9 февраля – 130 лет со дня рождения знаменитого комдива Чапаева. Моя родная бабушка баба Лиза была медсестрой в его отряде. Она рассказывала об этом, но детская память мало что сохранила: бабушка умерла, когда мне было 13 лет, а в те годы меня очень мало интересовали бабушкины ратные подвиги, не девичьего ума это дело.

Зато я хорошо помню саму бабу Лизу и могу рассказать о ней, пламенной комсомолке и коммунистке.

Она совсем не была похожа на традиционную уютную пирогово-сказочную бабушку

Энергичная, с короткой стрижкой, черными, очень живыми и яркими глазами, к которым так шли непослушные смоляные, тронутые сединой кудряшки, вечно выбивавшиеся из прически.

Слишком громкая и бравурная, она вгоняла в тихий ужас мою мамулю, как только появлялась у нас на пороге.

Казалось, цель своей жизни она видит в том, чтобы каждый день своего существования сделать праздником.

Однажды родители опрометчиво оставили нас сестрой на бабу Лизу.

Бабуля сразу же велела нам свистать наверх всех наших друзей и подруг: веселье без коллектива в ее картину мира не входило.

Через полчаса галдящая толпа малолеток заполонила квартиру.

Баба Лиза тут же торжественно объявила фестиваль всяческих конкурсов.

Мы носили через всю большую комнату воду в столовых ложках из одной тарелки в другую: кто быстрее.

Пытались откусить от яблока, привязанного за шнурок к нашей тяжелой бронзовой люстре с хрустальными плафонами.

Прыгали, бегали, боролись, загадывали загадки и орали песни. Такой оргии не было в квартире ни до, ни после этого праздника жизни.

Баба Лиза блаженствовала. Она скакала наравне с нами. Грызла яблоко, свисающее с уже очень опасно накренившейся люстры, пела старые солдатские песни времен революционной юности и пыталась, скача на стуле, изобразить наглядно свои подвиги в отряде Чапаева.

В конце концов даже малые дети поняли, что такое безудержное веселье может плохо закончиться, и стали потихоньку расползаться по домам.

Когда вернулись мои родители, перед ними во всей красе предстала полностью порушенная квартира, глубокие лужи на полу, полуоторванная люстра и их дочурки, без сил валяющиеся в креслах.

Насколько я помню, баба Лиза к тому моменту счастливо успела смыться. Она, как Карлсон, всегда умела вовремя сбежать. Приводить квартиру в нормальное состояние пришлось нам вдвоем с сестрой.

До сих пор моя мама в ужасе круглит глаза, когда вспоминает этот наш день с бабушкой Лизой.

– А если бы люстра упала вам или другому кому на голову, – протяжно стонет мамуля, перед глазами которой до сих пор, не теряя красок, покачиваясь, висит тяжеленная бронзовая люстра, привезенная в наш дом когда-то папой из Индии.

Но никогда ничего плохого ни с бабой Лизой, ни с теми, кто участвовал в ее шалостях, не случалось.

Она была удивительно везучим и легким человеком. Уж не знаю, что из чего проистекало.

Может, ее феноменальная удачливость сделала из нее такого оптимиста?

Но, скорее всего, все же это именно ее радостное отношение к миру заставило его, этот мир, стать добрым по отношению к нашей бабуле – Елизавете Ивановне Милорадовой, из рода славного Милорадовичей.

Да, наша бабушка древнего княжеского рода. Сейчас передо мной лежат большие листы, на которых написано: «История родов русского дворянства. Дворяне Милорадовичи.»

Читаем: «Род дворян Милорадовичей происходит из Герцеговины, где до сих пор живы потомки этой фамилии, принявшие магометанство и переменившие фамилию».

Да, турецкие гонения. Может быть, именно из-за них предки бабы Лизы оказались в России. Теперь не узнать. Меньше всего бабушку интересовала ее голубая царская кровь и история рода Милорадовичей.

Интересно, что мой папа был несколько раз в Черногории. И каждый раз ему там говорили: вы наш.

Действительно, и у бабушки, и у ее сына, нашего отца, в облике было что-то такое южное, средиземноморское.

