Книга: Ученые скрывают? Мифы XXI века
Назад: Как отличить научную книгу от лженаучной
Дальше: Почему лжеученый на телеэкране выглядит убедительнее, чем ученый
Реакция на критику: ученый и лжеученый
Неважно, кто вы или насколько значимой считаете свою мысль, – если факты свидетельствуют против нее, она неверна.Майкл Шермер
Ошибки не есть еще лженаука. Лженаука – это непризнание ошибок.
П. Капица
В эпиграф главы я вынес классическое высказывание физика Петра Капицы. Подмечено точно. Непризнание ошибок – значит неприятие критики, верно? Сам собой возникает образ настоящего ученого, смело шагающего навстречу стрелам критики – «умру ради истины!». Лжеученые же робко прячутся в закоулках демагогии – только красные дрожащие уши торчат.
Увы, даже поверхностный анализ истории науки показывает, что реальная картина не столь красива и стройна.
Почему?
Потому что ученые – тоже люди. По большому счету критику не любит никто – ни я, ни вы. Именно умение преодолеть эту «нелюбовь», подняться над ней – ценное качество для исследователя, который стремится быть объективным.
Почему нам хочется уклониться от критики?
Рискую получить от коллег нагоняй за «биологизаторство», но мне кажется, принимать критику – это неестественно для человека. Ведь критик подвергает сомнению результат вашего труда, таким образом – пусть косвенно – посягает на ваш статус, вашу безопасность, положение в сообществе. Это – вызов! Согласиться или хотя бы принять к рассмотрению замечания в ваш адрес – значит уступить («Не мужик!», «Слабак!» – так и слышится за спиной) и потерять всякое уважение соплеменников. Перестанут бояться!
Разумеется, во дворе свои правила, а в научном сообществе – свои. Но борьба за «козырное» место в дворовой компании – в центре лавочки, в лихо заломленной кепке – ведется миллионы лет. «Научное сообщество» с его жалкими несколькими столетиями академического этикета уныло курит в сторонке.
Да, признать за оппонентом право на критику по силам далеко не каждому. Гораздо проще сделать вид, будто бы критика эта никакой ценности в ваших глазах не имеет. Ее как бы нет!
Между прочим, в некоторых случаях это лучшее решение. Посмотрим на ситуацию под другим углом. Ведь насколько разной бывает критика.
1. Критиканство. Как часто цель критика – все та же, из дворового арсенала: повышение своего статуса за счет оппонента. Сам объект критики не имеет значения, ведь это всего лишь повод. Главное же – явить восхищенной аудитории весь блеск критического ума, широкую эрудицию, искрометное (пусть сочащееся желчью) остроумие. Тратить время на знакомство с объектом критики – непозволительная расточительность для «блогера-всезнайки». О книге мы судим по обложке (дизайн за пределами добра и зла!), об авторе – по его фамилии. (Чушкин? Оно и видно, пф-ф…)
Характерный признак критиканства, отличающий его от доброжелательной критики: критиканствующий намеренно закрывает путь к диалогу. Каким образом? Самый простой способ – иронически-издевательский тон и побольше обидных эпитетов. Не нужно церемониться с критикуемым – сам подставился! Пустышка в науке, ничтожество! Если речь идет о личном письме, то расставить все точки над «i» поможет подпись: «Без уважения к таким проходимцам, как вы ты».
2. Дружеская критика, критика от своих – совсем другое дело. Это ведь как бы и не критика, а помощь, поддержка. Очевидно, что среди друзей, родных мы чувствуем себя в безопасности – наши защитные реакции спят. И те, кого мы привыкли называть лжеучеными (то есть «не признающими ошибки»), охотно, благосклонно принимают замечания, если их источник – кто-то из своего лагеря, собрат по оружию, единомышленник. Разумеется, речь идет о замечаниях, не затрагивающих сути. Даже одиозные Глеб Носовский и Анатолий Фоменко в своей работе «Империя» целую главу отвели для доброжелательной полемики с другим известным автором лженаучных книг – Мурадом Аджиевым. Дружеский спор в стане фолк-хистори. Своим – можно!
3. Есть даже обслуживающая критика (термин придумал композитор Георгий Свиридов). По форме – критика, а по сути – восхваление, дифирамбы мудрости руководства, его талантам и «безупречной общественной деятельности».
Помните, у Евгения Шварца в «Голом короле»?
Первый министр: Ваше величество! Вы знаете, что я старик честный, старик прямой. Я прямо говорю правду в глаза, даже если она неприятна. Я ведь стоял тут все время, видел, как вы, откровенно говоря, просыпаетесь, слышал, как вы, грубо говоря, смеетесь, и так далее. Позвольте вам сказать прямо, ваше величество…Король: Говори. Ты знаешь, что я на тебя никогда не сержусь.Первый министр: Позвольте мне сказать вам прямо, грубо, по-стариковски: вы великий человек, государь!Король: (он очень доволен). Ну-ну. Зачем, зачем.Первый министр: Нет, ваше величество, нет. Мне себя не перебороть. Я еще раз повторю – простите мне мою разнузданность – вы великан! Светило!Король: Ах какой ты! Ах, ах!
4. И, конечно, корректная научная критика – вроде бы идеальный вариант.
Но вернемся на позицию критикуемого. Пожалуй, еще один характерный атрибут бытового мышления – избегание критики, вне зависимости от ее содержания. В бытовой ситуации критик – это сосед, залезший в квартиру без спроса. Враг, вторгшийся на нашу территорию. Ни пяди родной земли!
Какие же существуют НЕнаучные способы «отбиться» от критики?
Рассмотрю их последовательно. Перечисленные приемы могут применять как сами критикуемые, так и их адвокаты. Итак, «вредные советы» лжеученому:
Совет 1. Игнорируйте
«Что-что?.. Какие-то помехи, я вас не слышу». Пропустить критику мимо ушей – значит сэкономить время и нервы. Способ старый как мир. Люди еще много веков назад изобрели разнообразные способы проигнорировать оппонента.
