В 1942 году мне было всего шесть лет, и мир в оккупированном нацистами бельгийском городке Винтерслаг был полон опасностей. Но внутри нашего дома я и мои братья и сестры чувствовали себя защищенными коконом счастья и веры.

Мы были ревностными католиками, и нам часто приходилось поклоняться Богу дома. Во время войны лишь немногие священники служили мессу, и даже когда такие находились, мы опасались лишний раз выходить на улицу. Нацисты порой без всякого повода стреляли по людям.

Моя мать Мариетта Рейс и моя бабушка поощряли поклонение святым. Они рассказывали нам, что у каждого святого есть своя «специальность». Бабушка приходила к нам в гости в День святого Андрея и настаивала, чтобы мы, девочки, молились ему о достойных мужьях. Мы также молились святому Антонию, прося помощи в поиске пропавших вещей, и моей любимой святой Терезе – Цветочку – о защите в тревожные времена.

Однажды мама ходила гулять с маленькой сестрой и порезала руку металлом старой коляски. В рану попала инфекция. Мама еще не оправилась после родов. Питание в военное время было очень скудным, и ее организм не мог сам справиться с инфекцией. Воспаление распространилось на предплечье.

Никаких антибиотиков в продаже не было. На руку накладывали влажные компрессы, но мамино состояние ухудшалось. Местная клиника прислала к нам монахиню, чтобы та заботилась о маме, а также кормила и умывала нас, детей. Она была сестрой милосердия – из тех, что носят большие белые капоры. Эту миниатюрную женщину звали сестрой Елизаветой; мы, дети, называли ее сестрой Бабетт.

Несмотря на заботы сестры Бабетт, гангрена не желала уходить, и ткани маминой руки начали отмирать. У нее поднялась высокая температура, она впала в беспамятство, а потом и в кому. Отец привел нас к ней и велел попрощаться, потому что мама отправится на небеса. Мне было страшно видеть, как она лежит и не двигается. Я не хотела остаться без матери!

Мамин доктор Рейнерт имел в нашем городке репутацию атеиста. Речь его была грубой, нередко пересыпанной ругательствами. Он решил, что маме нужно ампутировать руку, чтобы спасти ее жизнь.

Сестра Бабетт возразила:

– Нельзя этого делать с женщиной, у которой четверо ребятишек, к тому же одна из них – грудная!

Но врач отмахнулся:

– Завтра я приду делать операцию.

В тот вечер сестра Бабетт наложила на мамину руку фотографию отца Дамиана и обвязала ее бинтами. Монахиня воспитывалась в родном городе отца Дамиана, Тремело, и хорошо знала вдохновляющую историю его жизни. Отцу Дамиану было всего тридцать три года, когда он приехал на остров Молокаи на Гавайях, чтобы помогать прокаженным в поселении Калавао. Он заботился о больных и духовно и физически. Отец Дамиан буквально обнимал свою паству. Он перевязывал язвы и умащивал их елеем во время таинства последнего причастия. Собственными руками он помогал своим прихожанам строить жилье. Он мастерил гробы для умерших и даже копал им могилы. Потом отец Дамиан сам заразился лепрой и умер в возрасте 49 лет.

За прошедшие годы сестра Бабетт прониклась особым почтением к отцу Дамиану. Поэтому в ту ночь, приложив к маминой руке его изображение, она молила святого о вмешательстве.

Доктор Рейнарт вернулся на следующее утро с хирургическими инструментами, среди которых была пила. Он снял бинты, увидел фотографию и грязно выругался.

– Что это за бесполезная дрянь?! – выкрикнул он.

– Это отец Дамиан, – сообщила ему сестра Бабетт.

Врач разорвал фотографию, но отпечаток лица Дамиана остался на маминой руке. Ее рана раскрылась, и гной вытек. Гангрена исчезла, а ткани руки восстановились.

Доктор Рейнарт повернулся к сестре Бабетт:

– Что ж, похоже, ваш святой справился со своим делом.

Мама полностью исцелилась. Теперь она, пианистка, снова наполняла наш дом музыкой. Никакой инвалидности!

Отец Дамиан не только исцелил мою мать, но и растрогал сердце доктора Рейнарта. Доктор рассказал всему городу о чудесном исцелении мамы. С того дня он стал верным прихожанином католической церкви.

После войны, в 1946 году, мы всей семьей поехали в Лувэн, город, где расположена штаб-квартира религиозного ордена отца Дамиана. У меня мурашки бегут по коже, когда я вспоминаю небольшое помещение с десятками костылей, прислоненных к алтарю. Стены там сплошь покрыты дарами людей, которые чудесно исцелились благодаря заступничеству отца Дамиана.

В Лувэне священники расспрашивали мою мать об этом чуде. Официальные бумаги со свидетельскими показаниями сестры Бабетт и доктора Рейнарта были подшиты к делу. Исцеление моей матери стало одним из официально перечисленных чудес, которые послужили основанием для причисления отца Дамиана к лику святых.

Когда-нибудь католическая церковь утвердит это решение. Но с той самой ночи, когда он исцелил мою мать, я знала, что отец Дамиан – святой.