Чтобы забраться в панцирь дохлой твари, пришлось погружаться в болото по самые уши. Свой шест Эрвин предварительно притопил под бревноподобной конечностью псевдокраба, обросшей какой-то мочалоподобной гадостью, а шест Иванова отнес к суденышку и прислонил к борту. Пошарил в болотной жиже под панцирем твари и нащупал дыру с осклизлыми краями. После чего показал пример, первым забравшись в панцирь, и втащил за собой покрытого вонючей жижей отплевывающегося Иванова.

– Ждать будем здесь, – сказал он.

Внутри панциря стояла жижа, как в полузатонувшей подводной лодке, и в этой жиже приходилось сидеть. Пахло сыростью и гнилью. Всего лишь пахло, а не воняло. Плоть твари давно сожрали болотные обитатели, и теперь, по-видимому, медленно-медленно гнил сам панцирь.

– Задохнемся, – уверенно определил Иванов. – И потом, не видно же ни хрена…

Эрвин без толку поковырял панцирь обсидиановым осколком, постучал там и сям.

– Так я и думал: хитин на костяном каркасе. Сейчас найду слабое место…

Новая попытка принесла результат: сквозь проделанную дырку размером с монету хлынул свет.

– Мне тоже сделай, – попросил Иванов.

– Одного наблюдателя вполне достаточно, – возразил Эрвин.

– Зато свежего воздуха недостаточно… А, понимаю! Боишься, что я начну дергаться, когда увижу дрона?

– Уверен, что не начнешь?

– Уверен.

Качнув в сомнении головой, Эрвин проковырял отверстие и для Иванова.

– Запомни: что бы ты ни увидел, молчи и не паникуй. Даже если дрон шваркнет прямо по панцирю. Нас тут нет, понятно?

– Панцирь не выдержит, если дрон по нему шваркнет, – возразил Иванов.

– Тогда тем более не дергайся. Какой смысл?

Иванов тихо зашептал что-то неразборчивое – возможно, молился.

Эрвин не смог бы ответить на вопрос, верит ли он в бога, и посчитал бы глупым сам вопрос. Бог, если он существовал, не мешал считать, а больше ничего от него и не требовалось. Что до молитв, то Эрвин повидал достаточно людей, усердно молившихся о спасении – как правило, телесном, а не духовном, – и тем не менее погибших самым жалким образом. Бог мог существовать где угодно, но его не было в мире Эрвина. А молитвы… что ж, они годятся как формулы самовнушения для тех, кто в них нуждается. Они похожи на инструмент, используемый не по назначению, но все же приносящий пользу.

Где-то очень далеко сверкнуло. Грозы не было и не могло быть, а значит, либо прорвался пузырь самовоспламеняющегося газа, либо дрон атаковал какой-то объект. Может быть, на него опять напали местные птерозавры?

Хотелось в это верить.

А еще вновь колыхнулся зыбун, и колыхнулся еще и еще раз. Опять, как ночью.

Но сильнее.

Эрвин задремал, сидя на корточках в тухлой холодной жиже, а когда проснулся, понял, что позволил себе спать недопустимо долго – не менее получаса. Оглянувшись на Иванова, он увидел страх в его глазах. И сейчас же слух уловил ровное гудение дрона.

Он был виден и в дырочку – матовый оливково-зеленый полуметровый шар с четырьмя торчащими из него штангами и меньшими шарами на их концах; и впрямь ни дать ни взять школьная модель молекулы метана. Дрон приближался.

Завис, выбирая. По-видимому, полузатонувшее судно показалось ему более перспективной целью, и дрон ушел из поля зрения. Эрвин медленно попятился, а Иванов не успел: ярчайшая вспышка ударила в смотровые отверстия. Сейчас же ударило и по ушам. Панцирь крабоподобной твари вздрогнул и, кажется, чуть-чуть погрузился в болото. Иванов замычал.

– Тише! – прошипел ему Эрвин.

Обеими руками Иванов зажал себе рот. Закивал: понимаю, мол, – а в выпученных глазах ничего, кроме страха.

Контуженый слух вновь уловил гудение – приближающееся, нетерпеливое… Дрон был рядом. Парил в воздухе, плыл по испарениям болота, раздумывая электронными мозгами: потратить на старую дохлятину еще один заряд или не потратить?

