II
1
Гэйвин Кудеяр проклинал себя: безмозглый волокита, как он позволил себе распуститься! Легкомысленно увлеченный очаровательным личиком, он пустил коту под хвост семь лет непрерывной бдительности!
Джасинта могла догадываться о том, что происходило в уме Кудеяра. Бронзовая маска скрывала его лицо, но кулаки его непроизвольно сжимались, когда он читал отзыв, пальцы дрожали, когда он складывал листок бумаги и засовывал его в карман.
«Твое самомнение уязвлено?» — спросила амаранта Джасинты.
Кудеяр повернулся к ней; глаза его горели в отверстиях маски. Но когда он заговорил, голос его звучал тихо и сдержанно: «Меня трудно уязвить. Давай снова передохнем на минутку в „Памфилии“».
Они пересекли бульвар и устроились за столиком приятного кафе на террасе, украшенной орхидеями, красным мускатом и жасмином. Настроение беззаботного флирта, однако, испарилось — Кудеяр и его спутница погрузились в свои мысли.
Они сидели у самой балюстрады — до веселящейся толпы было рукой подать. Робот-официант принес высокие тонкие рюмки с пряной настойкой. Некоторое время они пробовали ее в молчании.
Амаранта Джасинты тайком поглядывала на бронзовую маску, представляя себе скрывающееся за ней сардоническое проницательное лицо. Еще один образ предстал перед ее глазами — непрошеный, как неожиданно пришедшее в голову решение задачи — образ высокого жреца в Тонпенге, запечатлевшийся в памяти прежней Джасинты и вызывавший у нее неописуемый ужас.
Бессмертная Джасинта содрогнулась. Кудеяр быстро взглянул на нее.
Джасинта спросила: «Тебя огорчил Храм Истины?»
«Я в некотором замешательстве, — признался Кудеяр, вынимая из кармана отчет и раскрывая его. — Послушай, чтó тут написано». Он прочел вслух параграф, вызвавший у него волнение.
Джасинта проявила очевидный интерес: «И что же?»
Кудеяр откинулся на спинку стула: «Странно, что ты помнишь вещи, происходившие так давно — тогда, когда ты была еще подростком».
«Я?» — удивилась амаранта Джасинты.
«Во всем храме только ты знала мой номер. Как только я от тебя отошел, я повернул табличку номером к себе».
В голосе Джасинты появилась металлическая нотка: «Должна признать, что твое лицо показалось мне знакомым».
«Значит, ты меня обманула, — продолжал Кудеяр. — Ты не можешь быть гларкой, потому что семь лет тому назад тебя еще не могли интересовать политические скандалы. По той же причине можно заключить, что ты не из расплода. Значит, тебе уже сделали несколько первичных инъекций — ты по меньшей мере дебютантка, если не старше. Среди дебютантов девушки восемнадцати или девятнадцати лет встречаются редко — по сути дела, никогда не встречаются».
Амаранта Джасинты пожала плечами: «Ты возводишь величественное сооружение на фундаменте зыбких предположений».
«Ты ни в коем случае не гларка; для всех фил, кроме амарантов, ты слишком молода. Значит, ты — амаранта. Этот вывод подтверждается твоей необычной красотой: не модифицированные гены редко позволяют достигнуть такого совершенства. Могу ли я поинтересоваться, как тебя зовут на самом деле?»
«Я — амаранта Джасинты Мартин».
Кудеяр кивнул: «Мои выводы безошибочны; твои — лишь частично обоснованы. Действительно, мое лицо — лицо амаранта Грэйвена Кудесника. Мы тождественны, я — его реликт».
2
Когда амаранта принимали в Общество, ему делали последние инъекции, после чего он удалялся в затворничество. Из его тела извлекали пять клеток. По окончании желательной модификации генов эти клетки погружали в раствор питательных веществ, гормонов и различных специализированных катализаторов, в котором клетки быстро размножались — организмы росли, проходя через стадии эмбриона, младенца, ребенка и подростка, превращаясь в пять идеализированных имитаций исходного амаранта. После загрузки в них памяти прототипа они приобретали личность прототипа, становясь, во всех отношениях, суррогатами оригинала.