Пример. Древнегреческий философ Плутарх в «Застольных беседах» рассказывает, что Демокрит «…раскусив как-то огурец и заметив, что его сок отзывается медом, спросил у служанки, где она его купила. Та назвала какой-то огород, и Демокрит, поднявшись с места, велел проводить его и показать это место. Служанка, удивившись, спросила, зачем ему это, и он объяснил: „Мне необходимо найти причину этой сладости, и я найду ее, обозрев место произрастания огурца“. "Можешь снова занять место за столом, – сказала с улыбкой женщина, – это я, недоглядев, положила огурец в горшок от меда". Тогда Демокрит, огорчившись, сказал: «Уязвила ты меня, но я все-таки не оставлю задуманного и буду искать причину сладости как прирожденного свойства этого огурца»».
Демокрит в этой притче формально соглашается с критиком, но при этом показывает, что никакие оппоненты не помешают ему следовать намеченным курсом… в тупик.
Совет 2. «И так далее по всем пунктам…»
Критических замечаний так много, что глаза разбегаются? Не беда. Можно выбрать одно помельче, с легкостью разделаться с ним, а затем дать понять, что остальные замечания оппонента – точно такого же смехотворного уровня.
Совет 3. «Ловля блох!»
Так и быть, признайте пару мелких ошибок и подчеркните, что «это все мелочи, никак не влияющие на выводы автора».
Пример. Публицист Александр Никонов в ответ на критику его книги «Предсказание прошлого» пишет:
«Вы еще синтаксические ошибки поищите: запятая не так стоит – ну о чем можно говорить с таким человеком…
‹…›
Кроме того, нападать на автора за использование им цитат других авторов – тех, которые вам лично не нравятся, довольно глупо, не находите? И т. д. по всем пунктам.
‹…›
Ваши мелкие придирки (к тому же лишь к одной из граней книги – не самой важной) никоим образом не могут разрушить всей величественной картины».
Совет 4. Ошибки? Пусть! Не в этом суть!
«Текст не об этом! В главном-то автор прав!!! Не в детали, а в корень смотрите! Не забывайте, что он пытается излагать свои мысли ПОПУЛЯРНО и делает это блестяще. Пусть и с ошибками».
Совет 5. Переход на личность оппонента
Не стоит стесняться в выражениях – вашей группе поддержки это понравится. Можно поерничать над внешностью, полом, возрастом, национальностью критика. Сделайте смелые предположения о его личной жизни. Фамилию оппонента пишите с маленькой буквы и во множественном числе: «пупкины и им подобные». Назовите оппонента «трусливым пакостником», а его публикацию – «гнусавой статейкой».
«И вообще, разве нас может интересовать мнение человека лысого, с таким носом?»(Михаил Жванецкий «Стиль спора»)
Чтобы подчеркнуть ваше пренебрежение к оппоненту и его деятельности, используйте кавычки и не забывайте добавлять «так называемый»: «И тогда-то возникла новая „наука“, так называемая „кибернетика“».
Совет 6. Происки врагов
В любой непонятной ситуации обвиняйте оппонента в ангажированности. Что это он на вас накинулся? Не потому же, что у вас ошибки в расчетах? Это смешно! Он просто завидует. А скорее всего – куплен. Критика? Отнюдь. Заговор. Причем, судя по всему, мировой.
ВАЖНО! 100 % ЭФФЕКТИВНО. Дабы придать обвинению дополнительный вес, настаивайте, что критиковать вас непатриотично – это попахивает диверсией против народа и государственности.
Пример. Андрей Тюняев (в интервью): «Все антропологи и анатомы на этот вопрос всегда давали один и тот же ответ: человечество состоит из нескольких видов.
– Чем отличаются виды человека?
– Отличий много. Начать хотя бы с тех, к которым мы привыкли, – это цвет кожи, геометрические размеры, разрез глаз и т. д.
– Но они же ничего не значат…
– Именно такое заблуждение, а, точнее, обман, навязала определенная группировка «ученых», преследовавшая свои политические цели. Не будем их называть, я думаю, что многие догадаются. Именно эти «ученые» развязали по миру травлю настоящих исследователей и развернули широкомасштабную инквизицию. Не будем называть фамилии пострадавших: пусть они теперь снятся в кошмарных снах тем чистоплюям, которые их пинали. Мне приходилось быть свидетелем таких нападок на некоторых конференциях».
Совет 7. «Смотрите! Гигантская жаба-почтальон!»
Если возразить нечего, попытайтесь отвлечь внимание публики, уведите дискуссию в сторону: «Это все ерунда, вы лучше послушайте, что я вчера своими глазами видел». Хорошо работают околополитические темы на злобу дня. Коррупция, война, попы на мерседесах, геи-педофилы, «наших обижают»…
Совет 8. «Скажи это мне в лицо!»
Красивый и абсолютно безопасный жест. «Приходи, если не трус. Поговорим с глазу на глаз – только ты и я… и моя группа поддержки, которая ждет, как я тебя размажу».
Бросьте оппоненту перчатку, «забейте стрелку». Вызовите его на поединок, пригласите на свидание. Формат по обстоятельствам, но суть одна – переместить дискуссию в яркое, сверкающее пространство личной перепалки, где шерсть летит клочьями, а победитель выбирается большинством голосов запасшихся попкорном зрителей.
Совет 9. «Кто смеет спорить со светилом?»
Теперь, если у вас есть награды (не важно какие), бряцайте ими. Громче. Еще громче! Да к лицу ли вам, с вашими-то заслугами, опускаться до полемики с каким-то, смешно сказать… Он рангом не вышел.
Пример. Анатолий Клесов: «Давайте начистоту, хотя я не люблю бряцать регалиями. Но они – объективная реальность. Вы кого сравниваете? Я – академик Всемирной академии, созданной по инициативе А. Эйнштейна, академик Национальной академии, лауреат разных премий, в том числе Госпремии СССР по науке и технике, автор сотен работ, большинство из которых написал сам, без соавторов, автор более двадцати книг на разных языках, доктор наук и профессор с тридцатилетнего возраста, и кого Вы мне (неявно) противопоставляете? Каких-то ‹…›? Которые обезумели настолько, что называют меня „лжеученым“? Которые не понимают основ того, о чем говорят? Которые являют собой полный отстой, серость?»