Зыбун колыхнулся с такой силой, что Эрвин, не усидев на корточках, опрокинулся на спину. Панцирь твари подбросило, как на волне, и Эрвин, барахтаясь в гнилой жиже, понял, что на самом деле это и была волна. Только одно существо в Саргассовом болоте могло поднять такую волну…

А потом с треском отломилось что-то – наверное, конечность «краба», – и панцирь, кренясь, стал тонуть.

– За мной! – завопил Эрвин, рыбкой ныряя в проход.

Глупая ловкость тела решала сейчас все. Застрял, зацепился мокроступом, потерял ориентацию в черной от торфяной взвеси воде – и пропал что с молитвой, что без. Руки цеплялись за тонущий панцирь, пальцы скользили по гнилому хитину, но Эрвин знал, где верх, где низ, и надеялся, что не утонет. Здесь не было трясины – только толща мертвой воды под водорослевым ковром.

И когда, отфыркиваясь и отплевываясь, Эрвин вынырнул у края полыньи, он еще успел увидеть финал короткой схватки: на поверхности болота лежал дрон, полупогрузившись в зыбун, лежал себе и слабо искрился, жалкий, как всякий сбитый летательный аппарат, а над ним нависало поперечно-полосатое лимонно-зеленое щупальце язычника. Ударило – и вбило дрон в зыбун. Брызнула грязь, полетели ошметки гнилых водорослей, побежала мощная волна.

И сейчас же Эрвин окунулся с головой, едва успев набрать в грудь порцию воздуха – кто-то вцепился в лодыжку и настойчиво потянул вниз.

Иванов, конечно. И не хотел он никого топить, а мечтал только вынырнуть на поверхность. Извернувшись, Эрвин попытался схватить Иванова за волосы, промахнулся, поймал за воротник и изо всех сил дернул вверх, погрузившись сам. Яростно заработал руками и ногами. Всплыл.

Иванов уже карабкался на прогибающийся зыбун, цепляясь руками за водоросли и мох. Сорвался – глаза безумные, рот врастопырку… Эрвин выполз на болотный ковер немного в стороне, чтобы не попасть под бестолковые руки барахтающегося, и, утвердившись, помог выбраться Иванову.

Мышцы, ловкость, опыт… Все это было бесценно и все работало, но удивительнее всего было то, что сработал расчет – тот самый, который никак не удавался ночью и был отложен. Расчет в общем-то на чудо. Расчет, которого не было бы, не прочитай Эрвин несколько дней назад на полоске песка у болота всего четыре коряво начертанных буквы:

«Я КРИ».

На большее язычника не хватило, но для понимания большего и не требовалось. Строго говоря, понимание пришло еще раньше, а корявые буквы на песке были лишь подтверждением. Язычник иного вида…

Язычник, о существовании которого в библиотеке «Королевы Беатрис» имелись лишь неподтвержденные полуфантастические данные да две-три гипотезы, высказанные маргиналами ученого мира Хляби и дружно осмеянные.

Язычник, склонный к симбиозу. Не прожорливая безмозглая тварь, лопающая всех, кого поймала, а донный моллюск, избравший иную жизненную стратегию, согласный кормить более мозговитое существо в обмен на преимущества развитого мозга.

И даже оставляющий этому мозгу немало его личного, человеческого.

Наверное, ему не жалко…

Ужасно заорал Иванов, заметив нависшее сверху щупальце. Эрвин стоял на ногах, а Иванов успел подняться лишь на карачки и, кажется, готовился дать деру прямо на четырех костях. Что есть человек, потерявший голову? Просто суетливый кусок мяса, звериная сыть, чья-то законная добыча.

Этого язычника?

– Нет, не надо! – закричал Эрвин, махая руками. – Нет, Кристи, нет!

Поперечно-полосатое щупальце покачивалось над ним, два ряда темных глаз смотрели влажно и холодно.

– Я прочитал! – кричал Эрвин. – Я знаю! Но… нет! Нет!

Щупальце оттолкнуло его в сторону. Иванов дернулся было бежать, но сейчас же завяз по колено и вновь упал на карачки.

