– Я был прав, а? – Желвак прямо наслаждался. – Этот парень прошел все проверки, в том числе даже одну такую, к которой ты не имел касательства. Что теперь скажешь?

За последние недели длинная и узкая физиономия Стига Доггера исхудала еще сильнее и вдобавок потемнела – ни дать ни взять жертва прокатного стана, да еще такая, которую забыли проводить с почестями в крематорий после попадания в валки. Работы у начальника секретной службы независимой Астероидной системы было хоть отбавляй.

– Я бы не сказал, что совсем не имел касательства, – вяло заметил он.

– А какая разница? – Желвак пожал плечами, из-за чего его короткая шея на секунду перестала существовать. – Имел, не имел… Если этот парень, Эрвин Канн, в самом деле такой интеллектуальный титан, то тебе его все равно до конца не понять. Ты-то у нас не титан, хе-хе… Да и я тоже. Жаль, но это факт, а впрочем, наплевать. Важно, что он с нами.

– Или демонстрирует, что с нами, – возразил Стиг.

– Тогда он выглядел бы безупречным во всех отношениях, – парировал Желвак. – А что мы имеем? Он повысил боеспособность «Магога». Он по своей инициативе провел испытания буквально всех систем корабля, чего не сделал Семенов на «Гоге». Он не сделал попытки сбежать, даже намека на это не было. Он помешал удрать своей банде – помешал, даже отсутствуя на борту. Блокировал ее, мастерски провел переговоры, сам блефовал, а на их блеф не поддался, и они сдались. Правда, он не расстрелял их, как следовало бы, и это единственная помарочка в его действиях…

– Не единственная, – буркнул Стиг.

– Да? Тогда тем более. Он знал, что Штаб будет недоволен, и все же помиловал своих бандитов до срока. Дал им шанс искупить вину кровью. А что еще я упустил? Какие помарочки?.. Ладно, черт с ними, главное, что они есть. Он хорош, но не вполне безупречен. И мне это даже нравится.

– Мне бы тоже нравилось, если бы я не знал, насколько он умен, – сумрачно проговорил Стиг.

– Однако не лишен простых человеческих слабостей, – усмехнулся Желвак. – Могу назвать сразу две: спасал свою женщину и честно выполнил условия сделки с бандитами.

– Она не его женщина, – возразил Стиг. – Правда, он пытается внушить нам, что она – его. Чтобы мы думали, что держим его за гениталии. В действительности – нет. Раньше было, а теперь нет.

– Это она тебе сказала?

– И она, и ее ментограммы. Уж что-что, а это сходится. Был бы я наивнее, мог бы предположить, что Эрвину Канну не чужда рыцарственность, но поскольку я не очень наивен, – Стиг улыбнулся одними губами, – то склонен предполагать игру. Причем многоуровневую.

– А кто из нас не играет? – удивился Желвак. – Не важно как, не важно даже во что, важно, в какой команде. Уж прости за банальность.

– Меня немного беспокоит то, как она охарактеризовала своего бывшего, – занудным голосом проговорил Стиг.

– Как?

– Одним словом: непостижимый. И в общем-то она показалась мне не совсем дурой. Хуже того, я вынужден присоединиться к ее мнению.

– Однако! Надеюсь, ты не сознаешься в профессиональной непригодности?

Чуть повыше отвислых мешков под глазами колюче блеснуло: это, мол, что, шутка такая? Затем Стиг произнес:

– Сознаюсь в том, что этот человек умнее меня. Как и любого из нас. Я не могу ручаться за него.

– Ну, – Желвак развел коротенькими ручками, – если ты хочешь быть стопроцентно уверен в людях, тогда работай с тихими дебилами. С умными всегда приходится рисковать.

– Экая новость! – оживился Стиг. – Скажи еще что-нибудь насчет оправданного риска или что победителей не судят. У тебя сегодня одни банальности на языке?

– Сейчас скажу еще одну: твои люди, несомненно, приглядывают за ним на «Магоге».

– Ну, знаешь… Если бы этого не было, тогда я первый сознался бы в острой умственной недостаточности…

– А ты не сознался? – развеселился Желвак.

– Только в том, что я не гений.

Паоло Лонго легонько пристукнул ладонью по столу.

– Ну хватит, – сказал он, не повышая голоса. – Будем считать, что договорились. Разминка окончена. Что-либо менять на основе всего лишь неявных подозрений неразумно, да, пожалуй, уже и поздно. Сами знаете, что делается у нас на периферии.

Они знали. Не зря совещание проходило в новом командном пункте, оборудованном на пятикилометровой глубине под поверхностью Улисса. Предполагалось, что этот командный пункт в старой шахте будет резервным – основной же строился вдали от приповерхностных поселков и на большей глубине. Рабочей силы, чтобы его закончить, хватало с избытком; времени – нет.

Десять часов назад патрульный катер передал сообщение: возле устья ближнего нуль-канала невесть откуда возник крейсер Лиги – заведомо террианский. Обнаружив и расстреляв оставленные там самонаводящиеся мины, крейсер занял позицию. Три часа назад другой патруль передал: еще один крейсер Лиги приближается к устью дальнего нуль-канала.

Первый патрульный катер смылся еще до получения приказа, второй запросил, что делать, и тоже пустился наутек, чуть только принял приказ отступить. Туннельные крейсера – это серьезно. Не привязанные к естественным нуль-каналам, дырявящие пространство как им вздумается, они обладали меньшей боевой мощью по сравнению с обычными кораблями этого класса, но все же оставались крейсерами. Быть может, только «Гогу» и «Магогу» удалось бы справиться с ними в открытом бою, но не старым посудинам, имевшимся в распоряжении Штаба, и уж подавно не катерам.

Вторжение начиналось именно так, как предполагал Штаб: обезопасив от нападения устья ближайших к Астероидной системе нуль-каналов, Терра готовилась пропустить через них куда более мощные силы, необходимые и достаточные для подавления бунта. В том, что боевая мощь этих сил будет намного превосходить боевую мощь повстанческого флота, никто в Штабе не сомневался. Споры велись лишь относительно размеров этого «намного».

Втрое или вдесятеро?

Туннельные корабли дороги. Туннельный крейсер стоит дороже самого мощного, но обыкновенного линкора, лихо разгоняющегося до субсветовой скорости, но не способного пробить для себя нуль-канал. Это знали все, и уже одного этого знания хватало, чтобы понять: крейсера не являются авангардом сил вторжения и не пойдут внутрь Астероидной системы, их функция – чисто охранная.

Психологическое давление – в довесок.

Наблюдение за крейсерами продолжалось с дистанции, исключающей гарантированное уничтожение патрульных катеров. Крейсера же пребывали в величавом покое, словно и не замечая соглядатаев. Второй крейсер блокировал подступы к устью дальнего нуль-канала и лег в дрейф. Ничего не происходило. Из нуль-каналов не появлялось ничего похожего на основные силы террианского флота. Ползли часы, и каждая улетевшая в прошлое минута била по нервам, как капля холодной воды по выбритому черепу пытаемого.

– Давят на психику, – прокомментировал Желвак и душераздирающе зевнул. – Хотел бы я знать, когда они начнут…

Стиг пил воду и молча внимал. Поджарый, с ежиком седеющих волос на круглой голове Кацуро Итагаки, недавно назначенный командующим повстанческим флотом, сидел неестественно прямо и тоже внимал, порой моргая замедленно, как игуана.

– Перед Террой стоят две задачи: сокрушить нас и при этом не потерять лица, – вслух рассуждал Паоло Лонго. – Естественно, первая задача приоритетна: они захотят раздавить нас до того, как мы получим помощь от Унии. Кроме того, Терра должна показать как своим вассалам, так и противникам, что она еще сильна и по праву главенствует в Лиге. Поэтому я склонен сделать ряд предположений. Первое: психологическое давление на нас надолго не затянется. Максимум – несколько суток. Второе: основу сил вторжения составят корабли Терры при незначительном участии сил других планет Лиги. Третье: Терра бросит против нас мощные, но не самые новые корабли. Они понадобятся ей для собственной обороны от возможного нападения со стороны Унии и Земли. Вернее сказать, для того, чтобы у Земли и Унии не возникло желания воспользоваться ситуацией. К тому же бросать против нас всю мощь означало бы слишком уважать каких-то там бунтовщиков-нищебродов в захолустной системе. Более того, это означало бы оповестить всю Галактику об этом уважении. Вряд ли Терра пойдет на такой шаг… Что скажет наш начальник секретной службы?

Привстав, Стиг кивнул.

– Поправок не имею. Мои аналитики также пришли к выводу, что это наиболее вероятный сценарий.

– Вывод твоих аналитиков чем-нибудь подтверждается? – спросил Паоло.

– Поток информации с Терры резко снизился, – пожаловался Стиг. – Но скорее да, чем нет. Есть сведения, что Терра пустит в дело «Тайфун» и «Молот». Можно уверенно предположить, что каждый из этих линкоров станет флагманом отдельной эскадры.

– Нас зажмут в клещи, так? – спросил Паоло. – Что ж… логично.

Желвак поежился. Итагаки забарабанил было пальцами по столешнице, но сейчас же устыдился, сжал губы в ниточку и прекратил.

– Докладывай, – велел ему Паоло.

Итагаки доложил довольно связно. Дежурство Москитного флота возле устьев обоих нуль-каналов смысла не имело, что и подтвердилось: противник ожидаемо применил туннельные корабли. Ждать, что его эскадры полезут из нуль-каналов наобум и без поддержки, не приходилось с самого начала. Туннельные крейсера не какой-нибудь эсминец «Мститель» – атака их Москитным флотом не сулит успеха и приведет лишь к тяжелым потерям. Более крупные корабли наперечет, и было бы непростительной ошибкой потерять их в первых же периферийных схватках. Оба плана – А и Б – исходят из задачи продержаться как можно дольше и, естественно, вынуждают применить тактику маневренной обороны, предполагающую также нанесение неожиданных ударов, цель которых состоит в дезорганизации противника и замедлении его продвижения. Та же задача поставлена гарнизонам импровизированных фортов в открытом космосе, на астероидах и дальних спутниках Циклопа. Основные задачи плана доведены до командования боевых групп. На втором этапе план А предусматривает неожиданное введение в бой основных сил с целью любой ценой нанести противнику такой урон, который заставил бы его отойти и перегруппироваться…

– Что у нас останется после этой бойни? – сумрачно спросил Желвак. – Только «Гог» с «Магогом» и, может быть, пяток катеров?

– Извините. План А предусматривает введение в бой «Гога» и «Магога» как раз на втором этапе, – сообщил Итагаки.

– Тогда не будет третьего, – сказал Желвак. – Два больших астероида разлетятся на тысячи мелких, и Терра возьмет нас голыми руками. Это не этап. Это конец спектакля. Занавес, аплодисменты. Жаль, не наши.

– План А исходит из того, что до введения в бой наших главных сил пройдет от десяти до четырнадцати суток, – сказал Итагаки.

– А если меньше?! – крикнул Желвак.

– Спокойно, спокойно, – молвил Паоло. – Если мы увидим, что наша оборона рушится быстрее и что Уния еще не успела прислать помощь, мы вводим в действие план Б.

Желвак вздохнул так, что в его груди что-то булькнуло.

– Иными словами, бросаем в бой абсолютно все, что у нас есть, надеясь поразить хотя бы один линкор? Последняя ставка продувшегося игрока!

– Ты что-то предлагаешь? – осведомился Паоло. – Нет? Тогда оставь военное дело военным и постарайся сделать так, чтобы Уния пришла нам на помощь раньше, чем мы выдохнемся. Эта задача как раз по твоей части.

– Делается все возможное, – пробубнил Желвак.

Он мог бы сказать кое-что и об этих «военных», найденных среди наиболее толковых управленцев с толикой нужного образования, и об оснащении самых разных посудин, на скорую руку приспособленных для военной службы, и о храбрых, но неопытных экипажах. Мог бы сказать, но не сказал. Изречение очевидных истин лишь понапрасну колеблет воздух. Воздуху все равно.

– Значит, в лучшем случае мы продержимся примерно двадцать суток, – подытожил Паоло. – О худшем случае говорить не будем… Что ж, двадцать суток – это не так мало. Подготовь приказ: гарнизонам – сражаться до последней крайности, экипажам кораблей – жертвовать собой в случае необходимости. Сдача в плен исключается. Я выступлю с обращением к восставшему народу, оно должно быть обнародовано одновременно с приказом. Ну… – вождь развел руками, – кажется, это все, что мы можем сделать. Жертвенность плюс умелая тактика. Этого мало, но это даст нам время. – Он вздохнул. – Будем надеяться, что его хватит.

– Хватит ли нам времени? – несколькими часами позже тревожно спрашивал Томми. Он только что услышал от Эрвина команду «вольно» и маялся. Некоторых тяготит фрунт, а для иных он спасение от мыслей о неизбежной катастрофе. Такие же мысли одолевали бы приговоренного накануне казни или таракана под опускающимся на него тапком, если бы тараканы умели думать.

Легко быть стойким оловянным солдатиком! Человек менее стоек.

– А ты сядь. – Эрвин кивком указал на свободное кресло. – Сядь и не вибрируй. К бою мы готовы. Что может сделать «Магог», то он и сделает. Глупый ли приказ, умный ли – мы его выполним. Сейчас или через неделю – уже нет особой разницы. Командование думает, что недели через две, но оно заблуждается.

Оловянные солдатики любят верить в мудрость вышестоящих, а люди тем более. Томми вытаращил глаза.

– Почему???

Эрвин улыбнулся с горькой снисходительностью.

– Потому что оно исходит из неверной посылки, – объяснил он. – И противник с удовольствием поддерживает его в этом заблуждении. Не понимаешь?

