О пресности нашей жизни и способах ее ликвидации
– ликвидации пресности, а не жизни, конечно.
А все-таки можно понять мудрейших авторов древности, которые неизменно заканчивали свое повествование свадьбой.
Действительно, а дальше-то что? Жизнь обычная малоинтересна для посторонних, они сами заняты своей собственной жизнью, только чужой им и не хватает. Нет, можно, конечно, ввести в повествование какую-нибудь сюжетную интригу и приковать к своей книге внимание читателей. Ха, да что там книга, я знаю специалистов, которые могут внести интригу в вашу собственную, а не в выдуманную жизнь, да так, что мало не покажется.
Вот, например, ровно год назад стою я на службе в храме. Воздух наполнен дыханием приближающегося поста. О постном подвиге говорит нам и отец Павел, оглядывая своих прихожан: «Дорогие мои, – с любовью и некоторой грустью начинает батюшка. Затем еще раз бросает взыскующий взгляд на наши лица и продолжает уже гораздо веселее: «Не все из нас доживут до конца этого поста…»
Дальше уже трудно внимательно слушать, потому что гораздо интереснее смотреть на стоящих в храме, чьи лица медленно, но верно приобретают землистый оттенок.
М-да, литература о разного рода предсказаниях, которая в последнее время стала так интенсивно выпускаться, сделала свое дело. Мы теперь на всякий случай каждое духовное лицо подозреваем в таких способностях. Отец Александр рассказывал нам, как к нему пришла женщина и стала жаловаться, что ей предстоит авиапутешествие, а она очень боится разбиться.
«А чего тут бояться, все хорошо в любом случае будет, мы вас обязательно отпоем», – ласково утешил батюшка чадо трепещущее.
Чадо, конечно, выжило, но, по ее собственным словам, стало теперь совсем седое, хорошо хоть не лысое. Так батюшка нас от мнительности исцеляет. И искренне недоумевает, когда жалуемся ему на свои страхи. Вот, говорит, приходит ко мне девушка и говорит, что она смерти очень боится и постоянно думает об этом, извелась вся. А я ей отвечаю: «Счастье-то какое, не каждый монах стяжает постоянную память смертную. А вам Господь просто так дал, сразу. Как же вам повезло».
Зная это, я почти не удивилась, когда батюшка на мой вопрос, где искать его, если ему не случится быть в храме, ответил: «Митинское кладбище, участок 123»(примечание для активных паломников: название кладбища и номер участка изменены, батюшка, слава Богу, еще с нами).
Умеют наши отцы внести некоторую живинку в жизнь нашу, чтобы мы наконец встряхнулись и огляделись. А то так течет себе жизнь, журчит, и написать-то про нее практически нечего. Вот поэтому все свадьбой и заканчивают, подразумевая, что дальше и так все понятно: дети, работы, заботы.
Вот и мы так ровно и тихо зажили в недрах нашей кунцевской квартиры, которая стала уже напоминать небольшой суетливый муравейник. Папуля так вообще был очень рад, что я завела нового домашнего питомца. Он вообще на ура принимал всю ту живность, которую мы с сестрой заводили. Хотя доставалось от этих зверят больше всего именно ему. Он и гулял с ними, и кормил и, конечно, любил и защищал от ворогов.
Так, например, была у нас с сестрой собачка породы бигль по имени Гай. Честно говоря, чудовищное существо. Я из-за нее на всю жизнь осталась уродцем. В моем отрочестве эта удивительно сильная псина протащила меня по всем окрестным помойкам, поэтому руки у меня длинные, как у мартышки. И ноги длинные, как у жирафа, так как затормозить я его не могла и все время прогулки бегала. Не только меня эта собачка изводила, и на всех остальных домочадцев у нее тоже сил хватало. Так, например, мамуля и теперь нет да вспомнит, как купила она раз курочку на рынке…
Жили мы тогда на госдаче, на Сходне. Поля, леса, речки и овражки. Никаких тебе заборов единоличных, никаких шести соток, красота! И вот купила наша мамочка у селян курочку упитанную и радостно приволокла ее в наше гнездышко. Только в дому поняла добытчица, что курочка-то себя не контролирует, то есть воняет (это я по мотивам старого анекдота о спящей протухшей рыбе: а вы всегда себя во сне контролируете?). Повздыхала-повздыхала мама и отнесла покойницу на помойку.
