп стрельбы разведчика требовал от него предельной концентрации и всех сил, что только были.
Тугая тетива пела безостановочно, и длинный лук тревожно вздрагивал в руке каждый раз, когда выплевывал смерть в обезображенные лица приближающих существ.
— Я все, отстрелялся, — стоявший слева Свен отбросил бесполезное оружие, выхватив меч и заняв низкую стойку. — Половину стрел растерял, пока бежал сюда.
Тенро не прореагировал на слова, привычно заведя руку за спину, но его пальцы сомкнулись на пустоте. Он, в отличие от сослуживца, был уверен, что сохранил почти весь боезапас, но разница в скорости стрельбы уровняла его с менее сноровистым воином.
Досадливо скрипнувший лук отправился в подступающий туман и врезался в ближайшего к холму изменившегося наэрца. Тетива рассекла серую кожу существа, брызнула черная кровь, но на бледном лице не дрогнул ни один мускул.
— Твари, — ранее лишившийся меча Тенро собирался перехватить кинжал в правую руку, но стоявший рядом житель леса потянул ему меч павшего ранее пехотинца. Оружие было более тяжелым, нежели клинок разведчика, но воин все равно принял его.
— Начинается, — едва успев договорить, наэрец широко шагнул вперед, развернувшись на самом краю обрыва, которым заканчивался холм и начисто снес голову твари, первой выскочившей из тумана.
Крутанув оружие, воин отсек метнувшуюся к его ногам лапу и распорол горло еще одному противнику. Как и все дети Леса, он фехтовал в присущей лишь им манере — то замирая на миг, то двигаясь пугающе быстро.
— Понеслась! — Старый ветеран-пехотинец обрушил свой меч на показавшуюся над обрывом голову. Ткнув приземлившегося рядом с ним противника в лицо щитом, он раздробил тому колено и вогнал острие меча в основание шеи.
Четверо разведчиков вступили в рукопашный бой молча. Странные существа, некогда бывшие людьми и наэрцами, один за другим карабкались на холм, отталкиваясь от пропитавшейся кровью земли когтистыми лапами. Они высоко прыгали, сокращая дистанцию, и постоянно пытались теснить защищавшихся людей.
Широким взмахом, Тенро отсек с тянущейся к нему лапы несколько когтистых пальцев, перехватил нож обратным хватом и, продолжая круговое движение, распорол противнику горло.
Быстро отскочив назад, разведчик сразу же метнулся в сторону и снова вперед, подлавливая противника на противоходе и поражая его сначала в пах, а затем в грудь.
Кинжал соскользнул с выдержавшей укол кольчуги, но меч завершил дело. Кто-то попытался вырвать у разведчика оружие. Когти соскользнули с лезвия и рванули гарду, полоснув мужчину по руке.
Сорвав защищающий руку щиток, когти распороли прочную куртку, легкую кольчугу и вонзились в кожу. Зашипев от боли, Тенро отдернул руку, кинжалом ударив прямо в лицо наседавшему на него врагу.
Глухо вскрикнул сражавшийся с ним рядом Джерд — он оступился и кто-то, ухватив его за щиколотку, одним мощным рывком стянул тело мужчины с обрыва. Из тумана, в котором скрылся мужчина, донесся его резко оборвавшийся крик, а потом оттуда выскочил командир разведчиков с серым лицом, яркими глазами и оскаленными клыками.
Тенро опешил, а вот сражавшийся рядом с ним сын Леса — нет. Наэрец полоснул командира людей поперек груди и обратным движением отсек тому голову, столкнув тело с холма.
Тревожный и раскатистый звук рога прозвучал совсем рядом.
В воздухе вдруг резко запахло дождем и листья на деревьях, ни с того ни сего беспокойно зашелестели.
Тенро мгновенно определил, что поблизости наэрцы творят свою магию. Выработанные за годы войны инстинкты сработали безошибочно, и следопыт низко пригнулся к земле. Затравленно оглядевшись, он едва не став жертвой серокожего существа с яркими глазами, воспользовавшегося замешательством человека. То, что когда-то было пехотинцем, лязгнуло клыками совсем рядом с лицом Тенро, но оказавшийся рядом наэрец успел раньше, вогнав лезвие в пасть твари.
— Спасибо, — пробормотал Тенро, так и не поняв, сказал ли он это вслух или просто подумал.
Выругав себя за неосторожность, разведчик вскочил на ноги. Он уже замахнулся мечом на нового врага, чье сутулое тело выскочило из тумана, как вдруг грудь существа пронзили сразу три стрелы и оно, резко дернув когтистыми конечностями, рухнуло куда-то в туман.
В воздухе зашелестели стрелы и осадившие холм существа начали один за другим падать в туман.
Серебряными росчерками ударила магия наэрцев.
Попадая на серую кожу тварей, волшебство лесного народа прожигало их насквозь, въедаясь в дергающиеся тела и выжигая их изнутри. Странные существа выли, корчились в судорогах и стремились укрыться в тумане, но, внезапно налетевший ветер начал подхватывать его клочья, разбрасывая их в стороны.
