XI
1
Аэротакси опустило Кудеяра на площадку, сплошь заполненную частными летательными аппаратами — роскошными игрушками, баловаться которыми могли позволить себе только амаранты и богатые гларки. К огромному залу вела широкая, напоминавшая черный ковер дорожка. Как только Кудеяр ступил на эту дорожку, микроскопические волокна, вибрировавшие так часто, что их движение не ощущалось, плавно понесли его вверх по склону. Он проскользнул под отделанным золотом светящимся стеклянным порталом и оказался в вестибюле.
Прямо перед ним висело полотнище с праздничной надписью:
«СЕГОДНЯ: АКВЕФАКТЫ РАЙНХОЛЬДА БИБЮРССОНА»
За небольшим столом у входа лениво развалилась на стуле дебелая женщина; перед ней стояла карточка с надписью: «Пожертвования принимаются с благодарностью». Женщина явно скучала; она вязала крючками ленту с хитроумным орнаментом из металлических нитей. Когда Кудеяр положил на стол флорин, она грубовато произнесла «Спасибо!», не отрывая глаз от крючков и ленты. Раздвинув портьеры из винно-красного бархата, Кудеяр вступил в приемный зал.
Вдоль стен на пьедесталах мерцали аквефакты Райнхольда Бибюрссона — сложные сооружения из сгущенной воды. Наскоро осмотрев эти опусы, Кудеяр нашел их странными и суровыми до уныния; в любом случае, его интересовали посетители, а не модная скульптура.
Присутствовали не меньше двухсот человек. Они собирались небольшими группами и разговаривали или прохаживались мимо блестящих аквефактов. Сам Райнхольд Бибюрссон стоял неподалеку от входа — худощавый человек более чем двухметрового роста. Он производил впечатление скорее мученика, смирившегося с неизбежностью страданий, нежели почетного гостя. Выставка-продажа его произведений должна была иметь для него какое-то значение — как момент торжества, самоутверждения или хотя бы возможности обогащения — но, судя по выражению его лица, Бибюрссон мог бы с таким же успехом бродить в одиночестве по зимнему лесу. Только когда кто-нибудь обращался к нему непосредственно, он опускал глаза, прекращая созерцание непостижимых пространств, и немедленно становился внимательным и вежливым.
Амаранта Джасинты стояла в дальнем конце зала, беседуя с молодой женщиной в дерзком серо-зеленом акробатическом трико, слегка прикрытом полупрозрачным длинным покрывалом, оттенок которого точно соответствовал цвету ее прически в стиле аквитанских уличных танцовщиц, торчавшей прямо над головой наподобие пламени свечи. Глаза Джасинты скользнули по лицу Кудеяра, как только он раздвинул портьеры, но не было никаких признаков того, что она его узнала.
Кудеяр перемещался по периметру круглого зала вместе с медленным потоком посетителей. Амаранта Джасинты больше не смотрела на него, но время от времени поглядывала на входной портал. Ее подруга, невысокая женщина с привлекательной фигурой, тоже бдительно следила за всеми входящими. Ее пикантное лицо с маленьким узким подбородком и широкими скулами, с огромными темными глазами и ворохом темных волос, казалось Кудеяру смутно знакомым — где-то он уже видел это лицо.
Он прошел за спиной дух подруг и остановился так близко от них, что до его ушей доносились отрывки их разговора.
«Когда же он явится, наконец? Ты думаешь, он придет?» — капризно спросила амаранта Джасинты.
«Конечно, придет, — отозвалась ее темноволосая собеседница. — Смехотворный юнец осмеливается за мной волочиться».
Кудеяр поднял брови. Значит, подруги ожидали кого-то другого. Он почувствовал себя в какой-то степени униженным.
Амаранта Джасинты нервно рассмеялась: «И до чего доходит его смелость? Ты его полностью контролируешь?»
«Если я захочу, Винсент помчится распространять душеспасительные памфлеты среди кочевников… А! Вот и он!»
Проследив направление ее взгляда, Кудеяр тоже посмотрел на человека, только что вошедшего в зал. Этот молодой человек — уже не юнец, однако — выглядел, как типичный представитель одной из средних фил. На нем был дорогой, но не слишком бросающийся в глаза костюм; он держался с несколько натянутым достоинством. Небольшие мутноватые светло-карие глаза, длинный, необычно заостренный нос и раздвоенный маленький подбородок придавали его лицу нравоучительно-угрожающее и в то же время вопросительно-любопытствующее выражение.
Джасинта отступила на шаг и повернулась вполоборота: «Он не должен видеть нас вместе».
«Как тебе угодно», — пожала плечами ее темноволосая подруга.
Теперь Кудеяр оказался непосредственно в поле зрения Джасинты — он решил пройти дальше и не слышал никаких дальнейших слов. Темноволосая женщина тоже повернулась, чтобы отойти, и почти столкнулась с двумя пожилыми мужчинами, направлявшимися к Джасинте. Очаровательно извинившись, женщина в трико вприпрыжку направилась к своему знакомому, но по пути ее перехватил другой молодой человек, которому не терпелось что-то ей сказать — ей пришлось его внимательно выслушать. Тем временем пожилые субъекты присоединились к Джасинте и завязали с ней разговор.
Кудеяр продолжил свой путь мимо аквефактов. Молодой человек, которого подруги называли Винсентом, по всей видимости играл какую-то роль в махинациях амаранты Джасинты Мартин — было бы полезно с ним познакомиться.
Винсент уже направлялся к стройной женщине в трико, но, заметив, что она занята беседой, сразу остановился, явно раздраженный. Рядом стоял Райнхольд Бибюрссон, и Винсент решил обратиться к аквефактору с каким-то вопросом.
Кудеяр подошел к ним поближе.
«Стыжусь признаться, — говорил остроносый молодой человек, — что я практически незнаком с вашими работами».
«Они малоизвестны», — ответил Бибюрссон гортанным, почти сдавленным голосом; он очевидно не привык много говорить.
