Генри Тюдор родился в замке Пембрук в 1457 году. Его родила тринадцатилетняя Маргарет Бофорт. Его отец, Эдмунд Тюдор, граф Ричмонд, умер от чумы, находясь в плену у врагов-йоркистов, а его дядя, Джаспер Тюдор, помог Маргарет найти нового мужа в лице сэра Генри Стаффорда, которого она тоже пережила и вышла замуж за лорда Томаса Стэнли, впоследствии ставшего графом Дерби. Интересно отметить, что если мать Генри была стопроцентной англичанкой, то его отец являлся на одну половину валлийцем, а на вторую – французом и был рожден в Хартфордшире. Однако у Генри Тюдора были все основания претендовать на роль Mab Darogan, давно предреченного «Избранника Судьбы», валлийца, который будет править Англией.

Когда Генри было четырнадцать лет, Джаспер Тюдор приплыл за ним из Франции, чтобы забрать племянника с собой. Нам неведомо, воспользовались ли они при этом огромной пещерой, существующей под Пембрукским замком, однако подобная подробность великолепно укладывается в сюжет. Также верно, что под городком Тенби, расположенным в дюжине миль к востоку от Пембрука, до сих пор существуют туннели, и, согласно местной легенде, в них Генри и его дядя укрывались от преследовавших их солдат, прежде чем сумели добежать до ожидавшей их лодки и скрыться.

Уорик и Джордж, герцог Кларенс, приплыли с большим войском из Франции и высадились в Англии в сентябре 1470 года, после чего быстрым маршем пошли на Лондон, где выпустили короля Генриха VI из Тауэра и воостановили его в качестве главы дома Ланкастеров.

Действиями подобного рода Уорик заслужил прозвище Делателя королей.

Им чрезвычайно повезло в том, что Эдуард Йорк значительно облегчил для них этот поход. Действительно, в этот момент он находился на севере, а его жена Элизабет должна была вскорости родить ребенка. Хорошо известно, что Эдуард был большим любителем поесть и выпить и к тому же страстным охотником. Тем не менее эти недели скрывают в себе некоторую тайну. Король, столь решительно действовавший перед Таутоном и во время него, был захвачен врасплох с горсткой людей и зажат между армией, пришедшей с севера, и войском Уорика, торопливо продвигавшимся с юга. Граф Уорик тем временем собрал от двадцати до тридцати тысяч войска сторонников реставрации дома Ланкастеров.

Эдуард остановился у Ноттингема и разослал зов по окрестностям – но к нему пришло всего три тысячи человек. Харизматический и победоносный при Таутоне вождь был вычеркнут из истории. Чтобы распространить такую весть по стране в век, не располагающий средствами массовой коммуникации, необходимо было располагать запасом кожи на подметки и сотнями волонтеров. Ланкастер возвратился на престол. Вернулась прежняя династия, а дом Йорков был обречен на падение.

Оказавшись в невероятном численном меньшинстве, Эдуард бросился к берегу с горсткой людей, среди которых был и его брат Ричард. Подобный вариант был заранее просчитан, и его корабль едва не перехватили на море. У Эдуарда не было с собой никаких денег, и король Англии действительно был вынужден расплатиться с капитаном корабля собственным камзолом. И он сделал это с улыбкой, хотя то мгновение было исполнено для него особой горечи. Если ранее в бесперспективное изгнание он отправил Уорика, то теперь ситуация переменилась на обратную.

Тем не менее король Эдуард IV был чрезвычайно целеустремленным и решительным человеком. И он вернулся в Англию в прежней силе и блеске. Ему уже случалось решать неразрешимые задачи – и побеждать – в снегах Таутона. По сути дела, он был одним из величайших полководцев среди английских королей.