– Не надо! – крикнул Эрвин, бросаясь между щупальцем и Ивановым. – Пойми, это опасно! Смертельно опасно для тебя! Поищи другую еду!

Услышал его язычник или нет, но щупальце выпрямилось, как мачта. Из такого положения оно обычно падало на жертву, оглушая или убивая ее, прежде чем схватить. Так мухобойка бьет муху.

Но оно не ударило, а убралось вниз под зыбун.

– Спасибо, – прошептал Эрвин. Он чувствовал себя обессиленным, как будто трое суток подряд рубил дрова. – Спасибо тебе, Кри…

Иванов опомнился и, выдрав ногу, с воем побежал прочь.

– Значит, ты советуешь мне не противиться законопроекту? – брюзгливо осведомился Дхавал Сукхадарьян, внимательно оглядывая Эрвина с ног до головы. – Любопытно. Сигурдссон утверждал, что ты не дурак, а я сомневаюсь… Кстати, почему он рекомендовал мне тебя, как ты думаешь?

– Не думаю, – ответил Эрвин. – Знаю. Я его попросил.

– И он вот так просто согласился отдать своего человека? Ценного человека, а? Или ценность несколько преувеличена?

Президент Хляби принадлежал к тому типу боссов, которые обожают дополнять прямые вопросы пронзительным взглядом, и Эрвин знал это. Взгляд – ну что взгляд? В мире людей не бывает василисков, и все эти приемчики годятся лишь для тех, кто боится. А не хочешь бояться – считай варианты и знай, чем кончится каждый. Знал Эрвин и то, что первый его разговор с президентом с высокой вероятностью окончится положительно, но этот разговор еще надо было провести.

– Он полагает, что на посту советника президента я буду ему полезен, – сказал Эрвин.

Сукхадарьян расхохотался.

– А ты сам как полагаешь?

– Я буду полезен вам. И Сигурдссон будет полезен вам, но только не в роли публичной фигуры. У него это плохо получается. Лучше передвинуть его на менее заметный, но более важный пост.

– А-а… – протянул Сукхадарьян и несколько раз кивнул. – Понятно. С Сигурдссоном ты, может, и прав. А я было подумал: вот пришел гаденыш и топит своего бывшего благодетеля… Впрочем, ты, может, и сейчас топишь, только аккуратно, нет?

– Я просто считаю.

– Да-да, наслышан о твоем феномене. Так что насчет законопроекта о реформе налогообложения внешнего товарооборота?

– Выгоднее принять его.

– Думаешь, это успокоит оппозицию?

– Наоборот, раззадорит. Мы заманим их в ловушку. Упрощая, скажу: кое-кто решит, что правительство теряет бразды. С вероятностью восемьдесят семь процентов еще до конца года в парламент поступит законопроект о беспошлинной торговле с Твердью и планетами Унии. После этого мы проделаем следующую комбинацию… – В немногих словах Эрвин обрисовал суть комбинации. – В итоге вы получаете полную поддержку Лиги, ваши противники идут под суд как последние шкурники и обиралы, и оппозиция даже не пикнет, когда вы заморозите закон о реформе налогообложения.

– А рейтинг? – спросил Сукхадарьян, с интересом глядя на Эрвина.

– Первоначально снизится, – признал тот, – но вновь вырастет, чуть только народ почувствует, что на самом деле вы в оппозиции к Лиге. Мы осторожно дадим ему это понять. Затем предстоит еще одна комбинация – уже с руководством Лиги. Там тоже понимают: национальный лидер недолго пробудет таковым, если не будет фрондерствовать, а силовое решение – это всегда на крайний случай. Морковка свободы – очень красивая морковка.

– А народ – тот осел, который вечно идет за нею? – рассмеялся президент. – Негуманно отбирать у ребенка игрушку, не так ли?

– Прежде всего – вредно…

После того разговора президент оставил Эрвина при себе, а Сигурдссон получил новый пост – и потерял его спустя год. Бедняга так и не понял, что в кадровом решении президента, подсказанном ему опять-таки Эрвином, не было ничего личного – просто голый математический расчет. Хотя – почему бедняга? Эмигрировал, остался жив-здоров… Уцелел ли бы он при перевороте Прая – еще бог весть. Совсем не бедняга!

