Я посмотрела на часы. Почти четыре – к этому времени я обещала уйти из больницы. Я практически жила в ней с тех пор, как туда доставили нашу малышку. Педиатр впервые услышал шумы в сердце Лизы, когда я привела ее на прием в связи с затяжной простудой.

– Вероятно, ничего серьезного, – уверил меня доктор, – но стоит проконсультироваться в детской больнице.

Через два дня мы с мужем и пятью нашими детьми отправились в Денвер на прием, назначенный Лизе. Мы планировали устроить из этой поездки настоящий праздник – походить по музеям и пообедать в ресторане. Вместо этого мы обедали в больничном кафетерии, ожидая результатов ЭКГ и рентгена грудной клетки. Когда врач позвал нас обратно в свой кабинет, мы узнали, что у Лизы нашли нарушение под названием «открытый артериальный проток».

– До рождения ребенка, – пояснил врач, – кровоток минует его легкие. Когда младенец начинает дышать, этот временный кровеносный сосуд должен закрыться. У Лизы он не закрылся, так что обогащенная кислородом кровь не поступает в ее тело. Ей нужна операция.

Я испугалась, но врач успокоил меня, заверив, что это довольно обычное отклонение.

Лизу положили в больницу, и ее операция была назначена на следующую неделю.

Когда наши друзья узнали о госпитализации Лизы, они повели себя замечательно. Они привозили нам еду и заботились о наших детях. Я каждый вечер уезжала домой, когда Лиза засыпала, а потом возвращалась в больницу в пять утра, чтобы быть там раньше, чем она проснется. Это расписание не лучшим образом сказывалось на других наших малышах. К тому же сегодня у моего мужа, баскетбольного тренера, была игра и он не мог забрать из школы детей перед ужином. Успокаиваемая медсестрами, я согласилась уехать пораньше.

Я снова бросила взгляд на часы. Если я не уеду сейчас, то попаду в пятничную вечернюю пробку.

Я знала, что нужно ехать, но что-то заставляло меня медлить.

Еще пять минут ничего не решат.

В 16:05 я рассудила, что могу спеть Лизе еще пару песенок.

В 16:10 поправила шторы и полила цветы.

В 16:15 наклонилась, чтобы завести для Лизы музыкальную шкатулку. Дочка не очень хорошо выглядела. Губки слегка посинели, дыхание было поверхностным. В панике я нажала кнопку вызова. Подошла санитарка. Она похлопала меня по плечу:

– С вашей малышкой все в порядке. Просто поезжайте домой, позаботьтесь об остальных детях. А мы позаботимся о Лизе.

Я знала, что она ошибается, и бросилась к сестринскому посту.

– Пожалуйста, подойдите! – умоляла я. – С моей малышкой что-то не так.

Одна из сестер взглянула на меня.

– Не волнуйтесь, мы снимали ее жизненно важные показатели меньше часа назад. Все было хорошо. Кто-нибудь из следующей смены снова проверит ее, как только мы закончим отчет. Езжайте домой и не волнуйтесь.

К этому времени я уже была почти в истерике.

– Да помогите же кто-нибудь! – заорала я, мчась по коридорам.

Кабинет кардиолога был сразу за палатами пациентов. Секретарь врача вскочила, пытаясь остановить меня, но я ворвалась в комнату и схватила врача за руку.

– Идемте со мной немедленно, – всхлипывала я. – Никто меня не слушает, а мой ребенок умирает!

– Она неврастеничка, – шепнул врач секретарю, – но я провожу ее обратно.

Я не дала ему «проводить» меня – потащила за собой по коридору.

Один взгляд на безжизненно лежащую малышку – и врач развил бурную деятельность.

Палата мгновенно наполнилась медицинским персоналом. Из угла, куда меня задвинули, я в ужасе слушала обрывки их разговоров: «отказ сердца… немедленная операция… опасная ситуация… она бы наверняка умерла… чудо, что ее состояние обнаружили вовремя…»

Да, это было чудо. Но Бог часто творит чудеса с помощью материнской интуиции.