А на самом деле эта юная княжна родилась в очень небогатой семье и рано пошла работать на ткацкую фабрику. Тут и революция подоспела.

Юная ткачиха Лиза, подхваченная ветром революции, оказалась на фронтах гражданской войны. Она об этом много не рассказывала. Так, какие-то обрывки. Что была в отряде самого Чапаева, что работала в госпитале.

Когда она, будучи медсестричкой, перетаскивала раненого, он, в бреду, со всей силы ударил ее ногой в кованом сапоге в грудь.

Эта травма дорого обошлась бабушке. В тридцатые годы у нее диагностировали рак груди.

Ее в итоге спас очень талантливый хирург того времени, пользовавший все наше советское правительство. Папа мне много раз называл фамилию, но, увы, забыла.

Этот хирург не только отрезал бабушке грудь, он полностью снял все мясо с ребер со стороны опухоли. То есть срезал все что можно и нельзя.

Бабушка показывала нам с сестрой эти страшные рубцы.

Такой варварский метод оказался очень действенным.

Без всякой вспомогательной терапии бабушка, тогда совсем еще молодая женщина, выздоровела и дожила почти до 80 лет. И умерла вовсе не от рака.

Баба Лиза ко всему относилась легко. Она и шрамы свои демонстрировала с явным удовольствием. И думаю, не только нам с сестрой.

Когда она оставалась ночевать в нашей квартире, утро начиналось в шесть.

Именно в это время баба Лиза начинала петь. Не имея особого слуха и голоса, она компенсировала эти небольшие недостатки громкостью.

Бравые оптимистичные песни советских авторов наполняли квартиру до потолка. Бабушка просто не могла себе представить, как можно не начать новый день песней.

Разбуженные злые домочадцы сползались из своих комнат на звук.

Их глазам открывалась дивная картина: баба Лиза в лиловых трико по колено и в лифчике неопределенной расцветки старательно чередовала махи ногами и руками. Это была зарядка.

Моя пуританская мама окрашивалась в цвет бедра испуганной нимфы и сдавленно шипела бабуле:» Баба Лиза, оденься немедленно! Здесь мужчины!»

– Где, кто?! – заинтересованно вскидывалась бабушка, забывая даже на время махать конечностями в разные стороны.

– Как кто? – круглила глаза мамуля. – Твой сын!

– А-а! – разочарованно тянула бабушка. И переходила к прыжкам на месте.

А ведь время-то ей досталось очень трудное: революция, гражданская, отечественная.

И в гражданскую, и в отечественную она работала в госпиталях. Нуждалась, голодала, уставала. А вот как-то не прочитывалась по ее задорному веселому лицу такая непростая жизнь.

Баба Лиза постоянно ездила по стране, бегала в театры и по концертам, обожала шумные застолья. Одна у нее была, по словам моих родителей, удивительная черта: она точно угадывала, в какой компании чего говорить не стоит, и обязательно громким голосом все это произносила.

С евреями она любезно беседовала о злобных происках сионистов, с коммунистами о губительных ошибках партии, с диссидентами о несомненном преимуществе коммунистического строя. И ни разу не ошиблась в выборе темы!

Именно поэтому и произошла эта история в нашей семье.

Мой папа ждал в гости одного своего большого начальника, от которого многое зависело в дальнейшей папиной профессиональной судьбе.

С самого утра папа с мамой накрывали стол, перетирали рюмки, разогревали то, что требует тепловой обработки, и остужали то, что прикупили для собственного разогрева.

За полчаса до прихода дорогого гостя, как это обычно и бывает, обнаружилось отсутствие хлеба. Папа рванул в магазин. Мама дорисовывала лицо, когда вдруг раздался звонок в дверь.

Мама выглянула – на пороге, припрыгивая и прихихикивая, обозначилась любимая свекровь. Абсолютно уверенная, что милые дети оценят ее нежданный приезд по достоинству, баба Лиза аж жмурилась от удовольствия.

Поэтому до нее не сразу дошел смысл слов, сказанных в отчаянии моей мамулей.

