Глава 19

– Я очень перед вами виноват, Штефани, – серьезно сказал Николас. – Но если бы я только знал, к чему приведет мой разговор с отцом, я бы отложил его до возвращения в Гаэрру. Но мне так хотелось прийти к вам уже с родовым браслетом…

Он сделал паузу. Наверное, ждал, что я, как воспитанная девушка, начну его уверять, что ничего страшного не случилось, что я уже забыла тот неприятный день и что вспоминать о нем не стоит. Но я тоже молчала. Я не собиралась идти ему навстречу, пусть разговор с леди Лоренц настроил меня на мирный лад. Если бы Николас приехал сразу после скандала, устроенного его отцом, я бы даже разговаривать с ним не стала. У него не было бы ни малейшей возможности заставить меня себя выслушать. Разве что применив силу?

– Штефани, – вздохнул он, – меньше всего я хотел причинить вам вред, сделать вас объектом некрасивых слухов.

Я невольно подумала, что его отец собственной семье принес намного больше проблем, для меня все ограничилось уязвленным самолюбием. Разве что еще у некоторых наших клиенток, склонных к сплетням, появился жадный интерес, но он быстро пошел на спад, после того как все убедились, что я ничего им не расскажу. Хотя мне совсем не хотелось, нужно было что-то ответить Николасу – и только твердое «нет» покажет семье Лоренц, что уговорить меня не удастся никому.

– Я думаю, вы достаточно хорошо должны знать своего отца, чтобы догадаться – он не одобрит ваш выбор. Вряд ли его поведение по отношению ко мне чем-то отличалось от его обычной манеры.

– Поэтому я и не говорил ему, что хочу жениться именно на вас, только просил взять из банка браслет.

Николас попытался улыбнуться, но вышло у него не очень хорошо – не хватало навыка, как мой. Работа в торговом зале приучила улыбаться почти естественно, даже когда мне этого не хотелось. Но сейчас я не считала нужным изображать радость от встречи.

– Лорд Лоренц пришел ко мне, а не к кому-то другому.

– Мы с вами были в Королевском Парке. Это скрыть невозможно. Не знаю, дошли до него слухи или он сам навел справки, после того как я просил его о браслете… – Николас едва заметно поморщился и продолжил: – Мне следовало поговорить с мамой, но ей я хотел представить вас уже как свою невесту.

– Николас, я не давала вам согласия, – напомнила я. – Мы слишком мало знаем друг друга, чтобы принимать такое решение. Серьезное решение, от которого зависит и ваша, и моя жизнь. Да и жизнь наших близких тоже.

– Штефани, счастье в браке не зависит от того, сколько супруги знают друг друга до брака.

Эти слова больше подходили зрелому инору, чем молодому курсанту.

– Возможно, и не зависит, – согласилась я. – Но когда есть возможность узнать человека поближе, удается избежать отношений, которые с самого начала обречены. Николас, мне не кажется, что мы с вами смогли бы быть счастливы.

Он приблизился ко мне почти вплотную, пристально глядя мне в лицо странным горячечным взглядом, и попытался взять меня за руку. Но я чуть отодвинулась и недовольно нахмурилась. Позволять ему вольности я не собиралась. Здесь не Королевский Парк, целоваться при стольких свидетелях он не полезет.

– Штефани, с того дня, когда я впервые увидел вас, больше ни о ком не могу думать. Вы не выходите у меня из головы. Вы даже снитесь мне по ночам. Поверьте, я знаю вас уже не хуже, чем вы сами. Я уверен, мы с вами будем счастливы.

– Вы верите, что знание приходит во сне, Николас? – чуть насмешливо сказала я, пытаясь скрыть неловкость от его слов, которые неожиданно оказались мне приятны.

Я все так же не верила в возможность общего будущего, но мне стало интересно, почему столь успешный курсант Военной Академии, происхождение которого позволяло ему рассчитывать на любую блестящую партию, остановил свой выбор на мне. Любовь ли это? Или просто желание добиться своего любыми методами? Я не могла исключить второго. С самой первой нашей встречи мое поведение было непривычным для него. Я не была им заинтересована и не скрывала этого. Не оказалось ли это слишком серьезным вызовом?

– Штефани, улица – неподходящее место для такого разговора, – заметил Николас. – Мы привлекаем к себе внимание.

Это действительно было так. Прохожие косились, пытаясь скрыть интерес. Безуспешно пытались. На удивление, меня это не волновало. Пусть смотрят, лишь бы только молчали.

– Вас это беспокоит? – спросила я.

– Нет, – чуть помедлил он с ответом. – Я привык не обращать на такое внимания. Но я думал, это неприятно вам.

– Мне все равно.

– И все же я хочу вас пригласить куда-нибудь. Лучше вести беседу в спокойной обстановке, там, где нас ничто не будет отвлекать.

– Николас, это бессмысленно. Я уже сказала вашей маме все, что думаю. Другого от меня не услышит никто, в том числе и вы, – ответила я. – Могу повторить еще раз, лично для вас. Я не возьму у вас браслет. Я не выйду за вас, Николас.

