II
Барч и Дарран сами готовили себе еду, пользуясь провизией, которую доставляли вертолетом каждую субботу. В общем и в целом их обязанности носили почти символический характер; по утрам, после мытья террасы, у них оставалось много свободного времени. Дарран использовал это время, изучая лектванскую грамматику и прослушивая предоставленные ему Маркелем звукозаписи произношения лектванских слов и фраз. Барч что-нибудь читал или просто угрюмо загорал на солнышке.
В связи с приездом семьи Маркеля нарушился установившийся порядок вещей. Утром следующего дня после прибытия на Землю Сиа-Спедз подружилась с Дарраном, спросив его, почему он носит ботинки, а не сандалии на воздушной подушке.
Дарран откровенно объяснил: «Прежде всего, у меня нет таких сандалий. Во-вторых, если бы я попытался в них ходить, я тут же растянулся бы на террасе, потеряв равновесие».
«Но это совсем не трудно! — возразила Сиа-Спедз, тщательно и правильно выговаривая английские слова. — По меньшей мере, пока не поднимаешься слишком высоко».
«Не понимаю — почему ходить по воздуху проще, если держаться ближе к поверхности?»
«Силовое поле распределяется в форме пирамиды. Чем ближе к земле, тем больше отношение площади основания пирамиды к ее высоте. Чем выше идешь, тем больше сужаются силовые опоры и тем труднее становится сохранять равновесие».
«Ага! — сказал Дарран. — Тогда почему же вы не делаете сандалии помощнее, позволяющие расширять основание силовой пирамиды, поднимаясь выше в воздух?»
«Не знаю. Наверное, потому что тогда было бы не так забавно ходить по воздуху».
«Я думал, что лектваны во всем руководствуются только практическими соображениями», — заметил Дарран.
«Не всегда и не во всем. Полностью прагматической расой можно назвать только клау. У них все планируется в строгом соответствии с предназначением, независимо от того, нравится ли это другим. На планетах клау никто никогда ничему не радуется».
«Неужели? И кто такие эти клау?»
«Враги. Ужасные люди с красными звездами в глазах». Но Сиа-Спедз больше интересовалась демонстрацией навыков использования сандалий: «Смотри!» Она поднялась высоко в воздух так, словно всходила по невидимой лестнице, после чего принялась весело бегать туда-сюда над головой Даррана: «А теперь я еще выше поднимусь!»
«Будь осторожна!» — Дарран ходил под ней, подняв руки, чтобы в случае чего поймать оступившуюся девочку.
«Выше не могу, — призналась наконец Сиа-Спедз. — Здесь уже ноги дрожат».
«Тогда лучше спускайся. Я начинаю нервничать».
Девочка спустилась: «А почему ты не попросишь Маркеля подарить тебе пару сандалий?»
Дарран пожал плечами: «Выпрашивать подарки невежливо».
«Но если ты не говоришь о том, чего хочешь, об этом никто не узнáет!»
Дарран рассмеялся: «Значит, лектваны так-таки руководствуются практическими соображениями!»
«Может быть и так — в конечном счете. В любом случае, я сама подарю тебе пару сандалий».
«Если ты будешь раздавать слугам лучшую обувь отца, тебя отшлепают».
Сиа-Спедз хихикнула: «Какие странные вещи ты говоришь!»
Барч, облокотившийся на балюстраду, обернулся: «Я тоже думаю, что Дарран говорит странные вещи. Кроме того, он умеет играть в самые разные игры. Попроси его научить тебя играть в классики».
«В классики? — Сиа-Спедз взглянула на Даррана. — Что это такое?»
«На Земле девочки играют в классики».
«И ты знаешь, как в них играть?»
Дарран почесал щеку: «Рой играет в классики гораздо лучше меня».
«О нет! — возразил Барч. — Кто вчера выиграл? Ты!»
«Покажи мне, Клод!»
Барч присел на скамью: «А я прослежу за тем, чтобы не было никакого надувательства». Протянув руку, он поднял лежавший рядом «Лектванский разговорник» Даррана, открыл его на первой странице и просмотрел предисловие:
«В связи с характерным для него обилием сочетаний согласных, лектванский язык воспринимается землянами на слух как труднопроизносимый. Это обстоятельство нуждается в пояснении. Прежде всего, лектванский лексикон содержит огромное количество слов — в некоторых случаях сотни синонимов выражают варианты одной и той же основной идеи. Поэтому лектваны не нуждаются в многословных околичностях — их речь замечательна логической простотой ее декларативных форм.
