Только сумасшедший немедленно кинулся бы к дрейфующему дереву вплавь, а Эрвин еще не сошел с ума. Те связанные бревна, заменившие погибшую пирогу, на которых он некогда вернулся домой после большого путешествия по островам, давно уже занесло песком. Течение гнало дерево к тупому песчаному мысу. Эрвин добежал до мыса гораздо раньше.

И очень скоро понял: течение протащит дерево мимо. Но близко к оконечности мыса, близко…

Приходилось рисковать. Ругая себя последними словами за то, что не взял с собой на берег никакого инструмента, Эрвин выломал в лесу большую ветку с листвой. За неимением лучшего весла сойдет и такое. В точно рассчитанный момент он вошел в воду и поплыл. Мешала ветка, зато придавало сил воспоминание о челюстях обитателей моря.

Какие-то тени бродили в глубине, пугая. Эрвин выбивался из сил. Самый жуткий момент наступил, когда он не сумел выдернуть себя из воды на ствол дерева одним рывком: померещилось, что вот-вот последует второй рывок – вниз, в чью-то пасть. Но обошлось. Вторая попытка вышла удачнее, а сломанный ноготь – чепуха… Эрвин отдышался, унял бешено колотящееся сердце и только тогда осмотрел и ощупал лежащего на мокром дереве человека. Вот будет номер, если он окажется мертвым…

Человек был жив. Правда, без сознания. Это был крупный рыжеватый мужчина выше Эрвина на полголовы и вдвое шире его в талии. Пульс прощупывался, дыхание ощущалось, и наплевать, что по лицу и волосатой груди, не прикрытой обрывками рубахи, ползают мелкие козявки. Они безвредны.

Теперь надо было грести дурацкой веткой, грести что есть силы. С великим трудом Эрвин развернул дерево комлем к мысу и исступленно принялся за работу. Эх, было бы настоящее весло! Казалось, мыс совсем не приближается, плывет себе мимо… Но вот дерево чуть заметно вздрогнуло и начало медленно поворачиваться кроной к югу – село на мель.

Дальнейшее было делом техники. Спустя час Эрвин уже поил спасенного пресной водой, успев смотаться в лагерь за бурдюком и к ближайшему источнику. А спустя два часа спасенный настолько пришел в себя, что попытался говорить.

– Дикарь, – первое, что услышал Эрвин о себе, вслед за чем спасенный начал дергаться и лихорадочно шарить по песку вокруг себя, без сомнения, в надежде найти дубину или камень и дорого продать свою жизнь.

– Сам таким станешь, дай срок, – успокоил Эрвин. – Как тебя зовут?

В ответ незнакомец только вытаращил глаза, как будто не ожидал услышать от своего спасителя членораздельную и притом понятную речь. Как будто на Хляби когда-либо существовали туземцы, да еще человекообразные!

– А ты… кто? – выдохнул он, но шарить руками вокруг себя перестал.

– Живу я тут, – объяснил Эрвин. – Место хорошее, безопасное и сытное, с благами цивилизации только есть проблемы… Меня зовут… Густав. А тебя?

– Иванов.

– Замечательно. Тебе не нужна моя фамилия, мне не нужно твое имя. Все, что тебе нужно, это поесть и отлежаться. Идти сможешь?

Иванов смог – с помощью Эрвина. Правда, при подъеме в распадок, где стоял шалаш и куда Эрвин взбегал шутя, пришлось раз десять отдыхать. Тяжел был Иванов, а в конце пути просто обвис, заставив своего спасителя потрудиться как следует.

Уложив Иванова на подстилку в шалаше, Эрвин отправился на охоту. Местные «зайцы» за год не поумнели, и не прошло часа, как на палке над разожженным костерком жарилась ободранная тушка, нашпигованная острыми травами и кислыми ягодами. Иванов спал. Эрвин следил, чтобы жаркое подрумянивалось равномерно, размышляя о том, что его заставило назваться именем отца. Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы назваться Эрвином Канном, – но почему Густав?.. А потому только, что это имя не забыть, не перепутать. Надо быть честным с самим собой: поизносился бывший лучший мозг планеты за это время, прошлись по нему жестким наждаком болото и одиночество на острове – вот и лезет с подсказками подсознание, предлагает себя в спасители…

Рано. Еще рано. Интеллект еще не угас и теперь, надо надеяться, уже не угаснет.