Он пристально на меня смотрел, словно пытаясь проникнуть ко мне в голову и понять, что же там творится. Он не желал принимать поражение, но и не видел дороги к победе. Единственное, чего ему удалось добиться, – застать меня врасплох. Я не ожидала столь раннего его появления и была к нему не готова. Не ожидала, но уже успела оправиться от неожиданности. Так что сейчас спокойно можно прощаться и расходиться.

– Как все изменилось из-за затянувшихся сборов, – заметил Николас. – Приехал бы я раньше, вы вели бы себя совсем по-другому.

Мне не хотелось дальше обсуждать то, чего не было, – наши отношения, но просто развернуться и уйти я почему-то не могла, это казалось неправильным. Поэтому я решила сказать пару фраз о чем-то другом.

– Вернер написал Монике, что задерживается на неделю. Я была уверена, что это касается всех курсантов на сборах.

– Задерживались, – он легко сменил тему. – Но нас отпустили раньше, чем говорили. Возможно, сыграл свою роль мамин приезд, она не только сочла нужным срочно рассказать мне о случившемся, но и переговорила с нашим командиром. По этой ли причине или из-за того, что мы выполнили намеченное, сборы закончились в тот же день. Так что Вернер сейчас уже наверняка там, куда его звало сердце все долгие дни разлуки. Как и меня, впрочем. Но он счастливее меня в любви.

Он опять свернул в желательную для себя сторону, а я пожалела, что не обладаю волшебной способностью Моники часами болтать ни о чем. Вот начала бы ему с восторгом описывать кружева на новом платье какой-нибудь знакомой инориты, так он бы уже сам от меня сбежал. Жаль, что такое мне интересно не более, чем ему.

– Мне кажется, об этом рано говорить, – заметила я, имея в виду, что отношения Моники и Вернера могут прогореть так же быстро, как и вспыхнули.

– Вот и мне так кажется, – ответил Николас, но говорил он совсем о другом, с очевидным намеком на нас с ним. – Штефани, выслушайте меня.

И я вдруг поняла, почему до сих пор стою и слушаю его, почему не ухожу, небрежно бросив пару слов на прощание. Мне хотелось любви, хотелось любить и быть любимой. Мне хотелось, чтобы был на свете человек, которому я небезразлична до такой степени, как сейчас Николасу. Я впитывала тепло его слов, они меня согревали и делали жизнь легче и красочней. Только я любила другого, а Николасу ничего не могла дать. И все это было ужасно, ужасно эгоистично с моей стороны. Мне хотелось его слушать, а ему хотелось побыть рядом со мной. Но равноценный ли это обмен? Нет – если он говорит сейчас правду, да – если все его действия направлены на то, чтобы я приняла его браслет, о чем он пока ни разу не упомянул. Девушки любят красивые слова, и я не исключение, но сейчас мне было необходимо, чтобы его слова были правдой. Мне, но не ему.

– Я только и делаю, что вас слушаю, – резко ответила я. – Николас, вы не сказали ничего, что бы я не слышала ранее от вас или вашей матери. Я ей обещала, что вас выслушаю, и я выслушала. А сейчас, простите, мне надо идти. Тетя Маргарета начнет волноваться, а ей этого нельзя.

– Я вас провожу.

Его тон не допускал возражений, действия – тоже. Моя рука легла на сгиб его локтя каким-то непостижимым для меня образом, и вырвать ее можно было, только устроив скандал. Я возмущенно посмотрела на Николаса, он же лишь недоуменно приподнял бровь.

– Я сожалею, что поведение моего отца было причиной болезни вашей тети, – сказал он. – Я надеюсь, сейчас она чувствует себя хорошо. Наша семья хотела бы возместить ваши траты на лечение.

Это были формальные фразы, так непохожие на то, что он говорил раньше. Я его волновала, тетя Маргарета – лишь постольку, поскольку была моей родственницей.

– Нет, – резко ответила я. – От вас мы ничего не примем.

– Это наша обязанность, – возразил он. – Наша вина. Нет, моя вина. Но я и подумать не мог, что из-за моей просьбы к отцу случится столько гадкого. Если бы я только знал, Штефани, если бы я только мог представить! Мне очень жаль, что вам пришлось прийти через это и что я не смог вас оградить от скандала.

Я искоса на него взглянула, скрывая свой интерес за полуопущенными ресницами. Он выглядел огорченным и совсем не таким уверенным, как обычно. Сказать, что ему не следует себя винить? Но я так не думала, а слова утешения для него прозвучат надеждой, так что я сочла лучшим заговорить о другом:

– Как прошли ваши сборы, Николас? Только не надо опять переводить разговор на меня, пожалуйста.

Он чуть улыбнулся и сказал:

– Штефани, думаете, легко думать о чем-то другом рядом с вами? – увидел, что я нахмурилась, и добавил менее игривым тоном: – А если серьезно, то я не могу вам этого рассказывать.

