ГЛАВА 1
Теплые солнечные блики неспешно скользили по просторной светлой комнате. Мягкими трепещущими пятнышками они ложились на фарфоровые статуэтки, стоящие на резном комоде, на гладкий паркет, на атласные простыни оттенка взбитых сливок. Они заставляли переливаться бриллианты в фамильном гарнитуре, оставленном хозяйкой на туалетном столике.
В спальне витал сладкий, едва уловимый аромат духов, стоимость которых для многих равнялась целому состоянию.
Один особо наглый солнечный зайчик упал на сомкнутые веки лежащей на кровати девушки. Она отмахнулась от незваного гостя и отвернулась, но сон уже не шел. Джолетта приподнялась на кровати и дотянулась до маленького серебряного колокольчика, треньканье которого в следующую секунду нарушило хрупкое умиротворение утра.
Дверь комнаты моментально отворилась, пропуская внутрь трех горничных.
— Доброе утро, леди. — Все три девушки синхронно присели в реверансе и, дождавшись позволительного кивка хозяйки, поспешили приступить к своим обязанностям.
Одна из них опустила на постель поднос из розового хрусталя, на котором дымился свежеприготовленный завтрак, другая отправилась набирать горячую ванну с душистыми маслами, а третья отворила створки гардероба, извлекая из него платье персикового цвета, украшенное многочисленными рюшами и оборками.
Сидящая на постели девушка выглядела сущим ангелом: шелковые белоснежные локоны, слегка растрепавшиеся после сна, ясные голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, ровная нежно-кремовая кожа и аккуратные розовые губки.
— Я не надену это убожество! — с негодованием воскликнула Джолетта, вмиг разрушив совершенный образ «ангела».
Горничная нервно дернулась и поспешила исправить неудачный выбор. Вся прислуга знала, что с молодой леди лучше не спорить. Если вначале ее совершенная кукольная внешность подкупала и заставляла умиляться, то при близком контакте обнаруживался взбалмошный характер, который с лихвой перекрывал обманчивое очарование.
Нет, разумеется, Джолетта могла быть милой. Она давно научилась использовать щедрый подарок природы себе во благо. Иногда, когда было необходимо уговорить отца купить новую безделушку или предстояло произвести нужное впечатление на светском приеме, Джолетта была сама кротость и невинность. Ей не составляло особого труда очаровывать толпы поклонников, раздавать направо и налево многочисленные авансы, а после, когда состоятельные юноши и мужчины приходили к герцогу просить руки его дочери, вежливо, но с затаенной издевкой им отказывать. Это тешило ее самолюбие и еще больше убеждало в собственной неотразимости и значимости. Джолетте нравилось манипулировать людьми, вновь и вновь примеряя на себя «ангельскую» маску. Нравилось вызывать восхищение мужчин и слышать завистливые вздохи женщин.
Пожалуй, во всем Агавийском королевстве не нашлось бы более завидной невесты, чем Джолетта де Лэйр.
— А это еще что?! — возмущенно крикнула она, заставив горничную, принесшую завтрак, втянуть голову в плечи и боязливо попятиться.
Сдобная булочка с клубничной помадкой оказалась посыпана поджаренным арахисом.
Это была катастрофа. Катастрофа для несчастных горничных и новой поварихи, которая не успела узнать вкусовые пристрастия молодой леди. К слову, предыдущая была уволена за то, что приготовила обед на десять секунд раньше положенного, и он «успел остыть».
— Я не ем арахис! — чеканя каждое слово, произнесла Джолетта. — Никогда и ни при каких обстоятельствах я не ем этот дархов арахис!
Услышав ругательство, какое не пристало произносить леди, горничные ничуть не удивились. Давно привыкли.
Меньше чем через минуту неудачное блюдо было заменено на новое, но к тому моменту Джолетта напрочь лишилась аппетита. Заявив, что ее окружают одни идиоты и бестолочи, которых давно пора уволить, она в сопровождении горничной, которую две другие проводили сочувствующими взглядами, отправилась в ванную.
К счастью прочих обитателей герцогского замка, горячая вода, облако нежной пены и восхитительный аромат жасминового масла сумели вернуть леди благостное расположение духа — по крайней мере настолько, насколько это вообще было возможно.
Герцог, который, помимо прочего, являлся дипломатом, отбыл из столицы по каким-то срочным делам. По каким именно, Джолетта не считала нужным выяснять, в настоящий момент ее вообще мало что занимало, кроме собственной персоны. Самое главное — в ближайшее время родовой замок будет в ее полном распоряжении. То, что за ней приставлена присматривать компаньонка, сущий пустяк. Уж с кем с кем, а с этой глупой пугливой курицей она сумеет справиться.