Томми покачал головой. За минувшее время он успел понемногу растерять две трети своей неприязни к Эрвину и практически все недоверие. Новый командир поначалу никому не понравился. Тоже нам, явился чужак, нуте-гляньте! Распоряжается! Да кто он вообще такой? То ли свой, то ли не свой, и скорее все-таки не свой. Это двадцать лет назад он был своим, а теперь оставался бы лучше там, откуда слинял. Так нет же – вернулся с нездешним лоском, чужим акцентом и своими понятиями о том, как тут надо все устроить! Вскочил, как прыщ на ровном месте. Пинка бы ему хорошего, но со Штабом без острой нужды не поспоришь…

И нужно было видеть, как самоотверженно, въедливо и, главное, потрясающе эффективно функционирует новый командир, чтобы как можно скорее превратить «Магог» в настоящую боевую единицу! Видели многие, а Томми больше всех. Видел он и то, что командира начинают уважать, ревновал к нему экипаж и не догадывался, что сам же подает пример уважения. До преклонения было еще далеко, но подозрения отпали. Во многом Эрвин Канн оставался непонятным, но он был признан своим если не всем экипажем, то большей его частью, от Мартинеса и других офицеров до старого ревматика Иштвана по прозвищу Гуляш. Строг. Справедлив. Умен. Деловит. Умеет почти мгновенно понять, кто чего стоит, и сейчас же пристроить человека на то место, где он принесет максимальную пользу. Умудрился сохранить боевой дух команды, добро бы набранной из профессиональных военных, а то ведь из тех, кто подвернулся. Освободил из карцера редкого умельца-самородка и запойного пьяницу Роя Качмарека, о котором говорили, что он может гнать самогон хоть из темной материи Вселенной, приставил его к работе по управлению антигравами – и пожалуйста: корабль получил новое средство защиты. Лично побывал на каждом боевом посту «Магога». Усвоил столько сведений, что можно подумать: командует кораблем не первый год. Готов к драке с Террой. Ни самодурства, ни восторженного легкомыслия, так характерного для многих в первые дни восстания, ни тоскливой обреченности с пьяными соплями. Ни одной попытки смыться. Напротив, когда его бывшие дружки попытались унести ноги, он предвидел это и пресек, проинструктировав Мартинеса. Мягко пресек, что многие не одобрили. Наказал, но не смертью, как следовало бы, а всего лишь тюрьмой. Зато всему экипажу стали известны его слова, обращенные к беглецам: «Вы разделите нашу участь в качестве бойцов или арестантов – мне все равно. Вы могли выбирать свою роль. Вы выбрали». Слова понравились.

В первом приближении приручение Томми уже состоялось. Он сам еще не понимал этого, и Эрвин знал: когда осознает – не воспротивится. Томми еще не дозрел до командования такой громадиной, как «Магог». Как ни амбициозен, а в глубине души будет рад, что право принимать решения в бою будет предоставлено не ему.

Теперь старший офицер только моргал, не в силах постичь ход мыслей командира.

– А ну-ка навскидку: где находятся устья двух ближайших стабильных нуль-каналов? – спросил Эрвин.

– М-м… ближайшее – в правом верхнем щупальце созвездия Кракена почти в плоскости орбиты Циклопа, а другое – в созвездии Северная Спираль довольно высоко над плоскостью орбиты…

– Правильно, – кивнул Эрвин. – Угловое расстояние между ними составляет примерно восемьдесят восемь градусов. На данный момент оба устья контролируются туннельными крейсерами Терры. Мы им не помешали – и правильно сделали… – Томми дернулся было, но вновь замер, напряженно внимая. – Правильно сделали, я говорю. При любом раскладе мы не сохранили бы контроль над нуль-каналами, только понапрасну обескровили бы флот. Теперь в Штабе ждут, когда через нуль-каналы полезут основные силы противника. Штабные мыслители рассуждают здраво и банально: противник атакует нас двумя флотскими группами и начнет сжимать клещи. Исходя из этого Штаб и концентрирует силы нашего флота в нескольких группировках между нами и устьями нуль-каналов, намереваясь замедлить продвижение противника фланговыми ударами, а при случайной удаче – как реалист я считаю, что она может быть только случайной, – и вовсе сорвать всю его операцию. Направление атак противника следует из геометрии – ты не забыл про восемьдесят восемь градусов? Изобретать что-то более сложное – много чести для каких-то рудокопов. Мы потрепали эсминец, что наверняка разозлило командование противника. В Штабе уверены, что вместо хитрого маневрирования противник попросту навалится на нас большими силами по двум сходящимся направлениям… Хочешь кофе?

Томми мотнул головой. Эрвин встал, налил себе треть чашечки из кофейника, пригубил и вновь опустился в кресло. Сделал осторожный глоток, поморщился и поставил кофе на столик.

– Я направил Штабу свой анализ оперативной ситуации, – сказал он. – Надеюсь, ко мне прислушаются… хотя не очень-то в это верю. Доморощенные стратеги не любят, когда их тычут носом в их собственные просчеты. Мало кто это любит, а следовало бы любить… Словом, они там ждут нападения не оттуда, откуда оно начнется.

Томми сглотнул.

– Откуда же? – вмиг осипшим голосом спросил он и сглотнул снова.

– Оттуда, откуда мы меньше всего его ждем, то есть с прямо противоположной стороны. Начнется оно не сегодня и, вероятно, не завтра, но и не через две недели. Думаю, суток через пять-семь. Все это время туннельные крейсера будут висеть вблизи устьев нуль-каналов, действуя нам на нервы и приковывая к себе внимание. Я не исключаю, что сквозь эти каналы противник введет какие-то силы, я даже думаю, что так и будет, но первую скрипку будут играть не они. Противник пробьет к окраинам нашей системы еще один нуль-канал, для чего воспользуется туннельно-индуцирующим кораблем.

Секунды две Томми молчал, затем бурно запротестовал, аж привскочив с кресла:

– У Терры его нет!

– Против нас не только Терра, но и вся Лига, – мягко напомнил Эрвин.

– Все равно! – Забывшись, Томми махал руками. – Его вообще ни у кого нет, одни прототипы, которые не работают!..

Эрвин вздохнул.

– Знаешь, чего я больше всего не выношу? – сказал он. – Думаешь, глупости человеческой? Нет, к ней я привык. Я не выношу всезнайства новичков-недоучек. В определенном смысле это та же глупость, но особенная. И очень вредная. Дам ценный совет: ничего не утверждай, если не владеешь информацией в достаточном для осмысления объеме. О Земле и Унии у меня сведений нет, а вот в Лиге испытания первого туннельно-индуцирующего корабля были начаты Эдемом около двух лет назад. Это мне известно точно. Откуда – не спрашивай. Я совершенно не удивлюсь, если окажется, что этот корабль уже пригоден к использованию. От него ведь не требуется умения пробивать долгоживущие нуль-каналы; продержится канал сутки – ну и ладно…

– Эдем? – Томми растерянно заморгал.

– Эдем, Эдем. Планета богатых бездельников, отошедших от дел политиков, выдающихся ученых и инженерной элиты. Рай под ласковым солнцем. Прекрасный климат, пышная природа, безопасность, красота и никаких – ну почти – экологически грязных производств. Нищеты и близко нет – там ее не терпят. Многие люди мечтают перебраться с отсталых планет Лиги на Терру, а на Терре почти все мечтают об Эдеме. Стараются, из кожи вон лезут, урезают расходы, копят деньги на переезд и пусть самое маленькое, но поместье, чтобы встретить в нем старость…

– А у нас каждый был бы рад улететь хоть на самую бедную планету, – сквозь зубы прошипел Томми. И ругнулся – незамысловато, по-шахтерски.

Эрвин погрозил ему пальцем.

– Не отвлекайся. Многие уверены, что Эдем – это такой привилегированный филиал Терры, но в определенном смысле дело обстоит как раз наоборот: Терра – филиал Эдема. Терра на виду – Эдем в тени, но именно на Эдеме частенько определяется политика Лиги. Движущие рычаги – там. То, что надо спрятать, тоже там. Не витай в облаках и не тешь себя надеждами – Лига имеет туннельно-индуцирующий звездолет.

На Томми было жалко смотреть.

– Но… – молвил он, чуть только вновь обрел дар речи, – в Штабе знают? Точно?

– Конечно, знают, – уверил Эрвин. – Мое дело и даже моя прямая обязанность – сообщить Штабу мои соображения. Я сообщил, их приняли к сведению, я полагаю. Что еще я могу сделать? Руководить флотом – уже не мое дело.

– Из Штаба… что-нибудь ответили? – выдавил вопрос Томми.

– Ничего. Даже не указали мне на неуместность моих фантазий. Видимо, просто отмахнулись. Ты ждал чего-то иного?

– Но это же… Добиваться надо! Кричать надо! – Томми и сам перешел на крик. – Стучать во все колокола!

– Отсюда? Можешь постучать по железу нашего астероида, в Штабе вряд ли услышат. Хотя… – Эрвин лукаво усмехнулся, – может, и стоило бы поднять шум. Вероятнее всего, тогда меня отстранили бы от командования как внезапно помешавшегося и заперли бы в какой-нибудь норе на Улиссе или Цирцее. Как-никак шанс выжить там побольше.

И Томми сник. Повздыхал, помотал опущенной головой, поскрипел зубами. Потом поднял голову и спросил с надеждой:

– А ты не ошибаешься?

– Ошибиться может каждый, – не стал спорить Эрвин.

Подошел к мойке и выплеснул недопитый кофе.

Для внешнего наблюдателя корабль не выплывает из устья нуль-канала, будто из дока, сперва нос, затем корма, – он проявляется в пространстве сразу весь, окутанный призрачным сиянием мягкого черенковского излучения, ни дать ни взять нарядная елочная игрушка, сработанная строгим, не терпящим чрезмерного декора дизайнером. Корабли красивы своей предельной функциональностью и ничем иным.

Первым на подступах к Астероидной системе проявился легкий крейсер военно-космических сил Новой Бенгалии в сопровождении нескольких катеров и судна снабжения. За ним устье нуль-канала выплюнуло устаревший, но все еще грозный корвет с Такуу, процветающей планеты двойной звезды, изящнейший фрегат с Эдема и десантный корабль с Тверди. После них настал черед террианского флота.

Один за другим в сумасшедшем сиянии возникли как бы из ничего два тяжелых крейсера и один линкор, возникли – и сразу же разошлись, выстраиваясь в боевой порядок. Менее яркое сияние возвестило о прибытии первого эсминца. И не будет, казалось, конца все новым и новым вспышкам…

Но так могло показаться лишь тем, кто впервые наблюдал такое зрелище.

На самом деле это была всего лишь одна эскадра – правда, усиленная. Первая эскадра Четвертого флота ВКС Терры.

То же самое повторилось возле устья другого нуль-канала, с той незначительной разницей, что вторая эскадра не имела средств усиления в виде кораблей союзников, прибывших обозначить коллективное решение о вторжении.

Она и без них была не слабее первой.

– Началось, – сказал Паоло Лонго, получив первые сообщения на пятикилометровой глубине под скалами Улисса.

– Началось, – согласился Итагаки, формулируя в уме приказ Москитному флоту.

– Началось! – выдохнул Томми, влетев без стука в каюту Эрвина, а тот только поморщился и посоветовал не мельтешить.

«Началось», – подумали многие и многие тысячи людей по бесполезной, но неистребимой человеческой привычке подчеркивать очевидное. Подумали на боевых постах кораблей, на планетах и планетоидах, как находящихся в Астероидной системе, так и далеко вне ее.

То, что должно начаться, когда-нибудь начинается.

Трактуется, правда, по-разному, чаще – крайне полярно.

Для кого вторжение и попрание, а для кого – восстановление законности, исторически сложившегося миропорядка, ответ на наглый вызов, справедливое возмездие преступникам и урок на будущее всем потенциальным смутьянам как в Астероидной системе, так и во всех владениях Лиги.

Почти каждый человек в отдельности любит жить мирно: непыльно работать, воспитывать детей, радоваться первому весеннему цветку, здороваться с соседями, брить газон перед домом и думать о лучшем завтра. Но стоит собрать людей в большую толпу, как толпа сразу же обретает структуру, а внутри ее, как в туче, начинает погромыхивать. Структуры не умеют жить мирно, они от этого чахнут. И структуры начинают драться между собой всеми средствами, и в первую очередь людьми, конечно же людьми.

Теми самыми людьми, которые при крике «наших бьют!» готовы бить в ответ, хотя бьют не их, а структуру, да и бьют ли еще? Может, просто щиплют, но какая разница! Стерпишь – покажешь слабину, и тогда сделают хуже. Размахнись и бей.

Как и куда бить – тебе скажут, тебя научат. А когда и с кем – прикажут. И ты пойдешь, человек, и ударишь такого же человека дубиной или ракетой, испытав разочарование разве что от промаха. Структура, в которую ты накрепко впаян, по возможности позаботится о тебе, если тебе станет плохо, наградит за храбрость и умение, накажет за трусость и стократ – за сомнение. Поэтому ты не струсишь и не усомнишься. Ты – ее часть. И ты с криком гнева вцепишься в глотку тому, кто вздумает доказывать тебе, что никакая ты не часть, а расходный материал.

Трудно придумать что-нибудь новое. Трудно уговорить человека делать не то, что делали его предки, начиная с волосатых обладателей маленьких черепных коробок и больших надбровных дуг. С тех пор коробки увеличились, дуги уменьшились, а склонность к агрессии осталась, закрепленная в генах. Кто-нибудь начитанный скажет: неспроста она закреплена, все правильно и обусловлено. Как могло быть иначе? Ведь те наивные и прекраснодушные, кто пытался вести себя иначе, давным-давно вымерли, не оставив потомства!

Ты – потомок другой линии. Твои предки не погибли под ударами дубин и не были вытеснены в те края, где невозможно выжить. Дубиной, копьем, топором, а главное, боевой доблестью и бесстрашием они доказали свое право на жизнь. И потому в этом мире появился ты, а не кто-нибудь другой.

Вот и соответствуй.

Исправляй действительность в соответствии с идеями, в которых ты не усомнился, убивай и умирай за эти идеи, упрямо не замечай кукловодов, управляющих миллионами таких, как ты, и верь, что звучишь гордо.

Ныне и вовеки.

Почему в Астероидной системе нашлись мечтатели, вообразившие себе, что солдаты противника столкнутся с какими-то моральными проблемами при подавлении мятежа, – загадка. Но по неизвестной причине они всегда находятся, и грубая действительность эффективно лечит их от заблуждений.

Вредно верить в сказки.