«Меня приводит в некоторое замешательство — хотя я сам занимаюсь технологическими разработками — использование вами этой стекловидной, напоминающей кварц субстанции, которую в просторечии называют „сгущенной водой“. Как вам удается создавать такие сочетания форм, такие сложные кривые, в то же время удерживая и отверждая воду мезонным излучателем?»
Бибюрссон улыбнулся: «Это не так уж трудно, учитывая естественные преимущества среды, в которой я работаю. Я — астронавт. В отсутствие ускорения силы притяжения не оказывают никакого влияния, причем у меня более чем достаточно времени для размышлений».
«Чудесно! — воскликнул Винсент. — Но, казалось бы, бесконечные пространства космоса должны скорее ошеломлять, нежели сосредоточивать и стимулировать».
Бибюрссон снова улыбнулся своей серьезной улыбкой: «Пустота — голодный рот, молящий о том, чтобы его накормили, мозг в беспамятстве, жаждущий возвращения мыслей, растекающийся флюид, стремящийся приобрести форму. Отсутствием подразумевается присутствие».
Кудеяр спросил: «Где вы побывали в последнем полете, господин Бибюрссон?»
«В системе Сириуса, на „собачьих“ планетах».
«А! — поднял указательный палец Винсент. — Значит, вы были на борту „Отважного“?»
«Мне поручили обязанности главного навигатора», — ответил Бибюрссон.
К разговору присоединился коренастый мужчина средних лет, судя по выражению лица склонный к шаловливому юмору. «Позвольте представиться, — сказал шутник. — Меня зовут Джейкоб Найл».
Кудеяру показалось, что остроносый молодой человек слегка напрягся, услышав это имя. «Меня зовут Винсент Роднэйв», — отозвался он.
Кудеяр промолчал; Бибюрссон смотрел на трех собеседников с безмятежной отстраненностью.
Джейкоб Найл обратился к аквефактору: «Мне еще никогда не приходилось говорить с астронавтом. Вы не возражаете, если я задам несколько вопросов?»
«Почему бы я стал возражать?»
«Насколько мне известно, в просторах Вселенной — бесконечное множество планет».
Бибюрссон кивнул: «Им несть числа».
«Надо полагать, вам встречались миры, где человек может ходить, дышать и жить?»
«Я видел такие миры».
«И вы изучаете эти миры, когда у вас есть такая возможность?»
Бибюрссон улыбнулся: «Изредка. Я — навигатор, то есть не более чем водитель звездолета. Я лечу туда, куда приказывает лететь владелец корабля».
«Но вы можете что-нибудь рассказать о таких пригодных для жизни мирах, не так ли?» — не отставал Найл.
Бибюрссон снова кивнул: «Есть одна планета, о которой я обычно не люблю говорить. Свежая и прекрасная, как первозданный райский сад. Это моя планета. Никто другой не предъявляет на нее права. Весь этот девственный мир, с его полярными шапками льда, континентами и океанами, лесами, пустынями, реками, песчаными пляжами и горами — мой. Я стоял в степи над рекой; справа и слева виднелись голубоватые леса, а далеко впереди высился огромный горный хребет. Все это — мое. И ни одного человека вокруг — в радиусе пятнадцати световых лет».
«Значит, вы богаты, — заметил Найл. — Вам остается только позавидовать».
Бибюрссон покачал головой: «Этот мир я нашел только однажды — так, как человек замечает любимое лицо в толпе. Но лицо потерялось. Я потерял свой мир. Может быть, я больше никогда его не найду».
«Есть и другие планеты, — возразил Найл. — Возможно, каждому из нас досталась бы своя планета, если бы мы решились отправиться на поиски».
Бибюрссон безразлично кивнул.
«Мне следовало выбрать такую жизнь», — сказал Кудеяр.
Джейкоб Найл рассмеялся: «У обитателей Предела нет инстинктивной предрасположенности к космическим исследованиям. Райнхольд Бибюрссон — не такой, как мы. Он — человек из прошлого. Или из будущего».
Бибюрссон взглянул на Найла с меланхолическим любопытством, но ничего не сказал.
«Мы живем в крепости, — продолжал Найл. — Мы возвели стены, чтобы оградить себя от кочевников. Мы — остров в океане варварства, и это нас вполне устраивает. Подъем! Подъем! Подъем! Ни о чем другом никто в Кларджесе не говорит». Найл иронически всплеснул руками и куда-то поспешил, скрывшись за фигурами других посетителей.
Роднэйв тоже направился дальше, мимо выставленных по окружности аквефактов. Кудеяр подождал несколько секунд, после чего присоединился к нему. Они завязали разговор.
«Я все еще не понимаю, — беспокоился Роднэйв, указывая на очередную скульптуру из сгущенной воды, — каким образом, пусть даже в невесомости, сохраняются настолько сложные контуры. Под влиянием поверхностного натяжения вода стремится немедленно принимать сферическую форму».
Кудеяр нахмурился: «Возможно, он использует реагент, нейтрализующий поверхностное натяжение — или, наоборот, затвердевающую под влиянием воздуха прозрачную поверхностную пленку. Или заливает воду в форму, а затем кристаллизует воду излучателем».
Винсент Роднэйв признал существование таких возможностей, но не был окончательно убежден. Они прошли мимо Джасинты, все еще находившейся в компании двух пожилых господ.
«Вот амаранта Джасинты Мартин, — как бы между прочим заметил Кудеяр. — Вы с ней знакомы?»
Роднэйв бросил на Кудеяра проницательный взгляд: «Я знаком с ее репутацией, не более того. А вы ее хорошо знаете?»
«Мы встречались», — ответил Кудеяр.
«Я пришел сюда по приглашению амаранты Анастасии де Фанкур», — самодовольно, но с некоторой дрожью в голосе заявил Роднэйв.
«С ней я не знаком». Вот почему Кудеяр узнал темноволосую женщину в акробатическом трико — это была амаранта Анастасии де Фанкур, знаменитой исполнительницы пантомим!
Винсент Роднэйв расчетливо покосился на Кудеяра: «Она — ближайшая подруга Джасинты».
Кудеяр рассмеялся: «Среди амарантов нет настоящей дружбы. Они самодостаточны и не нуждаются в посторонней помощи».