Все, кто успел пропитаться романтическим восприятием короля Ричарда III, на мой взгляд, должны благодарить за это Шекспира, который самозабвенно лепил из него горбатого злодея. Если вычесть Шекспира, Ричард Плантагенет провел на престоле всего два года, и его правление заслуживает всего нескольких строчек в примечании к правлению старшего брата. Никто из современников не оставил нам воспоминаний о физическом дефекте Ричарда, хотя теперь мы точно знаем, что таковой существовал и спина его была деформирована. Его жизнь действительно сопровождалась непрестанной болью, но таковой была участь многих активных бойцов. Не существует никаких указаний на то, что Ричард когда-либо нуждался в особом панцире для поднятого плеча. Средневековые мечники, как и римские солдаты до них, безусловно, обладали гипертрофированной мускулатурой правой руки. Один из моих школьных приятелей отказался от карьеры профессионального фехтовальщика из-за того, что благодаря постоянным упражнениям его правое плечо и рука стали превращаться в груду мышц – и это при фехтовании легким спортивным клинком. Сравним его опыт с опытом средневекового мечника, орудовавшего клинком куда более широким и длинным – трех и даже более футов – в тех условиях, когда сила и выносливость определяли разницу между победой и унизительной смертью.

Ричард вышел на поле боя в 1485 году. Вышел, уже зная, что его жена и сын мертвы и у него нет больше наследника. Не могу не припомнить то место из «Макбета», действие 5, сцена 3, когда король требует принести его доспех. Король Ричард понимал, что, если он погибнет, мужская линия его дома пресечется, и тем не менее вышел на поле. Он был храбр до конца. Дай Бог нам всем такую отвагу!

Герцог Бургундский, Карл Смелый (или Charles le Téméraire – какое звонкое имя!), первоначально не намеревался поддерживать изгнанных братьев Йорков. Он слишком хорошо представлял всю мощь короля Людовика XI Французского. Однако Луи и граф Уорик в первые месяцы 1471 года открыто готовили крупное вторжение из Кале на земли Бургундии, заставив тем самым герцога Карла поддержать их главных врагов тридцатью шестью кораблями и примерно двенадцатью сотнями солдат, среди которых были и англичане. Флагманский корабль, на котором находились Эдуард и его брат, носил имя «Антоний», однако я переделал его в «Марка Антония», благородного римлянина, сторонника Цезаря. Для герцога Карла поступок был чрезвычайно рискованным: он отдавал такое войско в тот момент, когда оно больше всего было необходимо ему самому.

Примечание: «Placebo Domino in regione vivorum», «Порадую Господа в стране живых» – это строка из первой ектеньи погребальной службы XV века. Некоторые из скорбящих имели целью только поесть, и выражение «певцы Placebo» было оскорбительным уже в 1470 году. Чосер в своих «Рассказах» за век до описываемых событий воспользовался им как определением для ложных скорбящих, добивающихся своей выгоды нечестным путем. Происхождение этого слова, с моей точки зрения, настолько увлекательно, что я упомянул его здесь отдельно.

Эдуард сначала высадился у Кромера, в Норфолке, однако узнал там только то, что герцог Норфолк находится в заточении, а против него с войском стоит граф Оксфорд. Высаживаться с войском было немыслимо, и поэтому они с братом решили совершить высадку в Рейвенспёре, находившемся в устье реки Хамбер, возле Халла, и не столь уж далеко от города Йорка – точно в том самом месте, где за семьдесят два года до этого высадился Генри Болингброк, чтобы низложить Ричарда II.

Поход Эдуарда начался с неудачи: Халл отказался открыть перед ним ворота, после чего беглого короля впустили в Йорк с горсткой людей. Продвижение его было медленным и стесненным, особенно возле замка Сандал. Сейчас никто не в состоянии сказать, по какой причине Джон Невилл, лорд Монтегю, не решился выступить против него из замка Понтефракт, однако он не сделал этого, утратив таким образом шанс растоптать вторжение йоркистов в самом зародыше.

Тем временем Эдуард и Ричард продолжали собирать к себе людей, и в их распоряжении в итоге оказалось шесть-восемь тысяч солдат, так что их войско по-прежнему огромным образом уступало в численности армии Уорика.

Лорд Гастингс на самом деле принадлежал к числу тех немногих, кто сопровождал Эдуарда во Фландрию. Я написал, что он присоединился к Эдуарду в Лестере, потому что хотел показать, как к нему приходили по одному знатные люди: лавина начиналась с немногих, но, возникнув, уже не могла остановиться.