На Каторжном астероиде в сказки отродясь никто не верил. Довольно большой, почти шарообразный астероид обращался далеко от Циклопа, во внешнем, почти не затронутом горными разработками астероидном поясе. Должно быть, это космическое тело было осколком ядра почти сформировавшегося крупного планетоида, распавшегося на миллион обломков еще на заре истории Астероидной системы. Астероид был массивен и заметно радиоактивен. В свое время специалисты пришли в восторг от его геологии, а полицейские власти нашли в нем то, о чем мечтает любая полицейская власть: жуткую гиблую дыру, идеальное место для устройства каторжных поселений. Куда отправить неисправимого преступника? Конечно, на Каторжный астероид. Как избавиться от горластого смутьяна? Не вопрос: подвести его под уголовную статью и этапировать туда же. Что заставит сброд на рудниках тридцать три раза подумать, прежде чем возмутиться? Естественно, страх перед наказанием, и в первую очередь – страх близко познакомиться с Каторжным астероидом.

От Саргассова болота правительству Хляби не было никакой пользы, кроме быстрой утилизации ненужного человеческого материала, – каторга в Астероидной системе убивала медленнее, зато приносила доход. Раз в два-три месяца грузовой корабль доставлял туда провизию, увозя взамен груз редких руд в просвинцованных контейнерах. Верхушка колонии – начальник, инженеры, охранники, нормировщики, старосты блоков – также состояла из проштрафившихся служак, мечтавших о возвращении в привычный мир «нормальной» Астероидной системы куда сильнее, чем их оставшиеся на свободе коллеги мечтали перебраться из этой системы в какой-нибудь приличный мир.

Порой чудеса и впрямь случались – истечение срока или амнистия могли выдернуть человека с Каторжного астероида раньше, чем его прикончит лейкемия. Надежда – великая вещь, вредно отнимать ее даже у того, кому по закону и логике надеяться не на что.

После успеха восстания надежды оправдались лишь для немногих: прилетел кораблик и забрал тех счастливцев, кто, по мнению Штаба, мог быть полезен на таких-то и сяких-то второстепенных постах. Оставшиеся каторжане не интересовали Штаб ни в какой мере. Правда, всем им была обещана эвакуация, но лишь потому, что лишенные надежды люди опасны, а кораблику надо было взлететь. Каторжный астероид не рассматривался Штабом как элемент системы обороны.

Может быть, зря, потому что командование противной стороны обратило на него самое пристальное внимание. Отделившись от основных сил, крейсер и два эсминца флота вторжения в течение двадцати часов подвергали Каторжный астероид сокрушительной бомбардировке. Пережил ли ее кто-нибудь из каторжан, сказать трудно. Да и велика ли радость человека, обнаружившего себя живым в намертво заваленной шахте? Лучше не изводить себя мыслями о некоторых вещах, приняв спасительную для психики гипотезу: все каторжане умерли быстро и без особых мучений.

И уж заодно заставить себя поверить в то, что там не осталось никого, кто по делам своим не заслужил подобной участи.

Вероятно, на крейсере и эсминцах ожидали, что с поверхности астероида будет открыт ураганный ответный огонь, причем одновременно с дерзкой атакой Москитного флота восставших, – однако не случилось ни того, ни другого. Нападавшие зря потеряли время, оборонявшиеся упустили шанс воспользоваться распылением сил противника. Астероид уцелел как космическое тело, став, правда, более радиоактивным.

И больше ничего – в чисто тактическом смысле.

В смысле же психологическом эффект получился для Терры обратным желаемому. Урок «смутьянам» был преподнесен и вызвал немалый эффект. Астероидная система содрогнулась – правда, не от страха, как, вероятно, рассчитывали на Терре, а от гнева и ярости. Восставшие – особенный народ, нельзя с ними так.

Особенно если планируется бунтовщиков проучить, а собственность все-таки вернуть, и по возможности не слишком поврежденной. Полное уничтожение всего живого и неживого в Астероидной системе не входило в планы Терры и даже превышало возможности вторгшегося флота.

Это давало шанс.

Томми жадно поглощал все новости, от приказов командования и официальных бюллетеней Штаба обороны до призывов недавно сформированного Временного гражданского правительства – структуры вполне бутафорской, но необходимой. Как и следовало ожидать, две вторгшиеся эскадры были атакованы с флангов тремя группами юрких малых судов Москитного флота восставших. В сущности, даже четырьмя, поскольку третьей группе, дислоцированной на биссектрисе пресловутого угла в восемьдесят восемь градусов, пришлось дробить силы. Опять-таки, как и следовало ожидать, отчаянные атаки пока не имели успеха, и уже появились первые потери. Эскадры противника продвигались вперед. В пределах внешнего астероидного пояса их продвижение замедлилось, чего, впрочем, следовало ожидать. Миллионы каменных, ледяных и каменно-ледяных глыб, пусть и рассеянных в громадном объеме пространства, – что может быть лучше для внезапных нападений из засад? И что может быть удобнее, когда надо рассеяться и затеряться после нанесения удара?

Тактика «бей и беги» напрашивалась здесь сама собой, да и не существовало иной разумной тактики для Москитного флота. Во внешнем астероидном поясе силы вторжения понесли первый урон. Потеряв управление, столкнулся с каменной горой и, взорвавшись, разлетелся на сто тысяч обломков эсминец Терры, вышел из строя и заковылял к устью нуль-канала корвет Такуу, в сумасшедшей свалке катеров среди разлетающихся обломков взорванного восставшими астероида с обеих сторон погибло несколько мелких суденышек. В специальном манифесте Штаб обороны расценил это как значительный успех и доброе предзнаменование. Сообщалось также об официальной просьбе о союзе и помощи, направленной правительству Унии. В энергичных выражениях разбивались в пыль все аргументы мрачных скептиков: помощь придет, надо лишь продержаться! Взрыв энтузиазма не заставил себя ждать.

Однако силы вторжения продолжали медленное, но неуклонное продвижение к Улиссу. Грозные туши линкоров плыли позади передовых групп и еще не вступали в бой.

– А нападения с тыла нет как нет, – ликовал Томми, искоса поглядывая на своего командира.

– Будет, – отрезал Эрвин.

– Ты уверен? – На Томми было забавно смотреть. Не до конца прирученный патриот все еще взбрыкивал, правда, лишь словесно. И то хлеб.

Пришлось осадить:

– Был уверен на девяносто восемь процентов, а теперь на сто. Штабисты Терры, к нашему счастью, не гении, но и не ослы. Они прекрасно знают, на что мы рассчитываем. Двум эскадрам противника еще предстоят бои во втором астероидном поясе, а ведь он плотнее внешнего. Там легче организовать оборону. Будет такая драка, что мясо полетит клочьями. Простое наращивание противником сил поведет лишь к потере авторитета Лиги в глазах Унии и Земной федерации и потере авторитета Терры внутри Лиги. Этот авторитет и без того уже порядком размыт. Следовательно, противник не пойдет на такой шаг. Если мы продержимся еще хотя бы десять суток – Лига проиграла. В Унии поймут, что самое время вмешаться, да и Земля подтянется. Тогда Лиге придется либо ввязаться в большую войну с очень сомнительными перспективами, либо утереться и отступить. Ставлю три к одному на то, что она утрется. Отсюда вывод: удар нам в тыл неизбежен. Сам видишь, все это очень просто.

– Таковы результаты твоих расчетов? – насупившись, пробубнил Томми.

– Да, примерно. Я просто перевел их для тебя в словесную форму. Не тешь себя иллюзиями, противника мы остановим – если остановим – на ближних подступах к Улиссу, не дальше. И не позднее, чем через пять суток.

Томми вскочил – глаза широко открыты, рот наперекосяк. Помолчал, поглядел на Эрвина и сел, беззвучно бормоча что-то – наверное, формулы самовнушения: спокойно, Томми, это всего лишь слова, спокойно…

– Как ты, наверное, догадываешься, план обороны известен мне ровно в том объеме, в каком Штаб посчитал нужным довести его до нас, – мягко сказал Эрвин. – Плюс к тому кое о чем, разумеется, можно догадаться, кое-что можно подсчитать, но уже с несколько меньшей достоверностью. Самое главное: план обороны исходит из того, что Терра не применит против нас туннельное оружие. Нас собираются показательно выпороть, а вовсе не уничтожить вместе со всеми планетами и астероидами, а может быть, и со звездой.

– Как сам считаешь? – спросил Томми вмиг севшим голосом. Ясно было, что подобный сценарий не приходил ему в голову.

– Да. Это настолько похоже на правду, что ею и является. Астероидная система была довольно полезным придатком Терры, потерять ее насовсем противнику было бы жаль. Это первое, но не главное. Второе важнее: применив против нас самое убойное из имеющихся средств, Терра дала бы понять своим сателлитам, что уважает нас как равноправных противников. Этого она ни в коем случае не может себе позволить. Кто мы такие? Какие-то мятежники в богом забытой дыре, уважения отнюдь не заслуживающие. Мух бьют мухобойкой, а не дубиной…

Томми шумно перевел дух.

– Рано радуешься, – осадил его Эрвин. – Да, Терра не применит против нас туннельную бомбу и не бросит в бой свои основные флоты. Они понадобятся Лиге в других местах как сдерживающий фактор. Большая война назревает давно, это ни для кого не секрет. Начнется она здесь и сейчас или нет – пока неясно, но в данный момент Терра предпочла бы оттянуть ее насколько возможно. Против нас будут задействованы силы одного, всего-навсего одного флота Лиги. Правда, и эти силы превышают наши на порядок. И вот тут можно надеяться, что противник допустит ошибку, недооценив нас. Думаю, что действительно недооценит, но… – Эрвин вздохнул, – я не могу надежно просчитать это. Командование не посчитало нужным снабдить меня всей имеющейся у него информацией…

Томми деликатно промолчал. А Эрвин, улыбнувшись, слегка развел руками: что, мол, тут поделаешь? Командир самого мощного корабля – все-таки не более чем командир корабля, а не начальник оперативного отдела Штаба. Вдобавок чужак, еще не доказавший на деле свою преданность. Не нужно слов, никто здесь не страдает манией величия, прими мои слова как шутку…

Шутить легко. Остужать горячие головы несколько труднее. Томми рвался в бой со всем пылом революционера и патриота-неофита. Еще недавно он, вероятно, проклинал такую родину, как Астероидная система, теперь был готов без колебаний положить за нее жизнь, и, как водится, отнюдь не только свою. А Шпуля, порой ловивший чутким ухом обрывки разговоров, страдал от причуд Эрвина и не понимал: неужели этот непостижимый человек и впрямь собирается воевать с Лигой, сидя внутри железной горы? Ее ведь разнесут в мелкие дребезги! О мощи линкоров Терры мальчишка имел крайне смутное представление, твердо зная только одно: сильнее их никого нет. Ну и кем же, спрашивается, надо быть, чтобы затеять с ними бой? И главное, ради чего?

Родина, да? Это уж совсем глупость. Родина человека там, где ему хорошо, это Шпуля знал твердо и не верил, что в этой стылой железной горе, да и во всей этой несуразной системе, лишенной нормальных планет, кому-то может быть хорошо. Когда-то он воображал, что ему тесно на берегу Саргассова болота, теперь тосковал по веселым денькам сбора дани и грабежа. Сыро, холодно, опасно? Здесь не теплее, а скоро станет и намного опаснее. Чего хочет Эрвин, на что ему командование «Магогом»? У пахана об этом прямо не спросишь, дураков нет, а сам он молчит…

Понимай: расклад был таков, что не просматривалось иного выхода.

И сейчас его нет.

Скучно. С Барсуком особо не покалякаешь – пень он. Хотя боец, конечно, классный… Это правильно, что пахан держит его при себе. Только чем поможет Барсук, когда на поверхности дырявого астероида начнут рваться ядерные заряды?

Вдобавок эта унылая мымра, Кристи… Повинуясь приказу, Шпуля плелся к ней в госпиталь – проведать, передать привет, вернуться и доложить, как она там. Шепотом ругался, смачно харкал в указатели на стенах туннелей, а шел. Добро бы еще пахан спал с ней, так ведь нет! Ну на что ему эта баба? Не родственница, не любовница, а непонятно что. Если она знает об Эрвине что-то такое, чего другим знать не следует, то чего проще – мигнул тому же Барсуку, и никто уже ничего не разболтает. Он хоть и пень, а на такие дела понятливый. Эх…

Шпуля вытянул за ремешок из кармана свинцовую гирьку, раскрутил, шибанул в сердцах о стену. Хоть бы звон пошел, хоть бы гул… Тупой звук – и только. «Магогу» хоть бы хны, он весь железный. И не на ком злость сорвать. Попробуй тронь кого-нибудь – вмиг окажешься в здешней тюряге, где который уже день кукуют остальные с Каином и ждут: расстреляют их или нет? Насчет дисциплины пахан строг, построже Каина. Ну и ясное дело: ординарец Самого должен подавать пример достоинства, послушания и исполнительности. Вот навязали жизнь!..

С таким настроением Шпуля вошел в приемную госпиталя. С важным видом кивнув дежурной тетке, проследовал мимо, подумав: кое-какие преимущества в должности ординарца все же есть. Ходи где хочешь, никто не остановит, никто не спросит, куда, мол, прешься, сопляк… Всякий понимает: ординарец послан по делу.

Кристи нашлась в операционной. Оттуда Шпулю могли бы и погнать, раз обстановка не боевая, но как раз сейчас ничего серьезного там не происходило: какой-то раззява умудрился сломать ногу в голени, и пожилой фельдшер вдевал эту ногу в специальный аппарат, а Кристи наблюдала за процессом и слушала фельдшерские пояснения. Училась, значит.

Насвистывая, Шпуля вышел за дверь. Все равно где терять без толку время. Пускай учится… фельдшерица. Подождем.

Ждать пришлось недолго – женщина вышла, прикрыв за собой дверь.

– Ну?

Спросила весело, даже с каким-то вызовом. Шпуля посмотрел на нее озадаченно.

– Чего пришел? Привет передать?

– Ага.

– И, наверное, спросить, как я тут жива-здорова?

– Ага…

– Передай, что чувствую себя замечательно. Бодра и весела, чего и ему желаю. Пусть он так справляется со своими обязанностями, как я справляюсь… – Она засмеялась. – Тогда, может, сдохнем не сразу.