– Почему? – удивилась я. – Я похожа на шпионку или на тех, кто не умеет держать язык за зубами?

Он расхохотался, чуть запрокинув голову и показав, что зубы у него тоже есть – ровные, белые и все на своих местах. Было это результатом его мастерства как военного мага или стараний столичных целителей, сразу и не скажешь.

– Штефани, есть вещи, о которых посторонним говорить нельзя.

– Вы не так давно сказали, что я вам не посторонняя, – с обидой ответила я.

– Я не рассказал бы, даже будь вы моей женой, – заметил он. – Впрочем, в этом случае вероятность, что я проболтаюсь, была бы намного больше. Кому доверять, как не собственной жене? Предлагаю обойтись без помолвки. Тогда сразу после посещения храма рассказываю о наших сборах, ничего не скрывая.

Теперь невольно рассмеялась я.

– Мне они не настолько интересны, чтобы ради этого бежать в храм.

– А жаль, – немного грустно сказал он. – А что вам было бы настолько интересно? Есть ли что-нибудь, ради чего вы бы пошли если не на все, то на многое?

Его вопрос меня удивил. Я никогда не задумывалась об этом, но в моей жизни не так много было вещей, ради которых я могла согласиться на что-то, для меня нежелательное, или отказаться от чего-то важного для меня.

– Тетя Маргарета и Регина, – ответила я. – Ради них я пошла бы на все, точнее, почти на все – есть вещи, которые я никогда не стала бы делать.

– А ваш отец? Он вам не столь дорог?

– Понимаете, Николас, – я попыталась облечь в слова свои чувства, получалось плохо, – я его всегда ощущаю немного чужим, а тетю и Регину – нет. Но что мы все обо мне? А для вас кто настолько дорог?

– Семья, друзья и вы, Штефани, – ответил он. – Я понимаю, что бессмысленно просить вас принять браслет после того, что случилось. Понимаю и все равно не могу удержаться.

Ну вот мы и подошли к тому, ради чего говорились все эти красивые слова. Сейчас он заботился о том, чтобы прикрыть опрометчивый поступок. И не важно, чей он был – Николаса или его отца, платить за это предлагалось мне. Мне стало немного обидно, и я невольно попыталась задеть и его:

– У вас будут проблемы на службе из-за вашего отца?

– Не столь значительные, как кажется моей матушке, – он чуть снисходительно улыбнулся. – Скандал есть, от этого никуда не денешься. Но через пару лет история забудется. Скорее всего – уже через год. Я сильный маг, такими Гарм не разбрасывается.

– То есть вам не нужно, чтобы я изображала вашу невесту? – подозрительно уточнила я.

– Мне нужно, чтобы не изображала, а была, – пояснил он. – Вариант, который предлагала моя мама, меня не устроит. Мне нужны вы, Штефани, вы, а не видимость отношений для общества, чтобы избежать скандала. Скандал я переживу, не бойтесь.

Мы так и не дошли до моего дома и сейчас стояли на улице, не слишком людной в это время дня, но все же нас постоянно огибали спешащие по своим делам люди. Я чувствовала неловкость из-за того, что предназначенные мне слова мог слышать любой прохожий. И мой отказ тоже. Зря я не согласилась пойти с Николасом куда-нибудь. Он напряженно всматривался в мое лицо, ожидая ответа. А я никак не могла решиться произнести то, что должна, мне не хотелось делать ему больно. Почему-то от этой мысли мне становилось больно самой и хотелось отложить горькие слова на потом или вообще их не произносить. Но так делать нельзя, все равно придется их сказать, рано или поздно. Так пусть уж лучше рано. Я обвела глазами улицу, чтобы хоть как-то настроиться, собраться с духом, и мой взгляд зацепился за Рудольфа. Был он не менее напряженным, чем Николас, словно он тоже задал мне вопрос и сейчас ждал ответа. И я ответила. Ему, а не тому, кто стоял напротив меня:

– Я согласна.

И лишь когда слова прозвучали, поняла, что наделала. Больше сказать я ничего не успела. Браслет защелкнулся с сухим неприятным треском, Николас поцеловал мою руку и сказал:

– Штефани, я сделаю все, чтобы вы не пожалели о своем решении.

Я взглянула туда, где видела Рудольфа. Но там было пусто. Быть может, со мной сыграло злую шутку воображение? Я подняла руку, в недоумении рассматривая приобретенное украшение. Массивный, черненого серебра, с чистыми рубинами, браслет был красив, Регина на моем месте уже прыгала бы от восторга, но мне захотелось от него избавиться сразу же. Я покрутила его, но там даже следа от замка не было, браслет казался литым.

– Как он снимается? – в панике спросила я.

– В храме после обряда или по обоюдному желанию расторгнуть помолвку, – пояснил Николас. – Но что с вами, Штефани? Вы же согласились? Иначе я не смог бы застегнуть на вашей руке семейный артефакт.