Пример из бессмертной классики:
«– Ученый! – завопил Фома, – так это он-то ученый? Либерте – эгалите – фратерните! Журналь де деба! Нет, брат, врешь! в Саксонии не была! Здесь не Петербург, не надуешь! Да плевать мне на твой де деба! У тебя де деба, а по-нашему выходит: «Нет, брат, слаба!» Ученый! Да ты сколько знаешь, я всемерно столько забыл! вот какой ты ученый!»(Ф. Достоевский «Село Степанчиково и его обитатели»)
Совет 10. «Я сержант морской пехоты! Мой дед был русский казак!»
Если регалий нет, сгодятся любые прошлые заслуги. Не важно, что они относятся к области, страшно далекой от обсуждаемой темы.
Совет 11. «Мой научный руководитель – это ого-го, а ты кто?»
Вспомните про высокий статус рецензентов, соавторов, членов диссовета и иных уважаемых персоналий, которые не разглядели ошибок в критикуемой работе.
Пример. «Утверждать, что все эти люди не заметили «грубых нарушений научного метода», которые тем не менее заметил Панчин, означает, на мой взгляд, проявлять заоблачное самолюбование и самонадеянность» (так реагирует психолог Александр Невеев на критику биологом Александром Панчиным его диссертационной работы).
Совет 12. «Узурпаторы истины!»
По какому праву оппонент критикует вас? С чего он решил, что только он обладает истинным знанием? Только потому, что у него диплом есть, а у вас нет, уже нельзя и рта открыть? Между прочим, новаторами в науке во все времена были любители, непрофессионалы!
Если у оппонента свое (устаревшее, ошибочное) видение, не надо его всем навязывать! У него одна гипотеза, а у вас – другая, и, если упереться лбом, никто не докажет, что она хуже.
Совет 13. «Это неправильная критика!»
«Критиковать не это надо, а другое. Не так критиковать надо. И не там критиковать надо».
Совет 14. «Это травля!»
«Обижаете хорошего человека, так много сделавшего, и это в тяжелое для страны время, когда объединяться надо, а не ругаться! Есть ведь гораздо более подходящие мишени для критики!»
Совет 15. «Да я у вас самого еще больше ошибок найду!»
(То есть мог бы, если бы был таким же мелочным интриганом, как вы.)
Пример (из полемики в интернете). «По-вашему получается, что всякий, кто ошибается или пользуется недостоверными данными, лжеученый? Ну а для логического завершения темы давайте посмотрим Ваши публикации, кого угодно, на предмет ложных данных. И если что, то сразу запишем всех, допустивших такого рода ошибки, в лжеученые. Вы получали от своих рецензентов только положительные отзывы? Боюсь, что после такой чистки истинными учеными останутся лишь авторы описания популяции бабочек на забытом острове…»
Совет 16. «Ох уж эти кабинетные ученые!»
Обвиняйте оппонента в оторванности от практики. «И этот доцент-очкарик учит нас жизни! Да что он в своей лаборатории, кроме пробирок и пыльных книг, видел?»
Совет 17. «Жизнь шире школьного учебника»
Смело укажите оппоненту на косность, зашоренность, узость мышления, канцелярский догматизм. Ведь кто не восхищается вашей гениальной концепцией? Только заскорузлые консерваторы, неспособные на свежий взгляд! Враги всего, что не укладывается в официальную парадигму! Но наука меняется! Вон и Дарвина (Ньютона, Галилея, Эйнштейна, Пифагора) уже опровергли.
Совет 18. «Я напишу куда надо!»
Берите пример с Трофима Денисовича. К чему тратить свое время на полемику, если есть возможность совершить «всего один звонок», и нагрянувшая проверка сильно испортит кое-кому жизнь? Лысенко так и делал. Когда в 1958 году в «Ботаническом журнале» появилась критическая статья в адрес ученого, «народный академик» и его сторонники стали выступать в печати, со страниц центральных газет с заявлениями, что в редакции журнала окопались враги, мешающие решению важнейших задач, выдвинутых партией. С подачи Лысенко в Академии наук СССР была создана специальная комиссия для проверки работы «Ботанического журнала».
А на пленуме ЦК в том же 1958 году произошел следующий диалог:
«И. Д. Мустафаев (секретарь ЦК Компартии Азербайджана): «Особенно плохо обстоит дело в области биологической науки, как об этом было указано в газете „Правда“ от 14 декабря, где говорится о непонятном поведении „Ботанического журнала“ и некоторых наших ученых. Вместо того чтобы по-деловому, по-научному друг друга критиковать и указывать на недостатки, дело переходит на оскорбительный тон, на унижение».
Н. С. Хрущев (первый секретарь ЦК КПСС): «Надо кадры посмотреть. Видимо, в редакцию подобраны люди, которые против мичуринской науки. Пока они там будут, ничего не изменится. Их надо заменить, поставив других, настоящих мичуринцев. В этом коренное решение вопроса».
Вот как надо. Учитесь!
Но посмеялись – и хватит. С практической точки зрения гораздо интереснее вопрос: а как реагировать на критику, если наша цель – не отмахнуться от оппонента, а разобраться с пользой для себя и других? Очевидно, что ответ во многом зависит от качества самой критики (разумеется, имеет смысл рассматривать только случай, когда замечания корректны и касаются научной части, а не личности ученого). Согласитесь, если вам указывают на ошибку в географическом названии, только отъявленный лжеученый «из принципа» не исправит. К сожалению, встречаются и такие.
А если ученому намекают, что он много лет придерживался ошибочных взглядов? Что результат его исследований – фикция? А если это связано с угрозой для карьеры? Много ли вы знаете примеров ученых, которые под давлением фактов признавали свою неправоту? Неправоту не в частностях, а глобально?