– Чего развеселилась? – насупившись, спросил Шпуля.

Еще одна порция смеха предварила ответ:

– А умирать надо весело. Надоело бояться. Тосковать мне, что ли? Отчаиваться, заламывать руки? Я уже пробовала – мне не понравилось. Не однажды пробовала, и всякий раз получалась одна гадость. Нет уж… лучше весело.

Уж чего-чего, а бабских истерик Шпуля навидался предостаточно. Обычно братство не обижало селян на берегах Саргассова болота, но порой приходилось отнимать и последнее, просто выхода иного не было… Однако нет – то, что творилось с Кристи, не было бабской истерикой. В глубине души Шпуля понимал эту женщину: в самом деле, чего зря хныкать? Последние дни жизни слишком ценны, чтобы их портить. А может, еще и не последние… Новый пахан – непостижимый человек, вдруг он как-нибудь вывернется, да еще и других спасет? Тогда тем более незачем киснуть. Шпуля не раз видел смерть, но, как всякий мальчишка, считал, что уж его-то она не должна коснуться. Почему? Да очень просто: это было бы слишком несправедливо!

– Погоди помирать, – буркнул он. – Может, у Эрвина есть план.

Тряхнув рыжей гривой, Кристи захохотала в голос, да так, что фельдшер из-за двери операционной рявкнул, что нельзя ли, мол, тише.

– Отойдем, – сказала она, отсмеявшись. – План? План-то у него точно есть, у него всегда есть план, да еще и не один. А если вдруг так случится, что плана не будет, то он составит его в один миг. Он такой. Вычислитель. С холодной головой, холодным сердцем. Не потому, что от рождения замороженный, а потому, что так ему проще. Он играет людьми, как игрушками, и думает, что он выше их. А он не выше и не ниже, он просто вовне. Пришел ребенок, переставил кубики, как ему понравилось… построил из них башню, потом разрушил… Мы и есть эти кубики. – Кристи вздохнула. – Однажды мне показалось, что он сам почувствовал: быть кубиком – это ведь не так плохо… Нет… Только показалось…

Чего у подростка не отнять никакими силами, так это желания поспорить.

– И Каин тоже кубик, что ли? – насупился он. – Глупостей-то не болтай. Ни хрена он не кубик ни для кого. Сволочь, но не кубик.

– Каин – человек, – вздохнула Кристи. – А только для Эрвина он все равно не более чем набор параметров. Как все мы. Как ты, как я. Такой же кубик, только, может, не совсем кубик, а какой-нибудь параллелепипед или призма. Либо Эрвин приладит его туда, куда ему нужно, либо избавится от него.

– Ага! – презрительно выкрикнул Шпуля. – Призма! То-то Каин едва не сбежал со всеми! И с тобой тоже!

– Эрвин заранее знал, когда Каин сбежит, – равнодушно сказала Кристи. – Он это высчитал и сам подтолкнул его к этому шагу. Для чего Эрвин отправился тогда на «Гог»? Молчи, я знаю, что ты скажешь. Переговоры о боевом взаимодействии и все такое прочее. А я редко видела, чтобы Эрвин извлекал из каждого своего действия только одну выгоду, а не две. Теперь призма лежит в коробке и не знает, пригодится ли еще на что-нибудь. Кроме Эрвина этого никто не знает. И призма будет счастлива, если еще пригодится ему, а не отправится в утиль!

Глядя на ошеломленную физиономию Шпули, она опять рассмеялась.

– Иди, иди. Скажи ему, что я в порядке. Занята увлекательным делом, тоска не заедает, на комету больше не медитирую. Спасибо за привет. Иди.

Шпуля ушел, оглядываясь, а Кристи закусила губу, чтобы не завыть. Вот ведь мелкий пакостник, разбередил душевные раны… Или сама? Наверное, сама. При чем тут малолетний убийца? Нет, надо кончать со слабостью, надо опять вживаться в роль… Умрем весело! Чертям тошно станет, как погибнет «Магог»! Песни об этом сложат! А что глупо умирать вдали от родины в чужой войне – ну какая разница? Никто тут не знает, за что ему придется умереть, и не задается этим вопросом. Свобода? Новая счастливая жизнь в достатке и благоденствии? Мечты… Не будет у них ни свободы, ни благоденствия. Ненависть к Терре – вот за что они готовы драться и умирать, уверенные, что этой причины достаточно!

Кристи бесцельно прошла стылым коридором, заглянула в первую попавшуюся палату. Здесь было почти тепло, градусов пятнадцать. Единственный больной, страдающий пневмонией, сейчас спал, дыша с хрипом. Из-под одеяла торчали только нос и жилистая голая рука со шлангом капельницы. Молоденькая медсестра фальшиво улыбнулась, увидев, кто вошел. Для Кристи не было тайной: здесь ее не любят. Привилегированная персона, женщина командира, фу-ты ну-ты… За что любить такую? Наплевать им на то, что после побега Эрвин и сам не явился, и к себе не вызвал – велел только отделить ее от прочих беглецов и приставить к делу… И ведь не пеняют командиру «Магога» за то, что держит на корабле, как они думают, любовницу. Это они ему как раз простят, вернее, уже простили, и в Штабе знают, знали с самого начала, и никто не возразил. Ему простят, а ей – нет. Ох, люди…

Ничего у них нет – ни настоящей военной дисциплины, ни субординации, ни флотских традиций, ни мощи. Есть только дырявый астероид и жгучее желание победить. Навалять Лиге и, может быть, отстоять себя… чтобы потом отдаться другому хозяину. Они дерутся за свободу, которой не бывает. И не могут не драться. Многие верят в победу. Они – люди, а значит, чудовищно нелогичны.

Один Эрвин не такой, как все. Правда, он тоже по-своему нелогичен – математика заменяет ему логику. Она строже, точнее и гораздо безжалостнее. Как раз его стихия.

Но ведь бывал же он иным! Там, на болоте… Сейчас Кристи как никогда хотелось разреветься, наплевав на то, что она здесь не одна. Пусть видят, каково это – считаться женщиной такого мужчины. Да, Эрвин Канн умел быть человеком – либо на краю гибели, либо полностью утратив свой уникальный талант. Никак иначе.

Отвернувшись, Кристи смахнула слезу. Вот черт, этого еще не хватало! Ладно… переживем. Благо недолго осталось. Случится чудо – подивимся чуду, а если не случится…

Сказано ведь уже: умирать надо весело.

– Да была тут одна заезжая шишка, – неохотно признался Томми. – Аж с самой Терры, и такой важный, что не подступись. Прямо птица индюк. Только это давно было, лет семь назад. Тогда «Магог» еще и «Магогом»-то настоящим не был, а был просто астероидом, на котором велась добыча…

– И что индюк?

Томми хмыкнул:

– А ничего. Спросил, почему у нас так холодно. Побродил с умным видом по герметичной зоне, посмотрел этак свысока. Наши поняли, что он ни бельмеса, штольню от ствола не отличит, ну и давай вешать ему лапшу, пока уши у него не обвисли. Ну, он, понятное дело, заскучал, на Улисс заторопился… Обозвал астероид Пещеристым Телом и отбыл в восторге от своего остроумия. Только и всего.

– Других визитеров с того времени не было? – спросил Эрвин. – Так-таки ни одного?

– Ни одного.

– А на «Гоге»?

– По-моему, тоже. – Тут Томми догадался, к чему Эрвин затеял этот разговор, и энергично затряс головой. – Не, на Терре о нас не знают.

– Уверен?

– М-м… почти.

– Зато я совсем не уверен, – сказал Эрвин. – Рабочие, получившие расчет, техники, инженеры, проектировщики, снабженцы… Слишком много их было, и слишком многим приходилось давать больше информации, чем это желательно. Давно и не мною замечено: если утечка возможна, то происходит именно утечка, а не что-то иное. Я вынужден исходить из того, что на Терре что-то знают о «Магоге», но, надеюсь, владеют информацией не в полной мере. Точнее просчитать не могу, и это самое скверное, что мы имеем на сегодняшний день… Да-да, не гибель Каторжного астероида и не потери флота на периферии, а именно это.

Томми молчал. Старшим офицером владела тоска. Где-то шли бои, они приближались, а «Магог» как ни в чем не бывало продолжал накручивать орбитальные эллипсы вокруг Циклопа, ни дать ни взять обыкновенный железный обломок, а не боевой корабль.

– Одна надежда на то, что у противника не хватит воображения счесть «Магог» боевым кораблем, а не базой, – криво улыбнувшись, договорил Эрвин.

Томми опять не издал ни звука. После того как предсказания Эрвина сбылись все до единого, он осознал свое интеллектуальное ничтожество и был готов ходить на поводке. Все последние дни две эскадры Лиги вели бои во втором астероидном поясе, планомерно тесня флот восставших. Те медленно отступали, прячась за астероидами, огрызаясь контратаками, применяя ядерные мины, внешне неотличимые от мириадов метеоритных тел, и сумели-таки серьезно повредить один из крейсеров. Он вышел из боя, но что это могло изменить? Превосходство Лиги оставалось подавляющим. Не все ли равно человеку, рухнет ли ему на голову одна тонна кирпичей или две?

Розовые мечты давно рассеялись дымом. Теперь любой абориген Астероидной системы – от Итагаки и Паоло Лонго до последнего чернорабочего, не видевшего в жизни инструмента сложнее кувалды, – понимал: о победе своими силами нечего и мечтать. Нужно лишь продержаться, нужно любой ценой выгадать еще неделю, день, час… столько, сколько понадобится Унии для вмешательства.

Гибнут кораблики с храбрыми экипажами, враг беспощадно уничтожает отдаленные колонии, откуда некогда и не на чем вывезти людей, враг продвигается, оборона не трещит только потому, что она гибкая, но сил держать хотя бы такую оборону уже не хватает… где же вы, боевые корабли Унии?..

Где?

Так было еще вчера. Но десять часов назад туннельно-индуцирующий корабль Эдема пробил квазистабильный нуль-канал внутри второго астероидного пояса, причем со стороны, противоположной векторам атак первой и второй эскадр Лиги. Квазистабильные нуль-каналы существуют, не схлопываясь, дни или даже месяцы, и оба эти срока были избыточны. Не прошло и часа, как в Астероидной системе проявилась третья эскадра врага – новейший линкор «Несравненный», три крейсера, в том числе один тяжелый, шесть эсминцев, два десантных корабля и много мелочи различных классов, всего более сорока боевых единиц. А туннельно-индуцирующий корабль ушел обратно в нуль-канал как слишком ценный, чтобы подвергать его случайностям войны.

Штаб приказал иметь полную боевую готовность – и замолчал.

Это был нокаут. Кто-нибудь мог винить Эрвина, подобно тому как жители Трои запоздало и бессмысленно винили Кассандру, – впрочем, от той Кассандры ничего не зависело и не могло зависеть. Она не была командиром «Магога».

И теперь Томми старался не смотреть Эрвину в глаза, а когда все же помещал командира в свое поле зрения – смотрел с надеждой. Она ведь умирает последней.

Чудотворец, сотвори чудо!

Не дай удавиться от собачьей тоски. И если уж никуда не деться от скорой и верной гибели, то хотя бы дай, чудотворец, славную смерть!

А лучше все-таки спаси.

Ты ведь можешь. Ты ведь не обычный человек, не зря тебя называют гением, ты и есть гений, ну так найди же лазейку! Не плен, нет, нельзя сдаваться такому противнику, но разве не существует другого варианта? Неужели совсем-совсем нет?..

Ведь есть, а?

Прошло десять часов. Осталось не более пятидесяти – и линкор с крейсерами приблизятся к Улиссу на дистанцию удара. Для уничтожения всякой жизни на километр в глубину каменных пород Улисса хватит и одного линкора, а крейсера могут заняться Цирцеей. Чем их остановишь? Ослабить и без того уже понесшую потери группировку, противостоящую первой и второй эскадрам? Поднять навстречу врагу все, что летает, превратить в брандеры невооруженные катера, посадив в них смертников? Наконец, задействовать «Гог» с «Магогом» в качестве последнего козыря? Пусть козырь будет бит, но разве есть альтернатива?

Штаб молчал.

Молчал и «Магог», и его молчание понемногу становилось скорбным. Корабль-астероид имел достаточно хорошие средства наблюдения, чтобы не зависеть в этом отношении от предоставляемой Штабом информации. Сменилась вахта на боевых постах. Занимая полнеба, сияла на обзорных экранах надоевшая комета, растопырив оба хвоста – пылевой и газовый. На ночной стороне Циклопа тускло багровели облака. Эрвин налил себе кофе и на сей раз выпил до дна.

– Хоть бы приказ какой-нибудь поступил, – страдая, пробормотал Томми. Нервно зевнув, он с зубовным стуком захлопнул рот.

– Поступит, не сомневайся, – равнодушно сказал Эрвин. – А почему какой-нибудь? Каким он будет, ты прекрасно знаешь.

– Он не может быть иным, – покорно согласился Томми.

– Точно. Противнику это тоже известно.

Томми вновь зевнул с прискуливанием.

– Челюсть вывихнешь, – сказал ему Эрвин. – Налей себе кофе, что ли. Или ляг поспи, пока еще можно.

– Уснешь тут… – Страшным напряжением мышц Томми подавил зевок. – Скорее бы уж… А может, в Штабе что-нибудь придумают, а?

– Кто придумает? – спросил Эрвин. – Назови конкретно. Я тоже хочу знать имя этого чудотворца.

– Командующий…

Мельком взглянув на часы, Эрвин набрал на пульте код. Откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Время надо тратить рационально, но мало кто это умеет. Вот Томми – не умеет. Если не можешь найти оптимальное решение, так хоть не дергайся сам и не раздражай окружающих.

Что-нибудь придумают в Штабе… Надо же. Выдал перл. Эрвин прекрасно понимал, чем занята голова старшего офицера, – неразумными переживаниями и метаниями из крайности в крайность. На одном полюсе зябкий страх и мысль о том, что, возможно, уже нет ни Штаба, ни правительства, что крысы побежали с корабля, надеясь достичь устья того или иного нуль-канала, и летит уже среди астероидов неприметное суденышко… На другом полюсе безумная надежда: в недрах Штаба вот-вот родится гениальный приказ, а с ним победа и, может быть, даже жизнь…

А случится иначе – ожидаемо даже для Томми. Штаб соберет все – ну почти все, – что летает, от «Гога» с «Магогом» до кое-как вооруженных транспортников, катеров и учебных суденышек, и швырнет все это навстречу третьей эскадре. Даже не в драку – на съедение.