В процессе развития суррогатов амарант подвергался риску случайного повреждения, в связи с чем он обеспечивал свою безопасность с осторожностью, граничившей с одержимостью. По окончании затворничества, однако, опасности жизни больше ему не угрожали: если бы он был убит, подвергнувшись насилию, его всегда могла заменить в реальном мире реплика, снабженная его собственной личностью, всеми его воспоминаниями и ощущением непрерывности самосознания.
Несмотря на все меры предосторожности, изредка случалось так, что амаранта убивали во время затворничества. В таких ситуациях его еще не полностью эмпатизированные (не сопряженные сознанием с оригиналом) суррогаты становились так называемыми «реликтами». Как правило, реликтам удавалось тем или иным способом покинуть келью, в которой их вырастили, и жить своей собственной жизнью, отличаясь от обычных людей лишь бессмертием, унаследованным от прототипа. Если реликт желал подниматься по лестнице фил, он должен был зарегистрироваться в расплоде, явившись в Актуарий — так же, как любой другой горожанин. Если реликта удовлетворял статус гларка, он мог оставаться молодым в течение неопределенного срока, но в большинстве случаев предпочитал анонимное существование, стараясь не привлекать к себе внимание, так как опознание реликта неизбежно заставляло его регистрироваться в расплоде.
Гэйвин Кудеяр утверждал, что он был именно таким реликтом. Амаранта Джасинты Мартин, с другой стороны, была женщиной-суррогатом, личность и мыслительные процессы которой отождествились и синхронизировались с личностью и мышлением первоначальной Джасинты Мартин, жизнь которой угасла, как только была достигнута полная эмпатия между ней и суррогатами.
3
«Реликт! — задумчиво повторила амаранта Джасинты. — Реликт Грэйвена… сбежавший семь лет тому назад… Для реликта, прожившего так мало, ты проявляешь недюжинный интеллект».
«Я быстро приспособился, — серьезно возразил Кудеяр. — По сути дела, в наши дни способность к обобщенной адаптации — скорее недостаток, нежели преимущество. Самым крутым подъемом вознаграждаются специалисты».
Джасинта пригубила настойку: «Грэйвен Кудесник был достаточно удачлив. В какой области он продвинулся?»
«В журналистике. Он основал газету „Перспективы Кларджеса“».
«Припоминаю. Амарант Абеля Мондевиля, издателя „Глашатая“, был его конкурентом».
«И врагом. Однажды вечером они встретились на крыше Порфировой башни. Они спорили, обмениваясь гневными обвинениями. Амарант Абеля ударил амаранта Грэйвена. Грэйвен ответил тем же, и Абель упал на Картезианскую площадь с высоты трехсот пятидесяти метров». Помолчав, Кудеяр продолжал желчным тоном: «Грэйвена объявили Чудовищем. Он стал объектом всеобщего презрения. Палачей напустили на него прежде, чем он успел достигнуть полной эмпатии со своими суррогатами». Глаза Кудеяра блеснули в отверстиях маски: «Случаи насилия среди амарантов известны. Трансформация амаранта обратима. Достаточно немного подождать — не дольше нескольких недель — и следующий суррогат заменяет потерпевшего. Но амаранта Грэйвена решили наказать в пример другим — потому что Общество не могло скрыть драку на крыше и замять этот инцидент. И Грэйвена отдали в руки палачей несмотря на то, что он только что стал амарантом».
«Амаранту Грэйвена Кудесника не следовало преждевременно покидать келью, — холодно произнесла амаранта Джасинты. — Никто не заставлял его брать на себя такой риск».
«Грэйвен был импульсивным, нетерпеливым человеком. Он не мог оставаться в затворничестве так долго. Но мстительная жестокость его врагов превзошла все его ожидания!»