Даже по прошествии пяти веков Ричард Уорик остается занимательнейшим персонажем. Сомневаюсь в том, что мне удалось должным образом охарактеризовать его, ибо это была воистину сложная личность. Нельзя отрицать его дипломатические способности. Только для того, чтобы выжить и благоденствовать на переднем краю Войны Роз, он должен был обладать тонким суждением в личных вопросах. Он явным образом полагался на верность членов собственной семьи и надеялся встретить ее в других людях. Он восстал против Эдуарда, только когда молодой король сделал все возможное, чтобы оттолкнуть его от себя рядом последовательных атак на клан Невиллов. Уорик был предан двум поколениям Йорков. Его отвергли, и результатом стала национальная трагедия. Часть вины, безусловно, принадлежит Элизабет Вудвилл, хотя определенная ее доля лежит и на Эдуарде IV.

На бранном поле граф Уорик, увы, не проявлял нужных для его роли талантов. Он проиграл вторую битву при Сент-Олбансе, когда армия Маргариты Анжуйской обошла его оборонительные сооружения и ударила ему в тыл. Далее Уорик допустил монументальную ошибку, когда, не имея конкретного плана, захватил и удерживал в плену Эдуарда, но в итоге был вынужден освободить мстительного и злопамятного короля. А потом не сумел предотвратить бегство Эдуарда и Ричарда в Бургундию.

Действительно, Уорик не стал вступать в сражение с армией Йорков у Ковентри, несмотря на значительное численное преимущество и выгодную позицию. Конечно, хорошо быть умным задним числом, однако при Ковентри действительно произошло нечто странное. Я подозреваю, что граф Уорик, увидев на поле Эдуарда IV и Ричарда Глостера, пожалел о своем выборе – и нерешительность на какое-то время остановила его руку. С практической точки зрения Йорки были окружены: Монтегю шел следом за ними, граф Оксфорд находился на востоке со своим войском, а двадцать или более тысяч солдат находились в Ковентри или около этого города. Перейдя в наступление, Ричард Уорик завершил бы Войну Роз.

Однако Ричард Глостер был подопечным Уорика, а Эдуарда Невилл знал с мальчишеских лет и, кроме того, стоял рядом с ним в битве при Таутоне, сопровождавшейся таким разгулом жестокости, который навсегда врезался в память всех, кто выжил в ней. К тому же, быть может, по странному совпадению, Уорик, Эдуард IV, Глостер, Кларенс и Монтегю являлись кавалерами ордена Подвязки – тема эта заслуживает особого внимания.

Мы никогда не сумеем выяснить, что именно творилось в голове Уорика в начале апреля 1471 года. Через несколько дней он погиб в битве при Барнете. Бесспорно, Ричард Уорик не был великим военным тактиком, однако при Ковентри он и не нуждался в какой-либо тактике. Йорки были у него в руках, и он позволил им уйти. Человек, сражавшийся рядом с Эдуардом при Таутоне, не может быть трусом, но только трусость может быть альтернативным объяснением его поступка.

Примечание: Джордж Кларенс действительно перешел на сторону братьев, изменив своему тестю. Эдуард, Ричард и Джордж встретились на дороге в Банбери, где состоялся «честный, добрый и полюбовный разговор между ними», результатов которого хватило на какое-то время.

Долгое время смерть Кларенса, утопленного «в бочке с мальвазией», являлась одним из излюбленных английской классической школой примеров назидательной смерти, наряду с кончиной Генриха I, объевшегося то ли миног, то ли угрей, или Нельсона, погибшего при Трафальгаре. Не знаю, можно ли в наше время оставаться уверенным в подобном исходе, но надеюсь на это. Подобные истории в своей совокупности образуют культуру и могут оказаться много более значимыми, чем кажется сейчас нам.

Примечание к битве при Барнете: перед Пасхой 1471 года Лондон сделался местом сбора сил Йорков. Численные оценки всегда сомнительны, однако все источники сходятся на том, что Эдуард располагал очень небольшой армией, примерно семью-двенадцатью тысячами человек. Как правило, считают, что войско Уорика количественно превосходило его армию как минимум в три раза. Эдуард не мог рассчитывать на удачный исход будущего сражения, поэтому решение оставить укрепленный город и идти искать счастья в поле было с его стороны чем-то вроде безумия. Однако с ним находились его братья, и все они были молоды. Вполне возможно, что они как бы подталкивали друг друга, и это могло легко привести к несчастью. Тем не менее Эдуард уже был известен как победитель при Таутоне и в таковом качестве успел сделаться полумифической фигурой. В свои двадцать восемь, вернув себе физическую форму, он сделался ужасающей фигурой на поле боя, и присутствие его в плане морали стоило тысяч бойцов. И, как и Генрих V, сражавшийся при Азенкуре, Эдуард продолжил традицию королей-воинов – и высочайших ставок в бою.