Интересно, подумал Эрвин, сколько миллионов людей за всю человеческую историю погибло из-за того, что в критические моменты мысли у них бестолково метались а-ля броуновское движение? Из этих людей вполне можно было бы составить еще одно человечество…

– Итагаки талантливый исполнитель, – сказал он. – Я знавал его, еще когда гарпунил астероиды. Он был диспетчером на базе приемки, очень толковым диспетчером. Мы все любили, когда дежурил Итагаки, – никогда никакой сутолоки на подходе к базе. Ни дерготни, ни нервов, ни ругани в эфире. Четкость и глазомер, вот чем он силен. Исполнительность, самодисциплина и замечательно развитое пространственное воображение. Не могу представить себе, чтобы он растерялся в сколь угодно сложной, но стандартной ситуации. Там, где достаточно стандартных решений, нет никого лучше Итагаки. Вопрос лишь в том, хватит ли этого для победы.

– Мы должны лишь продержаться до прихода помощи, – с трудом глотая ком в горле, промолвил Томми.

– Это и будет нашей победой. – Эрвин поморщился. – Не держи меня за слабоумного. Без поддержки извне мы не победим, это ясно даже ребенку. Мы можем здорово потрепать противника, можем задержать его продвижение, но не более того. Если помощь вообще не придет, мы можем сделать победу противника пирровой – ему достанутся одни руины… Но я думаю, что помощь придет, если мы продержимся.

Томми промолчал. Интересно, догадаешься ли ты, почему именно Итагаки поставлен командовать флотом, подумал Эрвин. Пока еще не догадываешься, ибо свято веришь в революционные идеалы и воображаешь, что в них столь же свято и бескорыстно, как ты, верят все, особенно начальство, и ты не сомневаешься, что каждый на своем посту – ну, кроме предателей – старается сделать как лучше… Но может быть, ты успеешь догадаться, прежде чем геройски погибнешь, и умирать тебе будет горько. Ответ до смешного прост: Итагаки послушен. Он не гений, но он никогда не предаст. Не так устроен. Зная это, Паоло Лонго предпочел не рисковать – и это в игре, где, исключая слепой случай, только умный, продуманный риск может спасти от катастрофы! Многие вожди многих восстаний до Паоло решали так же. Некоторым из них даже везло.

Но только не в такой аховой ситуации.

Эрвин едва не улыбнулся, подумав: как ни смешно, но лишь наличие «Магога» и преступное непослушание его командира еще оставляет Паоло шанс оказаться победителем. Незначительный, но шанс.

Паоло поймет это – нюхом. Как Эрвин Канн понял расчетом. Паоло должен понять – нюх у него развит достаточно.

Все равно огромный риск, конечно.

Но хоть не прямая дорога на эшафот – и то хлеб.

«Магог» чуть заметно дрогнул, по его железной толще прошел ноющий гул, и далекой звонкой нотой отозвался какой-то дефект кристаллической структуры. В недрах центрального пульта задребезжала было, попав в случайный резонанс, некая крепежная деталь и смолкла. Остался еле слышный гул работающих на малой тяге двигателей. Томми обеспокоенно завертел головой.

– Меняем орбиту, – пояснил Эрвин. – Я дал команду.

– Это необходимо?

– По двум причинам. Первая: ходовые испытания. У меня драка на носу, а я еще не знаю, как эта штука летает…

– Ходовые испытания были проведены в полном объеме, – возразил Томми.

– Да, но меня-то при этом не было. И кто может сказать, что такое полный объем испытаний для такого корабля, как «Магог»? Вторая причина: в данный момент диск Циклопа закрывает нас от третьей эскадры Лиги. Первой и второй эскадрам сейчас не до нас, а вот третья меня беспокоит. Если командование противника верит в то, что «Гог» и «Магог» – просто астероиды, то оно и останется в этом заблуждении. Мониторить орбиты всех астероидов в нашей системе – это уж слишком. Если противник знает хотя бы часть правды – а я уверен, что так и есть, – то поменять орбиту отнюдь не вредно. И делать это надо сейчас.

Томми пребывал в нерешительности. Зато перестал тосковать, а это уже кое-что.

Эрвин набрал на пульте новый код.

– Маневр, – сказал он. – Готовься к невесомости.

«Внимание экипажу! – тотчас донесся до ушей Томми синтезированный голос, транслируемый сейчас по всему кораблю. – Через одну минуту на уровнях с первого по восемьдесят девятый будет отключена искусственная гравитация. Всем закрепиться, работы прекратить. Ожидаемое время отсутствия гравитации – шесть с половиной минут».

Бедный Томми совсем перестал что-либо понимать. При словах о невесомости схватился раньше времени за подлокотники кресла, в глазах – недоумение пополам с ожиданием. Что творит командир? Вроде пока безобидное – но зачем?!

– Подтянемся к кометному ядру на гравитации, – помучив старшего офицера несколько секунд, негромко сказал Эрвин как бы самому себе. – Заодно и комету к себе подтянем. Чего ей, в самом деле, лететь без толку? Пусть летит со смыслом.

Вопрос застрял у Томми в горле. Кой дьявол вопрос – там толкалось, мешая друг другу, с десяток вопросов. Цель маневра? Чем выгодна новая орбита? При чем тут комета и какой смысл может быть в ее движении? Спросить прямо? Но Эрвин Канн легко может оборвать старшего офицера, напомнив, кто тут командир, а кто подчиненный. И главный вопрос: догадывается ли командир «Магога» насчет особых полномочий старшего офицера, врученных ему Штабом?

На последний вопрос Томми уже мог дать ответ: почти наверняка Эрвин не догадывается. Какие там еще догадки – он просто знает это! Вычислил. Рассчитал. Получил ответ. Никакого смысла нет в гадании…

И меньше всего Томми хотелось бы попасть в ситуацию, когда ему пришлось бы принять на себя командование «Магогом».

В положенное время возникло кратковременное чувство легкой дурноты – выключилась искусственная тяжесть. Невесомость, правда, не наступила – Эрвин оставил слабую тягу марщевых двигателей. Теперь антигравы корабля работали в реверсном режиме, помогая сблизить «Магог» с ядром кометы. Где-то внутри железо-никелевой туши «Магога» люди весили не больше котенка: толкни пальцем – собьешь с ног, а кто-то, оказавшись в гравитационном конусе, нащупавшем кометное ядро, напротив, кряхтел от навалившейся перегрузки, и сухо потрескивала кристаллическая основа «Магога». Томми скривился набок в своем кресле. Дребезжа, поехала по столу пустая чашечка из-под кофе и остановилась, упершись в бортик на краю столешницы. Белесая муть на обзорных экранах поплыла вбок, и яркая туманная фасолина – ядро кометы – переползла с одного обзорного экрана на другой. На рабочем же экране высветилась карта гравитационных полей внутри «Магога». Еще там бежали столбцы цифр, и Эрвин считывал их, по всей видимости, совершенно непринужденно.

– Зачем все это? – решился спросить Томми. В ответ Эрвин лишь коротко бросил:

– Увидишь.

Тягуче потекли минуты. В положенное время вернулась тяжесть – семьдесят процентов от стандарта Терры, то есть нормальная для «Магога». Впрочем, чуть побольше: двигатели продолжали работать, сообщая кораблю слабое ускорение. Томми изнывал от желания задать вопрос, и не один, но Эрвин просто впился взглядом в монитор и явно не был расположен к разговорам.

Наконец он отвел взгляд от колонок цифр, и озабоченное выражение на его лице сменилось удовлетворением.

– Угадал, – благодушно сказал он. – С этими кометными ядрами никогда не знаешь точно, какая у них плотность и масса. «Магог» весит чуть больше, как я и думал… Я немного подправил орбиту ядра. Теперь комета не улетит к солнцу. Теперь она будет обращаться вокруг Циклопа.

– А в нужный момент мы взорвем ее ядро и осложним неприятелю операцию? – просиял Томми.

– Можно взорвать. – Эрвин поморщился. – А можно и не взрывать…

Он не договорил – пискнул сигнал приема шифрованного сообщения. Эрвин внимательно прочитал появившийся на экране текст.

– Теперь, – сказал он спокойно, – взрывать незачем. Не поможет. На, читай. – Он встал с кресла. – Прочти-ка мне это вслух еще раз. Медленно.

Не дерзая занять командирское место, Томми потянулся вбок:

– Приказ номер триста три Штаба обороны…

– Ниже, – бросил Эрвин.

– Приказываю сформировать отдельную эскадру…

– Еще ниже.

– «Гогу» и «Магогу» немедленно двигаться к точке рандеву на траверзе орбитального комплекса «Титан». После сбора эскадра должна выдвинуться развернутым строем с целью перехвата противника и навязывания ему боя. Командующим эскадрой назначается командир «Гога» Семенов…

Томми повернул голову к Эрвину. В его взгляде читалось: «Вот так, значит… Не ты, а Семенов. Это закономерно, это правильно, Семенов многократно проверен, он доказал свою преданность делу революции и вне подозрений, – но как воспримешь эту новость ты? Обида не гложет? Неужели ты не догадывался, что не тебя, а Семенова назначат командовать?»

Судя по виду Эрвина, никакая обида его не глодала. Он показал жестом: хватит, мол, не надо больше вслух.

– Ну и драка будет, – сказал Томми, быстро дочитав приказ. – Хотят навалиться всей силой… В смысле, всей оставшейся силой.

– Ну, положим, не всей… – проговорил Эрвин. – Кое-что оставлено и для обороны Улисса… мелочь всякая. Глупо.

– Эскадру эта мелочь всерьез не усилит, – заступился за Штаб Томми.

– Верно. Посылать ее тоже глупо. Как и всю эскадру. Штаб перестраховывается и паникует одновременно. Иного я и не ждал.

– Приказы не обсуждают, их выполняют, – сказал Томми, настороженно помолчав самую малость. – Ты не собираешься изменить курс?

– Чтобы сгореть без пользы и смысла? – насмешливо спросил Эрвин. – Конечно нет.

Томми насторожил ухо: не ослышался ли? Но Эрвин, вновь заняв свое место в кресле перед пультом, выглядел на редкость непринужденно.

– Одумайся! – повысил голос Томми.

Вместо того чтобы последовать совету, Эрвин сладко потянулся, разминая спину.

– Плевать я хотел на Штаб, – сказал он. – Ну что уставился? Я не стану выполнять идиотский приказ. Вместо этого я попытаюсь спасти и Штаб, и Астероидную систему, и вашу революцию, и, возможно, «Магог»…

Теперь вскочил Томми, вскочил и отпрыгнул. Эрвин с видимым интересом смотрел, как рука старшего офицера обхватила рукоять услужливо выдвинувшегося из кобуры пистолета и навела ствол на командира. Эх, неумеха… Любой патрульный на кордоне у Саргассова болота сделал бы это вдвое быстрее.

– Пульт не боишься прожечь? – осведомился Эрвин.

– Это пулевой пистолет, – успокоил Томми. Челюсть у него прыгала. – Пули разрывные, остаются в теле.

– А, – сказал Эрвин, – понятно. Разумная предосторожность. – Он насмешливо улыбнулся. – Насколько я понимаю, под телом ты подразумеваешь именно мое тело, а не чье-то еще? Печально. Лучше бы чье-нибудь другое. Кстати, вот хорошая идея: если уж тебе невмоготу без стрельбы, то, может, застрелишься сам?

– Прекрати балаган, – прошипел Томми. – Ты арестован. Подними руки и медленно встань.

Эрвин рассмеялся:

– Иначе что? Застрелишь меня? Из чувства долга сделаешь то, чего тебе совсем не хочется делать? Ты ведь знаешь, что я прав. Валяй, стреляй. Или стреляй, или верь мне. А не веришь, так действуй! Проделай во мне дыру и возьми на себя командование. Хочешь, я облегчу тебе задачу?.. Барсук!

Томми знал, кто такой Барсук и зачем Эрвин держит его при себе. Выбора не было. Этот подлец Канн почти никогда не оставлял людям выбора, а если и оставлял, то выбор был лишь кажущимся. Мелькнула догадка: да он просто-напросто хочет умереть быстро и без мучений! Просчитал все варианты, не нашел решения, осознал гиблую перспективу, отринул надежду на чудо, решил больше не цепляться за жизнь…

И как только Томми почувствовал движение за своей спиной, его палец сам собой утопил спусковой крючок.

В голове гудело, перед глазами плыло и двоилось. Томми пошевелил руками и понял, что они скованы за спиной, притом еще пристегнуты к какой-то скобе. Он полулежал у переборки, если только к обшитым декоративным материалом железо-никелевым стенам отсеков «Магога» подходило это словечко – переборки… Томми осторожно помотал головой и зажмурился от боли в черепе. Сзади кто-то приложил… Барсук… Коротконогий квадратный ублюдок, неандерталец с глазами тупого убийцы… Наверное, просто хватил кулаком по затылку без всяких там выдумок и церемоний. Бандит, он и есть бандит.

Нашлись умники в Штабе – вручили «Магог» главарю банды уголовников!

А где он, кстати?

В поле зрения мелькали лишь какие-то пятна – то ли смазанные и искаженные очертания реальных предметов, то ли глюки. От стены шел холод. Томми не мог припомнить: был выстрел или нет? Взрыв в черепе отбил память. Слонов глушить такими ударами…

Странно, что не убили, а только оглушили.

Может, Барсук сплоховал, ударив не в полную силу? Росту ему не хватило, что ли? Ну, подпрыгнул бы…

Не выдержав, Томми застонал, и сейчас же некий голос вонзился в мозг, как шуруп. Голос был хорошо знаком и вдвойне ненавистен.

– Лежи, отдыхай. Мне пока не нужен старший офицер.

