Гусеница на диете
Трудно даже сказать сколько раз Лада Диденко слышала этот диалог в вышибающих слезу сериалах.
Обычно главная героиня «мыльной оперы» сообщала своему любимому, что она беременна, а ее ненаглядный в ту же секунду из милого обаяшки превращался в лютого зверя и начинал убеждать минуту назад любимую женщину, в лучшем случае, провалиться сквозь землю вместе с будущим младенцем, или убираться к чертовой матери. Но героиня, назло негодяю, все равно рожала, выходила на красное крыльцо, а тут как раз проезжал на белом коне прекрасный принц, который влюблялся в главную героиню, не сходя с этого самого своего белого коня, и тут же усыновлял или удочерял чужое дитя.
И все дела у главной героини шли в гору – и карьера, и личное счастье.
А вот мерзавца, отказавшегося от своей кровиночки, судьба наказывала по полной программе… И, естественно, наступал торжественный момент, когда он, сгорая от стыда, на коленях просил у бывшей возлюбленной прощения и орошал горючими слезами ее фирменные лаковые туфельки из самой последней коллекции.
Ладочка влюбилась в Сережу еще на первом курсе. Он был старше ее и уже заканчивал учебу. Сергей был парень видный, статный и весьма симпатичный, любил шумные компании и тусоваться в ночных клубах. Он был москвич и жил вдвоем с мамой. Лада же приехала в Москву из небольшого городка, поступила на журналистику, выдержав большой конкурс, профессия эта была ее мечтой, и она очень серьезно относилась к своему будущему. Они начали встречаться: то у Сережи, пока мамы не было дома, то у Лады в общежитии. Девчонки относились к чувствам Лады с пониманием и всегда освобождали комнату, когда она их просила. Только девчонки предупреждали:
– Ты, Ладка, смотри в оба. Сережка парень крутой, у него девчонок как грязи. Не ты первая, не ты последняя… Гляди, а то слезами умоешься.
– Это все сплошные наговоры, – отвечала влюбленная по уши Лада. – Он хороший, добрый и любит меня.
– Ты, Ладка, голову иногда включай, – советовали подружки, – все-таки первый курс, не последний. Лучше бы на учебу налегала, чем амуры крутить. Смотри, допрыгаешься…
– Слушать вас не желаю! – затыкала уши Лада. – Да вы просто мне завидуете! – И убегала на очередное свидание к своему ненаглядному.
Но сколько веревочке ни виться… В одно не очень прекрасное утро почувствовала Лада и тошноту, и головокружение, и слабость… Было над чем задуматься. Когда ее подозрения подтвердились, она нашла подходящее время и сообщила своему любимому прекрасную новость, думая его обрадовать.
Надо сказать, что нервишки у Сергея были не очень крепкие. Он позеленел, словно ряска болотная, и затрясся от злости.
– Это шутка? – выдавил он из себя.
– Какая шутка? Почему шутка? Разве такими вещами шутят? Анализы подтвердили – мы с тобой будем родителями! – Лада просто светилась от счастья, Сергей же отводил глаза, стараясь не смотреть на нее.
– Послушай, ну какой ребенок? Ну ты о чем? Ты на первом курсе! Я на последнем и… Я не могу сейчас… Пеленки, бессонные ночи, горшки там всякие! Мне предложили выгодный контракт! Если я сейчас не прорвусь, не сделаю карьеру, я стану лузером! О каком ребенке речь, дорогая моя?!
– Сереженька, я все понимаю, но малыш тоже нас не спрашивал! Ребенок не может быть не к месту… Он уже есть… живет…
Первый шок от известия у Сергея прошел. Он заметно приободрился и с улыбкой обнял Ладу.
– Зая моя… Ну ты же умная девочка! Ты живешь в общежитии. Ну куда тебе ребенок?
– Мне? – переспросила Лада, надеясь, что ослышалась. – Это наш ребенок!
– Ты еще скажи, что готова ко мне в квартиру переехать с ребенком в более комфортные условия! – прищурился Сергей.