Проходит минут 15. Курицы нет, запах усиливается. Встревоженная мать дозором обходит жилище свое и видит: на террасе сидит счастливый Гай, около него лежит безучастная ко всему курица.
Мама отважно отбивает законную добычу у псины, хватает лопату и бежит в ближайший лесок, чтобы предать несчастную земле. Вернувшись с чувством исполненного долга, мама понимает, что у нее нервный срыв: она чувствует уже ставший навязчивым куриный запах повсюду. Мамуля не хочет принять тот факт, что это месть покойницы и теперь запах, как тень отца Гамлета, будет с ней до гробовой доски, и опять несется по дому, уже изрыгая недостойные матери семейства проклятия и потрясая своими маленькими, но крепкими кулачками в воздухе.
И – о счастье! Это, слава мирозданию, не она сдвинулась на куриной теме, это Гай выкопал куренка гораздо быстрее, чем она закопала, и теперь пытается спрятать его под бабушкиной кроватью. С победным криком сильнейшего мама выхватывает куря из оскаленной пасти кобеля и несется к реке Сходня. Мы с сестрой несемся за ней. Река Сходня, конечно, больше похожа на ручей, но уж больно мама в эти минуты напоминает нам Катерину из «Грозы» в финале пьесы. На наших глазах мама, лихо гикнув, швыряет синее лысое тельце в пучину вод. Если вы думаете, что теперь я вам в подробностях опишу, как мама ночью видела сон, в котором белая убиенная полуразложившаяся куриная дева, обмотанная речной травой, оставляя за собой мокрые следы, медленно приближалась к маминому ложу, так я этого делать не буду. Хватит с вас и услышанного.
Тот же Гай в Москве имел обыкновение сбегать от безутешного отца, обычно это происходило перед какими-нибудь важными мероприятиями типа моих экзаменов. И вся семья вместо сна понуро бродила по улицам, пугая прохожих хриплыми воплями: «Гай, ко мне!» Гай же, как я сейчас думаю, был все время где-то поблизости и откровенно тащился, глядя на наши страдания. Почему я уверена, что он был рядом? Очень просто. Стоило нам вернуться домой и упасть в слезах на койки, предварительно напоив валерианкой отца, которой на одной ноте беспрерывно повторял: «Я чувствую, я просто знаю: больше мы его никогда не увидим! Никогда!», – как ровно через пять минут раздавался протяжный мерзкий вой прямо под окном родительской спальни.
Хочу отметить, что дом наш состоял из 16 этажей и 12 подъездов. Это была первая такая громада в Москве. И как только это собачье исчадие, которое никогда не ходило в школу, могло с такой точностью вычислить наши окна?!
Я уже не говорю о том, что громкость и сила этого воя была такова, что на 14 этаже, при закрытых окнах, мы все вскакивали с постелей и выбегали на балкон. Где уже могли без помех любоваться нашей пропажей. Осчастливленный отец летел пулей к своему собачьему блудному сыну. И часов в семь утра воссоединившаяся семья могла соснуть часок перед началом трудового дня.
Еще много можно рассказывать о Гае, мы все-все помним, такие раны не заживают. И то, как он в березовом лесочке, услышав призывный выкрик моего деда: «Гай, зайцы, ату!», схватил дедову шапку, упавшую с дедовской головы в тот момент, когда тот ринулся показывать собачке, в каком направлении драпанула дичь, и стал терзать ее в клочья. Шапку, конечно, а не дичь. И как он, нажравшись от души коровьего навоза, облевал всю великолепную цековскую дачу деда. Но я думаю, уже и без этого ясно, что трудно было эту собаку любить, легче удавить. А вот папа любил, искренне и нежно. И однажды вступил за нее в неравный бой…
У нас во дворе каждый вечер прогуливал своего дога большой молодой человек, высокомерно из-за спины своего гиганта поглядывающий на остальных собачников. И этот молодой человек имел скверную привычку спускать свою громадину с поводка. А громадина имела скверную привычку набрасываться на всех собак, особенно на тех, что меньше ростом. Бигль, если вы не в курсе, порода хоть и боевая, но небольшая, сантиметров 40 в холке. Поэтому папа не раз выхватывал из пасти чудовища нашего малыша. А потом, потеряв всякое терпение, подошел к хозяину и вежливо попросил, чтобы тот не спускал с поводка своего агрессора. В ответ этот молодой болван схватил моего папочку за воротник пальто и проорал ему прямо в лицо: «Спускал и буду спускать. А ты, старый хрыч, вали отсюда, пока жив».