Роднэйв слегка обиделся: «Надо думать, вы тщательно изучали психологию амарантов».
Кудеяр пожал плечами: «Не слишком тщательно». Взглянув в сторону, он спросил: «В какой филе состоит Райнхольд Бибюрссон?»
«Он — кандидат. Космические полеты позволяют быстро продвигаться. Надежное средство подъема, не требующее длительной подготовки или напряженной многолетней практики…»
«Но смертность среди астронавтов очень высока».
Продолжая разговор, Винсент Роднэйв сообщил собеседнику свой собственный статус аспиранта. Винсент работал техническим руководителем в одном из отделов Актуария. Кудеяр поинтересовался: «В чем, собственно, заключаются ваши функции?»
«Я занимаюсь общими статистическими исследованиями. Кроме того, в мои обязанности входят поиск и устранение ошибок. В прошлом году мне поручили модернизацию биотелеметрической системы. Раньше оператор должен был интерпретировать код и только после этого вводить координаты личностного объекта в матрицу карты Предела. Теперь информация наносится непосредственно на микрофильм, который становится частью матрицы. Кстати, именно это усовершенствование позволило мне продвинуться в филу аспирантов».
«Примите мои поздравления! — сказал Кудеяр. — Один мой приятель переходит на работу в Актуарии. Он будет рад услышать, что в сфере демографической статистики все еще существуют возможности подъема».
Лицо Роднэйва слегка потемнело — он не хотел оказывать услуги приятелю нового знакомого: «В каком отделе он намерен работать»?
«Думаю, что его назначат координатором связей с общественностью».
«Там далеко не продвинешься!» — Роднэйв презрительно фыркнул.
«Разве возможности для улучшений нельзя найти в любой области? — пожал плечами Кудеяр. — Мне тоже приходило в голову, что можно было бы попытать счастья в Актуарии».
Роднэйв находился в некотором замешательстве: «Почему вдруг зашла речь о какой-то массовой миграции в Актуарий? Мы занимаемся очень прозаической работой — нам не приходится сталкиваться с опасностями, с персоналом у нас не возникают особенные проблемы, текучки кадров практически нет — короче говоря, возможностей для крутого подъема мало».
«Но вы сами достигли существенного успеха», — возразил Кудеяр.
«Решение технических задач — другое дело, — согласился Роднэйв. — Если человек умеет мыслить логически, если у него фотографическая память и если он в какой-то степени дотошный педант — да, он может добиться какого-то успеха, хотя я должен заметить, что в свое время продвинулся в филу дебютантов только благодаря одному изобретению».
Кудеяр обвел глазами разгуливающую по залу толпу; амаранта Джасинты все еще разговаривала с двумя седовласыми субъектами: «Любопытно! О каком изобретении идет речь, если не секрет?»
«О, я не сделал ничего особенного. Но коммерческая популярность… Вы, наверное, сами грелись где-нибудь у камино-экрана?»
«Разумеется!» — отозвался Кудеяр. Каминоэкраном называли встроенный в стену экран — как правило, под каминной доской. Включение экрана приводило к появлению запрограммированного изображения камина — трескучего пламени или тихо тлеющих углей за решеткой, в то время как инфракрасные прожекторы излучали количество тепла, соответствовавшее интенсивности изображенного огня. «Надо полагать, это изобретение существенно помогло вам и в финансовом отношении?» — предположил Кудеяр.
Роднэйв крякнул: «Кому нужны деньги, если жить осталось так мало? Вместо того, чтобы шляться по этому залу и глазеть на аквефакты, мне следовало бы сидеть дома и заниматься логарифмами».
Кудеяр не понял: «Заниматься логарифмами? Зачем?»
«Я неправильно выразился. Я хотел сказать: запоминать логарифмы. Я запоминаю логарифмы всех важнейших физических и математических постоянных, а также всех целых чисел до ста».
Кудеяр недоверчиво улыбнулся: «Вы помните логарифм сорока двух?»
«Какой логарифм? Натуральный или десятичный? Я помню оба».
«Десятичный».
«62325».
«А восьмидесяти пяти?»
Роднэйв покачал головой: «Еще не помню. Я добрался только до семьдесят первого».
«Хорошо, семьдесят первый».
«85126».
«Как вам это удается?» — спросил Кудеяр.
Роднэйв беззаботно махнул рукой: «Само собой, я пользуюсь мнемонической системой. Каждой цифре соответствует та или иная смысловая категория или часть речи. „1“ — имя собственное; „2“ — наименование животного; „3“ — наименование растения; „4“ — наименование минерала; „5“ — глагол; „6“ — прилагательное или наречие эмоционального или интеллектуального свойства; „7“ — цвет; „8“ — направление; „9“ — размер или масштаб; нуль — отрицательная частица.
Таким образом, каждому числовому значению соответствует закодированное предложение, вот и все. Это очень просто. „Осторожный медведь траву и рыбу ест“. Это значение 62325 десятичного логарифма числа 42».
«Замечательно!»
«Сегодня вечером, — беспокоился Роднэйв, — мне нужно было добраться по меньшей мере до 74 или даже до 75. Если бы не амаранта Анастасии…» Он прервался: «А вот и она!» Винсент был явно заворожен Анастасией, как сказочным видением.
Амаранта Анастасии весело подбежала к нему, игривая и бесхитростная, как котенок: «Добрый вечер, Винсент!» У нее был ясный певучий голос. Кудеяра она практически не заметила, а Роднэйв о нем полностью забыл.
«Я достал то, о чем ты просила, — сказал ей Роднэйв. — Это оказалось непросто, пришлось серьезно рисковать».
«Превосходно, Винсент!» — амаранта Анастасии взяла Роднэйва за предплечье и наклонилась к нему так близко, так нежно, что он весь напрягся и слегка побледнел: «Приходи ко мне в гардеробную после представления».
Заикаясь, Роднэйв пообещал непременно придти. Анастасия еще раз одарила его мимолетной улыбкой, искоса смерила взглядом Кудеяра и упорхнула. Кудеяр и Роднэйв проводили глазами ее пританцовывающую грациозную фигуру. «Восхитительное создание!» — пробормотал Роднэйв.