– Не пущу, – грозно и непреклонно произнесла моя мать, наваливаясь на входную дверь.

– Это еще почему интересно? – вскинулась бабуля, утратившая обычное благостное состояние духа.

– У меня любовник! – зловеще прошипела ей в лицо перепуганная мамуля. Большая любительница любовных романов, она выдвинула в качестве щита один из самых знакомых по книгам сюжетов. (Интересно, а если бы она больше любила детективы? Призналась бы бабушке в том, что в квартире труп?!)

Бабушка строго-понимающе кивнула головой и на цыпочках выдвинулась к лифту. Надо ли говорить, что никому и никогда не раскрыла бабушка Лиза мамину тайну?

И в своей личной жизни она вела себя так же благородно. Много лет прожила она со своим мужем, папиным отцом, дорастила сына до 15 лет. Но тут началась война.

Мой папа, ее пятнадцатилетний сын, ушел добровольцем на фронт. Муж, крупный партийный начальник, должен был остаться в Москве. А бабушка уехала в Куйбышев, в эвакуацию. Там стала в больнице ухаживать за ранеными.

Эта работа была ей знакома еще по гражданской.

За мужа она не волновалась: за ним присмотрит проверенная домработница Нюся.

У бабушки всегда были домработницы. Они быстро менялись. Но не потому, что у хозяйки был дрянной характер. Просто каждую баба Лиза заставляла учиться, помогала делать уроки, устраивала на рабфак.

Все домработницы, бедные девушки из деревни, постепенно выучивались, получали хорошую работу, оставались в Москве. Вот только Нюсю бабушка не успела никуда определить: война, не до образования.

Папу моего приняли в военно-морское училище, дед работал, баба Лиза трудилась в куйбышевском госпитале. Через какое-то время бабушка вернулась в Москву.

Оказалось, ее домработница ждет ребенка от ее мужа. Так у бабушки не стало семьи.

В семье же бывшего мужа скоро родилась девочка. Ее назвали Галочка.

Тогда баба Лиза пришла в гости к молодоженам и сказала так:

– Нюся, ты выучиться не успела, многого на знаешь, тебе будет трудно воспитывать девочку, я буду тебе помогать.

И всю жизнь бабушка опекала этого ребенка: водила в театры, в кино, на выставки, делала с ней уроки. Всей душой полюбила Галочка тетю Лизу и хвостиком бегала за ней. И сейчас, когда бабушки уже давно нет, к ней на Кунцевское кладбище постоянно приезжает ее Галочка и плачет, вспоминая свою добрую воспитательницу.

Для меня это абсолютно удивительная история. Ведь баба Лиза любила своего мужа. Кроме того, именно он обеспечивал ей богатую спокойную жизнь.

А я уже помню бабу Лизу не в шикарной огромной квартире в центре Москвы, а в большой коммунальной квартире, где она занимала узкую комнату, похожую на пенал.

И при этом такое великодушие. Мне кажется, эти мечтатели первых дней революции действительно изжили в себе собственнические инстинкты, даже по отношению к мужьям и женам.

Можно говорить о том, как это плохо, или, напротив, о том, как чудесно. Но факт остается фактом: они были другими. Наивными и очень опасными в этой своей наивности.

Когда моему папе было 14, уже почти у всех его одноклассников родители были арестованы.

И юноша стал думать о том, что что-то очень не так в советском королевстве. Ведь в его классе учились дети тех, чьими руками делалась эта революция, дети самых преданных партии людей.

И этими мыслями он поделился с самым близким своим в то время человеком – с мамой. Мой папа в то время искренне считал, что умнее его мамы не может никого быть. Он даже рассказывал мне, что в детстве часто размышлял, почему Сталин управляет страной, а не его мудрая мать.

Поэтому своими горестными догадками он поделился прежде всего именно с ней. Баба Лиза удивилась, огорчилась, испугалась.

И на следующий день собралась идти разговаривать об этом с секретарем комсомольской организации школы, в которой учился ее единственный сын.

По необыкновенно счастливой случайности она встретила по дороге в школу друга семьи – старого большевика, видного партийного деятеля.