Выше мы много говорили о выявлении лженауки. Между нами, не так уж это трудно, когда речь идет об оценке чужой деятельности. Другое дело – распознать тревожные признаки, злокачественные ростки в самом себе. Быть может, в эту самую минуту кто-то из нас – а вдруг я? – ступил на скользкую дорожку. Всего несколько коротких, незаметных шажков – и родится очередной адепт лженауки. Но мне кажется, пока мы не утратили способности адекватно воспринимать критику – пусть жесткую, нелицеприятную – есть хороший шанс, что мы не свернем. В порядке самогигиены стоит регулярно проверять свои реакции. Чтобы было проще это делать, я попробовал систематизировать критику, разбив ее на несколько качественных уровней. С каждым уровнем степень «претензий» растет, возрастают и возможные последствия для критикуемого, если эти претензии справедливы. Есть замечания, которые улучшают существующую работу, а есть и такие, что могут ее попросту целиком угробить. Давайте пройдем по этой шаткой лестнице ступень за ступенью. В каждом случае я постарался выделить два типа реакции – слабую (защитную, бытовую) и сильную (научную). Какую выберете вы?
Уровень 0. Эмоциональный выпад, ругань, «наезд»
Кажется, какой тут может быть выбор? Хама нужно выставить за дверь. Но чуть притормозим: мы знаем, что хорошего специалиста природа порой награждает скверным характером. А к своей профессиональной сфере люди нередко испытывают особый пиетет и легко «вспыхивают», увидев чью-то небрежность или искажение факта. Для них это как красная тряпка. К тому же соцсети подают нам дурной пример разнузданности. Сколько мы видим шероховатых, эмоциональных комментариев от вроде бы интеллигентных друзей – уже далеко не мальчиков и не девочек. Ставим ведь лайк? Есть, впрочем, и исторические примеры – из эпохи, далекой от соцсетей.
Середина XIX века. В роддомах Европы свирепствует родильная горячка, от которой умирает до 30 % рожениц. Доходит до того, что женщины предпочитают рожать на улице – лишь бы не попасть в родильное отделение «на верную смерть». Согласно царившим тогда среди медиков представлениям, родильная горячка имеет космически-атмосферную природу, ее вызывает «невидимый миазм», не поддающийся лечению. Молодой врач Игнац Земмельвайс выдвигает гипотезу: инфекцию заносят сами врачи, приходящие принимать роды из инфекционного и патологоанатомического отделений, где они контактировали с гнойными больными и трупами. Введя правило всему персоналу перед приемом родов обеззараживать руки раствором хлорной извести, Земмельвайс резко снизил смертность в клинике. Это произошло задолго до того, как было доказано существование болезнетворных микроорганизмов! Однако медицинское сообщество было глухо к призывам молодого, настырного врача, который предлагал коллегам последовать его примеру. Возмущенный равнодушием коллег, Земмельвайс в 1861–1862 годах направил пять гневных писем наиболее значительным врачам-акушерам Европы. Но что это были за письма! «Перед богом и людьми, – писал он вюрцбургскому профессору Сканцони, – объявляю вас убийцей». «Кто виноват в том, что через пятнадцать лет после появления теории предупреждения родильной лихорадки рожающие женщины продолжают умирать? – заявлял Земмельвайс в другом письме. – Не кто иной, как профессора акушерства». Как могли отнестись медицинские светила того времени к подобной выходке молодого выскочки? Признать всю тяжесть обвинений, выраженных столь категорично и прямолинейно? Об этом и речи быть не могло. Каков же конец истории? Осмеянный и затравленный, Земмельвайс умер в сумасшедшем доме, так и не увидев результатов своих усилий.
Этот печальный поучительный пример заставляет нас во имя науки стремиться найти рациональное зерно в критике, облаченной даже в предельно нелицеприятные формы.
Итак:
Уровень 1. Указание на грамматическую, стилистическую, пунктуационную ошибку
Все это придирки к запятым, помните?
«Будучи мелким специалистом в никому не нужной области знания, вы выпендриваетесь, чтобы хотя бы здесь показать свою значимость – стать великаном среди пигмеев. Незавидная судьба», – отвечает критику публицист Никонов в своем блоге.
Но мелочи, особенно если их много, суммируются и могут существено ухутшать опщее впечетление отработы. А в некоторых случаях мелкие, казалось бы, огрехи приводят и к неверному пониманию.
Например, в 1987 году американские генетики, готовя для журнала Nature (!) фундаментальную статью об африканском происхождении человечества, ошиблись в нумерации таблиц. Номер таблицы – мелочь? Но опубликованная с ошибкой статья – и так весьма непростая – в течение ряда лет оставалась трудной для восприятия даже среди ученых.
Поэтому:
Уровень 2. Неправильное употребление термина или неточный перевод
Это уже совсем не мелочи, ведь путаница в терминах мгновенно выводит на чистую воду дилетанта, автора, влезшего в незнакомую область, или просто человека, находящегося вне научной среды. Да что там путаница! Порой достаточно неверного ударения («питекантро́пы, австралопитеки, хабилисы») – и ореол «гуру» тает как дым, ибо становится очевидным: данный бойкий оратор все знания черпал из литературы, но никогда не бывал на лекциях и не общался с живыми специалистами.
Разумеется, опытный халтурщик милостиво простит себе любимому любую вольность в научном языке.
Что касается неточностей перевода, то они могут быть как случайными…
В русском переводе книги Чарльза Дарвина «Происхождение человека и половой отбор», выполненном Иваном Сеченовым в 1896 году, есть фраза:
В оригинале же Дарвин пишет:
«The Simiadæ then branched off into two great stems, the New World and Old World monkeys».
Поменяв местами Старый и Новый Свет, переводчик вложил в уста Дарвина слова о том, что человек появился в Америке.…Так и намеренными.
«Когда Нильс Бор выступал в ФИАН, то на вопрос о том, как удалось ему создать первоклассную школу физиков, он ответил: „По-видимому, потому, что я никогда не стеснялся признаваться своим ученикам, что я дурак…“ Переводивший речь Нильса Бора Е. М. Лифшиц донес эту фразу до аудитории в таком виде: „По-видимому, потому, что я никогда не стеснялся заявить своим ученикам, что они дураки…“ …Сидевший в зале П. Л. Капица глубокомысленно заметил, что это не случайная оговорка. Она фактически выражает принципиальное различие между школами Бора и Ландау, к которой принадлежит и Е. М. Лифшиц».
Поэтому:
Уровень 3. Неверная цитата, неточная ссылка, не указан источник
Некорректное цитирование – уже звучавшая в книге проблема, которая с развитием интернета приобрела чудовищный масштаб. Пафосные банальности якобы от известных писателей, ученых, философов бездумно тиражируются тысячами пользователей, которым в голову не приходит проверить: а говорил ли данный человек то, что ему приписывают? И если говорил, то по какому поводу?