Амаранта Анастасии приблизилась к амаранте Джасинты — та забросала ее нетерпеливыми вопросами. Анастасия указала небрежным жестом на Винсента Роднэйва. Джасинта повернулась и взглянула на Роднэйва и Кудеяра, стоявших вместе.
Ее глаза удивленно раскрылись. Она нахмурилась и отвернулась. Кудеяр тоже нахмурился — не удалось ли ей разгадать его маскарад?
Этот обмен взглядами не ускользнул и от внимания Винсента Роднэйва. Он с любопытством покосился на Кудеяра: «Вы так и не сказали, как вас зовут».
«Меня зовут Гэйвин Кудеяр», — с жестокой откровенностью ответил он.
Брови Роднэйва взметнулись, его челюсть отвисла: «Как вы сказали? Гэйвин Кудеяр?»
«Вы не ослышались».
Глаза Роднэйва забегали, после чего сосредоточились на ком-то: «Вот идет Джейкоб Найл. Мне лучше с ним не встречаться».
«Чем вам не понравился Найл?» — поинтересовался Кудеяр.
Роднэйв посмотрел Кудеяру в лицо и тут же отвел глаза: «Разве вы не слышали об авгурах?»
«Говорят, они собираются во Дворце Откровений».
Роднэйв сухо кивнул: «Я не желаю снова выслушивать банальные рассуждения Найла. Он — гларк до мозга костей!»
Роднэйв поспешно отошел в сторону. Кудеяр взглянул на амаранту Джасинты — ее все еще занимали разговорами два пожилых субъекта.
Джейкоб Найл пристроился к Кудеяру и посмотрел вслед Винсенту Роднэйву с издевательской усмешкой: «Можно подумать, что этот молодой человек меня избегает».
«Насколько я понимаю, его пугает ваша философия — в чем бы она ни состояла».
Джейкоб Найл начал было говорить, но Кудеяр извинился и поспешил вслед на Роднэйвом, теперь пытавшимся спрятаться за одним из аквефактов. Заметив приближение Кудеяра, Роднэйв быстро повернулся к нему спиной.
Кудеяр прикоснулся к его плечу; Роднэйв неприязненно обернулся.
«Роднэйв, я хотел бы с вами поговорить».
«Прошу прощения, — заикаясь, пробормотал Винсент, — в данный момент…»
«Может быть, мы будем привлекать меньше внимания, если выйдем наружу».
«Я не хочу никуда выходить!» — заявил Роднэйв.
«Тогда давайте зайдем вот в это боковое помещение — возможно, нам удастся решить один вопрос, имеющий большое значение как для вас, так и для меня», — схватив Роднэйва под локоть, Кудеяр повел его в альков между двумя аквефактами.
Как только они зашли за угол, Кудеяр протянул руку: «Давайте сюда!»
«Что вам от меня нужно?»
«По поручению Анастасии вы достали материалы, имеющие ко мне самое непосредственное отношение. Покажите их!»
«Вы ошибаетесь!» — Роднэйв попробовал уйти, но Кудеяр грубо схватил его за плечо: «Давайте сюда, я сказал!»
Винсент Роднэйв явно намеревался бурно протестовать, но Кудеяр опередил его, засунув руку за пазуху молодого человека — в его внутреннем кармане был конверт. Кудеяр выхватил конверт; Винсент попытался его перехватить, но не успел и гневно топнул ногой.
Кудеяр вскрыл запечатанный конверт. В нем лежали три маленьких квадратных кусочка пленки. Кудеяр вынул один из них и рассмотрел его на свет. Столбцы данных были слишком мелкими, но он сумел прочесть заголовок: «АМАРАНТ ГРЭЙВЕНА КУДЕСНИКА».
«Ага! — сказал Кудеяр. — Все понятно». Роднэйв, испуганный и обиженный, виновато потупился.
Второй микрофильм был озаглавлен «ГЭЙВИН КУДЕЯР», третий — «АМАРАНТА АНАСТАСИИ ДЕ ФАНКУР».
«Насколько я понимаю, это биотелеметрические микрофильмы, — заключил Кудеяр. — Было бы неплохо, если бы вы потрудились объяснить…»
«Ничего я не стану объяснять!» — с горящими от гнева глазами заявил Роднэйв.
Кудеяр с любопытством разглядывал молодого человека: «Неужели вы не понимаете, что с вами произойдет, если я предъявлю обвинения?»
«Я допустил оплошность — только и всего! Шутка, мелочь, не заслуживающая внимания».
«Мелочь? Шутка? Вы попытались вмешаться в мою жизнь! Даже палачам не разрешают пользоваться телевекторами!»
«Вы преувеличиваете серьезность происходящего», — пробормотал Роднэйв.
«А вы преувеличиваете расстояние, отделяющее вас от Клети Позора!»
Роднэйв дерзко протянул руку: «Если вы закончили, отдайте микрофильмы».
Кудеяр не мог поверить своим ушам: «Вы с ума сошли?»
Роднэйв попытался занять более скромную позицию: «В конце концов, я всего лишь хотел сделать одолжение амаранте Анастасии».
«Зачем ей понадобилась эта информация?»
«Не знаю».
«Насколько мне известно, она собиралась передать микрофильмы амаранте Джасинты».
Роднэйв упрямо пожал плечами: «Это не мое дело».
«Вы намеревались предоставлять ей и другие биотелеметрические данные?» — вкрадчиво спросил Кудеяр.
Встретившись с Кудеяром глазами, Роднэйв отвернулся: «Нет».
«Будьте любезны проследить за тем, чтобы ничего подобного больше никогда не было».
Роднэйв смотрел на конверт: «Что вы намерены сделать с этими пленками?»
«В той мере, в какой это касается вас — ничего. Благодарите судьбу за то, что вы отделались так легко».
Винсент Роднэйв повернулся на каблуках и удалился из алькова.
Некоторое время Кудеяр не сходил с места — ему нужно было подумать. После этого он снял маску «Альтер-Эго» и куртку горчичного цвета, бросил их в углу алькова и вышел в выставочный зал.