Еще одной особенностью лектванского языка является тот факт, что каждое слово может иметь множество различных смысловых оттенков, в зависимости от „стилизации“, используемой говорящим лицом — или даже его собеседником. Существуют более ста „стилизаций“, из которых шестьдесят две считаются „основными“, а другие — „альтернативными“. Каждый совершеннолетний лектван умеет пользоваться всеми основными стилизациями и большинством альтернативных. Лектван выражает стилизацию речи движениями глаз, бровей и ресниц. Весьма приблизительной аналогией лектванских стилизаций речи могут послужить маски древнегреческих актеров, обозначавшие эмоциональные состояния».
Барч отбросил разговорник на скамью — он пришел к тому выводу, что изучение лектванского языка само по себе потребовало бы приложения усилий на протяжении всей жизни. Тем не менее, дети лектванов, по-видимому, усваивали тонкости родной речи без особого труда. Он наблюдал за тем, как Сиа-Спедз сосредоточенно выслушивала инструкции Даррана. Сколько «стилизаций» она уже умела использовать? Умная, восприимчивая девочка. Тысячи лет естественного — и, вероятно, евгенического — отбора несомненно повысили интеллектуальный уровень расы лектванов. Интеллектуальный уровень, а также, как тут же продемонстрировала вышедшая на террасу Комейтк-Лелианр, уровень красоты.
Барч тайком наблюдал за тем, как старшая дочь Маркеля подошла к балюстраде и облокотилась на нее. Он знал, что у лектванов не было запретов или внутренних ограничений, связанных с наготой. На девушке были только пара сандалий и короткая юбочка. Барч чувствовал, как по всему его телу разливается теплота. Инопланетянка, существо из далекого чужого мира… тем не менее, какой чудесной, живой, грациозной и чистой она выглядела!
Комейтк-Лелианр словно почувствовала его взгляд и быстро обернулась. Барч виновато отвел глаза, но почти сразу же снова посмотрел на девушку, теперь стоявшую спиной к балюстраде. «Оценивает внешность дикаря, — с горечью думал Барч. — Я — первый землянин, оказавшийся поблизости».
Комейтк-Лелианр вежливо сказала: «Я вижу, что вы изучаете наш язык. Вы находите его трудным?»
«С первого взгляда он выглядит сложным, — ответил Барч. — Надо полагать, лектванский язык может служить уроженцу другой планеты замечательным средством самовыражения, если им можно овладеть, не начиная обучение с раннего детства».
На лице девушки отразилось любопытство. «Она ожидала, наверное, что я стану рычать, как медведь!» — гневно подумал Барч.
«Разве вы не тот из служителей, которому не нравятся лектваны?» — спросила Комейтк-Лелианр.
Барч удивленно прищурился и ответил, тщательно выбирая слова: «Я не возражаю против лектванов в той мере, в какой не возражаю против любых человекообразных существ».
«И это все, что вы чувствуете?»
«Я не думаю, что в конечном счете Земле будет полезно присутствие на ней лектванов».
«Как вас зовут?» — спросила Комейтк-Лелианр.
«Рой Барч, — грубовато выпалил он. — А вас?»
«Комейтк-Лелианр».
«Ммф… Что означает это имя?»
Девушка рассмеялась: «Почему имя должно что-то означать?»
«Для представителей высокоразвитой цивилизации — каковыми вы очевидно себя считаете — было бы естественно, казалось бы, использовать имена, отражающие профессию, происхождение, какую-нибудь информацию идентифицирующего характера».
«Тск! — Комейтк-Лелианр прищелкнула языком; Барч распознал движение ее бровей как свидетельство изменения стилизации. — Чудовищная идея: всеобщая регламентация, единообразие номенклатуры! У вас сложилось совершенно неправильное представление о лектванах».
«Не в большей мере, чем ваше представление о нас», — проворчал Барч.
Комейтк-Лелианр усмехнулась: «А ваше имя что-то означает?»
«Нет».
«Я хотела бы попросить вас об одолжении», — сказала дочь Маркеля.
«С вашей стороны незачем меня просить. Мне платят за услуги — вам достаточно приказывать».