Например, знаменитая фраза «Цель оправдывает средства» приписывается итальянскому философу Никколо Макиавелли. Однако на самом деле в произведениях выдающегося мыслителя таких высказываний нет.
А вот свежий пример.
Пишет публицист Юрий Мухин (жирный шрифт мой. – Авт.):
«В недавно вышедшем обзоре литературы (Heard, E. and Martienssen, R.A. 2014. Transgenerational epigenetic inheritance: Myths and mechanisms. Cell. 157: 95–109.), посвященном эпигенетическому (или надгенетическому, не связанному с изменениями в последовательностях нуклеотидов ДНК) наследованию, то есть, проще говоря, передаче приобретенных признаков из одного поколения в другое, и опубликованном в юбилейном, посвященном 40-летию журнала номере самого высокоимпактного (наиболее высокорейтингового) в мире журнала „Клетка“ (Cell), Т. Лысенко цитируется в качестве ученого, который в одном ряду с Ламарком доказал существование надгенетического механизма передачи приобретенных признаков (с. 95). При этом в тексте не просто упоминается Т. Лысенко, а указывается его имя и отчество (Трофим Денисович Лысенко). Тем самым вклад Лысенко в исследование данного вопроса ставится в один ряд с достижениями Ламарка».
А вот что говорится в оригинальной статье:
«It is perhaps no accident that the inheritance of acquired traits was first proposed by botanists, most famously by Jean – Baptiste Lamarck and most infamously by Trofim Denisovich Lysenko». (Перевод: «Возможно, это не случайно, что наследование приобретенных признаков было сначала предположено ботаниками, наиболее известным Жан-Батистом Ламарком и наиболее печально известным Трофимом Денисовичем Лысенко».)
О том, что Лысенко отрекомендован как «печально известный», Мухин скромно умолчал.
Поэтому:
Уровень 4. Искажены, неверно переданы факты
Увидев, что автор вольно обращается с фактами, не стоит сразу упрекать его в злом умысле. Есть множество причин, по которым в текст, порой совершенно незаметно для нас, закрадываются искажения:
• автор мог неверно понять, по-своему интерпретировать материал;
• при пересказе по памяти элементарно мог забыть или перепутать; такое, конечно, нечасто встречается в научных работах, а вот в популярных статьях, книгах и тем более публичных выступлениях – сплошь и рядом;
• автор мог опустить кажущиеся ему лишними детали;
• а что-то без всякой задней мысли приукрасить.
Вот пример. Известный антрополог Франс де Вааль пишет в своей книге:
«Посещение одной московской криминалистической лаборатории лишь подтвердило мои подозрения о том, что близкое родство с венцом творения не гарантирует тебе никакого уважения. Лаборатория эта специализируется на судебно-медицинской антропологической реконструкции, в частности, на восстановлении лица неопознанных жертв преступлений по костям черепа. В углу подвала хозяева показали мне грубо изваянное лицо, которое обычно старались держать закрытым. Мне даже не разрешили его сфотографировать. Дело в том, что они решили попробовать свои силы на черепе неандертальца, но получившийся в результате бюст имел такое зловещее сходство с одним из самых влиятельных членов Государственной Думы, что все просто боялись публиковать результаты исследования – а вдруг институт закроют!»
Несмотря на то что автор не указывает, о какой лаборатории идет речь, можно догадаться: Вааль посещал знаменитую Лабораторию антропологической реконструкции Института этнологии и антропологии РАН (которую в 1950 году организовал выдающийся антрополог-реконструктор Михаил Герасимов). Лаборатория действительно находится в подвале, и ее сотрудники подтвердили, что Вааль в самом деле наносил им визит. Однако, во-первых, свои силы в реконструкции внешности древних людей сотрудники лаборатории «пробуют» уже более полувека. Во-вторых, их многочисленные работы – в том числе портреты неандертальцев – публиковались в книгах и журналах, демонстрировались по телевидению и выставлены в российских музеях. Наконец, в-третьих, закрытие института (!) из-за сходства реконструкции с кем-то из Госдумы – к счастью, пока что фантастика.
Я нисколько не умаляю научных заслуг уважаемого де Вааля. Просто в своей популярной книге (ориентированной отнюдь не на российских читателей) автор чуть разбавил строгое научное повествование небольшой «клюковкой» из его поездки в далекую снежную Московию.
Что ж, для того и существуют рецензенты, критики, строгие научные редакторы, чтобы проверять факты. Конечно, это проще сделать, если автор, в соответствии с предыдущим пунктом, ставит корректные ссылки.
Кстати, в приличных научных журналах публикуются исправления к уже вышедшей статье – так называемые Erratum. А если результаты будут признаны ошибочными, статью могут и отозвать (например, соответствующие правила есть в журнале Nature).
Добросовестный исследователь с благодарностью исправляет свой материал, когда ему указывают на неточности, даже если они перекочевали в текст из других источников. Однако у автора легкомысленного и небрежного наготове отличные самооправдания.
Резюмирую:
Уровень 5. Автор не учел некоторые факты
Такое вполне может случиться – ведь всё знать невозможно. Научный мир большой! Я встречал, например, публикации западных антропологов, которые не ссылались и, видимо, не подозревали о существовании российских (советских) ученых, занимавшихся аналогичными исследованиями.
Вам сообщили новые факты? Что ж, по идее, нужно радоваться, если ваш научный кругозор расширился. Однако факты фактам рознь. Новые сведения могут:
• подкреплять научные результаты (отлично!);
• уточнять, дополнять их (хорошо);
• противоречить им… (совсем не хорошо… но что поделаешь, это наука);
• и к тому же давать повод усомниться в профессионализме ученого.
Разумеется, факты нужно проверять, но ни в коем случае не отметать с порога. Хотя – по себе знаю! – как не хочется менять что-то в уже завершенной, такой стройной и ладной работе, будь то статья, книга, отчет об исследовании. Тем более если уже выступал с этим на публике и имел успех. Ленивый ум ищет способ уклониться от «лишнего труда» – а для этого под рукой целый букет отличных способов психологической защиты. Проще всего проигнорировать новую информацию.