Амаранта Джасинты заметила его почти мгновенно. Их глаза встретились — воздух между ними словно наэлектризовался напряжением взаимной ненависти. Кудеяр направился прямо к ней. Джасинта ждала его с холодной усмешкой.
2
«Хальдеман так-таки нашел руины на дне Бискайского залива, — говорил амаранте Джасинты один из пожилых господ. — Стену, бронзовую стелу, участки мозаики и, что самое удивительное, панель синего стекла!»
Другой седовласый субъект восторженно хлопнул в ладоши: «Знаете ли, там столько потрясающих находок! Если бы мне не приходилось торчать на работе, клянусь голубыми небесами, я присоединился бы к их экспедиции!»
Амаранта Джасинты положила руку Кудеяру на плечо: «Вот настоящий искатель приключений! Готовый и способный на все!» Она представила ему своих знакомых: «Господин Сиздон Кэм…» Подтянутый старик с обветренным лицом слегка поклонился. «И его честь, канцлер Пританеона Клод Аймиш». Упитанный ветеран политических интриг отозвался снисходительным кивком.
Кудеяр вежливо поздоровался с обоими; амаранта Джасинты, очевидно понимая, что Кудеяру приходилось сдерживать внутреннее кипение, продолжала беззаботно болтать: «Мы обсуждали недавние достижения господина Кэма. Он занимается подводной археологией».
Канцлер Аймиш усмехнулся, обводя взором аквефакты Бибюрссона: «Сегодня Кэм оказался в своей тарелке. Эти статуи вокруг нас — что это, как не реликты первозданного моря, унаследованные со времен ледникового периода?»
«Невероятно — не правда ли, Гэйвин Кудеяр? — спросила амаранта Джасинты. — Древние города на дне морском!»
«Выдающиеся, эпохальные открытия!» — вторил ей канцлер Аймиш.
«Как назывался этот город? Кто его построил?» — интересовалась Джасинта.
Кэм покачал головой: «Кто знает? Может быть, водолазы скоро найдут что-нибудь определенное — теперь у нас будет гидравлическая драга».
«И кочевники вас не беспокоят?» — спросил Аймиш.
«Время от времени. Но они научились осторожности».
Кудеяр больше не мог сдерживать нетерпение и обратился к Джасинте: «Не могу ли я отвлечь вас на минуту?»
«Да-да, конечно», — извинившись перед Кэмом и Аймишем, амаранта Джасинты отошла на пару шагов в сторону: «Что ж, Гэйвин Кудеяр, как продвигается ваш подъем?»
«Зачем вы пригласили меня на эту выставку?» — резко спросил Кудеяр.
Она притворилась удивленной: «Вы же сами хотели со мной поговорить?»
«Я могу сказать только одно: если вы будете вмешиваться в мои дела, я вмешаюсь в ваши».
«Вы мне угрожаете, Гэйвин Кудеяр?»
«Нет, — ответил он. — Я не стал бы вам угрожать, пока нас подсматривают и подслушивают». Кудеяр указал кивком на напоминающее пуговицу устройство, которым амаранты нередко пользовались, чтобы делиться зрительными и слуховыми впечатлениями со своими суррогатами.
«Если бы только я догадалась взять с собой эту камеру, когда отправилась в Карневал, где меня лишили жизни!» — вздохнула амаранта Джасинты. Она взглянула куда-то за спину Кудеяру, ее зрачки возбужденно расширились: «Вот еще один мой знакомый! Вам совершенно необходимо с ним познакомиться. Он нынешний любовник Анастасии — по меньшей мере, один из них».
Кудеяр обернулся: перед ним стоял амарант Абеля Мондевиля. Они пристально посмотрели друг другу в глаза.
«Грэйвен Кудесник!» — воскликнул амарант Абеля.
Кудеяр отреагировал холодно и вежливо: «Меня зовут Гэйвин Кудеяр».
«Гэйвин утверждает, что он — реликт Кудесника», — пояснила амаранта Джасинты.
«Что ж, прошу прощения, если… — Абель прищурился. — Реликт? Не суррогат?»
«Реликт», — кивнул Кудеяр.
Амарант Мондевиля следил за каждым движением Кудеяра, за мельчайшими изменениями выражения его лица: «Вероятно. В самом деле, почему нет? Но вы не реликт. Вы — амарант Грэйвена Кудесника, и тот факт, что вам удалось избежать заслуженного наказания, возмутителен!» Он повернулся к Джасинте: «Разве с этим ничего нельзя сделать? Разве мы не можем приструнить еще одно Чудовище?»
«У нас есть такая возможность», — задумчиво ответила амаранта Джасинты.
«Зачем, в таком случае, вы общаетесь с этим подонком?» — Абель кипел праведным гневом.
«Должна признаться, что он… меня интересует. Возможно, что он — суррогат…»
Амарант Абеля прервал ее, разрубив воздух мясистой красной ладонью: «Где-то, кто-то допустил непростительную ошибку! Когда человека предают в руки палачей, он должен быть уничтожен во всех ипостасях, Предел должен быть очищен от всех следов его оскверняющего жизнь пребывания!»
«Абель! — сказала Джасинта, игриво покосившись на Кудеяра. — Зачем вспоминать несправедливости прошлого? Разве нынешних недостаточно?»
Амарант Мондевиля взъярился пуще прежнего: «Даже так? С каких это пор я должен проявлять снисхождение к Чудовищу?» Развернувшись на месте, он промаршировал прочь.
Амаранта Джасинты и Кудеяр смотрели ему в спину, пока он поспешно продвигался к выходу. «Сегодня вечером он необычно раздражителен, — заметила Джасинта. — Всему виной ветреность Анастасии — ревность снедает его, как желудочная язва».
«Вы пригласили меня, чтобы познакомить с амарантом Абеля Мондевиля?» — спросил Кудеяр.
«Вы проницательны, — ответила она. — Да, я хотела засвидетельствовать нашу встречу. Я хотела бы понять, чтó заставило вас лишить меня жизни. Я практически убеждена, что вы — Грэйвен Кудесник».