Амаранта Джасинты повысила голос; теперь она говорила педантично и отрывисто: «Таковы законы Предела. Тот факт, что их иногда обходят, не означает, что они по существу несправедливы. Всякий, кто совершает непристойный акт насилия, не заслуживает ничего, кроме забвения».
Кудеяр ответил не сразу. Слегка расслабившись на стуле, он молча поигрывал рюмкой и расчетливо поглядывал на собеседницу: «И что же ты теперь намерена сделать?»
Джасинта снова пригубила ликер: «Меня не радуют полученные сведения. Мое первое инстинктивное побуждение состоит в том, чтобы уличить Чудовище, но меня, разумеется, смущает…»
«Чудовища больше нет, тебе некого уличать! — прервал ее Кудеяр. — С тех пор, как амарант Грэйвена исчез, прошло семь лет: его уже забыли».
«Да, конечно», — кивнула амаранта Джасинты.
Между балясинами балюстрады протиснулась круглая физиономия, окаймленная черными перьями: «Гэйвин! Вот он где, старина Гэйвин Кудеяр!»
Спотыкаясь, Базиль Тинкуп поднялся на террасу и уселся с преувеличенной осторожностью. Его птичий наряд растрепался, черные перья поникли, наползая на лицо.
Кудеяр поднялся на ноги: «Прошу нас извинить, Базиль. Мы как раз собирались уходить».
«Не спеши, не спеши! Я нигде тебя не вижу, кроме как в будке Дворца Жизни!» Тинкуп подозвал робота и заказал выпивку. Обратившись к амаранте Джасинты, он доверительно пояснил: «Это Гэйвин, мой старый приятель».
«Неужели? — отозвалась Джасинта. — Как давно вы его знаете?»
Кудеяр медленно опустился на стул.
«Семь лет тому назад мы вытащили Гэйвина из воды. Мы работали на барже „Ампродекс“ под командованием капитана Геспера Уэллси. Мы уже почти вернулись в порт, когда у капитана случился приступ катто. Помнишь, Гэйвин? Ужасное зрелище!»
«Я все прекрасно помню», — напряженно ответил Кудеяр. Повернувшись к амаранте Джасинты, он сказал: «Пойдем, мы еще успеем…»
Она подняла ладонь: «Меня интересует рассказ твоего друга… Значит, Гэйвина Кудеяра вытащили из воды — как он оказался в воде?»
«Он заснул в аэромобиле и улетел в море так далеко, что двигатель больше не принимал энергию из Кларджеса».
«И это было семь лет тому назад?» — амаранта Джасинты бросила быстрый взгляд на Кудеяра.
«Да, с тех пор прошло примерно семь лет. Гэйвин может гораздо лучше обо всем рассказать, у него крепкая память».
«Гэйвин мало рассказывает о себе».
Базиль Тинкуп понимающе кивнул: «Только посмотрите на него — в этой бронзовой маске он похож на статую!»
И Джасинта, и Базиль внимательно разглядывали Кудеяра. Их лица расплывались у него в глазах, он чувствовал странную скованность — так, словно кто-то впрыснул ему анестезирующий препарат. Приложив немалое усилие, он заставил себя протянуть руку, взять рюмку и проглотить настойку — острая ароматная жидкость прояснила его сознание.
Базиль неловко поднялся на ноги: «Прошу прощения, мне нужно кое-куда отлучиться — зов природы, сами понимаете. Только не уходите!» Пошатываясь, он удалился вглубь террасы.
Кудеяр и Джасинта сидели за столом и смотрели друг на друга.
Джасинта тихо сказала: «Семь лет тому назад амарант Грэйвена Кудесника сбежал от палачей и скрылся. Семь лет тому назад Гэйвина Кудеяра вытащили из моря. Неважно! Чудовище уничтожено».
Кудеяр промолчал.
Базиль вернулся и тяжело плюхнулся на стул: «Я много раз уговаривал Гэйвина сменить профессию — куда он может продвинуться, работая зазывалой? У меня есть кое-какое влияние, я мог бы помочь ему начать карьеру…»
«Извините!» — Кудеяр встал и направился к туалету. Завернув за угол, он тут же зашел в телефонную будку и пробежался по клавишам дрожащими пальцами.