Томми вновь застонал – теперь не от боли, а от горечи. Эрвин захватил «Магог» и теперь был намерен распоряжаться им по своему усмотрению. Кораблем, который строили другие! Вещественной и зримой мечтой о свободе! Целое поколение люди долбили в астероиде штольни и штреки, завозили контрабандой оборудование и механизмы, выкручивались, лгали, мошенничали с документами, подкупали инспекторов, устраняли предателей… Так глупо все потерять – это надо уметь! Доверились перспективному человеку, поставили его командовать! Эх, штабные умные головы, романтики революции, бестолочи… Развесили уши. Только дурак не обманет вас. Наверное, одни лишь влюбленные наивнее революционеров…

Некстати вспомнилась Адель – подруга и соратница. У революционеров не может быть семьи – так они решили вдвоем. Когда разразилось восстание, она тоже не осталась на Улиссе, пошла на ускоренные курсы пилотов и теперь сражается в Москитном флоте… жива ли еще? Она молодчага. Цельная натура и толковый боец. Не чета тем, кто по глупости подставляет свой затылок под неандертальский кулак…

Забубнил голос, и Томми узнал его. Семенов, командир «Гога», вышел на связь по голосовому каналу.

– Вызываю «Магог»… Вызываю «Магог»…

– «Магог» слушает, – ответил Эрвин.

Прошло секунд пятнадцать – между двумя кораблями-астероидами пролегло порядочное расстояние.

– Приказ принял? – спросил Семенов.

– А как же!

Снова ожидание под тихий шорох помех от солнечного ветра.

– Тогда куда тебя, на хрен, понесло? Живо разворачивайся и дуй к «Титану» через макушку Циклопа. Еще успеешь.

– На тот свет? – ехидно осведомился Эрвин.

Как ни худо чувствовал себя Томми, в данную минуту он не хотел бы оказаться на месте Семенова.

– Не понял! – донесся раздраженный голос новоиспеченного командующего. – Повтори!

Теперь изображение сфокусировалось, и Томми увидел Эрвина. Бунтовщик и узурпатор сидел как ни в чем не бывало в своем кресле за пультом, имея перед лицом горошину микрофона на тонкой блестящей дужке. Кроме него и самого Томми, в боевой рубке было безлюдно. Барсук, понятно, удалился, выполнив свою работу. Правильно сделал: тут принимают решения, а это не его область. Свихнется еще от натуги и непонимания… Свихнувшийся неандерталец не нужен даже Эрвину.

– Не только повторю, но и бесплатно дам ценный совет, – проговорил Эрвин в микрофон так спокойно, как будто просил за столом передать солонку. – Плюнь на Штаб. Там ополоумели от страха и гонят нас на убой. Я бы и не против, но смысла в нашей смерти не будет никакой. Против нас новейший линкор и три крейсера. В чистом пространстве они разделаются с нами играючи, а потом выжгут Улисс. Нет уж, я останусь. Тебе тоже советую. Возле Циклопа мы еще можем кое-что, если не позволим противнику раньше времени обнаружить себя. Это шанс, Матвей. Шанс выстоять и даже победить. Ты можешь в этом здорово помочь, если поступишь по-умному. Что скажешь?

Надо же, подумал Томми, он еще корчит из себя спасителя революции! Актер… Что он задумал – спасти свою поганую шкуру? Дождаться врага здесь и сдать ему «Магог»? Похоже на то. В строю эскадры это сделать труднее. Наверняка у него все продумано и уж точно предусмотрена возможность быстро покинуть корабль, когда прозревшая команда захочет разорвать командира на части. Этот гад все продумывает до мелочей. Усвоено на практике: он редко ошибается.

– Опомнись! – загремел на всю рубку грубый голос Семенова, и Эрвин, поморщившись, убавил звук. – У нас приказ! Неподчинение ему – предательство! За это тебя повесят при малой тяжести! Приказываю тебе немедленно вести «Магог» к точке рандеву. Потом поговорим… Как понял?

– Понял тебя, Матвей, – ответил Эрвин. – А теперь послушай меня. Я намерен остаться здесь. Ты говоришь о предательстве? Приказ Штаба – вот настоящее предательство. Не беспокойся, неосознанное – там просто струсили. Тебя и других гонят на убой, надеясь неизвестно на что. На чудо. А чудес не бывает, я это точно знаю. Ты хочешь геройски погибнуть? Геройски, но глупо? Или глупо, но геройски? Я – нет. Ни так, ни этак. Я хочу, чтобы наша – или ваша, мне наплевать – революция выстояла. Я остаюсь там, где у нас есть шанс победить. А победителей не вешают, это ты запомни…

Томми тосковал. Хотелось плакать от бессилия. Какие виселицы? Кто вешать-то будет? Он все точно рассчитал: у Штаба уже нет времени окружить «Магог» оставшимися в его распоряжении силами и принудить к сдаче. Команда ни о чем не подозревает. Команда верит Эрвину Канну. Мартинес и другие офицеры на его стороне – они ничего не знают.

А он лжет. Что для него победа? Возможность выплыть самому, утопив других?

Так и есть. Почему, ну почему никто не понял этого раньше?!

– Я отстраняю тебя от командования кораблем! – рявкнул Семенов в двух миллионах километров от «Магога». – Приказываю сдать командование старшему офицеру!

И Эрвин лишь иронически качнул головой в ответ, даже не расхохотавшись напоказ.

– Валяй, Матвей, отстраняй, – сказал он. – «Магог» останется там, где он должен быть. Жаль, но решительно ничего в мироздании от твоих слов не изменится. Хотя нет, вру: этого мне не жаль. Мне тебя жаль – сгинешь ведь ни за грош. Может, еще передумаешь? Здесь твой «Гог» мог бы очень пригодиться…

Томми показалось, что Эрвин хочет еще что-то добавить, что-то важное, что могло бы соблазнить даже такого, как Семенов, на неподчинение Штабу, – хотя он не мог представить себе, что бы это могло быть. Но Эрвин промолчал, и спустя несколько секунд донесся крик командира «Гога»:

– Крыса трусливая! Шкура!

– Удачи, Матвей, – сказал Эрвин и дал отбой.

Что ему гнев начальства? Что презрение товарища? Пустой звук.

Томми заерзал. В голове окончательно прояснилось, зато отчаянно запульсировал желвак на затылке. Пощупать его было невозможно, но и так ясно: знатный желвак, качественный. Томми прислонил желвак к переборке и теперь точно вспомнил: он пытался выстрелить в Эрвина, целил ему в грудь, но выстрела почему-то не получилось. Неужто забыл снять с предохранителя? Нет, снимал…

Ему удалось подавить стон досады. Стонать – только врага тешить. А враг отвлекся от созерцания информации на мониторе и, дьявол его побери, разглядывал Томми с ироничным участием. Ну, знаем мы эти штуки… Были, говорят, когда-то на Земле такие ребята – инквизиторами назывались. Их приемчики…

– Вижу, ты ничего не понял, – сказал Эрвин, немного помолчав. – Ладно, лежи. Может, еще поймешь.

Томми не удостоил его ответом.

– А то глянь на обзорные экраны, – предложил Эрвин. – Там кое-что интересное, полюбопытствуй.

Ничего интересного на обзорных экранах не наблюдалось. Они – во всяком случае, те, которые мог видеть Томми, – были затянуты белесой мутью, как при неисправности внешних камер или фидеров. Однако это была не неисправность – судя по выражению лица Эрвина, глумиться он не собирался.

И пришла догадка.

– Ты загнал «Магог» прямо в комету, – сказал Томми, забыв о своем намерении молчать.

– Точно, – кивнул Эрвин. – Мы рядом с ядром, едва не касаемся его. Взаимное притяжение уравновешено истечением вещества с ядра.

– Ловко. Думаешь отсидеться?

– Именно. Визуально мы не наблюдаемся. В инфракрасных будет заметно, что у кометы два ядра, но это как раз бывает. Ядро могло расколоться надвое из-за приливных сил со стороны Циклопа. Эту комету хоть сколько-нибудь подробно исследовали только у нас – Терре нет дела до наших комет. Если противник догадается прощупать ядро радиолокатором, то у нас все равно останутся шансы. В Астероидной системе любое тело в той или иной степени металлизировано. Мы в облаке не только ледяной, но и железной пыли. До поры до времени мы будем сидеть в нем и не подавать признаков жизни.

– А потом нас все равно заметят и расстреляют! – не выдержал Томми.

– Возможно, – не стал спорить Эрвин. – А возможно, все будет совсем наоборот. Ты как? Желаешь принять участие в этом «наоборот» или предпочитаешь лежать и переживать, что не убил меня?

– Жаль, что не убил, – выдавил из себя Томми.

– А как бы ты смог, если я знал, что ты попытаешься это сделать? – удивился Эрвин. – Когда в следующий раз задумаешь что-либо подобное, советую готовиться лучше. Ты даже не удосужился узнать, что мой ординарец был на Хляби талантливым карманником.

Вот оно что, понял Томми. Мелкий гаденыш заранее вынул патроны… А Эрвин? Что ж, и без семи пядей во лбу предатель мог догадаться, что старший офицер попытается остановить его. Любой догадался бы…

Досада на себя заставила заскрипеть зубами. Кажется, Эрвин намеревался еще что-то сказать, но тут вновь загремел динамик:

– Штаб вызывает «Магог». «Магог», ответьте.

– «Магог» слушает, – немедленно включился в разговор Эрвин. – Кто это? Кацуро, ты?

В данный момент «Магог» находился чуть ближе к Улиссу, чем к «Гогу». Штаб ответил уже через десять секунд.

– Почему ты не выполнил приказ? – Теперь и Томми узнал дрожащий от гнева голос Итагаки. – Приказываю немедленно следовать за «Гогом». На форсаже ты еще успеешь догнать эскадру. Времени нет. Помни: это твой единственный шанс избежать трибунала!

– Нет, – кратко ответил Эрвин и стал ждать.

– Что это значит – нет? – выкрикнул на том конце связи Итагаки, явно не веря своим ушам.

– Нет – значит просто нет, – пояснил Эрвин. – Я не поведу своих людей на убой, а самый мощный наш корабль – на бессмысленную гибель. Трибунал? Не будет никакого трибунала, и ты это знаешь. Твоя эскадра не остановит противника. Через сорок восемь часов он будет здесь и начнет зачистку. Что ты сможешь противопоставить? Десяток-другой катеров да ракетные установки на планетоидах? Это даже не смешно, Кацуро.

Он замолк и через десять секунд услышал:

– Если ты не выполнишь приказ, «Магог» будет дистанционно взорван. Минута тебе на размышление.

Отключив связь, Эрвин полуобернулся к Томми.

– Ты знал?

– Конечно. – Теперь не было смысла таиться. Томми даже улыбнулся, хоть улыбка больше смахивала на оскал. – Мощный ядерный заряд с радиовзрывателем, реагирующим на цифровой код. Где – не знаю. Даже если бы знал, ты все равно не успеешь ни обезвредить его, ни испортить приемные антенны. «Магог» просто расколется на части. А ты думал, Штаб доверяет тебе до конца?

– Что ж, хоть в этом мы квиты, – кивнул Эрвин. – Я тоже знал, что Штаб предпочтет подстраховаться. Иначе и быть не могло. Наверное, заряд есть и на «Гоге»? Не знаешь? А я почти уверен, что есть. Добровольцам на верную смерть часто требуется дополнительный стимул: тут точно убьют – там еще, может, поживешь… Ладно, минута идет…

Небрежно – вот дьявол, не нервничает он, что ли? – коснувшись сенсора на пульте, Эрвин восстановил связь со Штабом.

– Кацуро, ты ведь там не один? – осведомился он. – Я знаю, что не один. Дай-ка мне Паоло.

– Слушаю, – донесся спустя десять секунд глухой голос Паоло Лонго.

– Молодец, что слушаешь, – похвалил Эрвин. – Слушай дальше. Ты наверняка уже знаешь, где сейчас «Магог». Прикажи своим обормотам показать тебе, где он будет относительно Улисса спустя сорок пять – сорок восемь часов. Пусть не забудут учесть, что орбита кометы изменилась. Заодно пусть они покажут тебе, где спустя то же время будет эскадра противника в предположении, что выдвинутые ей навстречу силы не смогут задержать ее и на час. Между прочим, так и случится.

Десять секунд ожидания показались Томми вечностью, но вечность прошла, и ничего не произошло. В тихий шорох помех порой врывалось какое-то потрескивание, наверное, вызванное электризацией частиц в голове кометы, да еще один раз показалось, что на фоне белой мути на левом экране быстро пролетело что-то – вероятно, ледяной обломок. Тянуло холодом от стены. Штаб молчал, и вечность помножилась на вечность. А когда вечность в квадрате все же кончилась, Томми услышал:

– И что ты намерен делать?

– Странный вопрос. Атаковать, конечно. Когда на тебя прет бугай, лучше всего пропустить его мимо себя и шарахнуть по затылку. И это мой – и твой – единственный шанс.

Шорохи. Потрескивание.

– Только в том случае, если «Магог» не будет обнаружен противником, – донесся голос Паоло Лонго.

– А дважды два равно примерно четырем, – ухмыльнулся Эрвин. – Ты не мог бы избавить меня от очевидностей? По-моему, я способен подумать о них и сам.

Шорох как будто стал чуть-чуть громче. Наверное, ледяная и минеральная пыль, извергаемая ядром кометы, шуршала о поверхность астероида, и его железная масса подтверждала тезис о том, что металл прекрасно проводит звук.

– Как я могу быть уверен, что ты сдержишь обещание? – спросил Паоло Лонго из-под многокилометровой толщи горных пород Улисса над головой.

– Или ты мне веришь, или нет, – отрезал Эрвин. – Я не забыл, в чьем я подчинении. В общем, решай сам. Можешь прямо сейчас взорвать «Магог», как хотел твой ополоумевший самурай. А лучше сообрази: ну куда я денусь? Громкие фразы тебя не убедят, но ты вот о чем подумай: «Магог» все равно будет обнаружен рано или поздно. Тогда конец. Если нападем первыми – появится шанс и у нас, и у тебя, и у всей вашей революции. Что скажешь?

Отдаленный глухой удар прокатился по телу «Магога». Гул долго не мог затихнуть – наверное, в астероид врезалась порядочная ледяная глыба.