Когда обед был готов, Эрвин накормил и напоил Иванова, после чего тот завалился в шалаш и захрапел. Выживет. Для себя Эрвин натаскал мха и решил ночевать под открытым небом. Но прежде чем стемнело, он добыл еще трех «зайцев», накрепко связал их тушки корой, чтобы появляющиеся иногда над островом летучие твари могли лишь рвать мясо, но не сумели унести его, и оставил добычу на песке возле болота.

Утром он за ногу вытянул Иванова из шалаша. Тот мычал со сна и пробовал лягаться. Оказавшись снаружи, вытаращил глаза.

– Ты чего?

– Пришел в себя? Вот и хорошо, – сказал Эрвин. – Запомни, это мой шалаш. Хочешь и дальше спать в удобстве – построй себе свой. Хочешь принять горячую ванну – я покажу где. Но не свинячить. Это мой остров, и я здесь главный. Не нравится – проваливай.

– Ты чего, чего… – бормотал Иванов. – Охренел, да? Ладно, ладно, остров твой. Дальше что?

– Дальше ты мне расскажешь, кто ты такой и как попал сюда. И не врать.

– Я пассажир, – быстро сказал Иванов. – Морской круиз. Несчастный случай.

– Судно затонуло?

– Ага…

– А родом ты откуда?

– С южного побережья.

– Первое предупреждение, – сказал Эрвин. – Вранья мне не надо. Ты не уроженец Хляби, акцент выдает. Это раз. Приплыл с севера, это два. Проложить туда круизный маршрут – верный способ прогореть, там же нет ничего интересного. Ты контрабандист. Опустился с товаром на Сковородку, так?

Эрвин мог бы указать еще с полдесятка признаков лжи, но предпочел быть кратким.

Иванов поморщился, покряхтел – видно, решал, как лучше ответить.

– Ну, контрабандист, – нехотя сознался он. – Не, ну а что? Ты полицейский, что ли?

– Я кое-что знаю. Плавучий терминал, впоследствии названный Сковородкой, строился при тайном участии правительства Хляби. Торговля – дело почтенное, и у нас это понимают. Этой планете нужны кое-какие товары, попадающие под запрет. Ловят и наказывают только самых непонятливых и неудачливых. Закладывать тебя я не стану, потому что незачем да и некому. Какой груз ты сопровождал?

– Микрореакторы для антигравов и еще кое-какую мелочь…

– Какую именно мелочь? Оружие? Наркотики?

– Ни боже мой… Лекарства, косметика и частные посылки. Я не знаю, что в них.

– Ладно. Рассказывай дальше.

– Ну вот… Вышел на палубу в шторм, поскользнулся, ну и… Орал, орал – никто не услышал. Думал, утону. Сколько времени барахтался, не помню. Потом дерево подвернулось…

Эрвин резко ударил Иванова по лицу раскрытой ладонью.

– Второе предупреждение…

Иванов с ревом кинулся на него. Он был тяжелее и сильнее Эрвина, но Эрвин намного превосходил его ловкостью. До бича и обсидиановых ножей дело не дошло – хватило одной подножки и болевого приема. Потом Эрвин возил Иванова физиономией по земле, а тот пытался орать и выплевывал лесной сор.

– Я человек очень чувствительный, – сказал Эрвин, когда противник перестал сопротивляться и был отпущен. – Не терплю лжи, такая уж у меня слабость, привыкай. Третье предупреждение тебе совсем не понравится. Да ты садись, садись…

Иванов, сопя, сел.

– Как ты понял? – глухо спросил он.