Перед тем как выйти из комнаты, Джолетта в последний раз бросила взгляд на свое отражение. Из зеркала на нее смотрела изящная девушка, облаченная в бледно-голубое платье, подчеркивающее ясные большие глаза. Волосы уложили в аккуратную прическу, скрепив часть локонов на затылке, а остальным позволив спадать до самого пояса. На алебастровых щеках розовел естественный румянец, который появился от предвкушения прекрасного дня. Да, этот день будет поистине замечательным!
Оставшись довольной своим безупречным внешним видом, Джолетта улыбнулась отражению и поспешила спуститься вниз. Она собиралась глотнуть воздух свободы, отправившись на ежегодную ярмарку, проводимую на Малой площади. Будь здесь герцог, вряд ли бы он позволил Джолетте осуществить этот план. Нет, разумеется, посещать ярмарку леди не запрещалось, но только в экипаже и в сопровождении компаньонки и личной охраны.
Однако любимого папочки сейчас нет, а это значит, что никто не помешает ей прогуляться по городу пешком. Конечно, идти в полном одиночестве было бы неразумно, поэтому Джолетта решила взять с собой пару охранников. Так, на всякий случай.
Отделаться от компаньонки труда не составило. Не поскупившись на выражения, Джолетта во всех красках расписала ей опасности предстоящей прогулки — большое расстояние, которое предстоит преодолеть на своих двоих, темные подворотни с криминальными элементами и толпы простолюдинов, снующих по Малой площади. Причем, кажется, последних почтенная матрона испугалась гораздо сильней воображаемых преступников.
Как бы то ни было, от назойливой опеки Джолетте удалось избавиться. В город с хозяйкой отправились двое самых верных телохранителей, которые последовали бы за ней даже без ее согласия. Они подчинялись только прямым приказам герцога, что в свое время сильно выводило Джолетту из себя. Эти двое следовали за ней молчаливой тенью столько, сколько она себя помнила, так что дочь герцога уже давно стала относиться к охранникам как к чему-то само собой разумеющемуся.
На улицах пахло августом — поздним, но по-прежнему теплым. А еще спелыми яблоками, коих в этом году уродилось очень много. Город походил на оживленный пчелиный улей, а снующие повсюду горожане представлялись Джолетте суетливыми пчелами.
Она уже и не помнила, когда в последний раз вот так просто шла по мощеным улицам, ощущая себя больше простым человеком, чем титулованной особой. Да и вообще, было ли когда-то такое? Может, в глубоком детстве, так давно, что она уже и не помнит?
Леди. Единственная дочь и наследница древнего рода. От нее ждали и требовали определенного поведения, и с давних пор она научилась оправдывать ожидания. Или делать вид, что оправдывает.
Чем ближе они подходили к площади, тем оживленнее становилось вокруг. Джолетта накинула темный плащ, скрыв лицо под глубоким капюшоном. Не хватало, чтобы ее кто-нибудь узнал — такой скандал разгорится, что отец даже на милое личико не поведется! В телохранителях девушка была уверена — эти не станут болтать без надобности и по собственной инициативе. А у отца просто мысли не возникнет спросить, нарушала ли Джолетта правила, предписанные истинным леди.
В небе раздался громкий лязгающий звук, и воздух вмиг наполнился запахом железа. На площадь набежала гигантская тень, и Джолетта, как и прочие горожане, запрокинула голову вверх.
Так и есть — над площадью пролетал новый эксперимент техномагов. Несмотря на то что идея соединить механику с магией квинтэссенции пришла в светлые головы местных ученых еще несколько веков назад, реализовываться она начала лишь недавно.
По мнению Джолетты, эти новейшие разработки были полнейшим уродством. Куча металлолома, лязгающая и громыхающая так, что хочется закрыть уши, кривые железные трубы, из которых валит серый дым… И на кой дарх королевству эти отвратные штуковины, в простонародье прозванные «свалками»? До транспорта им — как Джолетте до посудомойки! И чем местным властям экипажи с порталами не угодили?
Джолетта отвела взгляд от пролетающей груды металлолома и заметила, что охранники тоже отвлеклись и сейчас с интересом смотрели в небо. Она мысленно фыркнула — и эти туда же, дети прогресса…
— Доченька, не подашь ли на пропитание? — неожиданно прозвучал позади скрипучий старушечий голос.