В наше время Барнет является частью Лондона, а в 1471 году он представлял собой городок на Лондонской дороге, находившийся примерно в восьми милях от Тауэра и со всех сторон окруженный открытой местностью. Ни Уорик, ни Эдуард IV не выбрали бы его в качестве места для сражения. Но случилось так, что именно здесь они столкнулись лоб в лоб и что именно здесь был, наконец, убит Уорик – на этом месте окончилась в сражении его великая и бурная жизнь. Не один раз он выбирал, кого из королей предпочесть, и оба они, Эдуард и Генрих, какое-то время находились в его личной власти. Граф Уорик принимал как великие, так и катастрофические решения, однако он и в самом деле простил Маргариту Анжуйскую и потрудился ради реставрации Ланкастера на троне, стараясь загладить последствия собственных ошибок. И я подозреваю, что при всех своих недостатках он действительно был великим человеком.

Надеюсь, что прочитанная мною литература позволила мне с достаточной точностью описать сражение при Барнете. Эдуард действительно подошел под покровом тьмы, и его войско расположилось слишком близко к порядкам Уорика, так что огонь артиллерии графа не мог причинить йоркистам никакого вреда.

Верно также, что Эдуард перешел в наступление между четырьмя и пятью часами пасхального утра, и густой туман не позволил ему увидеть расположение войск. Его правое крыло оказалось выдвинутым вперед, а левое – оттянутым назад, и все десятки тысяч сражающихся мужчин вращались вокруг Эдуарда, как вокруг оси колеса. Сражавшийся на стороне Уорика Оксфорд опрокинул левое крыло Йорка и погнал его назад, к городу Барнету. Возвращение его на поле брани произвело хаос, тем более что его личный герб, звезда с лучами, очень напоминал пламенеющее солнце короля Эдуарда. Среди сторонников Ланкастеров раздались крики об измене, и люди запаниковали.

Эдуард воспользовался ситуацией, когда погиб брат Ричарда Уорика Монтегю, что вызвало катастрофу в центре, поглотившую и Уорика. Так бесславно завершилась необычайная жизнь этого человека. Тела обоих братьев Невиллов действительно были выставлены в Лондоне на всеобщее обозрение, и Эдуард действительно не стал приказывать рубить их на части, как было в то время принято, а велел передать их семье, которая захоронила обоих в Бишемском аббатстве.

Королева Маргарита Анжуйская и ее сын, Эдуард Ланкастер, принц Уэльский, действительно высадились на берегу Англии после десятилетнего пребывания во Франции в тот же самый день, когда был убит в бою Уорик. Они отплыли из Франции за неделю до этого дня, однако корабль носили по волнам шторма.

Нетрудно представить себе все отчаяние, которое овладело Маргарет, когда она узнала о падении Уорика. Однако королева позволила Эдмунду Бофорту, лорду Сомерсету, уговорить себя не отступать. Он знал юг Англии и мог помочь ей собрать большое войско в последней ее попытке вернуть престол.

Король Эдуард разослал собственных агентов, чтобы набрать свежее войско, компенсирующее внушительные потери, которые его армия понесла под Барнетом. Единственная сложность заключалась в том, что он не знал, куда нанесет удар Маргарет, и ему пришлось преследовать ее войско на большом расстоянии. Эдуард знал, что однажды она уже опиралась на Уэльс, и потому заподозрил, что жена Генриха снова пойдет на север, к реке Северн, и переправится через нее в Уэльс где-нибудь возле Глостера или Тьюксбери.

Войско Маргарет вошло в Бристоль и нашло там самый теплый прием. Ей предоставили пополнение, деньги и снаряжение, в том числе пушки.