– Врать надо уметь, а ты не умеешь. Сковородка дрейфует в северной среднеширотной циркуляции, никогда не покидая ее пределов. Там бы ты и остался, если бы выпал с борта в воду. Тебя принесло сюда северное прибрежное течение, и ты провел на дереве никак не более десяти-двенадцати дней. Ты сопровождал груз на материк, и уже в прибрежных водах что-то случилось… Что?

И без того красный Иванов сделался багровым.

– Убью его…

– Того, кто столкнул тебя за борт? – осведомился Эрвин. – Коммерческие интересы или личная месть?

– Коммерческие…

– Конкурент, да? Впрочем, мне плевать, это твое дело. А что думаешь делать дальше?

– Сказал уже: убью его! – прорычал Иванов.

– Ну-ну. Похвальное намерение. А как?

– Доберусь до материка или до Сковородки – уж я найду как!

Прежде чем как следует озадачить собеседника, Эрвин выдержал паузу.

– Ты знаешь, что это Счастливые острова?

– Ну допустим, – буркнул Иванов.

– Допускать мы ничего не будем. Знаешь или нет?

– Ну знаю…

– На Счастливых островах должны жить счастливые люди, – сказал Эрвин. – Вот я и есть счастливый человек. Приговорен к счастью. А еще я самый свободный человек на Хляби. К свободе я тоже приговорен. Доступно?

– Не понимаю.

– Чего тут не понять. Я дошел сюда, а ты доплыл. Обоим повезло. Оба свободны и счастливы.

Иванов заворочался.

– Издеваешься?

– Обрисовываю положение. Чтобы дошло. Тебя будут искать?

– Нет, наверное…

– Логично. Упавший за борт считается утонувшим. Или съеденным. Да спасатели сюда, наверное, и не сунулись бы. Это же Счастливые острова, проклятое место.

– Проклятое?

– Проклятое, потому что оно для таких, как я. Что ж ты так туго соображаешь? Думаешь, почему тут спокойно, тихо, жить можно, а цивилизации никакой нет? Да потому, что это не Земля, не Терра, не Твердь и даже не Прокна какая-нибудь, а захолустная планета. На Счастливые острова цивилизация не придет. Ты да я – вот и вся цивилизация. Отсюда нет выхода. Дошло наконец?

Эрвин не надеялся, что дошло. До таких, как Иванов, доходит медленно. Тем нужнее было форсировать этот процесс.

– Сюда никто не пристает? – недоверчиво спросил Иванов.

– Абсолютно.

– Даже рыбаки?

– Съедобные виды рыб водятся на Хляби только в полярных широтах. Я пробовал здешнюю рыбу. Тебе не советую.

– А воздушное сообщение?

– У тебя глаза есть, нет? – усмехнулся Эрвин. – Видишь, во что я одет? Видишь, в каком жилище живу? Какое такое сообщение? О чем ты?

– Я думал… только ты не обижайся… я сначала подумал, что ты дикарь.

– Изгнанник, – холодно поправил Эрвин. – Впрочем, разницы никакой. На материке меня не ждет ничего хорошего, так что думай сам, как выбраться. Мне-то не резон.

Неширокий лоб Иванова собрался в складки. И без математики любому стало бы понятно, что происходит под этим лбом: недоверие и поиск вариантов поведения. Примитивный неумный хитрец вообразил, что его водят за нос. Строго говоря, он не был далек от истины, но не знал и не мог знать, в чем она заключается.

– Значит, никак отсюда не выбраться? – спросил Иванов после продолжительной паузы.

– Никак. Точнее сказать, риск гораздо выше, чем желательно разумному человеку.

– А ты-то как сюда попал?

– Пешком по болоту. Я же приговоренный, забыл?

– Но ведь дошел?

– Один. Вначале нас было десять. – Эрвин критически оглядел Иванова. – Ты не дойдешь.

– Почему?!

– Знаю. Опыт.

– Может, поделишься?

Сказано было с иронией, и Эрвин грустно улыбнулся в ответ.

– Ты слишком тяжел, – сказал он. – Молчи, не перебивай… Допустим, ты сядешь на диету и станешь ежедневно по десять раз взбегать вон на ту гору и обратно. Ладно, похудеешь. Но чтобы выжить в Саргассовом болоте, этого мало.