«Меня чрезвычайно интересует психология инопланетных рас. Вы не будете возражать, если я подвергну вас психометрическому анализу?»
«А! — с горечью воскликнул Барч. — Теперь все ясно. Мне предстоит служить одним из ваших подопытных субъектов… Характеристики типичного земного варвара. Может быть, вы пожелаете сфотографировать меня в традиционном боевом шлеме? Или сделать запись ритуальных плясок и песнопений моего племени?»
«Это было бы замечательно! — отозвалась Комейтк-Лелианр. — Но… разве у вас есть при себе соответствующие регалии?»
Барч уставился на девушку — не могло быть сомнений в том, что она не шутила: «Завтра вечером мы собираемся устроить на Сансет-бульваре каннибальскую оргию под предводительством шаманов. Если вы потихоньку повиснете над толпой в сандалиях на воздушной подушке, возможно, вам удастся запечатлеть поистине сенсационную сцену».
Брови девушки дрогнули — она заинтересовалась: «В самом деле, я хотела бы посетить одну из таких церемоний».
«Что ж… — задумчиво протянул Барч. — Вам придется переодеться, чтобы не выделяться. Если вы покроете кожу тальком, вас вполне можно будет принять за калифорнийскую любительницу позагорать на пляже. Тем не менее, я посоветовал бы не слишком обнажаться. В данный момент ваш наряд, с земной точки зрения, выглядит провокационно».
«Не совсем понимаю, чтó вы имеете в виду».
Барч отвел глаза в сторону: «Не знаю, как это объяснить… меня вы тоже провоцируете».
«В таком случае, что мне следует надеть?»
«Вы не шутите?» — Барч опасливо покосился на инопланетянку.
«Ни в коем случае. Где этот Сансет-бульвар?»
«Я мог бы взять вас с собой», — с сомнением произнес Барч.
«Это было бы очень полезно».
Барч напряженно размышлял: «А как мы туда доберемся?»
«На воздушной яхте. Как еще?»
«И ваш отец не надает мне по шее?»
«Как вы сказали?»
«Он не будет возражать?»
«Конечно, нет — почему бы он стал возражать?» Комейтк-Лелианр серьезно прибавила: «Пожалуйста, учитывайте, что я, вполне возможно, выберу антропологические исследования в качестве профессиональной карьеры».
Барч кивнул: «Очень хорошо — договорились!»
«Но какой костюм мне лучше всего надеть?»
«Что-нибудь, что закрывает тело от плеч до колен. Если причесать ворох, торчащий у вас на голове, вы, пожалуй, сойдете за то, что у нас называют „блондинкой с платиновым отливом волос“».
Дарран зашел к Барчу, когда тот повязывал галстук: «Куда ты собрался? И для чего тебе понадобился этот символ принадлежности к бомонду?»
«Мне назначила свидание дочь босса».
Даррану пришлось присесть: «Даже так? Ты намерен играть в классики на террасе в вечернем костюме с галстуком?»
«О нет, дорогой мой! Я намерен играть в „кто кого поймает“ с неотразимой соблазнительницей — и не на стеклянной веранде, а по всему побережью, вплоть до Сан-Франциско».
Дарран ошеломленно откинулся на спинку стула: «Невероятно!»
«Вполне вероятно — если учитывать все предпосылки. Она интересуется колоритными обычаями туземцев и думает, что в Лос-Анджелесе ее ожидают человеческие жертвоприношения и дионисийская оргия в честь богини плодородия».
Дарран вздохнул: «Что только не придумают некоторые, чтобы обратить на себя внимание девиц… И куда ты ее отвезешь? Или она отвезет тебя?»
«Понятия не имею. Надеюсь, ей понравятся салуны Эмбаркадеро или веселая толпа у лодочных причалов, — Барч иронически поморщился. — Всему есть предел — даже я не лишен уважения к себе».
«В Фэйрмонте она соскучится».
«Скорее всего. Никакого кровопролития, никаких колоритных обрядов».
«В крайнем случае всегда остается бар Прохвоста Келли».
«Верно! — согласился Барч. — Келли не подведет». Он застегнул пиджак: «Что ж, я пошел».
«Желаю удачи! — отозвался Дарран. — Но не слишком искушай судьбу».
Барч обернулся и смерил коллегу ледяным взглядом: «Что ты имеешь в виду?»