Да, папе моему в то время было почти шестьдесят. Но глупый молодой человек не знал, что мой папа военный офицер, фронтовик, бывший боксер, хотя, по-моему, бывших боксеров не бывает. Вот и поплатился за это. Папочка его слегка отшлепал и велел больше не шалить.
И что вы думаете! Этот неразумный человек, вместо того, чтобы сказать папочке спасибо за науку, подал на него в товарищеский суд, по месту прописки, заявление об избиении. Что тогда началось в нашем доме!
Мамы в Москве не было, она уехала на какой-то слет одаренных молодых писателей. С нами жила бабушка, мама Аня, юрисконсульт и дама очень четких представлений о правилах этикета. Она была в шоке.
«Володя, – взывала она к отцу, – что же ты делаешь?! Ты же замглавного журнала «Огонек». Это такая высокая должность. Суд сообщит на работу, что теперь со всеми вами будет?!»
Перед мысленным взором мамы Анечки уже проходили вереницей скорбные фигуры: безработного папы, ободранных и голодных нас с сестрой, рыдающей молодой, но уже разжалованной из талантливых мамы-писательницы.
«Анна Андревна, – не стоит переживать, – спокойно и уверенно произнёс папашка, – пойдемте со мной на суд и вы все сами увидите». И бабушка увидела…
За длинным, покрытым старой бархатной зеленой тканью столом сидел высокий пожилой суд в количестве пяти особей. Перед судом, жалобно кривя еще до сих пор пятнистое личико, примостился пострадавший. Бравой шаркающей походкой в помещение вошел седовласый старец. На груди его висели ордена и медали, глаза излучали любовь ко всем, кто бы ни встретился на его жизненном пути.
– Владимир Дмитриевич! – грозно начала председательша суда. – На вас поступила жалоба. И мы не можем понять, как вы, на глазах всего двора, могли избить этого молодого человека! Какой пример вы подаете подрастающему поколению? Мы должны будем сообщить куда следует о вашем безобразном поступке.
– Одну минуточку, – миролюбиво перебил папа. Я не буду ничего говорить в свое оправдание. Слова – это пустое. Позвольте мне только ознакомить вас с некоторыми документами, имеющими непосредственное отношение лично ко мне. Так вот, я в руках держу удостоверение о том, что я ветеран войны. Впрочем, об этом вы и без меня уже знаете. А знаете ли вы, что я еще и инвалид войны? И как вы себе представляете, что я, инвалид, старый человек, практически пенсионер, смог избить этого пышущего здоровьем молодого спортсмена?»
Председательша ошалело переводила взгляд с понурого седовласого старичка на двухметрового синякастого обла и обратно. Сложная работа мысли читалась в ее, декорированном большими роговыми очками, взоре. Наконец, она, резко обернувшись к жертве нападения, громко вскричала:
– Молодой человек, и как вам только не стыдно оговаривать такого уважаемого пожилого человека. Если вы напились и с кем-то подрались, это не повод для оговора!!!
Теперь вы понимаете, почему папа искренне принял в сердце свое Сашу, который был гораздо спокойнее Гая, хотя и менее симпатичным.
Папочка со своим первым внуком Никиткой
Я, сеструха и Гай
Моя мама очень удивилась этому. «Ну как же так, – вопрошала она отца, – все-таки чужой человек в доме, тебе не мешает это?» (Я думаю, мамочке было просто тяжело 24 часа в сутки следить за тем, чтобы Александр не открывал балконную дверь (смотри предыдущую историю, чтобы понять сию интригу).
– Неа, – радостно гудел папа. – Мне не мешает.
А это мы с Гаем такие гламурно-салонные
На самом деле он был счастлив, что наконец в его доме появился еще один самец. Потому что ему было трудно одному сражаться с нашим женским батальоном. А сражения эти иногда были весьма нешуточные.