«Меня зовут Гэйвин Кудеяр».
Она отмахнулась от этого напоминания: «Бездоказательное утверждение! Исходная Джасинта вами совершенно не интересовалась. Ей и всем ее суррогатам были известны лишь самые общие сведения, относящиеся к делу Мондевиля против Кудесника».
«Даже если бы вы были правы, почему бы я стремился нанести ущерб вашей предшественнице?»
«Прошло семь лет. Грэйвен Кудесник официально исключен из числа живущих. Человек, называющий себя его реликтом, может безопасно появляться на людях. В Карневале я вас опознала. Вы боялись, что я донесу на вас палачам».
«И — допуская, что ваши гипотетические предположения соответствуют действительности — вы на меня донесли бы?»
«Несомненно! Вы совершили неописуемо отвратительное преступление, и в Карневале вы совершили его повторно!»
«Вы просто одержимы этой идеей, — пробормотал Кудеяр. — Детектор лжи опроверг ваши домыслы — и вы все еще доверяете своим фантазиям больше, чем фактам!»
«Не принимайте меня за дуру, Гэйвин Кудеяр».
«Даже если бы я был виновен — в чем я никогда не признáюсь — почему вы считаете, что мое преступление чудовищно? Ни вы, ни Абель не потерпели никакого серьезного ущерба».
«Ваше преступление, — тихо сказала амаранта Джасинты, — носит принципиальный и фундаментальный характер: вы лишены врожденной неспособности к похищению жизни».
Кудеяр тревожно посмотрел по сторонам. Мужчины и женщины разговаривали, прогуливаясь мимо аквефактов, жестикулировали, смеялись, красовались друг перед другом. Его разговор с амарантой Джасинты казался нереальным. «Было бы излишне спорить с вами об определениях юридических терминов, — сказал он. — Тем не менее, должен отметить, что, если похищение жизни — преступление, то в этом преступлении повинны все, кроме гларков».
Амаранта Джасинты прошептала с притворным ужасом: «Как вы смеете говорить такие вещи! Объясните — в чем состоит мое преступление? Не поскупитесь на отвратительные, кровавые подробности».
Кудеяр кивнул: «Разрешенное законами пропорциональное соотношение — один амарант на каждые две тысячи населения. Когда вас приняли в Общество Амарантов, Актуарий зарегистрировал этот факт. Две тысячи черных лимузинов двинулись по улицам Кларджеса, открылись две тысячи дверей, две тысячи несчастных, лишенных любых надежд и упований, покинули свои дома и поднялись по трем ступенькам в зияющую темноту — две тысячи раз…»
Голос амаранты Джасинты стал резким, как звуки скрипки под смычком неумелого мужлана: «В этом нет моей вины. Все продвигаются на равных основаниях».
«Да-да, — усмехнулся Кудеяр. — Ты умри сегодня, а я — завтра. Всего-навсего борьба за выживание — пусть даже сегодня она яростнее и безжалостнее, чем когда-либо в истории человечества. Вы ослепили себя. Вы руководствуетесь лживыми теориями, внушили себе позорную одержимость — и не только вы, но и все вокруг. Если бы вы посмели взглянуть в лицо действительности, городские паллиатории не были бы битком набиты».
«Браво! — воскликнул канцлер Аймиш, незаметно оказавшийся сзади. — Неортодоксальный взгляд на вещи. Редко приходится слышать столь энергичное и убежденное изложение очевидно ошибочной теории!»
Кудеяр поклонился: «Благодарю вас». Кивнув амаранте Джасинты, он скрылся в толпе.
3
Кудеяр присел на скамью в тихом уголке. Амаранта Джасинты пригласила его сюда, чтобы удостоверить его личность — если не с помощью амаранта Абеля Мондевиля, то с помощью биотелеметрических данных, которые она упросила добыть Анастасию де Фанкур при посредстве поклонника Анастасии, Винсента Роднэйва.
Кудеяр вынул микрофильмы и попытался разобраться в данных настолько, насколько это было возможно без специальных очков. Изображение на каждой пленке было слегка размытым — так, как если бы накладывались один на другой два сегмента матрицы координат. На каждом микрофильме было два красных крестика, один — четкий и яркий, другой — блеклый и немного расплывчатый. Судя по всему, биотелеметрические показатели Гэйвина Кудеяра и амаранта Грэйвена Кудесника были совершенно идентичны. Кудеяр разорвал эти две пленки на мелкие кусочки.
После этого он снова внимательно изучил пленку с данными амаранты Анастасии. Так же, как на его собственных микрофильмах, в этом случае имело место явное наложение двух изображений. «Почему это так?» — пытался понять Кудеяр. Очевидно, какой-то механизм воспроизведения личной информации в Актуарии был неисправен. Возникало впечатление, что одновременно распечатывались характеристики двух людей. Но это было невозможно! Характеристики альфа-волн, излучаемых мозгом каждого человека, неповторимы.
Ему пришло в голову возможное объяснение загадки — и, почти одновременно, его осенило потрясающее подозрение: концепция настолько невероятных масштабов, что сперва она показалась ему подсознательной насмешкой над своей склонностью фантазировать…
«Но если моя гипотеза справедлива, где именно допущена ошибка?»
Кудеяра охватило возбуждение. Детали не так уж трудно было продумать — уже через несколько секунд ему был ясен план дальнейших действий.
Стройное стаккато фанфар прервало его размышления. Шум разговоров смолк, светильники выставочного зала почти погасли.
4
Часть стены отодвинулась — открылась авансцена с черным занавесом. На авансцене появился молодой человек приятной наружности:
«Уважаемые друзья и покровители искусств! Мы рады предложить вашему вниманию редчайшее выступление самой знаменитой исполнительницы пантомим в истории человечества. Само собой, я имею в виду амаранту Анастасии де Фанкур!
Сегодня она позволит нам заглянуть за фасад видимости и разоблачит подлинное! Ее программа, разумеется, непродолжительна, и Анастасия попросила меня заранее принести извинения за импровизационный характер ее выступления — но извиняться тут не за что. Ассистировать знаменитой артистке будет прилежный, но, по существу, неуклюжий новичок, Адриан Босс — то есть ваш покорный слуга».