«Ничего особенного, — мягко ответил Дарран. — Всем известно, что ты — прирожденный искатель опасных приключений. Ты явно что-то задумал, и эта затея может выйти боком».
Барч раздраженно вышел на террасу и задержался, глядя в ночную мглу. Его ладони вспотели, руки непроизвольно напряглись. Дарран был недалек от истины. Барч чувствовал себя, как юнец, идущий на первое свидание — но перспектива провести вечер с земной девушкой не вызвала бы такую тревогу даже у робкого подростка.
Медленно пройдясь вдоль балюстрады, он остановился напротив главного хрустального купола. Внутри были лектваны — существа с далекой планеты. Что от него ожидалось? Следовало ли постучаться и попросить, чтобы позвали девушку? Или он должен был ждать снаружи, пока она не появится? Барч злобно выругался сквозь зубы: где оно, его хваленое самоуважение? Он был не хуже любого лектвана — в конце концов, на Земле лектваны были незваными гостями, а гостям подобало соблюдать обычаи хозяев.
Он воинственно направился к куполу, но в последний момент остановился. Постучать? Или позвонить? Где кнопка звонка?
В полупрозрачной толще хрусталя забрезжил свет. Барч отступил на пару шагов. На террасу быстро вышла Комейтк-Лелианр — в сопровождении отца и младшей сестры, возбужденно подпрыгивавшей, как маленькая собачка.
Маркель говорил по-лектвански: «Думаю, ты будешь разочарована. Но, конечно, ничто не должно препятствовать твоим исследованиям».
«Я тоже хочу поехать!» — взмолилась Сиа-Спедз.
«Одного антрополога в нашей семье более чем достаточно», — возразил Маркель. Повернувшись к Барчу, он прибавил по-английски: «Рой, проследите за тем, чтобы она не сделала ничего, что могло бы привести к нежелательным последствиям».
«Тск! — Комейтк-Лелианр непринужденно направилась к повисшей над террасой воздушной яхте. — Рой, пойдемте!»
Барч последовал за ней со всем возможным достоинством.
Комейтк-Лелианр нырнула в кабину яхты. Рой Барч залез туда же. На девушке был белый комбинезон с орнаментом из черных ромбов, похожий на костюм арлекина. В таком виде она не могла остаться незаметной, но по меньшей мере вокруг нее не стали бы собираться зеваки.
У ветрового стекла кабины в воздухе плавал небольшой серебристый шар, пронзенный черной рукояткой. Комейтк-Лелианр взяла этот шар — и машина вознеслась в небо. «Теперь куда?» — спросила девушка.
По мнению Барча, прежде всего нужно было поставить дальнейшие взаимоотношения на надлежащую основу: «Покажи, как управлять этим аппаратом».
Удивленно подняв брови, девушка впервые повернулась к нему лицом. На какое-то мгновение Барчу показалось, что лектванка собирается вежливо проигнорировать его требование, но она передала ему серебристый шар. «Этот стержень, — она притронулась к черной рукоятке, воткнутой в шар, — отображает ось, перпендикулярную палубе яхты. Наклоняя шар, вы наклоняете яхту. Перемещение шара вверх приводит к кумулятивному ускорению подъема яхты, воспрепятствовать которому может только перемещение шара вниз. Черный стержень контролирует скорость. Вжимая стержень в шар, вы ускоряетесь. Вытягивая стержень из шара, вы тормозите».
«Невелика наука. А где индикатор высоты?»
«Здесь, — девушка указала на строку угловатых черных символов, ползущую по бледно-серой полоске. — Это альтиметр и спидометр. Зеленый кружок посередине — символ летательного аппарата. Тень под кружком отображает профиль ландшафта прямо по курсу. Чем ниже летит яхта, тем больше становится зеленый кружок. Когда яхта приземляется, край зеленой окружности касается черного поля».
Барч кивнул: «Все это достаточно просто».
Пару секунд она внимательно наблюдала за ним, после чего спросила: «Куда мы направляемся?»
«В бар Прохвоста Келли — он на другом берегу залива, напротив Сан-Франциско. Или ты хотела бы полюбоваться на более пристойное ночное времяпровождение туземцев?»
«В том, что касается выбора любопытных явлений, мне придется положиться на ваше суждение».
«Мне трудно о чем-либо судить, не разобравшись в твоем умонастроении. Сколько тебе лет?»