– Черт тебя к нам принес, – донесся голос Паоло. – Опять хочешь все сделать по-своему. Стратег! Не мог спокойно посидеть на Хляби? И главное, ты свалился нам на голову как раз тогда, когда мог тут нашебуршить в свое удовольствие, не раньше и не позже. Открой секрет: почему с тобой всегда так получается?

– Не так уж трудно догадаться, – засмеялся Эрвин. – Нас выдавили с Хляби как раз в тот момент, когда на Сковородке стоял челнок с корабля, следующего в Астероидную систему. Прай не гений, но даже он наверняка понял, что я достаточно осмотрителен, чтобы не погибнуть от резонансного летаргатора. Он просто убил двух зайцев: очистил Сковородку от бандитов и отправил меня в качестве подарка вам – его союзникам. Кстати, очень вовремя. Неплохая комбинация, хоть и просчитывается на раз. Между прочим, я советую использовать по назначению его подарок.

– Да уж, подарочек… – долетел спустя десять секунд ответ Паоло. – Только не вкручивай мне, что тебя перевязали ленточкой и отправили сюда без твоего согласия. Я внимательно изучил твое досье. По-моему, ничего вокруг тебя не происходит без твоего ведома… исключая, может быть, твой арест на Хляби и прогулку по болоту. Ладно… Действуй по-своему. Конец связи.

Без всякой ухмылки, которая была бы сейчас очень уместна, Эрвин отцепил дужку с микрофоном, швырнул ее на пульт и сладко потянулся всем телом. Подмигнул Томми: ну что, мол, теперь ощущаешь себя набитым дураком?

Томми ощущал. Фраза «я не забыл, в чьем я подчинении» расставила все фишки по своим местам. Эрвин Канн не был ни трусом, ни шкурой. Он был человеком не на своем месте – ему бы флотами командовать. Но и на месте командира корабля он был хорош – недаром Паоло Лонго перевел его в свое личное подчинение… а старший офицер того же корабля оказался редкостным олухом.

За что и получил по черепу – справедливо получил, между прочим!

– Почему… не сказал? – выдавил он.

– А должен был? – удивился Эрвин. – Ладно, хватит тебе валяться. На будущее учти: ополоумевшие дуроломы есть везде, в том числе в революционном руководстве. Взять власть не фокус – ты попробуй ее удержать. Если знаешь рецепт – удерживай, не оглядываясь на дуроломов. Паоло подает определенные надежды… Ну всё, проверка окончена. Признать неопытным, но годным. Шпуля!

Ординарец-карманник явился стремглав – прямо выскочил чертиком и замер в ожидании приказа. Эрвин величаво указал на Томми.

– Сними с него браслеты и отдай патроны.

Кто и когда опишет доблесть и самоотверженность пилотов Москитного флота? Для большинства людей само слово «самоотверженность» – не более чем казенный термин, употребляемый в текстах плохих пропагандистов и наградных листах. Частое употребление затрет какое угодно слово, лишив его изначального смысла. Само-отверженность. Эй, человек! Возьми да и отвергни себя, пожертвуй своей уникальной личностью, брось ее в мясорубку ради общего дела! Так более понятно?

Вряд ли. Слова пусты для того, кто не примерил на себя их значение. И тому, кто бросает себя в мясорубку, лучше не думать о благодарности или хотя бы понимании потомков. Жалей себя или не жалей, но делай что до́лжно – вот и весь сказ.

Это твой выбор. Ты сделал его и должен быть готов к тому, что спустя тысячу лет тебя найдут среди астероидов в виде оскалившейся мумии внутри искореженного катера, а может быть, твое суденышко вместе с тобой попросту испарится, чтобы слегка обогатить космос пылью и газом, и таких, как ты, будет множество, и твое имя, затерявшись среди других имен, не останется в веках. Мало кого будет впоследствии интересовать, что чувствовал ты, идя навстречу гибели, верил ли в победу или просто хотел умереть не зря, любовь ли двигала тобой, ненависть ли. Только одно будет важно для Истории, только одно будет найдено в сухом остатке и, возможно, повлияет на дальнейшие события – результат.

Военные историки будущего станут искать просчеты в действиях обеих противоборствующих сторон и без труда найдут массу упущенных возможностей. Вероятно, они придут к выводу: неопытность командования одной воюющей стороны с лихвой компенсировалась косностью командования другой. Целое столетие Земля, Лига и Уния не воевали друг с другом – откуда же взяться дерзости мысли и тактическим новинкам? Наверное, в конечном итоге именно это обстоятельство позволило Москитному флоту нанести врагу болезненные удары. Поначалу казалось, что две эскадры Лиги, несмотря на введение в бой основных сил, прочно застрянут во втором астероидном поясе, – и все же они продвигались. Взорвался, исчезнув в огненном облаке, эсминец «Аттила», и сам линкор «Молот», один из двух мощнейших кораблей Терры, получил повреждения от близкого взрыва ядерной мины, хотя и не вышел из боя, – уже это, несмотря на все потери Москитного флота, было огромным успехом. И все же враг продвигался.

Три десятка боевых катеров, правда, настоящих, а не переделанных из гарпунерских и учебных посудин, и три десятка опытных пилотов-волонтеров – вот и все, чем помогла Уния. Ее туннельный грузовоз вынырнул на четверть часа на задворках Астероидной системы, сбросил подарок и немедленно исчез, будто его и не было. Штаб тотчас направил двадцать катеров из тридцати на пополнение Москитного флота. В тот момент еще казалось, что врага удастся задержать в пределах второго астероидного пояса…

Не удалось. В этом было бы еще полбеды: на пути к Циклопу эскадрам Лиги пришлось бы преодолеть еще две линии обороны, но там, где не ждали, появилась третья эскадра, и теперь замысел противника стал ясен. В ближних и дальних концах Астероидной системы еще радовались прибытию катеров из Унии, еще надеялись на более активное ее вмешательство, еще кричали от восторга, слушая правительственные бюллетени, но те, кому положено было знать правду, теперь знали всё. Штабу, правительству и вообще независимой Астероидной системе осталось существовать около двух стандартных суток. Затем – неизбежный финал.

Желвак клялся, что Лига придет на помощь. Стиг Доггер сохранял невозмутимость, но какие мысли бродили внутри его узкого черепа, знал лишь он один. При попытке угнать катер был пойман один из министров Временного правительства. Предателя судили и повесили при десятипроцентной тяжести. Суд продолжался пять минут, агония – час.

Утопающий цепляется за соломинку – Штаб ухватился за резервы. Итагаки вслух проклинал себя за то, что оставил на Улиссе лишь десять катеров Унии. Командующий отдал приказ немедленно сформировать отдельную эскадру из того, что имелось под руками, включая два корабля-астероида, и бросить ее навстречу новой опасности.

Паоло Лонго промолчал. Когда Эрвин отказался подчиниться, он не слишком удивился. Настоящее удивление пришло, когда моделирование ситуации, предсказанной Эрвином, показало: самовольный маневр «Магога» имел смысл и сулил определенную перспективу.

– Хотел бы я точно знать, любит ли он играть в азартные игры, – задумчиво проговорил Паоло, вникнув в результаты моделирования. – То ли обожает, то ли это для него пройденный этап…

– Просто и гениально, – вторил ему Желвак, невольно растягивая в улыбке рот до ушей. – Если так и потом вот так… – Ребром короткопалой ладони он полосовал экран монитора. – Очень опасно, но… может получиться. А нельзя ли вернуть эскадру?

Итагаки запротестовал, и Паоло согласился с ним. Возвращать было поздно: противник уже наверняка засек идущие ему навстречу силы мятежников, и в первую очередь «Гог». Когда пятидесятикилометровый астероид приходит в движение, не предусмотренное небесной механикой, и делает это в области неба, пользующейся особым вниманием, его трудно не заметить.

Медленно разгоняющийся «Гог» возглавлял то, что Кацуро Итагаки называл эскадрой и что, по сути, являлось самым диковинным скопищем кораблей за всю историю галактических войн. Помимо корабля-астероида навстречу врагу тянулись неуклюжие самоходные баржи, оснащенные кое-каким вооружением и ведомые кое-как обученными экипажами, столь же плохо вооруженные торговые посудины – свои и чужие, конфискованные правительством, – большие и малые катера самого разного назначения, включая наспех подремонтированное списанное старье, проще говоря, почти все, что осталось. Чудовищный разнобой тактико-технических характеристик кораблей никого не смущал – просто не оставалось выбора.

Потянулись часы ожидания, часы суеты, оцепенения и нервной зевоты. Семенов вел эскадру на гибель – в этом не сомневался почти никто, но у каждого теплилась надежда: ну а вдруг?.. Ведь могут же обстоятельства сложиться так, что «Гог» выведет из строя «Несравненного»! И если он при этом каким-то невероятным чудом уцелеет сам, то чем черт не шутит – а ну как удастся отбиться на первых порах? Может, даже без помощи Унии…

Вернее, как раз в этом случае Уния не замедлит с помощью!

– Но если Семенов задержит неприятеля хотя бы на пять часов? – с тревогой спрашивали здравомыслящие и в первую очередь Желвак, помня о результатах моделирования.

– Не задержит, – отвечал ему Паоло Лонго.

– Эрвин Канн тебе сказал?

– Да.

– Понятно…

«Может, зря ты не предложил ему место при Штабе?» – молчаливо спрашивал один. «Ты бы с ним не ужился, – беззвучно отвечал другой. – Два вождя – это чересчур. Один из вас съел бы другого, и я даже догадываюсь, кто кого». – «Ты так низко меня ставишь?» – «Не тебя низко, а его высоко».

Как быстро меняется настроение! Еще недавно Семенов жертвовал собой и своими людьми, и его жертва воспринималась вождями как должное. Теперь в ней подозревалась досадная помеха.

Но что сделано, то сделано. Вылетевшую пулю не затянешь магнитом обратно в ствол. Текли часы, и жила надежда.

Жила до тех пор, пока антенны на Улиссе не приняли сначала краткое сообщение Семенова: «Атакую противника», – а затем какофонию из отрывочных команд, проклятий и криков ужаса. После чего – одновременно с ярчайшими вспышками в той области неба, куда Семенов повел эскадру, – контуженная приемная аппаратура временно отключилась.

То же наблюдалось на «Магоге», с той разницей, что сквозь пылевой хвост кометы вспышки казались совсем не страшными – вроде далеких зарниц на атмосферных планетах. Эрвин молчал. В соседнем кресле Томми кусал губы. Луис Мартинес – командир летного состава, средних лет мужчина с курчавой шевелюрой, носом-картошкой и навеки красным от перенесенного в молодости обморожения лицом – беспрерывно варил кофе и шумно пил одну чашечку за другой.

– Перестань хлюпать! – взвился Томми.

Эрвин медленно перевел на него взгляд.

– Тебе мешает? Мне нет.

Мартинес подумал и решил не огрызаться.

– Скучно, – буркнул он. – Скучно и тошно. Мои ребята нервничают. Скорее бы уж…

– Успеешь, – бросил Эрвин.

– Конечно, успею, – не стал спорить Мартинес. – Каждый из нас успеет, никуда не денется, и чем все это кончится, никто не знает… Ладно, молчу.

– Можешь вздремнуть, – разрешил Эрвин. – Время еще есть.

– Да какой тут сон…

Тяжкий удар прокатился по телу «Магога» и растекся долгим гулом – в корабль врезалась еще одна ледяная глыба.

– Порядочная, – забеспокоился Томми. – Это нормально?

– Бывает, что ядро кометы вообще разваливается на части, и это тоже нормально, – сказал Эрвин. – Плевать. «Магогу» такие удары вроде щекотки.

Мартинес вновь задействовал кофеварку.

– А вспышек больше не видно, – констатировал он после паузы. – И молчат…

Томми вздохнул. Краешком сознания, крохотным и тающим, как последний уголек в угасающем костре, старший офицер еще надеялся на лучшее. Может быть, «Гог» уцелел, просто искалечен и лишен связи. Может быть, уцелел кто-то еще. А может быть – случаются же чудеса! – эскадра Семенова смогла нанести врагу существенный урон. Ведь должен же быть смысл в геройском самопожертвовании! Зачем оно, если ни к чему не приводит? Неужели циники всегда правы?

Тот, кто сидел рядом с ним перед центральным пультом на месте командира корабля с видом спокойным и даже чуть отстраненным, только подтверждал это. Реалист. Циник. Работает с реальностью, а в чудеса не верит, полагая их результатом недомыслия, и вообще не верит ни во что, что невозможно просчитать. Вычислитель, чтоб ему пусто было. Вот… откинул спинку кресла, собирается вздремнуть… Ну как можно спать в такой момент!

Чуда не случилось: отчаянная атака эскадры Семенова не привела ни к чему, кроме ужасающих потерь. Инфракрасные локаторы и обрывки кодированных сообщений между кораблями неприятельской эскадры, выловленные среди шумов аппаратурой «Магога», сложились в страшную картину. Большая часть эскадры Семенова была уничтожена, меньшая – рассеяна. «Гога» более не существовало: «Несравненный» оставил от него лишь два десятка мелких оплавленных астероидов, разлетевшихся веером. Десятикилометровая громадина новейшего линкора, более грозного, чем старые «Молот» и «Тайфун», продолжала движение к Улиссу, намереваясь в самом скором времени пересечь внешнюю границу магнитосферы Циклопа, и по-прежнему по обе стороны от «Несравненного» строем клина двигались крейсера и эсминцы. Лишь один эсминец приотстал, вероятно, поврежденный. Лига дешево заплатила за победу.

Прошло два часа, и Эрвин проснулся. Взглянул на монитор, вник в расстановку сил, потребовал доклада. За два часа произошло только два события, по одному на час: во-первых, эскадра противника вошла в магнитосферу, а во-вторых, от эскадры отделился десантный корабль и взял курс на орбитальный комплекс «Титан» – на Терре предсказуемо сочли его достойным лишь зачистки, но не уничтожения. Терра пыталась вернуть часть утраченных активов.

Томми знать не знал, о чем думают в Штабе, приказано ли гарнизону «Титана» драться до последнего или же будет предпринята попытка эвакуации оттуда людей, а Эрвин, вникнув в суть, дал жестом понять: с этим ясно, докладывай дальше… По всей видимости, «Титан» его нисколько не интересовал.