Откланявшись, молодой человек отступил за занавес; в зале стало темно.
Черный занавес дрогнул, перед ним зажглось пятно света, но в освещенном овале никого не было.
Из темной правой кулисы выбежала бледная фигура — Пьеретта; остановившись, она зажмурилась, на мгновение ослепленная светом. Боязливо приблизившись к занавесу там, где сосредоточились лучи прожекторов, она с любопытством чуть раздвинула портьеры. Что-то большое и невидимое набросилось на занавес с обратной стороны — Пьеретта тут же отпустила портьеры, отскочила и попыталась убежать со сцены за кулису, но овал света догнал ее, и она оцепенела в безжалостном зареве. Пьеретта повернулась к зрителям лицом — белым, как мел, с черными губами. Волосы ее закрывала белая шапочка с черным помпоном на мягком шнурке. На Пьеретте были просторные белые панталоны и свободная белая блуза с маленькими черными помпончиками вместо пуговиц. У нее были большие черные глаза; ее брови — беленые, как все ее лицо — отбрасывали изумленно-вопросительную тень. Она больше походила на призрака, нежели на паяца.
Подойдя к крайнему левому концу сцены, она повернулась лицом к занавесу и наклонила голову набок в ожидании какого-то события. Левая часть занавеса поднялась, одновременно отодвигаясь в глубину сцены.
Так началась пантомима, продолжавшаяся пятнадцать минут и состоявшая из трех эпизодов, праздновавших торжество превратностей судьбы над допущениями, утверждавших мудрость легкомыслия. Каждый эпизод был обезоруживающе прост, но его простоту осложняло странное очарование Пьеретты, ее черного рта с опущенными уголками, ее больших черных глаз, подобных наполненным чернилами устричным раковинам. Каждому эпизоду был свойствен собственный характерный ритм; каждый эпизод сопровождался особой последовательностью аккордов, разрешавшейся только в конце.
Действие первого эпизода разворачивалось в производственном помещении «Мозамбикской парфюмерной компании». Пьеретта надела черный резиновый фартук, превратившись в лаборантку, и приступила к работе, смешивая сиропы, масла и эссенции — бергамота, жасмина, лавра, мирики — но каждый раз у нее получались жидкости, испускавшие вонючие пары, расплывавшиеся по всему залу. Раздраженно всплеснув руками, она проконсультировалась с толстым справочником, после чего нашла большой химический стакан и бросила в него сначала рыбью голову, а затем пригоршню розовых лепестков. Стакан озарился зеленым светом. Пьеретта была зачарована. Она осторожно опустила в стакан свой носовой платок — из стакана вырвался роскошный фонтан цветных искр, и гармоническая последовательность аккордов разрешилась.
Во втором эпизоде Пьеретта выращивала цветы в саду с бесплодной каменистой почвой. Она проделывала отверстия в почве металлическим прутом, и в каждое отверстие заботливо сажала цветок — розу, подсолнечник, белую лилию. Один за другим цветы превращались в сорняки — неопрятные, уродливые, отвратительные. Пьеретта стала отчаянно бегать кругами и трясти руками в воздухе. Разбрасывая растения пинками, она отшвырнула прут — тот воткнулся в землю, и в этом месте сразу выросло ветвистое дерево с пышной зеленой листвой, золотыми яблоками и красными гранатами.
Третий эпизод начался с полной темноты. Заметить можно было только висящий над большой сценой циферблат часов со слабо светящимися зелеными стрелками, часовой и минутной, и ярко-красной меткой сверху, в положении, соответствующем полудню или полуночи. Выйдя на сцену, Пьеретта некоторое время смотрела на небо, после чего приступила к постройке дома. При этом она использовала самые неподходящие материалы: обломки досок и фанерных щитов, металлолом, осколки стекла. Но каким-то чудом весь этот неказистый мусор складывался в растущее сооружение. Пьеретта снова взглянула на небо и стала работать поспешнее; тем временем зеленые стрелки часов приближались к полуночной метке.
Строительство закончилось. Немного поразмышляв, Пьеретта подобрала шланг с наконечником и выпустила из него искрящийся белый туман. Сначала ее сооружение полностью скрылось в тумане, но, когда туман рассеялся, на сцене уже стоял маленький беленый домик. Пьеретта радовалась от души. Но домик стал раскачиваться сбоку набок, круто наклонился и, чуть задержавшись в последний момент, обрушился. Капризно взмахнув рукой, Пьеретта схватила другой шланг и направила его наконечник на груду обломков. Шланг высосал всю белую краску из этой груды, а обломки снова сложились в прежнее сооружение. Пьеретта собралась было зайти в домик, но не могла сразу открыть дверь. С силой потянув дверь на себя, она приоткрыла ее, засунула руку внутрь, вытащила из-за двери и пинками прогнала прочь оборванного бродягу — Адриана Босса, а затем принялась выгонять из домика, размахивая руками, целую стаю птиц. Пока она всем этим занималась, стрелки часов сошлись на красной метке.
Пьеретта оцепенела, после чего стала двигаться так, словно ей приходилось с трудом проталкиваться через воздух, превратившийся в густое желе. Она снова взглянула на часы — стрелки ползли обратно, отодвигаясь от красной метки. Пьеретта рассмеялась. Но стрелки часов снова двинулись вперед с непреклонностью судьбы: настала полночь. Сцену озарила вспышка лилового света, прогремел гром, волна белого пламени смела все на своем пути — с ревом и грохотом, с торжествующим воплем. На фоне отголосков этого ужасного шума прозвучали заключительные аккорды.
Зажглись светильники выставочного зала. Сцену закрывал неподвижный черный занавес; секция стены медленно задвинулась — авансцены больше не было.