Джолетта и не подумала обернуться. Да ей даже в голову не пришло, что обращаются к ней!
— Доченька, не подашь ли на пропитание? — вновь повторился вопрос, и тонкие сухие пальцы тронули ее за плечо.
От неожиданности Джолетта вздрогнула и на этот раз обернулась. Перед ней стояла древняя как мир сгорбленная старуха с запавшими щеками и испещренным морщинами лицом. Из-под капюшона выбивались редкие пряди седых волос, а пытливый взгляд был направлен прямо на растерявшуюся дочь герцога.
Впрочем, эта растерянность длилась не дольше пары секунд. Поняв, что перед ней стоит обыкновенная нищенка, Джолетта брезгливо отряхнула ткань платья, где ее коснулась старческая рука.
— Нет у меня ничего! — сухо ответила она, желая поскорей избавиться от неприятного общества.
— Врешь, — тихо, но уверенно возразила нищенка, смотря Джолетте прямо в глаза. — У тебя в кошельке лежит тридцать семь золотых монет.
Не то чтобы Джолетта была жадной, но отдавать какой-то оборванке целый золотой?! Да это просто смешно! Когда нужно было изобразить щедрую благотворительницу, Джолетта раздавала нищим медяки и свежий хлеб. Конечно, это происходило лишь в том случае, если у представления имелись достойные зрители. Например, горячо любимый папочка, или подруги, или даже толпа простых горожан, взирающих на Джолетту с неподдельным восхищением.
А сейчас? Сейчас все заняты созерцанием пролетающей «свалки», и на щедрость Джолетты никто не обратит внимания — это раз. Нищенка могла узнать о количестве монет в кошельке, только заглянув туда, а это почти то же самое, что украсть, — это два. Ну и, наконец, целый золотой в качестве милостыни — это и впрямь слишком много!
Мысленно насчитав целых три пункта, Джолетта пренебрежительно бросила:
— Нужно самой зарабатывать себе на жизнь, а не приставать к прохожим с неприличными вопросами!
Ей подумалось, что, помимо прочего, эта нищенка ужасно некрасива. Длинный крючковатый нос, бородавки на выступающем остром подбородке… до чего же мерзко!
Лицо старухи исказилось понимающей усмешкой, словно она заглянула в самые потаенные мысли Джолетты. Нищенка продолжала неотрывно смотреть ей в глаза, и внезапно от этого взгляда дочери герцога стало не по себе. Она хотела развернуться и уйти, но ноги словно приросли к земле. Хотела позвать охранников, но язык будто распух и отказывался слушаться. Джолетта не понимала, что происходит, но видела, что воздух вокруг сгущается и темнеет, в нем отчетливо ощущается запах озона.
Последнее, что она успела увидеть, прежде чем потерять сознание, — это насмешливые голубые глаза…
Вообще-то Ника любила дождь. Любила забраться с ногами на подоконник, взять в руки кружку горячего кофе и смотреть на стекающие по стеклу причудливые капли. В дожде было все — и романтика, и одиночество, и особый уют, который невозможно ощутить при свете солнца. Да и осень она любила — горький запах увядания, пропитавший воздух, тонкие прожилки на почерневших листьях… Нескончаемая сизость тумана, перемешанная с выхлопами спешащих куда-то машин, и своеобразная меланхолия тоже бывали ей приятны. Не всегда, конечно, а так, под настроение.
К сожалению, если бы в настоящий момент кто-нибудь вздумал нарисовать ее настроение, его выбор ограничился бы монохромной палитрой, точнее одной черной краской. А все потому, что, как бы Ника ни пыталась найти хоть что-то положительное в сегодняшнем вечере, он все равно оставался отвратительным.
Это когда сидишь в теплой квартире, город кажется идеализированно поэтичным и меланхолично возвышенным, а снаружи дело обстоит совсем иначе. В лицо бьет ошалелый промозглый ветер, перемешанный с колючими дождевыми каплями; пальцы рук коченеют, несмотря на кожаные перчатки; до отказа набитая сумка, перекинутая через плечо, вызывает острое желание сбросить ее на землю, вернее сказать, в одну из разлитых по асфальту луж.
Хотя сейчас всего около семи вечера, город уже давно погрузился в глубокие сумерки. Так всегда бывает в ноябре — солнце уходит в долгий отпуск, уступая место нескончаемой мокроте и серости.