– Господи! Что ты говоришь? Я тебя не узнаю! Сережа!
– Так и я тебя не узнаю! Ты мне словно нож в спину вонзаешь! И не забывай, квартира принадлежит моей маме, и она вряд ли тебя к нам пустит… Пойми, зая, я не против тебя и нашей любви… Но ребенок нам сейчас не нужен! С абортом я тебе помогу. А сейчас я побежал, меня ждут друзья… А ты, зая, решай эту проблему и присоединяйся к нашей веселой компании, не лишай себя молодости, веселья и института! Вряд ли ты сможешь продолжать учебу с ребенком на руках и без жилья. Чао! – И Сергей поспешно удалился, решив, что вопрос исчерпан.
* * *
Заведение, где собиралась богема, было самым модным в столице. Здесь проводились различные арт-выставки, поэтические вечера, давались спектакли, выступали музыканты, шли показы дизайнерской одежды. Помещения в красивом здании из стекла и бетона были очень функциональны и легко трансформировались под любое мероприятие. Сейчас несколько главных залов было переоборудовано под выставку очень известной московской художницы с мировым именем.
Знаменитость звали Богдана Ветер, жила она в Питере, Милане и Париже и создавала свои удивительные творения из стекла и хрусталя. Совершенно бесподобные вазы, статуэтки и мозаичные панно, люстры, хрупкие сувениры и умопомрачительные украшения. В своих работах она использовала не только стекло и хрусталь, но и золото, серебро, натуральные камни, ткани и все, что могло прийти в голову талантливой художнице. Ее венецианские маски из стекла, камней и перьев заняли первое место, даже опередив местных, итальянских умельцев на международном фестивале. Один из залов, полностью в застекленных витринах-стеллажах, выделили Богдане для ее воздушных и сложных авторских украшений. Второй зал украшали стеклянные панно, люстры ручной работы, на постаментах стояли хрупкие вазы, конфетницы и прозрачные фигурки.
Свет шел с потолка общим световым потоком, пронизывая все предметы. Вещи приобретали дополнительный объем и начинали словно бы светиться. А организаторам не надо было дополнительно подсвечивать каждый интересный экспонат. А если учесть, что работы Богданы состояли из стекла и хрусталя, то свет наполнял их сказочной красотой. Они казались нереально волшебными, словно созданы были колдуньей. Даже не верилось, что такую красоту можно было создать из таких простых материалов.
Организаторы выставки рассчитывали, и вовсе не зря, на большой поток посетителей. В первый день выставки ожидалась пресс-конференция художницы для журналистов и посетителей. В конце раздача автографов.
Журналистов собралось очень много. Здесь были маститые акулы пера и еще студенты, делающие свои первые шаги в профессии. Собрались также поклонники Богданы Ветер. И вот после недолгого ожидания в зал вошла художница в окружении своих сопровождающих и кураторов выставки. Защелкали фотоаппараты, раздались аплодисменты и даже крики «Браво»! Собралась благодарная и любящая публика, да и журналисты были настроены весьма благостно к художнице. Почему-то представлялось, что Ветер должна быть солидной дамой, видной, яркой, как ее работы… На самом деле это оказалось совсем молодая женщина лет тридцати, миниатюрная и худенькая с огромными зелеными глазами, обаятельнейшей улыбкой и длинными, ниже талии, пышными волосами. Она была в длинном шелковом платье, которое летело за ней, словно шлейф сказочной бабочки, а на ногах красовались красные лаковые туфли на высоченных шпильках, что придавало ее походке особую легкость. Она походила на маленького, сказочного эльфа, порхающего почти над поверхностью земли. От ее слов, взгляда, движений исходила какая-то успокаивающая умиротворяющая магия. Она села во главе стола с микрофонами, представила свою команду и начала пресс-коференцию. В основном Богдана говорила о своих душевных затратах и эмоциях, что она вкладывала в свои работы, о том, что надеется, что работы ее понравятся публике.
– Расскажите о личной жизни! – попросил ее один из представителей прессы.