Никакого укола совести Эрвин не ощутил ни тогда, ни впоследствии, но совсем не потому, что был политиком. Он им не был.

Он был вычислителем.

С тем же интересом он мог бы вычислять что угодно – хоть прочность турбинных лопаток, хоть давление в геологических пластах. Была бы интересна задача, имелось бы достаточно данных…

Их не хватило для расчета поведения язычника, управляемого мозгом Кристи.

Но их более чем хватало для Иванова.

Достичь острова успели часа за два до заката – уйма времени, чтобы добыть себе пищу, найти пресную воду и кое-как устроиться на ночлег. Сырое мясо «зайца» чуть было не полезло из Иванова обратно.

– Глотай по чуть-чуть и делай перерывы, – посоветовал ему Эрвин. – Водой запивай. Можно еще заедать ягодами, но не перестарайся. Понос будет.

Иванов издавал нечленораздельные звуки. Эрвин оставил его в покое – сам оклемается.

Не было ни сил, ни желания искать подходящие сухие ветки, строгать палочку и пытаться вытереть огонь. Не было даже сил отмыть с тела грязь. Нагребли под себя листьев и мха и отключились.

С первым лучом солнца Эрвин проснулся, чувствуя себя выспавшимся, и растолкал Иванова.

– Сегодня идем дальше.

– Уйди…

– Могу и один уйти, – сказал Эрвин. – Только при этом мои шансы серьезно уменьшатся, а у тебя их и вовсе не будет. Разве что останешься тут робинзонить. Хочешь?

– Ты тупой, что ли? – возопил, продирая глаза, Иванов. – Я не в том смысле «уйди»…

– Да я понял. Ты готов идти дальше?

– А что, обязательно надо идти сегодня?

– Обязательно.

– Ну… готов.

– Тогда проверь свои мокроступы и сплети еще одну пару. Сможешь? А я немного прогуляюсь.

Он исчез в лесу, прежде чем Иванов успел наговорить каких-нибудь совершенно излишних слов. Нашел в долине ручья заводь и с наслаждением помылся. Он помнил этот остров – небольшой и в целом довольно уютный, но без горячих источников. На протяжении жизни профессиональная память подводила Эрвина столь редко, что эти случаи можно было пересчитать по пальцам, и каждый случай был вопиющим безобразием. Вот и сейчас Эрвин шел туда, куда подсказывала ему память.

В тесной лощине, где лоза-убийца, душащая деревья, заплела целую рощу, он долго выбирал подходящую тонкую лиану и наконец срезал то, что показалось ему пригодным. В качестве страховочной веревки лиана не годилась, но этого от нее и не требовалось. Смотав приобретение и найдя на осыпи подходящий небольшой камень, Эрвин вернулся к Иванову.

Тот как раз заканчивал второй мокроступ – с виду вполне надежный. Напарник Эрвина уж точно не был неумейкой. Другой бы подумал, что он быстро учится, и возрадовался сдуру.

– Это чего? – спросил умейка, уставившись на лиану.

– Ты видишь, – лаконично ответил Эрвин.

– А-а, веревка. Понял. Вещь.

Эрвин молча привязывал камень к концу лианы.

– Ну вот, – сказал Иванов, – закончил. Вроде ничего. Глянешь?

– Примерь.

Иванов споро привязал к ступням мокроступы.

– Встань, походи немного… Ага, вижу. Норма. Теперь еще шесты новые сделать, и можно идти.

– А чего это у тебя?

– Одно полезное приспособление, – пояснил Эрвин. – Показать, как оно работает? Гляди.

Отпустив на метр конец лианы с привязанным камнем, он раскрутил его над головой, понемногу отпуская. Иванов втянул голову в плечи, когда камень с жужжанием пронесся над его макушкой, и, кажется, хотел что-то сказать, но в этот момент Эрвин подался вперед. Захлестнув ноги Иванова, лиана несколько раз обвилась вокруг них. Сейчас же последовал рывок – и туловище упало на лесной сор, взбрыкнув спутанными ногами.

Эрвин немедленно наступил на запястье руки, тянущейся к карману за осколком обсидиана.

– Не дергайся, – сказал он. – Возможно, я не убью тебя. Но ты должен сказать, и на этот раз без вранья, зачем я понадобился Лю Цаоши.