В книге «О чем рассказали говорящие обезьяны» Зоя Зорина повествует об экспериментах по обучению обезьян языкам-посредникам и о том, насколько трудным был путь к признанию этих результатов. Зоя Александровна цитирует ответ лингвиста Томаса Себеока, одного из наиболее ярых противников реальности подобных опытов, репортеру журнала New Scientist. На вопрос о том, какие доказательства убедят его в том, что у обезьян имеются способности к усвоению аналогов языка, Себеок ответил: «Факты меня не убедят. Только теория».
Встречается и любопытное «иезуитское» решение: если справедливость критики очевидна, но признать свою неправоту не позволяет гордость либо иные причины, можно попробовать «исправить втихаря».
Выше я рассказывал о печальной судьбе врача-акушера Игнаца Земмельвайса. Представьте себе, что некоторые европейские врачи вняли его призывам и вводили в своих клиниках правила стерильности по Земмельвайсу, однако официально этого не признавали. Когда же смертность в клинике падала, это списывали на иные причины, например на «улучшение проветривания палат».
Уровень 6. Возможна иная интерпретация результатов; некорректная методика исследования
Рассказывают, что, когда в 1903 году Ивану Павлову продемонстрировали опыт, доказывавший существование в организме, помимо нервной системы, системы гуморальной регуляции (противником чего до этого был Иван Петрович), мэтр произнес: «Никто же не выдавал нам привилегию быть единственными носителями истины!»
Чрезмерная самоуверенность, нацеленность на желаемый результат, слишком ярая приверженность «генеральной линии» – то, что в психологии называется инерцией мышления, – приводит к тому, что исследователь упускает из виду важные детали, теряет осторожность в трактовке данных. Возможны и иные причины, которые уводят исследователя в сторону от реальности, – спешка, неаккуратность и просто нехватка квалификации.
«Эксперимент легко может быть истолкован неправильно, если экспериментатор хочет видеть не то, что есть в действительности, – это опять Павлов, – вы должны постоянно сомневаться и проверять себя».
Чтобы противодействовать этому, научное сообщество формирует дискуссионную среду, например в форме семинаров, где новые исследования, спорные гипотезы становятся предметом свободного обсуждения. Лучшие образцы такого рода в российской науке – семинары Пауля Эренфеста в Петрограде (где этому научился Абрам Иоффе), знаменитые «павловские среды», семинар Петра Капицы – «капичник», семинар академика Льва Ландау.
Легендарный семинар Ландау в Институте физических проблем вошел в историю физики. На это событие, посетить которое мог любой желающий, стремились ученые не только из Москвы, но и из других городов страны.
«Л. Ландау сидел спиной к залу, в первом ряду, и, хотя большинство докладчиков обращалось непосредственно к нему, он не был Председателем, Куратором (с большой буквы) – никакой торжественности, важности. Каждый участник мог в любую минуту прервать докладчика, требуя разъяснения или высказывая свое неодобрение. Этой возможностью пользовался и Ландау. Бытует много рассказов о жесткости Ландау в оценке работ, рассказов о том, как тот или иной выступающий был прогнан. Действительно, если выяснялась несостоятельность работы или автор (либо докладчик, реферирующий чужую работу) не мог объяснить существа дела, он безжалостно лишался слова. Раздавалось обращение к помощнику: „Алеша, что у нас дальше?“ Правильность или неправильность результата не зависела от того, получен он близким другом или совершенно посторонним. Более того – Л. Ландау нередко защищал докладчика от нападок слушателей. Иногда сам Л. Д. Ландау был объектом критики со стороны учеников – ушла в предание фраза: „Мэтр! Ты говоришь ересь!“».
Итак:
Уровень 7. Невоспроизводимость результатов эксперимента
Печально известный Виктор Петрик об одном из своих изобретений высказался так: «Не пытайтесь ничего понять! Понять – не реально! И как только вы будете привлекать знания, будет осечка… не будет ничего получаться!»
Однако вопреки словам «великого изобретателя» наука тем и отличается от магии, что результат получается не только в опытных руках Мастера, но – при соблюдении условий эксперимента – воспроизводится у любого экспериментатора, в любой лаборатории мира. Если же повторить опыт не получается, это вызывает вопросы к корректности научной работы. Что-то тут явно не так!
Пример. Вспомним шумиху, возникшую несколько лет назад вокруг скандальных опытов французского биолога Жиля-Эрика Сералини. Из результатов этих опытов, по мысли Сералини, следовало, что употребление в пищу ГМО-кукурузы увеличивает вероятность рака у крыс. Публикация Сералини имела широкий резонанс и даже напугала российский Роспотребнадзор, потребовавший приостановить ввоз ужасной кукурузы на территорию РФ. Правда, у ученых сразу возникли вопросы к качеству исследования. Например, почему для экспериментов была выбрана линия крыс, специально выведенная для изучения рака, – эти крысы в принципе склонны к образованию опухолей. А российский биолог Александр Панчин, взяв те самые данные, которые приведены в статье Сералини, и используя манеру аргументации автора, вывел, что продолжительность жизни самцов, евших трансгенную кукурузу… повышается! Фактически это означало, что эксперименты Сералини организованы плохо и разница между группами крыс на самом деле не превышала статистической погрешности. Из-за шквала критики со стороны специалистов статья была в итоге отозвана журналом, хотя малограмотные журналисты и горе-борцы с ГМО любят ссылаться на нее до сих пор.
Если исследователь ставит достижение научной истины выше амбиций и личной выгоды, то он стремится к абсолютной прозрачности, и в случае, если его результаты вызывают у кого-то сомнения, сам призывает к независимой проверке.
Правда, порой призывы к экспертизе игнорируются самими критиками. Так поступал уже упоминавшийся лингвист Томас Себеок, когда приматолог Сью Сэвидж-Рамбо, исследовательница языковых способностей обезьян, приглашала его посетить лабораторию и своими глазами посмотреть на «говорящих» шимпанзе, в существование которых лингвист отказывался верить. И не Себеок один – целый ряд лингвистов проигнорировали неоднократные приглашения Сэвидж-Рамбо.