Эдуард выбрал хорошую позицию и приготовился к бою, но получил известие о том, что Маргарет уклонилась от сражения и пошла дальше. Так что ему снова пришлось догонять.

Направляясь в Уэльс, король послал вперед гонцов, так что Глостер и находящийся в городе мост через Северн остались недоступными для Маргарет – в точности так, как несколько недель назад ворота Халла оказались закрытыми перед ним. Лорды и армия Маргариты Анжуйской были вынуждены идти к следующей большой переправе, броду у Тьюксбери. Они пришли туда, совершив переход в двадцать шесть миль. Войску Эдуарда пришлось пройти форсированным маршем тридцать шесть миль, чтобы первым оказаться у переправы. Обе армии были утомлены, однако Эдуард твердо намеревался расплатиться за все перенесенные им унижения.

Переправляться через реку у Тьюксбери ночью было нельзя, а кроме того, этому мешала расположившаяся поблизости и готовая к бою вражеская армия. Ланкастеры вынуждены были принять почти равный бой.

Эдуард не может претендовать на какие-то тактические откровения в битве при Тьюксбери. Он придержал в резерве две сотни копейщиков, и они принесли пользу, однако решившим исход сражения фактом стал устроенный Глостером обстрел позиции герцога Сомерсета, потерявшего в Войне Роз старшего брата и отца. Тот ответил на обстрел яростным броском вниз по склону, потеряв преимущество, которое предоставляла ему позиция. В результате находившиеся в центре войска Эдуарда смогли по частям взломать позицию Ланкастеров. Предание сохранило нам память о том, что сам Сомерсет сумел вернуться на холм и убил своего союзника, барона Уэнлока, за то, что тот не сумел поддержать его.

Принц Эдуард был убит, когда центр армии Йорка проломил центр его армии, забрав с собой последние надежды Ланкастеров и, по сути дела, закончив этим самым войну.

Во второй части романа я перепрыгнул из 1471 года в 1482-й, но не потому, что между этими датами не происходило значительных событий. Особенный интерес среди таковых представляют собой вторжения французов и шотландцев. Однако я сосредоточил свое внимание на Войне Роз как на едином целом. Действительно, в каком-то отношении история этой войны представляет собой историю Эдуарда IV, однако она является также повестью жизни Маргариты Анжуйской, а кроме того, Йорков и Ланкастеров в целом.

Тем, кто интересуется ярким жизнеописанием этого наполовину забытого короля, я рекомендую прочесть книгу «Эдуард IV» Карла Росса («Edward IV» by Carl Ross), где можно найти подробности, показавшиеся мне неуместными в моем романе. Рекомендую также книгу «Ричард III» Пола Мюррея Кендолла («Richard the Third» by Paul Murray Kendall). Обе книги занимательны и полны деталей, на которые у меня просто не хватило места. Например, Кендолл упоминает, что при миропомазании на коронации Ричард и его жена Анна должны были раздеться до пояса. Эта подробность не только ставит вопрос о том, как воспринималась в то время женская нагота, но и подкрепляет тот факт, что никто из современников не упоминает о том, что у Ричарда был горб. Как я уже упоминал, он был знаменитым фехтовальщиком, и его обнаженный торс не вызывал у свидетелей никакого интереса. Я полагаю, что он имел несколько неправильное телосложение, и одно плечо его было выше другого – о чем свидетельствуют следы сколиоза на его скелете, – однако подобная масса мускулатуры была столь же характерна для средневекового мечника, как и разнообразные рубцы и шрамы на коже.

По прошествии пяти веков невозможно установить, что именно стало причиной смерти Эдуарда IV. Нам известно, что он основательно выпивал, поражая гостей двора потребляемым количеством алкоголя. Кроме того, нам известно, что Эдуард получил некоторое количество ударов по голове. Так что наиболее вероятно, что короля погубило какое-то кровоизлияние или удар. Один из современных авторов подозревает отравление, однако лопнувший сосудик в мозгу кажется более убедительным объяснением.

Он умер сорокалетним, и утрата его кажется трагической даже по сей день. Если б Эдуард IV правил пятьдесят лет, как Эдуард III, в истории не было бы никакого Ричарда III и Босвортского поля – однако не было бы и Тюдоров и Елизаветинского века.