Томми быстро окончил доклад. На борту – порядок. Люди сами подтянулись перед боем, сделались деловиты и аккуратны, и даже умелец-самородок Рой Качмарек не пьян. Прошла смена вахты. Панических настроений не отмечено.

Эрвин кивнул, не выказав никаких эмоций. Порядок так порядок, и что, мол, тут удивительного? Томми невольно подумал, что и в случае бунта на борту внешняя реакция командира была бы той же самой.

– Связь со Штабом? – спросил Эрвин.

– Штаб молчит. Наши передатчики заблокированы, вся связь только на прием.

– Световая сигнализация?

– Отключена и заблокирована.

– Запрет на сброс мусора?

– Действует.

– Вооружение?

– В готовности.

– Сбои в основных системах?

– Отсутствуют.

– Комета?

– С ядром никаких изменений. Медленно кружимся друг вокруг друга. – Томми указал на обзорные экраны, наглухо затянутые белесой мутью.

– Хорошо.

Эрвин вновь замолчал. Мартинеса уже не было в рубке – заступил на вахту, так и не сумев отдохнуть, зато истребив порядочную часть запаса кофе. А часом позже в двадцати двух километрах от боевой рубки в плохо освещенном узком коридоре, оканчивающемся стальной дверью, Кристи препиралась с караульным:

– Если не можешь пропустить меня, так вызови его сюда!

– Ага, прямо бегу, – уже не в первый раз отвечал тот. – А ну, шаг назад! Два шага назад! Приказ есть? Покажи. Нет – гуляй. И точка.

Кристи наконец отступила на шаг. Смерила караульного взглядом с ног до головы.

– И это у вас в Астероидной системе называется революцией? – с презрением проговорила она, выплевывая слова, словно плевки. – Вырвались из тюрьмы, чтобы тут же учредить собственную? Скажи: рабы всегда так поступают?

Даже в плохом освещении было видно, как физиономия караульного пошла пятнами. Но он справился с собой.

– Гуляй отсюда, – только и повторил он, для пущей убедительности чуть наклонив в сторону Кристи потертый ствол лучемета.

Несомненно, он знал, кто такая эта женщина, иными словами – наслушался сплетен и презирал ее сильнее, чем боялся начальника караула. Вот ведь дуболом… Ни прежде, ни теперь Кристи не собиралась делать ничего, что могло бы изменить мнение экипажа о ней. И гордость мешала, и не было смысла. Все равно скоро конец, так какой смысл что-то доказывать? Труп будет доказывать трупам? Нелепо и смешно.

На что надеется Эрвин? Если на победу, то он совсем сошел с ума от перегрева мозгов. Вредно все время считать. Уже вся команда знает, как быстро эскадра Лиги расправилась с высланными ей навстречу силами. Слух распространился моментально. Почему Эрвин до сих пор не сбежал? Не мог? Вот уж вряд ли: он способен выискать самый крошечный шанс там, где никто его не видит, вцепиться в него мертвой хваткой и заботливо растить его, как дерево из крошечного семени… Нет, он почему-то решил, что шанс победить в бою предпочтительнее шанса выжить без боя. Сошел с ума? Не может же, в самом деле, такого быть, чтобы он вдруг проникся революционными идеями или благородно решил разделить участь доверившихся ему людей!

Конечно, не может: тогда бы он освободил Каина и его бойцов и поставил их на самый опасный участок, а не мариновал взаперти. Смыть кровью вину – так, кажется, это называется. Но нет, не нужны ему они, с ними покончено: отработанный материал. Даже поговорить с Каином не удастся из-за этого кретина с оружием… Потребовать, чтобы он вызвал караульного начальника? Бессмысленно: начальник либо откажет, либо обратится с запросом к Эрвину. Этого еще не хватало!

Кристи повернулась, чтобы уйти, и замерла: навстречу ей в сопровождении Шпули и Барсука шел Эрвин.

Ни слова, ни гримасы удивления – лишь легкая улыбка и кивок приветствия в сторону оторопевшей Кристи. Караульный принял молодцеватый вид и по мановению руки командира пропустил всех, включая Кристи.

Заскрежетал ключом в несмазанном замке, черт побери! Здесь были в ходу раритетные механические замки!

Тюрьма из исторических романов о земном прошлом человечества…

Обстановка внутри оказалась под стать. Лишь пол имел настил, да и то лишь местами, а неровные стены и потолок тускло отсвечивали черным металлом. Стены этого натурального подземелья имели обширные ниши, забранные решетками из толстых прутьев. Мебель отсутствовала. Внутри каждой ниши имелись только рукомойник, унитаз да проходящие сквозь решетку сантехнические трубы. Пахло сыростью, железом и нечистотами.

В третьей по счету нише была заперта вся банда.

Четверо спали – по двое на двух грязных матрацах. Остальные сбились в кучу – грелись друг о друга.

Каин не спал. Увидев Эрвина, он отлепился от кучи, сделал шаг и вцепился руками в холодные прутья решетки. Кристи невольно поежилась.

– Привет, Каин, – произнес Эрвин. – Что, холодно?

– Тепло, – буркнул Каин, глядя на Эрвина тяжелым немигающим взглядом.

– А скоро будет жарко, – пообещал Эрвин. – Эскадра противника начала торможение. Мы идем в бой. Помнишь, что я сказал? В любом случае ты и твои люди разделят нашу участь. Хочу спросить, где ты хочешь разделить ее: здесь или в бою? Решай сейчас, времени нет.

Не переставая буравить Эрвина взглядом, Каин широко ухмыльнулся.

– Так ты собираешься драться? «Гог» и «Магог» плюс всякая мелочь против всей мощи Терры?

– «Гог» погиб, – сообщил Эрвин. – А я собираюсь атаковать противника. Чем быстрее ты решишь, тем больше времени у тебя останется на горячий душ.

– Советую сдаться на милость, – сказал Каин. – Может, выгорит дело. Сдавайся.

– Кому? Лиге? Я против, а ты можешь сдаться прямо сейчас. Только не противнику, а команде, которая тебя разорвет за такие слова. Ты еще не понял, к каким людям попал?

– К идиотам, – фыркнул Каин.

– А я один из них. Попробуешь прикинуться лояльным и смыться – умрешь наверняка. Пискнешь о сдаче – тоже умрешь. Можешь воевать, можешь сидеть тут – шансы уцелеть у тебя в обоих случаях примерно равные. Решай сам, но быстро. Считаю до пяти: раз… два…

Каин крякнул и помотал головой.

– Это согласие или отказ? – осведомился Эрвин. – Три…

– Согласен.

– Есть несогласные?

– Согласны… Согласны… – забормотало бывшее братство, когда-то Каина, потом Эрвина, а теперь неизвестно чье. Просто штрафники.

– Тогда живо в душ, принять пристойный вид – и к Мартинесу. Вы в его подчинении. Эй, кто там, освободить заключенных!..

И пошел, сопровождаемый Барсуком и Шпулей, пошел, так и не сказав ничего Кристи, не спросив даже, зачем она здесь. Женщина закусила губу. Она сама не знала, для чего ей захотелось увидеть Каина. Уж точно не освободить его из тюрьмы – с «Магога» наудачу не сбежишь, доказано опытом. «Магог» – ловушка, западня. И Эрвин знал, что его бывшая любовница не замышляет ничего преступного, а тонкие движения чужой души имеют для него смысл исключительно в виде формул и учитываются лишь тогда, когда напрямую его касаются.

Что ему до отработанного человеческого материала? Этому материалу он еще недавно обещал богатство и славу, легальный статус и уважение в старости. Оставил выбор: отправиться на тот свет либо бессмысленной тушкой, либо бойцом. Для Каина выбор ясен. Да тут еще горячий душ… С Каином и его бандитами он все-таки поступил по-хозяйски, допуская, что наступит момент, когда каждый боец будет на счету, а какой ему прок от недоученной медсестры? Никому она не понадобится и уж меньше всего Эрвину Канну. Что было, то прошло и уже не вернется…

Кристи шла к лифту, чтобы вернуться в госпиталь, который, как она подозревала, тоже не понадобится, но там было ее место, и там было теплее. А Эрвин, воспользовавшись особым лифтом, был уже в боевой рубке.

Эскадра противника тормозилась, на ходу меняя строй. Вперед вырвались два эсминца, за ними шел «Несравненный», прикрываемый с боков крейсерами. Тяжелый крейсер понемногу отставал и, кажется, намеревался вывалиться из строя.

– Пойдет к Цирцее, – прокомментировал Томми. – С ним один-два эсминца.

Эрвин благосклонно кивнул. Иной раз старший офицер самостоятельно доходил до несложных истин. Разумеется, противник может позволить себе дробить эскадру, зачистка не требует концентрации сил на решающем направлении. А в том, что предстоит именно зачистка, противник уверен.

Правда, он не знает, куда подевался второй корабль-астероид. Враг осведомлен о нем, ищет его поблизости и не находит. А не была ли отправлена эта несуразная посудина навстречу первой и второй эскадрам, что медленно пробираются сквозь астероидный пояс и все никак не могут замкнуть клещи? Поди найди ее среди хаоса летающих гор, если она еще не вступила в бой!

Хорошая гипотеза, правдоподобная. В ее пользу говорит хотя бы то, что во встречном сражении эскадр участвовал лишь один корабль-астероид, а не оба. Глупо ведь лезть в драку, привязав себе за спину одну руку. Надо полагать, той руки вообще не было в распоряжении незадачливого бойца.

Прошло полчаса, и эскадра противника окончательно разделилась на две неравные группы, расходящиеся в пространстве. Насколько можно было судить, в меньшую группу входили тяжелый крейсер, два эсминца и оба десантных корабля. А еще спустя час Томми, следящий по монитору за информацией с инфракрасного локатора, отметил вслух:

– Теперь линкор ближе к Улиссу, чем мы.

– Очень хорошо, – отозвался Эрвин.

– Мы не будем атаковать?

– Прямо сейчас – нет. Оптимальное время начала атаки: плюс сорок семь минут к данному моменту. Шпуля!

Мальчишка явился.

– Свари-ка нам, брат, по чашечке кофе. Новобенгальского. Без сахара.

– Мне с сахаром, – попросил Томми.

– Одну с сахаром, другую без, – уточнил Эрвин.

Зафыркала кофеварка. Пока она фыркала, Томми очень хотелось проверить вычисления командира, корабельный компьютер легко смоделировал бы положение кораблей к началу боя и указал перспективы противостоящих сторон, – но сделать это означало публично усомниться в командире. Да и кто может знать, какие там на самом деле перспективы в каждом варианте развития событий?.. Лучше, пожалуй, и не знать.

Все готово к бою. Заиндевевший «Магог» торчит в голове кометы, кометное ядро истекает газом, и на обзорных экранах ни черта не видно. Все системы в норме, проверено и перепроверено все, что можно проверить до боя. Люди напряжены и ждут. Офицерам и унтерам дан приказ в лепешку расшибиться и из кожи вылезти, а поднять боевой дух рядового состава. Подвахтенные наготове, сменившиеся с вахты не спят. Пожалуй, все-таки лучше было бы бросить корабль в бой прямо сейчас, потому что вредно слишком долго ждать драки, ненужные мысли лезут в голову… но командиру виднее. Ему всегда виднее, так уж он устроен.

А коли так, то остается одно: отринуть все лишнее. Страха нет. Готовность к действию и спокойная ясность ума. Все возможное уже сделано, и пока все идет правильно, а дальше… ну, что будет, то будет. Нечего об этом думать.

Прошло пять минут молчания. Томми выпил свой кофе, а Эрвин лишь пригубил. Он был недвижен и напряжен. Две группы светящихся точек расходились на экране все дальше и дальше, и это предвиденное действие противника как будто беспокоило командира. Что-то случилось, подумал Томми секундой раньше, чем Эрвин коснулся клавиши связи:

– Йонг? Полную мощность на двигатели через шестьдесят секунд. Всей команде слушать! Говорит командир. Боевая тревога. Мы идем в атаку. Цель – линкор.

И добавил совсем не уставные слова:

– Врежем ему, ребята, чтобы Терре тошно стало! Не подведите.

«Что случилось?» – спросил Томми взглядом.

– Мы обнаружены, – бросил ему Эрвин. – Крейсер идет не к Цирцее, траектория не та. Если он…

Договорить ему не дали – в рубку ворвался крик Паоло Лонго:

– «Магог»! Приказываю атаковать противника! Канн, ты что творишь? Атакуй немедленно!..

– Атакую, – кратко ответил Эрвин, сейчас же бросив дужку с микрофоном на пульт. Выдохнул, подмигнул Томми. – Вот теперь мы точно обнаружены. Перенервничал Паоло… ладно, с кем не бывает. Все равно это уже не имеет никакого значения. Сделаем что сумеем.

– Неоптимальный вариант? – с горечью спросил Томми.

Эрвин неожиданно рассмеялся:

– А что в этом мире оптимально? Но мир существует. Сам человек не оптимален – сляпан природой кое-как из того, что подвернулось под руку, – однако умеет ходить, говорить, есть, а порой и мыслить… Ну все, не мешай.

Его пальцы запорхали над пультом. Тяжелый гул прокатился по железным внутренностям корабля – заработали двигатели ориентации, каждый из которых подошел бы легкому крейсеру в качестве маршевого. Медленно, как только и возможно для такой громадины, «Магог» разворачивался в облаке газа и ледяной крошки. Когда заработали главные двигатели, гул усилился, тягуче заныл металл. Томми быстро прикинул в уме курс взаимного расположения кораблей спустя час. Если «Несравненный» не изменит курс, то он подойдет к Улиссу на дистанцию эффективного поражения, а «Магог» – если ему не помешают – приблизится и вскоре сможет атаковать. Замысел командира прояснялся. Однако крейсер, в свою очередь, скорректирует курс, на форсаже сократит дистанцию и, вероятно, сумеет атаковать «Магог», прежде чем в единоборстве линкора с кораблем-астероидом выяснится, кто кого.

Это капкан, не залезть в который невозможно. Тиски. Ловушка.

Для всех, кроме крейсера. Для Штаба, сидящего глубоко под скальной толщей Улисса. Для гражданского правительства, пребывающего там же. Для горстки корабликов, еще оставшихся в распоряжении Штаба.

Но и для линкора – тоже.

И уж конечно, для «Магога».