Мать сразу же стала жаловаться ему на сына. Старый друг схватил бабушку за плечи, с силой встряхнул и сказал голосом, отсекающим всякие возражения: «Ты сейчас пойдешь домой и никогда, ни при каких обстоятельствах ничего и никому не расскажешь о Володе».

Так мой папа был спасен от тюрьмы, а может, и от смерти в сталинских застенках. Ведь смертная казнь допускалась тогда с двенадцати лет.

А баба Лиза сама рассказала эту историю моему папе. Она всегда такая была – душа нараспашку. А уж что в этой душе – кому какое дело. А и не было там ничего такого.

Легким и веселым человеком была наша бабушка. С громким гиканьем съезжала она на восьмом десятке с ледяной горки на картонке, весело кружилась на самых лихих аттракционах в парке Горького.

Раскрутившись на каруселях, бабушка восторженно вопила: «Товарищи, ловите мои очки, у меня улетели очки!!!»

Никогда я не слышала от нее никаких нотаций и нравоучений. Она считала, что люди общаются только для того, чтобы радовать друг друга.

И всегда сама следовала этому принципу. Могла получить пенсию и за час истратить ее на подарки внучкам. Никаких рассудочных решений, никаких планов и здравого смысла.

И конечно, такое сокровище разглядели не только мы.

Бабушке было уже 68, когда она с победным воплем ворвалась в нашу квартиру на улице Горького.

– А! – кричала она. – Я сейчас была в поликлинике старых большевиков, и врач сказала мне, что я еще вполне могу жить половой жизнью!

Побледневшая мать моя опустилась на табуретку.

В процессе выяснений стало понятно, что все не так уж страшно. Бабушке сделал предложение ее старый товарищ по партии, Игорь.

И она согласилась. Пусть молодые были и не очень молоды, но страсти в их юной семье кипели нешуточные.

То дед Игорь запирал бабу Лизу в квартире, не пуская ее на заседания партячейки ЖЭКа, где, по его словам, за ней бессовестно ухлестывал какой-то генерал, то баба Лиза пыталась выследить своего легкомысленного мужа.

Для этого она приезжала к нам с ночевкой, подрывалась в обратный путь в пять утра и в неурочное время влетала в квартиру. Но кроме пустых бутылок водки ей ничего постороннего запеленговать в квартире не удавалось.

И опять же это все было как-то весело, не надрывно, со смехом, прыжками и ужимками.

Сам ее избранник был страшнее Кощея Бессмертного. Многие годы он провел в сталинских лагерях и там потерял здоровье. У него тряслись мелкой дрожью руки, ноги, язык периодически вываливался изо рта. Речь была весьма невнятной.

А ведь любила его бабушка по-настоящему. Наверное, помнила его еще молодым, высоким и смелым комсомольским вожаком.

Когда дед Игорь умер, баба Лиза впервые по-настоящему приуныла. Она вся поникла, стала плакать и говорить, что тоже уйдет.

Как-то она расплакалась в кабинете врача в своей поликлинике старых большевиков. И врач, желая ее утешить, сказала:

– Зря вы так убиваетесь, Елизавета Ивановна. Вот этот ваш муж лично у меня спрашивал, можно ли признать вас недееспособной и переписать вашу квартиру на себя.

После этого разговора бабушка прожила совсем недолго. Можно выжить без многого, но вот без чего-то, оказывается, все же нельзя.

Вещей после нее практически не осталось. Сережек-колечек просто никогда и не было.

Но хранится в нашей семье ее удивительный и бесценный дар – золотое жизнелюбие. Большая часть его досталось нашему никогда не унывающему папе. Несколько крупиц упали в наши с сестрой ладошки.

Сколько-то драгоценных лучиков поймали правнуки бабы Лизы. Конечно, это только брызги ее бескрайнего моря счастья. Но как они нужны нам, как помогают выживать!

Спасибо тебе, наша бабушка, за такое наследство. Пусть из поколения в поколение передается твоя удивительная доброта, твое веселое и радостное приятие мира и всех живущих в нем.