– Ты же вроде выжил…

– Не перебивай, говорю. Я – не ты. Я уникум. – Согнутым пальцем Эрвин постучал себя по лбу. – Вот это мне помогло. Чуть-чуть не помогло еще одному человеку, но… не сложилось. Глупая случайность. Я остался жив только потому, что у меня хорошая голова. Наверное, лучшая на этой планете.

Иногда полезнее всего не врать. Даже чаще, чем принято думать. Тогда при всей правдивости сойдешь за великого хитреца. Люди подозрительны, они всегда выдумают не то, что есть на самом деле. Ведь и несчастная Кристи не поверила, что Эрвин – вычислитель…

Он оставил Иванова переваривать полученные сведения, а сам пошел к болоту. Трупики «зайцев» по-прежнему лежали на песке, еще не обнаруженные ни крылатыми тварями, ни язычником. К возвращению Эрвина у Иванова был готов новый глупый план.

– Построим плот и поплывем по течению! Оно само нас доставит. Что там на юге за островами – мыс?

– Материковый мыс, – признал Эрвин. – Но как раз там прибрежное течение круто поворачивает в океан. Береговая линия идет от оконечности мыса на юго-запад, а течение – на юго-восток. Там оно сливается с экваториальным течением.

– Ну? – спросил Иванов с надеждой.

– Если мы не сумеем причалить к мысу, а скорее всего не сумеем, то попадем в экваториальную циркуляцию – и через год или два кем-нибудь будет найден плот с двумя скелетами. Как ты собираешься управлять плотом?

– Грести будем! Парус поставим!

– Ты видел, какие твари живут в этом океане? Нет? Конечно, нет, иначе стал бы их пищей. Тебе повезло. А я видел, как одна тварь перекусила мою пирогу. Плот нам понадобится большой и очень крепкий. Допустим, мы сумеем построить его и спустить на воду. Грести на таком монстре бесполезно. Парус… из чего ты сделаешь парус? Из вот таких шкурок? Или из травы сплетешь?

– Да хоть из травы… – Иванов несколько увял.

– Допустим. Но вода в бурдюках быстро протухнет, копченые «зайцы» тоже. Тебе по нутру смерть от голода и жажды? Мне – нет.

– Ничего не протухнет, если взять пищу и воду на последнем острове – а там сразу к мысу…

– Течение, дурья твоя голова! Ты что, слушать не умеешь? Нас унесет в океан. Займись-ка лучше шалашом.

Он оставил Иванова строить шалаш и предаваться фантазиям, а сам на всякий случай сделал обход острова. Особенно пристально вглядывался в океан – но тот катил мелкую волну, и ничего в нем не было, кроме волн. Как всегда.

Зато со стороны болота произошли изменения. Водорослевого бугра, свидетельствующего о присутствии язычника, не наблюдалось, но связанные «зайцы» исчезли, а на песке появились коряво начертанные буквы:

«ЕЩЕ ЕДЫ».

Еще? Эрвину стало весело. Был на острове один голодный желудок, теперь стало два и плюс еще язычник, который лопает за десятерых. Грамотный и, видимо, разумный язычник… Ладно, экосистема выдержит. Еды ему? Будет ему еда.

Пришлось лезть на подошву горы, где в каменных ваннах пузырилась горячая грязь и воняло сероводородом. В глубокой сухой ложбине копилась углекислота. Однажды в приступе отчаяния Эрвин едва не спустился туда, чтобы там и остаться. Теперь он спустился вниз, задержав дыхание, быстро схватил за лапы двух мертвых «зайцев» и одну крылатую тварь и столь же проворно выбрался из углекислотной ловушки. Сам бы он не стал есть такую пищу, но язычнику, наверное, все равно. Язычники не привередливы.

Он оставил корм на прежнем месте. Язычник не показывался. Занять мозг расчетами не удалось – случившееся поддавалось обобщению лишь на уровне зыбких гипотез. Одна из них, та самая, в которую было труднее всего поверить, казалась самой интригующей.