Несколько капель магического дождя упали на Тенро, но, словно обычная вода стекли с обрывков плаща. Из-за деревьев, один за другим выбегали воины лесного народа в своих зеленых, похожих на листву доспехах. Под прикрытием магов и лучников, они вступали с обступившими холм тварями в бой, уничтожая их одну за другой.
Через несколько ударов сердца все закончилось.
Устало выпрямившись, Тенро огляделся — из тех, кто держал оборону на холме — выжило лишь четверо. Еще один из разведчиков лежал в неестественной позе в трех шагах от Тенро и его застывшие глаза, не мигая, смотрели вверх.
Грудь мужчины, вместе с легкой кольчугой была разворочена и среди кровавого месива белели обломки ребер, а лицо, ниже глаз, оказалось изувеченным настолько, что узнать мужчину не представлялось возможным.
Не повезло, также, второму наэрцу — ему вырвали кадык и распороли живот, смяв броню, словно старый пергамент.
Единственный выживший из лесного народа, склонился над павшим собратом и, проведя рукой по безжизненному лицу, закрыл потускневшие глаза, золотистые искорки в которых уже померкли.
Затем сын Леса встал и двумя резкими ударами обезглавил мертвецов.
— Отбились, — тишину нарушил голос старого пехотинца. Он сел прямо на землю, отбросив в сторону обломок щита и вонзив залитый черной кровью меч в землю. — Чего будем делать теперь, а, остроухий? — Он выжидающе взглянул на вновь склонившегося над павшим родичем наэрца, чьи украшенные серьгами уши, и впрямь, были длиннее человеческих и слегка заострены на концах.
— Можете уходить, люди, — тихо произнес тот, не отрывая глаз от мертвеца. — Сегодня пролилось достаточно крови.
— А вот твои дружки, похоже, так не считают, — пехотинец с кряхтением поднялся и, поплевав на грубые ладони, снова взялся за меч.
Неприветливо глядя на приближающихся со всех сторон к холму наэрцев, ветеран нахмурился.
— Что? — оторвав взгляд золотистых глаз от мертвого сородича, сын Леса грациозно выпрямился и, выйдя вперед, обратился к соотечественникам.
Он говорил на родном наречии, но Тенро, как и второй выживший разведчик, понимали каждое слово.
— Тихого вам Леса, братья, — знакомый людям наэрец остановился, подняв правую руку в приветствии.
— Светлых тебе небес, брат, — кивнул в ответ высокий и широкоплечий наэрец, выйдя вперед.
Его длинные светлые волосы были собраны в высокий хвост, а две пряди, свисающие вдоль узкого, рассеченного шрамом лица, украшали вплетенные в них нити с камнями янтаря. Мужчина держался уверенно и, видимо, командовал прибывшими на помощь воинами.
— Вы в порядке, криан Шиллэ?
Тенро заметил, как брови стоявшего рядом Свена удивленно поползли вверх: «криан» — обращение к члену высшего сословия, принятое среди народа лесов.
— Небеса сегодня алые Лаэррэ. Духи пробудили мертвых. — Тот, кого назвали Шиллэ, взглянул на почти сокрытый за кронами деревьев небосвод.
— Наши провидцы говорили об этом, — медленно кивнул прибывший с отрядом подмоги наэрец и его лицо, перечеркнуто длинным зарубцевавшимся шрамом, приняло скорбное выражение. — Но давай не станем говорить о наших таинствах в присутствии недостойных. Они могут понимать наш язык.
— Теперь это и их война, — попробовал не согласиться защищавшийся вместе с людьми лесной житель, но его собеседник покачал головой:
— Это решать не нам. Мы должны доставить их к старейшинам.
— Мы отпустим их. — Неожиданно жестко произнес криан Шиллэ, с вызовом взглянув на сородича и сверкнув золотистыми глазами. — Сегодня мы выжили лишь благодаря друг другу и, я думаю, дальше сможем жить только так.
— Это речь не для меня, а для совета.
— Тогда я произнесу ее пред лицами старших, но людей мы отпустим. — Продолжал стоять на своем криан.
— Если Вы так желаете, то я не смею противиться, — покорно склонил голову Лаэррэ. — Они могут… — он начал выпрямляться, скользя недобрым взглядом по людям, и вдруг запнулся на полу слове.
— В чем дело? — проследив взгляд подчиненного, криан Шиллэ стиснул зубы. — Стириат леар! — то ли с сожалением, то ли со злостью прошептал он и Тенро понял, что их дни сочтены.
«Стириат леар» — два слова, которыми наэрцы называли «Черную стрелу» — отряд разведчиков, прозванный лесным народом Ночными убийцами.
Запоздало посмотрев на свою правую руку, Тенро увидел, что разорванная ткань больше не скрывает татуировку на внутренней стороне его предплечья — черную стрелу, пробившую узкий лист по форме напоминавший сердце. Этот знак с гордостью носил каждый разведчик, которого направляли в особый отряд, в чьи задачи входили глубокие вылазки в гущи лесов и убийства знати наэрцев.