Итак, ученый сам призывает сообщество проверять его результаты. И он должен быть готов к тому, что экспертиза будет безжалостной. В «Повести временных лет» описан пример экспертизы, совершившейся на Руси в XI веке. В Новгороде объявился волхв-прорицатель, который смущал народ и говорил: «Предвижу все». К волхву явился князь Глеб, сын Святослава. Спрятав под плащом топор, Глеб спросил волхва: «"Знаешь ли, что завтра случится и что сегодня до вечера?". Тот ответил: „Знаю все“. И сказал Глеб: „А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?“ – „Чудеса великие сотворю“, – сказал. Глеб же, вынув топор, разрубил волхва, и пал он мертв, и люди разошлись». Согласитесь, такая экспертиза честнее и эффективнее конкурсов вроде «Битвы экстрасенсов».
Но научному пройдохе экспертиза не нужна. Не воспроизвелся результат? Конечно! «Я же гений, и опыты мои гениальные, поэтому корректно поставить их не под силу обычному ученому-середнячку», – гордо объяснит лжеученый. Подобным образом в 60-е годы прошлого века пытались оправдаться Трофим Лысенко и его последователи. Тогда поднимался вопрос: почему результаты, полученные (если верить отчетам) по передовым методикам Трофима Денисовича в экспериментальном совхозе «Горки Ленинские», не удалось повторить в десятках других колхозов и совхозов?
Журналист Анатолий Аграновский пишет, что, когда он спросил об этом главного зоотехника совхоза Москаленко, тот ответил: «Биология – это не физика, культура в сельском хозяйстве низка, лодырей много, пьяниц, часто меняются люди (хвост дудкой и пошел!), а главное, уровень кормления совсем не тот». Словом, контрольный опыт поставить в принципе невозможно!
Итак:
Уровень 8. Обвинение в плагиате
А вот это уже серьезно – за такое могут «попросить из профессии». Возможно, читателю пришел на ум недавний диссергейт. Но проблема плагиата стара как мир. И сотни лет назад на тему научного приоритета кипели страсти, не обошедшие даже Ньютона, которого Роберт Гук обвинял в присваивании его, Гука, идей. Что делили? Закон всемирного тяготения.
Уличенные в «неправомерном заимствовании» пытались отшучиваться. Александр Дюма в таких случаях якобы отвечал: «Все плагиат. Даже Господь Бог сотворил Адама по своему образу и подобию. Новое создать невозможно». Однако шутки шутками, но брать чужое без спроса грешно.
Замечу, что если обвинение справедливо, то ждать от плагиатора научной реакции не приходится. Недобросовестный автор попытается любой ценой уйти от ответа или оправдаться – по крайней мере перед собой.
Конечно, нельзя исключать случайного совпадения. Разные авторы действительно могут независимо друг от друга прийти к сходным результатам. Такое редко, но случается!
«…Еще наступит день, когда видный немецкий фармаколог и эндокринолог Пауль Тренделенбург мягко намекнет нобелевским лауреатам – канадцам Бантингу и Весту на то, что в прославленных своих работах о технологии извлечения инсулина и о лечении диабета они, верно по недосмотру, не сослались на опубликованные с 1900 по 1904 год в виднейших германских научных журналах, но потом забытые всеми труды доктора Соболева, которыми, наверное же, воспользовались в 1921-м!.. А уж за этим канадским историкам медицины придется поискать доказательства добропорядочности своих прославленных соотечественников, но они найдут их – они предъявят эти журналы из университетских библиотек Торонто и Монреаля, со дня прибытия из Европы в непорочности отлежавшие так никем и не разрезанными».
Еще один классический пример. Известно, что Чарльз Дарвин над «Происхождением видов» работал почти два десятка лет. И вот в 1858 году, когда работа уже близка к завершению, Дарвин получает письмо от британского натуралиста Альфреда Рассела Уоллеса с кратким изложением его взглядов на эволюцию. Дарвин, к своему ужасу, видит почти полное совпадение идей Уоллеса со своими!
«Никогда не приходилось мне видеть совпадения более разительного, – писал Дарвин своему другу Чарльзу Лайеллю. – Будь у Уоллеса мой рукописный черновик, относящийся к 1842 году, он и тогда не мог бы составить лучшего извлечения! Даже термины его и те сейчас стоят у меня как названия глав… Итак, все мое первенство, к чему бы оно ни сводилось, разлетится в пух и в прах, хотя книга моя, если она вообще будет чего-то стоить, от того не обесценится».
«Не кажется ли Вам, что, прислав мне эту работу, он связал мне руки? – спрашивал он далее Лайелля. – …Я скорей сожгу свою книгу, чем допущу, чтобы он или кто-либо иной подумал, будто я руководствуюсь недостойными побуждениями».
1 июля 1858 года, после мучительных раздумий и дискуссий, работа Уоллеса была представлена на заседании Линнеевского общества вместе с выдержками из незавершенной еще рукописи Дарвина. Сам Альфред Уоллес благородно признал приоритет Дарвина и даже впоследствии способствовал введению в оборот термина «дарвинизм». А вышедшее вскоре «Происхождение видов» Дарвин фактически начинает словами о том, что ускорить работу и издать сокращенный вариант рукописи его побудила статья Уоллеса, которую Дарвин называет «превосходной».
Пусть этот пример будет для нас с вами высоким эталоном научной честности и благородства.
Итак:
Уровень 9. Подделка, фальсификация результатов
Страшное обвинение, которое может поставить крест на карьере ученого. Не так давно мир облетела весть о самоубийстве японского биолога Есики Сасаи. Вероятной причиной, побудившей ученого свести счеты с жизнью, стал научный скандал. После публикации в Nature статьи о новом способе получения стволовых клеток, соавтором которой был Сасаи, появилась информация о «признаках подтасовки» результатов. Журнал отозвал статью. Пятого августа 2014 года Сасаи найден повесившимся в здании научно-исследовательского центра, заместителем директора которого он являлся.
Как и в случае с плагиатом, научная, а не трусливо-защитная реакция здесь возможна лишь в том случае, если обвинение несправедливо, а исследователь чист. Увы, история науки знает и такие примеры – примеры огульных обвинений в фальсификации, за которыми следовала травля ученого.