5
Амаранта Анастасии де Фанкур вернулась в гардеробную и плотно закрыла за собой дверь. Она чувствовала приятное возбуждение усталости, подобное ощущению пловца, вернувшегося на солнечный пляж из пронзительно-холодного прибоя. В целом и в общем пантомима удалась, хотя не обошлось и без запинок. Кроме того, возможно, следовало бы добавить четвертый эпизод…
Анастасия настороженно напряглась. Вместе с ней в помещении был кто-то еще, какой-то незнакомец. Она заглянула за перегородку, отделявшую будуар от небольшой приемной. На софе в глубине приемной сидел, сгорбившись и обняв колени, очень высокий человек с большой высоколобой головой.
Амаранта Анастасии подошла к нему, снимая на ходу белую шапочку с помпоном и распуская ворох темных локонов: «Господин Райнхольд Бибюрссон! Ваше посещение для меня — большая честь».
Бибюрссон медленно покачал головой: «Нет-нет. Вся честь принадлежит вам, а мне следовало бы извиниться за непрошеное вторжение. Но я не буду извиняться. Астронавты редко подчиняются условностям».
Амаранта Анастасии рассмеялась: «Я могла бы с вами согласиться, если бы знала, какие условности вы имеете в виду».
Бибюрссон задумчиво отвел глаза в сторону. Анастасия подошла к зеркалу будуара и увлажнила кремом полотенце. Стирая белый грим с лица, она вернулась туда, где сидел Бибюрссон.
«Я не умею красиво говорить, — произнес астронавт. — Я мыслю не словами, а образами, и передать эти образы словами очень трудно. Мне приходится нести вахту — днями, неделями, месяцами. Я обязан следить за тем, чтобы на корабле все было в порядке, пока ученые и прочие звездоплаватели спят в своих ячейках. Так оно лучше для всех».
Амаранта Анастасии скользнула в кресло: «Надо полагать, вам очень одиноко».
«Мне есть чем заняться. На корабле много работы. Кроме того, я делаю аквефакты. И слушаю музыку. Сегодня вечером я увидел ваше представление, и оно меня удивило. Потому что только в музыке я находил красноречивую возвышенность, изысканную сложность…»
«Этого и следовало ожидать. Пантомима во многом напоминает музыку. И мим, и композитор пользуются символами, абстрагированными из действительности».
Бибюрссон кивнул: «Совершенно верно».
Амаранта Анастасии наклонилась поближе к астронавту и заглянула ему в лицо: «Вы — странный человек, гениальный человек. Почему вы пришли ко мне?»
«Я пришел, чтобы позвать вас собой, — с величественной простотой сказал Бибюрссон. — В космос. „Отважный“ загружают провизией и топливом; мы скоро вылетим к Ахернару. Я мог бы взять вас с собой, чтобы мы жили в черных небесах, усыпанных звездами».
Анастасия скорбно улыбнулась: «Я такое же подлое животное, как все остальные».
«Мне трудно в это поверить».
«Но это так». Она встала и положила руки ему на плечи: «Кроме того, я не могу покинуть своих суррогатов. Эмпатия прервется, наши души безвозвратно разойдутся в разные стороны — больше не будет отождествления, непрерывности сознания. И я не посмела бы взять их с собой — риск тотальной трансформации слишком велик. Таким образом… — она устало махнула рукой, — меня сковывают цепи моей свободы».
В коридоре послышались шаги; дверь распахнулась — раздался резкий голос: «Красивая картина, ничего не скажешь!»
В дверном проеме стоял, обозревая гардеробную, амарант Абеля Мондевиля. Он сделал шаг вперед: «Якшаешься с бородатым пугалом огородным! Обнимаешься с ним!»
Амаранта Анастасии разозлилась: «Абель! Ты выходишь за границы дозволенного!»
«Подумаешь! Моя прямота в тысячу раз лучше твоей ненасытной похоти!»
Бибюрссон поднялся из кресла и печально сказал: «Боюсь, я вам испортил вечер».
Мондевиль издал короткий лающий смешок: «Не задирайте нос! Вам и вам подобным давно пора указать на место!»
Послышался третий мужской голос — из-за спины Абеля выглянул Винсент Роднэйв: «Анастасия, мне нужно с тобой срочно поговорить!»
Амарант Абеля обернулся: «Еще один?»
Винсент напрягся, его остроносое лицо поморщилось: «Уважаемый, вы ведете себя оскорбительно!»
«Разве тебя можно оскорбить? Что ты тут делаешь?»
«Не вижу, почему бы я должен был перед вами объясняться».
Абель шагнул к молодому человеку; Винсент Роднэйв, на голову ниже и в два раза уже в плечах, не отступил. Анастасия бросилась к ревнивцам и протиснулась между ними: «Вы ведете себя, как петухи! Сейчас же прекратите! Абель, убирайся!»
Амарант Абеля пришел в ярость: «Ты это мне говоришь?»
«Тебе!»
«Хорошо, я уйду, но только после них! — Абель ткнул указательным пальцем в сторону Бибюрссона и Роднэйва. — Мы еще обменяемся парой слов — с тобой, сопляк, и с тобой, астронавт!»
«Все вон! — закричала амаранта Анастасии. — Пойдите прочь!»
Райнхольд Бибюрссон нескладно, но почтительно поклонился и вышел.
Винсент Роднэйв нахмурился: «Может быть, мы сможем увидеться позже? Я должен сообщить…»
Анастасия опустила уголки губ: «Не сегодня, Винсент. Мне нужно отдохнуть».
Поколебавшись, Роднэйв неохотно удалился.
Анастасия повернулась к Мондевилю: «А теперь, Абель, будь так добр — мне нужно переодеться…»
Абель набычился и не сдвинулся с места: «Мы должны наконец объясниться».
Голос амаранты Анастасии внезапно изменился — он стал надменным и повелительным: «Разве я не сказала? Все убирайтесь вон! Ты что, не понимаешь, Абель? С тобой покончено — бесповоротно. Знать тебя больше не хочу! Пошел вон — сию минуту!»
Повернувшись на каблуках, Анастасия де Фанкур вернулась к будуару, села и принялась нервно стирать с лица остатки крема. У нее за спиной послышались два тяжелых шага; последовали резкий вздох, стон и равномерно повторяющийся звук падающих на пол тяжелых капель. Вскоре этот звук прекратился.