Нет, Ника вовсе не была меланхоликом, напротив — человеком оптимистичным, временами любящим даже серость. Но только не сегодня. Только не в этот вечер, когда погода усугубляла и без того паршивое настроение.
Она свернула в знакомый переулок и прибавила шаг. Скорее бы оказаться дома! Там можно закутаться в теплый плед, включить любимый сериал и запить собственную хандру свежесваренным кофе.
Нет, ну надо же! Кто бы мог подумать, что сегодняшняя клиентка так выведет ее из себя? Вообще Ника была человеком уравновешенным и в силу профессии привычным ко всякому, так что вызвать в ней столько отрицательных эмоций было трудно. Однако та дамочка сумела расшатать даже ее железные нервы. Причем настолько, что Ника до сих пор не могла усмирить клокочущую внутри злость.
Где-то на задворках сознания мелькала мысль послать все к чертям и сменить род деятельности. Вот только чем в таком случае заниматься?
К своим двадцати годам Ника успела поменять столько мест работы, что уже просто сбилась со счета. Кем ей только не довелось быть — продавцом, официанткой, почтальоном, копирайтером, разносчиком пиццы, мерчандайзером и даже библиотекарем. На всех этих должностях она не задерживалась дольше пары месяцев. Обычно либо работа в конце концов переставала устраивать Нику, либо она сама переставала устраивать начальство. К слову, последнее случилось всего один раз, потому как, несмотря на частую смену профессий, к работе она всегда подходила ответственно и добросовестно.
Ее последним экспериментом стали двухмесячные курсы визажа, которые Ника окончила полгода назад. Да, именно на должности визажиста она продержалась долго — вернее, не продержалась, а держалась до сих пор. Маленький, с умеренными ценами в прайс-листе салон красоты обеспечивал Нику относительно стабильным заработком. Так уж сложилось, что она трижды провалила вступительные экзамены в университет. То ли недоставало способностей, то ли желания. Скорее всего, второе. Собственно, она перепробовала столько специальностей именно потому, что так до сих пор и не определилась, чем бы хотела заниматься в жизни. Временами ей казалось, что в этом мире вообще не существует профессии, которая была бы ей по душе.
Ника шла быстро, одновременно согревая замерзшие пальцы горячим дыханием. Перекинутая через плечо сумка продолжала нещадно тянуть вниз, но она уже не обращала на это внимания, потому как до дома оставалось всего ничего. Даже нервы, взбудораженные взбалмошной клиенткой, постепенно приходили в норму.
Мысли о теплой квартире подстегнули Нику, но внезапно она сбилась с шага и остановилась. В воздухе витал аппетитный аромат свежей выпечки, заставивший вспомнить, что она ничего не ела с самого утра. Желудок тут же недовольно заурчал, и ноги сами понесли Нику к маленькой палатке, расположившейся около обшарпанной пятиэтажки. За несколько шагов она уже рассмотрела на витрине дымящиеся румяные пончики и не менее соблазнительные эклеры, политые молочным шоколадом.
Нике показался несколько странным тот факт, что здесь поставили подобную палатку. Она ходила этим маршрутом каждый день, и никогда торговцев выпечкой здесь не наблюдалось. Похожие точки располагались в близлежащем квартале, где было всегда многолюдно и имелось больше шансов получить хорошую выручку.
— Что желаете? — с дежурной улыбкой на лице осведомилась продавщица, обведя рукой ассортимент.
Ника достала из кармана куртки всю имеющуюся наличность и пересчитала. М-да, негусто. И когда она научится брать деньги про запас? Той скромной суммы, что у нее осталась после сегодняшней покупки губной помады и двухразового проезда на общественном транспорте, хватало всего на один несчастный пончик. Ну да ладно — все же лучше, чем ничего.
Уже держа в руках теплую выпечку и собираясь ее надкусить, Ника внезапно увидела прямо перед собой сгорбленную старуху, облаченную в жалкие лохмотья и опирающуюся на деревянную клюку. Она появилась так внезапно, что Ника вздрогнула и инстинктивно отступила на шаг назад.
Видеть подобных старушек ей никогда прежде не приходилось. Нет, она, конечно, встречала бездомных бродяжек, людей, давно пропивших свое имущество и бесцельно прожигающих жизнь, но представшая перед ней пожилая женщина никоим образом на них не походила. Скорее, она напоминала персонажа детской сказки, случайно оказавшегося в современном мире.