Примечание об именах: у короля Генриха VI был сын по имени Эдуард, на короткое время сделавшийся принцем Уэльским. Тем же именем называли своих сыновей короли Эдуард IV и Ричард III. У их брата Джорджа, герцога Кларенса, также был сын по имени Эдуард, ставший графом Уориком и какое-то время находившийся под попечением дяди Ричарда, как лицо, обладавшее более серьезными правами на престол, чем сам Ричард. То есть какое-то время в королевской семье одновременно существовало слишком много Ричардов и слишком много Эдуардов. Ни один из авторов, подвизающихся в области детектива или романтической прозы, насколько мне известно, не сталкивался с подобной проблемой. Не могу сказать вам, звали ли сына Ричарда III Недом или нет.

Герцог Ричард Глостер действительно захватил принца Эдуарда, когда того привезли в Лондон на коронацию. Глостер действовал так быстро и невозмутимо, что его поведение поддерживает гипотезу о двух перенесенных его братом ударах, давших Ричарду время на подготовку.

Ряд историков и пылких поклонников Ричарда III предпочитают считать, что он не совершал в жизни никакого зла. Однако он добился того, чтобы сыновья его брата были объявлены незаконными по прошествии всего нескольких дней после кончины Эдуарда IV. Некоторые спрашивают, зачем ему тогда понадобилось убивать их, раз они больше не могли представлять угрозу его правлению? Отвечу: потому что Ричард Глостер лично пережил все триумфы и горести Войны Роз. Его отец был объявлен вне закона – как и сам Ричард вместе с королем Эдуардом, после чего они сумели возвратить себе власть и титулы. Ричард, как никто другой, знал, насколько опасно оставлять в живых потенциального врага. Королю Генриху VI Ланкастеру оставили жизнь – и результат подобного благородства был к этому времени уже измерен и взвешен.

Ричард заключил в Тауэр одного из своих племянников, а затем получил и другого, отправив депутацию в Убежище, куда бежала с детьми Элизабет. Сам архиепископ Кентерберийский вывел оттуда мальчика после дискуссии о том, нарушает ли это право убежища или нет. Мать принца, очевидно, молча сдалась, но что еще она могла сказать или сделать, когда вооруженные люди лорда-протектора окружали эту крепость, находящуюся на территории Вестминстерского аббатства?

Ричарду хватило ума и дерзости избавиться от своих противников, обвинив их в злоумышлениях против мальчиков, хотя на самом деле, по всей видимости, злоумышляли они против него. Он приказал казнить лорда Гастингса, а также лордов Риверса, Грея и Вона. Лорд Стэнли тоже на несколько дней угодил за решетку, но был отпущен. Как оказалось, Ричард слишком доверился человеку, женатому на Маргарет Бофорт.

У Юлия Цезаря был сын от Клеопатры. Юный Цезарион Птолемей должен был унаследовать две империи, что, возможно, и случилось бы, если б Цезарь Август не приказал казнить семнадцатилетнего юношу. Тот же самый благородный Август приказал казнить собственного внука, дабы тот не помешал мирной передаче власти императору Тиберию. Подобные события, конечно, можно именовать трагедиями, однако в них нет ничего удивительного.

Избавив себя от племянников летом 1483 года, Ричард III, не поднимая лишнего шума, избавил себя и от будущих хлопот. В это время у него были жена и сын, хотя обоих жутким и – обычным тогда – образом ждала скорая смерть. В те благие первые годы своего правления Ричард обеспечивал преемственность собственной власти. Он был не колеблющимся Гамлетом, но человеком действия, готовым без промедления воспользоваться незаметной для другого глаза возможностью.

Мальчиков убили тихо и без свидетелей. Поступок позорный, безусловно греховный, но неизбежный. Таким образом было предотвращено, по меньшей мере, одно потенциальное восстание, когда стало известно, что мальчиков нет в живых и спасать некого. Некоторые утверждают, что это сделал лорд Бекингем – быть может, по распоряжению Ричарда, подобно тому, как веком раньше Генрих II провозгласил: «Кто избавит меня от этого буйного священника?» – и четверо рыцарей отправились в Кентербери убивать архиепископа. История подчас бывает мрачна и кровава. В конечном итоге принцев могли убить по приказу всего трех кандидатов: Ричарда III, Бекингема или Генриха VII, расчищавшего дорогу для дома Тюдоров.