Экран разгорелся сине-зеленым светом, но остался пустым — только в середине появился черный кружок.
Низкий глуховатый голос спросил: «Кто звонит?»
Кудеяр включил видео, чтобы показать лицо.
«А, Гэйвин Кудеяр!»
«Мне нужно поговорить с Карлеоном».
«Он занят в музее».
«Соедини меня с Карлеоном!»
Низкий голос что-то проворчал, на мгновение звук отключился.
Экран заслонило пухлое тускло-белое лицо. На Кудеяра безразлично смотрели глаза, похожие на два матовых окатыша агата.
Кудеяр разъяснил свои пожелания. Карлеон отказался их выполнить: «Я провожу экскурсию».
«Экскурсия подождет!» — отрезал Кудеяр.
Физиономия оттенка свиного сала не выражала никаких эмоций: «Две тысячи флоринов».
«Хватит одной», — торговался Кудеяр.
«Ты богат, Кудеяр».
«Хорошо. Две тысячи. Не мешкай, однако!»
«Все будет сделано без промедления».
Кудеяр вернулся к столику на террасе. Базиль серьезно объяснял Джасинте: «Вы меня неправильно поняли — я нисколько не возражаю против детализированных методов. Каждая личность — полный спектр, богатый оттенками и спелый, как готовый сорваться с ветки фрукт. Что может найти в этом спектре посторонний ум? Какую-то одну характерную линию, не более того. Но — так же, как любой спектр содержит множество линий, существует множество различных векторов воздействия на ум каждого человека».
Бросив оценивающий взгляд на Кудеяра, амаранта Джасинты ответила Базилю: «Возникает впечатление, что вы решительно ныряете с головой в омут неразборчивой путаницы. По меньшей мере, подразделение на детальные одиночные схемы — попытка упрощения ситуации».
«Ха-ха! От вашего внимания ускользает непосредственность моего подхода. Каждый из нас предпочитает те или иные векторы воздействия, с которыми мы умеем обращаться лучше всего. Я нахожу такой вектор и сосредоточиваю на нем внимание пациента, чтобы его напряжения высвобождались с максимальной эффективностью. Но в последнее время я пытаюсь обойтись без всех этих неуклюжих, не поддающихся адаптации внешних факторов. У меня возникла новая идея — если она сработает, мне удастся нанести удар прямо по источнику проблемы! Это стало бы впечатляющим прорывом, настоящим достижением!» Базиль смущенно прервался: «Прошу простить мой энтузиазм — в Карневале не место таким рассуждениям».
«Нет-нет, все это очень любопытно», — отозвалась амаранта Джасинты. Повернувшись к Кудеяру, она спросила: «Так что же теперь, Гэйвин?»
«Ты хочешь уехать отсюда?»
Как и ожидал Кудеяр, она улыбнулась и покачала головой: «Я подожду здесь, Гэйвин. Но ты устал, тебе нужно выспаться. Возвращайся домой и хорошенько отдохни». Ее улыбка задрожала, она почти смеялась: «Со мной ничего не случится, Базиль Тинкуп проводит меня домой. Или, может быть…» Поискав глазами в толпе, она позвала: «Альбер! Дени!»
Два человека в роскошных костюмах остановились и взглянули на террасу: «Джасинта! Какой приятный сюрприз!»
Оба поднялись в кафе; Кудеяр нахмурился, его кулаки сжались.
Амаранта Джасинты представила присутствующих: «Амарант Альбера Пондиферри, амарант Дени Лестранжа. А это мои новые знакомые, Базиль Тинкуп и… Гэйвин Кудеяр».
Амарант Дени Лестранжа, стройный и элегантный, коротко стриг светлые волосы, что не соответствовало последней моде. Амарант Альбера Пондиферри, крепко сложенный темнокожий человек с блестящими черными глазами, говорил отрывисто и сухо. Оба ответили на представления привычными вежливыми фразами.