«Пятьдесят два года». Заметив явное изумление Барча, она пояснила: «В земном летоисчислении это соответствует примерно двадцати годам».
«Твое имя почти непроизносимо, — сказал Барч. — Я буду звать тебя „Эллен“».
В полутьме кабины трудно было определить выражение ее лица: «Как вам угодно».
На полоске альтиметра появился зубчатый черный график прибрежных холмов.
Под ними распростерся длинный ковер огней: Сан-Леандро, Окленд, Беркли. Барч пролетел над побережьем залива на высоте примерно трехсот метров, после чего повернул направо и вниз, к авеню Сан-Пабло: «Думаю, там найдется свободное место, где можно будет оставить яхту. Да, вот здесь!»
Он опустил машину за вереницей эвкалиптов: «Приступим к нашей экскурсии».
Из бара Прохвоста Келли по всей улице разносилась громкая бесшабашная музыка.
«Любопытный ритм, — заметила Комейтк-Лелианр. — Надо полагать, местные жители исполняют интерпретационные танцы с примесью сексуального символизма».
«На этот счет ничего не могу сказать. По меньшей мере, их танцы энергичны. Но я в самом деле хотел, чтобы ты послушала эту музыку — может быть, ты ничего такого раньше не слышала».
Девушка прислушалась: «Восьмиголосие, насколько я понимаю?»
Рой Барч наставительно возразил: «В ансамбле только семь инструментов».
«Но один из них — по звучанию напоминающий арфу — играет в два голоса».
«А, фортепиано! — Барч внезапно огорчился. — Так что же, зайдем туда?»
Он провел ее к столику в полутемном углу. Семь человек на эстраде играли на трубе, тромбоне, кларнете, фортепиано, барабанах, банджо и тубе — играли блестяще и выразительно, с вызывающей возбуждение живостью.
Наклонившись к уху лектванки, Барч сказал: «Это джазовый ансамбль „Йерба буэна“. Они играют пьесу под названием „Усталый блюз“».
«Мне она вовсе не кажется усталой».
«Нет, конечно — это скорее шуточное наименование», — Барч повернулся к эстраде.
Музыка достигала кульминации: труба звенела, как источник чистой металлической энергии, тромбон отвечал темными, грубоватыми и хрипловатыми тонами, кларнет взлетал пассажами, как огненная птица. Прозвучал заключительный смешанный аккорд, подчеркнутый слепящим взрывом тарелок; слушатели вздохнули, высвобождая напряжение — каждый по-своему.
Барч спросил у девушки-лектванки: «Что ты об этом думаешь?»
«Громкая, эмоционально насыщенная музыка».
«Это музыка нашей эпохи! — с лихорадочной настойчивостью произнес Барч. — Она отражает присущее нам стремление к достижению новых рубежей. Джаз — лучший пример современной раскрепощенной изобретательности».
Комейтк-Лелианр слегка наклонилась над столом: «Судя по всему, вы мыслите символическими образами — не так ли?»
«Не знаю, — нетерпеливо отозвался Барч. — Это не имеет значения. Разве ты не можешь забыть о примитивной антропологии на какое-то время?» Он заметил, как дрогнули ее брови, и с горечью сказал: «Ты это делаешь машинально».
«Что именно?»
«Переключаешься от одной „стилизации“ к другой. Находишь роль, наилучшим образом соответствующую обстоятельствам, и входишь в эту роль».
Девушка нахмурилась: «Никогда не думала об этом с такой точки зрения».
Барч досадливо взмахнул рукой: «Забудь об этом! Слушай музыку. Я для того сюда тебя привел».
Комейтк-Лелианр прислушалась: «Очень интересно! Но мне эти звуки режут уши. Они слишком откровенны, не оставляют места для компромисса».
«Нет, нет!» — воскликнул Барч, не совсем понимая, в чем именно он усматривал противоречие. Он говорил возбужденно и страстно, желая возбудить в девушке приязнь к той музыке, которая ему нравилась — а следовательно и к себе самому: «По сравнению с вами, мы — молодая раса. На вашей планете все успокоилось, вы устроились в жизни, довольны собой. На Земле все по-другому! На Земле наступили волнующие времена — и после прибытия лектванов оживление только возросло. Здесь каждый день дышит новизной и свежестью, каждый день начинается что-то небывалое, наблюдается продвижение к цели. Мы живем, увлеченные этой стремниной в будущее, и полное надежд непостоянство отражается в нашей музыке».