Черная стрела — единственный отличительный знак, служил великолепной рекомендацией в армии людей и смертельным приговором среди жителей лесов. Разведчикам наносили на кожу этот символ лишь с одной целью — чтобы всегда помнить, что для них есть только два пути — победа или смерть. Поэтому «черные стрелы» никогда не отступали, всегда сражаясь до последнего.
— Падаль! — взревел Лаэррэ, переходя на человеческое наречие. Он выхватил свой меч и метнулся к Тенро, но криан удержал его за плечо.
— Нет, — твердо произнес Шиллэ на языке людей. — Они спасли меня.
— Но сгубили множество наших соплеменников! — Золотистые глаза наэрца метали молнии. — Все, кто носит знак черной стрелы, должны умереть!
Окружившие людей лесные жители сомкнули ряды, взяв троих воинов в плотное кольцо.
— Вот уж не думал, что придется помирать с живыми легендами, — неожиданно усмехнулся в усы седой ветеран. На него воины лесов больше не обращали внимания, но пехотинец, грубо растолкав наэрцев, встал рядом с людьми.— Пехота своих не бросает. Никогда. — Жестко произнес немолодой воин. — Про вас, ребята, страшные вещи рассказывают и, готов поспорить, живыми нас теперь точно не отпустят.
Тенро, как и второму выжившему разведчику, нечего было ответить. Они прекрасно осознавали, что для наэрцев «черные стрелы» убийцы и кровные враги — их ни за что не отпустят живыми, и пехотинца, скорее всего, тоже.
— Вы, — Шиллэ и Лаэррэ прошли через расступившийся перед ними строй воинов, встав перед пленниками. — Покажите руки, — потребовал криан, и людям не оставалось ничего иного, кроме как повиноваться.
— Вот, гляди, — закатав рукав, старый ветеран с нескрываемой гордостью продемонстрировал наэрцам татуировку меча и щита — символ пехоты.
— Ваш черед, — представитель знати лесного народа, выжидающе взглянул на разведчиков, но те не шевельнулись, лишь сильнее сжали рукояти оружия.
— Ты сам все видел, — тихо произнес Тенро, чувствуя неприятный ком в горле. Он не раз и не два был на грани гибели, но это чувство никогда не доставляло ему удовольствия.
Криан Шиллэ тяжело вздохнул:
— Ты, — он указал на приготовившегося подороже отдать свою жизнь пехотинца. — Мы доставим тебя к границе, и ты вернешься домой невредимым, передашь своим командирам, что вскоре мы захотим поговорить с ними. Запомни — поговорить. А вас, — взора золотистых глаз удостоились и разведчики. — Мы возьмем с собой. Вы спасли меня, но судьбу «стириат леар» решит совет.
— Ты думаешь, нас так просто взять, да? Плевал я на твои приказы, ушастая… — пехотинец попытался поднять меч, но вдруг понял, что не может этого сделать — все тело отказывалось подчиняться своему хозяину. — Да что здесь!.. — ноги ветерана подкосились, и он рухнул на землю.
Прежде чем он успел пустить в ход оружие, в голове у Тенро помутилось и ему вдруг жутко захотелось спать. С трудом подняв глаза, с высоты холма, он увидел нескольких волшебниц лесного народа, которых называли флэриэ, и почувствовал исходящую от них магию.
В глазах у Тенро потемнело, но он не сдавался.
«Сражаться до конца»! — Ухватившись за эту мысль, Тенро удалось на время отогнать от себя чужие чары.
Все «Черные стрелы» проходили специальную тренировку, помогающую им сопротивляться магии наэрцев, а врожденная решимость Тенро лишь усилила его сопротивление.
Встряхнув головой, разведчик увидел, как рядом с ним на землю опустился его сослуживец. Свен безвольно вытянулся на влажной траве — давление волшебниц оказалось почти непреодолимым.
— Даже стириат леар не в силах сопротивляться пятерым флэриэ, — насмешливо произнес Лаэррэ.
Это были последние слова, услышанные Тенро от жителя лесов. Разведчик замахнулся мечом, но тот вдруг оказался на удивление тяжелым, неприподъемным.
Сквозь угасающий рассудок Тенро слышал, как воины наэрцев поддержали слова своего командира одобрительным гулом, а сам Лаэррэ рассмеялся.
— Никогда не сдаваться, — прохрипел Тенро, и сознание покинуло его.
* * *
Резко открыв глаза, охотник увидел поднимающееся над землей солнце. Его робкие лучи уже начали подкрадываться к глазам только что проснувшегося человека.
— Уже встал? — у затухающего костра сидел Ульн, с неизменно добродушной улыбкой взирающий на взмокшего охотника. — Кошмары мучают?
— Иногда, — кивнув, Тенро перебрался поближе к костру, дрожа от непонятно откуда взявшегося озноба. Тепло костра грело тело, а не душу, так что близость огня не принесла желаемого результата.
— Может, расскажешь? — В глазах пилигрима читалось сочувствие и желание помочь, но охотник покачал головой:
— Как-нибудь в другой раз...