Испанскому археологу Марселино де Саутуоле в 1875 году довелось стать первооткрывателем древнейшего пещерного искусства, яркие образцы которого он обнаружил в ныне знаменитой, а тогда мало кому известной пещере Альтамира. Однако археологи высмеяли его открытие: специалисты отказались верить, что столь совершенные произведения могли быть созданы древними художниками. Скорее всего, это новодел! Вскоре дело приняло совсем скверный оборот: Саутуолу всерьез обвинили в подделке. И вплоть до самой смерти в 1888 году он носил позорное клеймо мошенника. Годы спустя, после того как в других пещерах Европы были сделаны аналогичные находки, научное сообщество признало свою ошибку. Репутация исследователя – к сожалению, посмертно – была восстановлена. Уже в начале XX века археолог Арле – один из экспертов, вынесший заключение о «фальсификации» росписей Альтамиры, – писал: «…с того несчастного 1880 года прошло четверть века, а меня все не покидает мысль об этом. Все время я вспоминаю о том, что я сделал. Это – несмываемое пятно на мне и моей научной деятельности!»
Надо надеяться, что в спорной ситуации справедливость восторжествует не с таким запозданием, как в случае Саутуолы. Впрочем, мы знаем и обратные примеры: в знаменитой пилтдаунской истории мистификация вскрылась, когда основные действующие лица уже лежали в могилах.
Итак:
Уровень 10. Ошибочное утверждение, ошибочная гипотеза, ошибочная теория
Боюсь, что мое повествование становится все более мрачным, но еще один случай суицида привести придется. Я снова возвращаюсь к трагичной истории Игнаца Земмельвайса, посмертно названного «спаситель матерей». Одним из первых врачей, внедривших в своей клинике методику Земмельвайса, был немецкий медик Густав Михаэлис. После этого смертность среди пациенток резко снизилась, а Михаэлис… покончил с собой. По одной из версий, этот врач, первоначально ярый оппонент Земмельвайса, вознамерился доказать несостоятельность его идей. Увидев же, что многие годы ошибался (и это привело к смерти десятков, а то и сотен пациенток), не выдержал потрясения.
Да, друзья, надеюсь, вы не думаете, что наука – это развлечение? Чем серьезнее критика, тем сильнее желание у того, кто ей подвергся, выскочить за рамки науки, спрятаться в уютную пещерку самооправданий и психологических защит. Достойны восхищения самоотверженные исследователи, не поддавшиеся зову «дворовой психологии». Редко, но все же встречаются примеры ученых, которые под тяжестью фактов признавали свою неправоту. Я имею в виду неправоту не в мелочах, а в главном, в «генеральной линии». Не знаю, существует ли памятник таким ученым. По-моему, они вполне его заслужили.
Ричард Докинз в книге «Бог как иллюзия» вспоминает пожилого преподавателя из Оксфорда. «Многие годы он страстно верил и учил студентов, что аппарат Гольджи (микроскопическая внутриклеточная структура) на самом деле не существует, что это – погрешность наблюдения, иллюзия. Каждый понедельник, после обеда, на факультете было заведено слушать научный доклад какого-нибудь заезжего лектора. В один из понедельников лектором оказался американский специалист по биологии клетки, представивший неотразимо убедительные свидетельства реальности аппарата Гольджи. В конце его выступления старик пробрался к подиуму и, пожимая американцу руку, с чувством провозгласил: „Дорогой коллега, позвольте выразить вам мою благодарность. Все эти пятнадцать лет я заблуждался“. Мы тогда аплодировали до боли в ладонях».В книге «Скептик» Майкл Шермер приводит другой поразительный пример того, как ученый резко переменил свои взгляды под влиянием фактов. Антрополог Винс Сарич из Калифорнийского университета много лет яростно выступал против гипотезы африканской прародины Homo sapiens. Однако, когда в 2001 году Science опубликовал результаты исследования генетиков, показавших, что Y-хромосомы всех жителей Восточной Азии восходят к недавнему африканскому предку, Сарич написал: «Во мне произошел переворот, нечто вроде откровения». Как пишет Шермер, «Сарич сделал заявление, которое требует огромного интеллектуального мужества, – он сказал: "Я был не прав"».
Верится с трудом, но случалось, что под тяжестью фактов меняли точку зрения даже махровые лжеученые. Нет, конечно, Трофим Лысенко не выступил на склоне лет с покаянной речью: дескать, много лет я заблуждался, травил конкурентов и занимался подтасовками. Однако, как рассказывал советский биохимик Андрей Белозерский, Лысенко, прослышав о новейших открытиях, связанных с ролью ДНК, видимо, сообразил, что отрицать очевидные факты уже нельзя. Белозерскому было предложено выступить перед Лысенко и его коллегами с докладом на эту тему. Выступление длилось два часа. После воцарилась тишина – все ждали резолюции народного академика. «Ну что ж, если химики считают, что нуклеиновые кислоты существуют, – произнес наконец Лысенко, – пусть они их и изучают. Кстати, Андрей Николаевич, покажите мне эту, как ее, дезоксирибонуклеиновую кислоту… вы ее мне в банке пришлите».
Подведу итоги. Критика лженауки – общественно полезное, порой даже приятное… но, честно говоря, не самое сложное занятие. Ведь лженаучность Фоменко, Мулдашева, Чудинова очевидна вменяемому специалисту.
Куда труднее настоящая научная критика – выявление недоработок, неточностей и ошибок в серьезном научном труде.
Но высший уровень – критика, дающая пищу для ума. Критика, полезная не только для критикующего и критикуемого, но и для всего сообщества. Критика, в ходе которой возникают ранее не очевидные, новые направления для поиска, рождается новое научное знание.
Дискуссионность – необходимое условие развития науки. Чтобы поддерживать в научном сообществе жизнь, важно формировать творческую среду, в которой культивировалась бы корректная, уважительная критика. Учитывая, что на дворе XXI век, считаю перспективным развитие научных социальных сетей, предназначенных не для пустой болтовни (этого и так хватает!), а для плодотворных научных дискуссий.
Назад: Как отличить научную книгу от лженаучной
Дальше: Почему лжеученый на телеэкране выглядит убедительнее, чем ученый