Он ожидал от Комейтк-Лелианр какого-нибудь ответа. Ее мысли не поддавались прочтению.
Барч решил, что требовалась оговорка: «Точнее говоря, это дух нашего региона. На других континентах люди живут по-своему, и музыка у них другая. Китайцы, например, считают любую западную музыку маршеобразной — будь то джаз, классика, гимны, панихиды, что угодно».
Подошла официантка: «Что вы хотели бы заказать?»
«Парочку коктейлей „Том Коллинз“», — ответил Барч. Повернувшись к инопланетянке, он продолжал: «Но западная цивилизация была преобладающей движущей силой, лидирующим обществом — по меньшей мере до прибытия лектванов».
Комейтк-Лелианр рассмеялась: «На какое-то время вы забыли о нашем присутствии».
«Верно. Забыл».
«Почему вы мне об этом рассказываете?»
Поколебавшись, Барч бросился с головой в холодную воду: «Потому что я не считаю себя варваром. Земляне и лектваны равны, нравится вам это или нет. Кроме того…»
Официантка принесла два высоких бокала и поставила их на стол: «С вас доллар двадцать центов».
Барч опустил деньги на поднос.
Комейтк-Лелианр прикоснулась к бокалу, осторожно понюхала содержимое: «Что это?»
«Фруктовый сок, вода с пузырьками углекислого газа, этиловый спирт, сахар».
«Здесь содержится плоть живых существ?»
«Даже если это так — что с того? — отрезал Рой Барч. — В сущности всё, что мы едим и пьем — углерод, кислород и водород. Какое значение имеет происхождение соединений этих элементов? Кроме того, фрукт, из которого выжат сок, давно уже не был живым».
Девушка поморщилась, но попробовала коктейль: «Мне не нравится этот напиток. А стаканы стерилизованы?»
«Скорее всего, нет. Поэтому они добавляют в напитки спирт — чтобы стерилизовать стаканы».
«О!»
Они сидели в молчании. Ансамбль вернулся на эстраду, и Барч почувствовал, насколько безразлично Комейтк-Лелианр слушала музыку — за танцорами она наблюдала с такой же отчужденностью.
Расправив плечи, он слегка наклонился и сказал: «Мне очень жаль — я привел тебя сюда под вымышленным предлогом».
«Значит, здесь не будет церемоний, о которых вы говорили?» — огорчилась молодая лектванка.
«Их можно наблюдать, возможно, где-нибудь в Центральной Африке».
«В местах, удаленных отсюда?»
«О да, в местах весьма удаленных, — язвительно ответил Барч. — Там живут совсем другие люди, настолько же отличающиеся от нас, насколько…» Он хотел было сказать, «насколько мы отличаемся от вас», но прикусил язык и прихлебнул коктейль из высокого зеленого бокала. Указав на негра, сидевшего за соседним столиком, он прибавил: «Этот человек происходит от африканцев».
«Неужели? Он практически ничем не отличается от вас — разве что цветом кожи. Он участвует в обрядах, о которых вы упоминали?»
«Нет — конечно, нет. Он родился и вырос в нашем обществе. Время от времени, однако, он подвергается неприятной дискриминации». Чуть помолчав, он раздраженно прибавил: «Так же как земляне, насколько я понимаю, подвергаются дискриминации на Лектве».
Комейтк-Лелианр поджала губы, поворачивая пальцами бокал то в одну, то в другую сторону. Барч заметил, что ее бокал полон: «Тебе настолько отвратителен этот напиток, что ты не можешь его пить?»
Девушка безразлично взглянула вниз, приложила губы к трубочке и отпила несколько глотков: «Теперь я должна почувствовать возбуждение?»
«Не думаю. Для этого нужно выпить еще два или три таких коктейля».
Лектванка покачала головой: «На это я не соглашусь». Поднявшись на ноги, она сказала: «Давайте уйдем отсюда».
Барч угрюмо проводил ее на улицу и обратно к воздушной яхте. Едва сдерживая возмущение, он предложил: «Если тебя интересуют отвратительные зрелища, я мог бы показать тебе поединок профессиональных боксеров или борцов, хотя предпочел бы без этого обойтись».
Комейтк-Лелианр пожала плечами: «Тогда мы вернемся домой». И она прошла в кабину через прозрачный корпус яхты.