Пока Ника окидывала беглым взглядом промокшие насквозь лохмотья и бледное морщинистое лицо, старушка не сводила с нее внимательного взгляда. Внезапно от этого самого взгляда Нике стало не по себе. Она уже собралась обогнуть нищенку и отправиться домой, как вдруг женщина заговорила.
— Доченька, — протянула она протяжным скрипучим голосом. — Не подашь ли на пропитание?
И снова взгляд — внимательный, изучающий, словно желающий заглянуть в самую душу. На миг Нике показалось, что эти голубые глаза слишком ярко блестят для пожилого человека — скорее, такой здоровый блеск присущ молодости.
Желая поскорее избавиться от неприятных ощущений и странной нищенки, она машинально сунула руку в карман и только потом вспомнила, что денег у нее не осталось.
— Возьмите. — Ника без колебаний протянула старухе многострадальный пончик.
Ну а что? В конце концов, просила нищенка именно «на пропитание», вот Ника это самое «пропитание» ей и обеспечивает. В голове мелькнула мысль, что у нее самой в холодильнике, что называется, мышь повесилась, но Ника тут же ее отогнала. Она может и утром чего-нибудь по пути на работу перекусить, в кафе зайти. А вот у этой бродяжки, судя по истощенному виду, уже давно ничего во рту не было. И в чем только жизнь держится?
— Вот, значит, как, — будто про себя пробормотала нищенка, но Ника ее услышала. — Вот как, значит… и много вас таких в этом мире?
— Что? — Ника опешила.
— А впрочем, не важно. — Старуха кивнула каким-то своим мыслям. — Действительно, какая разница, много вас, сострадающих, или нет? Всех ведь не проверишь, а тебя все равно отблагодарить следует…
Ника хотела сказать, что никакой благодарности ей и даром не надо, лишь бы поскорее оказаться дома, но странная нищенка не дала ей возразить.
— Чего хочешь? — Старушка снова впилась в нее внимательным изучающим взглядом. — Денег? Нет… вижу, что не то. Власти? Опять не то…
Ника сделала робкий шажок назад и мысленно поклялась, что больше никогда не заговорит ни с одним сомнительным прохожим. Бабка не в себе, это понятно… может, «скорую» ей вызвать? В самом деле нельзя ведь сумасшедшим просто так по городу разгуливать!
Еще один шажок. И еще…
— Стоять!
И откуда только голос взялся так кричать?
— Говори, чего желаешь!
Ника обернулась, надеясь найти поддержку у продавщицы пончиков, но с удивлением обнаружила, что та исчезла вместе с палаткой. Когда успела? Почему Ника не слышала, как она ушла?
— Ну? Говори, девочка, у меня мало времени.
Так, ладно… как там психологи советуют? С сумасшедшими надо во всем соглашаться! В самом деле что ей, хуже будет, если она что-нибудь пожелает? Глядишь, бабка послушает и отстанет… Вот только что бы такого загадать?
— Хочу поступить в университет. На такую специальность, которая пришлась бы мне по душе.
Это было первым, о чем подумала Ника, и, судя по довольному виду старухи, такое желание ее более чем удовлетворило.
— Университет, говоришь? — задумчиво переспросила она. — А академия подойдет?
Ника пожала плечами. Академия, университет — какая разница? Все равно ведь желание по велению этой чокнутой бабульки не исполнится.
Меж тем нищенка прищурилась и уточнила:
— Стало быть, согласна на академию?
«Во всем соглашаться», — мысленно напомнила себе Ника и утвердительно кивнула. После чего обогнула старуху и уверенным шагом направилась в сторону своего дома. Нет уж, хватит с нее нелепых разговоров! Пусть кто-нибудь другой «скорую» вызывает!
— Я бы, конечно, могла что-то и в этом мире подыскать, но, уж извини, здесь, похоже, для тебя места нет. Зато дар в тебе есть, это я вижу… Поучишься стихией управлять, глядишь, и останешься там насовсем…
В спину Нике все еще летели обрывки нелепого монолога, но она старалась их не слушать. Какое ей вообще дело до того, что старуха там бормочет? Она ей поесть дала? Дала. Совесть чиста? Чиста. А остальное ее не касается.
Внезапно в воздухе запахло грозой…
Что за бред? Откуда в ноябре взяться грозе?
Ника даже не поняла, в какой момент ей захотелось спать. Веки сделались тяжелыми, и перед глазами все поплыло. Это было так странно — осознавать, что ты сейчас заснешь прямо посреди мокрого тротуара.
Последнее, что успела увидеть Ника, прежде чем заснуть, — это нереально яркую голубую вспышку…