Я уверен в том, что приказ отдал Ричард. Случившееся в 1483 году восстание Бекингема поначалу было попыткой восстановить дом Йорков через заключенных в Тауэре принцев, но известие об их смерти подрезало жилы собиравшейся коалиции. Бекингем попытался сменить коней и перейти к проланкастерской ориентации, однако его ждала полная неудача. Возможно, он действительно собирался поддержать Генри Тюдора, однако существенно здесь то, что у Ричарда имелся мотив желать смерти обоих принцев.

Король Ричард никогда не был тем горбатым убийцей из шекспировской пьесы, наслаждающимся творимым злом, но я буду искренне удивлен, если окажется, что это не он убил Генриха VI в его камере, хотя, конечно, доказать здесь что-либо невозможно. Ричард являлся святым не в большей мере, чем его старший братец Эдуард. Генрих VI вполне мог жить и жить, однако история неласкова к святым людям.

Напоследок о Ричарде: свою власть и даже, наверное, долю величия он продемонстрировал после восстания 1483 года – ограничился тем, что казнил всего десять человек и поставил вне закона девяносто шесть, после чего простил примерно тридцать осужденных. Он вернулся в Лондон только через четыре месяца после того, как выехал в свой первый великий объезд по стране. Власть его тогда пошатнулась в результате смерти сына и последовавшей через несколько месяцев после этого смерти жены. Причиной смерти в обоих случаях, скорее всего, был туберкулез, Божья кара.

Если б Ричард победил при Босворте, ничто не мешало ему возобновить все утраченное – обзавестись новой женой, новыми детьми и обеспечить свое долгое пребывание на троне. Он бился в рукопашной и выбил сломанной пикой из седла громадного телохранителя Генри, сэра Джона Чейни, который выжил в бою и присутствовал на коронации Тюдора в Лондоне.

Ричарду Плантагенету было всего тридцать два года, когда его постигла смерть. И кто может сказать, какие деяния он мог бы совершить, если б остался жив? Рекомендую вам увлекательную книгу «Босворт: Рождение Тюдоров» Криса Скидмора («Bosworth: The Birth of the Tudors» by Chris Skidmore).

Примечание к датам: известно, что битва при Босворте состоялась 22 августа 1485 года по юлианскому календарю, созданному Юлием Цезарем и греческим астрологом Созигеном. В 46 году до нашей эры календарь этот обладал чрезвычайно высокой точностью, и продолжительность года составляла в ней 365 дней, к которым каждые четыре года добавлялся один дополнительный день – в феврале; им завершался год в Риме (отсюда происходят названия сентября, октября, ноября и декабря: это были соответственно седьмой, восьмой, девятый и десятый месяцы начинавшегося в марте года). Почти две тысячи лет незамеченные дополнительные часы прибавлялись друг к другу, что повлекло за собой создание в 1752 году григорианского календаря, когда разница между календарной и реальной датой составила одиннадцать дней. Однако к XV веку ошибка в календаре составляла всего девять дней. Поэтому на самом деле битва при Босворте произошла 31 августа 1485 года по тому календарю, которым мы пользуемся в настоящее время.

При всей своей слабости или болезни, Генрих VI был хорошим человеком и заслуживал лучшей участи, чем насильственная смерть в тауэрской темнице. Я стоял на месте его кончины, и мне жаль, что на его долю выпала жизнь, в которой его сын погиб в юности, а жена подвергалась унижениям и лишениям в попытках спасти своего мужа.

Довершая полную мук и боли историю ее жизни, необходимо сказать, что Маргарита Анжуйская скончалась во Франции в 1482 году, когда король Эдуард IV еще сохранял силы и бодрость, и казалось, что ему суждены долгие лета правления. Если бы Маргарет прожила всего на несколько лет дольше, то увидела бы падение всех своих врагов и возвращение на престол дома Ланкастеров – пусть и через дальнего родственника. Но этого не случилось. Так сложилась ее жизнь – и ее трагедия.