Насмешливо покосившись на Кудеяра, амаранта Джасинты заметила: «Воистину, Альбер и Дени, только в Карневале можно встретить по-настоящему интересных людей».
«Неужели?» Амаранты разглядывали Базиля и Кудеяра с безразличным любопытством.
«Базиль Тинкуп продвигается в Баллиасском паллиатории».
«Надо полагать, у нас много общих знакомых», — отозвался Дени.
«А Гэйвин Кудеяр — вы никогда не догадаетесь, чем он занимается!»
Кудеяр сжал зубы.
«Не стал бы и пытаться», — заявил Альбер.
«О, я попытаюсь! — сказал Дени, лениво поглядывая на Кудеяра. — Судя по его прекрасному телосложению, скорее всего, он — профессиональный акробат».
«А вот и нет! — воскликнула Джасинта. — Попробуй еще раз».
Дени развел руками: «Тебе придется нам помочь каким-нибудь намеком — в какой он филе?»
«Если бы я сообщила, в какой он филе, — наставительно произнесла Джасинта, — то никакой тайны уже не было бы».
Кудеяр застыл на стуле: столетняя старуха вела себя, как беспардонная девчонка!
«Не думаю, что Кудеяру нравится служить предметом обсуждения, — снисходительно заметил Альбер. — Нехорошо устраивать из него головоломку».
«Конечно, ему это не нравится! — забавлялась Джасинта. — Но в этой головоломке есть смысл. Тем не менее, если вы…»
Послышался едва заметный свист — настолько тихий и мимолетный, что на фоне карнавального шума его уловил только Кудеяр. Амаранта Джасинты поморщилась и приложила руку к плечу. Но микроскопическая игла пролетела и погрузилась под кожу так быстро, что Джасинта ничего больше не почувствовала и решила, что жалящее ощущение было вызвано случайным нервным тиком.
Базиль Тинкуп положил ладони на стол, переводя взгляд с лица на лицо: «Должен признаться, я страшно проголодался. Кто-нибудь еще не прочь закусить вареным крабом?»
Никто не отозвался на его предложение положительно. Слегка поколебавшись, Базиль тяжело поднялся из-за стола: «Спущусь на эспланаду и чем-нибудь закушу. В любом случае, пора возвращаться домой. Счастливцы амаранты, вам не нужно беспокоиться о завтрашнем дне!»
Амаранты Альбера и Дени вежливо пожелали ему хорошо провести остаток ночи. Амаранта Джасинты покачивалась на стуле, часто моргая в явном замешательстве — приоткрыв рот, она судорожно глотала воздух.
Кудеяр поднялся на ноги: «Пойду с тобой, Базиль. Мне тоже пора выспаться».
Джасинта опустила голову, ее плечи сотрясались судорожными глубокими вздохами. Альбер и Дени наконец заметили происходящее и смотрели на нее с удивлением.
«Что-нибудь не так?» — спросил Кудеяр.
Джасинта не ответила.
«Похоже, что ей нехорошо, — заметил Альбер. — Она перевозбудилась — и ко всему прочему, наверное, приняла стимулянт».
«С ней все будет в порядке, — лениво отозвался Дени. — Просто ей нужно немного отдохнуть и успокоиться».
Амаранта Джасинты медленно и осторожно наклонила голову еще ниже, обхватив ее руками — ее бледные волосы распустились по столу.
«Вы уверены, что с ней все в порядке?» — с сомнением спросил Кудеяр.
«Мы о ней позаботимся, — заверил его амарант Альбера. — Пусть это вас не задерживает — вы, кажется, собирались поужинать на набережной?»
Кудеяр пожал плечами: «Что ж… пойдем, Базиль?»
Перед тем, как спуститься с террасы кафе, он бросил последний взгляд через плечо. Расставив локти, амаранта Джасинты опустила лоб на стол и не двигалась. Амаранты Альбера и Дени продолжали смотреть на нее с явно возраставшим беспокойством.
Кудеяр глубоко вздохнул: «Пойдем, Базиль. Их компания не для нас».