– Знаете, личная жизнь потому и личная, что о ней не принято распространяться! – засмеялась художница. – Про меня и так бог знает что болтают. Смотрите лучше мои работы, они о многом могут вам рассказать…
Не успела она закончить, как в зале раздался крик:
– Девушке плохо! Расступитесь!
Богдана соскочила с импровизированной сцены и кинулась в самую гущу сгрудившихся людей. Она попросила всех разойтись и подозвала жестом охранника:
– Пожалуйста, помогите мне поднять бедняжку. Ой, какая молоденькая! Ребята, ребята, я же просила – не толпитесь. Давайте отнесем ее в комнату персонала. – И она решительно двинулась вперед, раздвигая любопытных.
* * *
Лада открыла глаза и сначала не поняла, где она находится и что с ней произошло. Над ней склонилась симпатичная зеленоглазая женщина с распущенными волосами.
– Напугала ты нас, – сказала женщина, улыбаясь.
– Все хорошо… голова… только закружилась… но сейчас уже лучше, – ответила Лада и села.
Она находилась в небольшой комнатке. Светло-кремовое стены, светлая мебель с обивкой в цветочек, которая смотрелась очень даже стильно. Она сидела на диване, а незнакомка, по-видимому, протирала ей лицо влажной салфеткой. Сейчас она держала ее в руках.
– Спасибо вам… Я доставила беспокойство, – смутилась Лада.
– Ничего! Наверное, надо было вызвать врача? У тебя зазвонил телефон, и я, уж прости, ответила на этот звонок. Звонила твоя подруга Раиса.
– Да, есть такая, – улыбнулась Лада.
– Она очень встревожилась, что я ответила за тебя. Я объяснила ситуацию, и Рая мне сказала, что ты в положении и с тобой случаются такие недомогания. Надо бы тебе полежать и выпить сладкого чаю.
– Все доложила… – нахмурилась Лада и встала. – Я пойду, чтобы не мешать…
– Я уже сказала тебе, что ты мне не мешаешь, а без чая я тебя не выпущу… Да и Раисе я пообещала позаботиться о тебе.
Она вышла из комнаты и вернулась уже в сопровождении молодого человека, который прикатил тележку с чайным сервизом.
– Все, спасибо, дальше я сама, – сказала Богдана. – Давай знакомится. Я Богдана… художница по стеклу.
– Лада…
– Ты журналистка? Слишком молодая что-то… – покосилась на нее Богдана.
– Я студентка… Первый курс… Но нужна практика… статьи, очерки, интервью… Я вот выбрала вас, то есть побывать на вашей выставке, – ответила Лада с некоторым придыханием, держась рукой попеременно то за живот, то за горло.
– Почему именно ко мне? – спросила Богдана, разливая чай по чашкам.
– Не то чтобы вот прямо к вам, к вам… то есть я ничего против вас не имею, я вас не знаю, не знала…
Извините, – совсем стушевалась Лада. – У меня голова плохо работает… Наверное, из-за беременности… Некоторые женщины, говорят, в таком состоянии тупеют.
– У тебя сколько недель? – спросила Богдана.
– Шесть где-то.
– Не рановато ли тупеть? – улыбнулась художница, закидывая ногу на ногу и расправляя свое шикарное красивое платье, при ближайшем рассмотрении, расшитое орхидеями. – Говори как есть! Я не обижаюсь ни на что!
– Мне было очень любопытно… знала, что будут выставлены потрясающие украшения, – ответила Лада. – Так вот… Я решила совместить приятное с полезным, люблю я украшения, – засмеялась она. – Хотя не могу ничего себе позволить… из-за материальных трудностей… но решила ознакомиться…
– Я тоже рада нашему знакомству… Угощайся.
– Спасибо, – поблагодарила Лада и посмотрела на десертный стол.
Чего тут только не было! И зефир, и шоколадные конфеты, и мармелад, и орешки, и маленькие тарталетки с кремом и свежими ягодами.
– Ты извини, Лада, я, когда отвечала по твоему телефону, естественно, залезла в твой карман и оттуда, естественно, случайно выпала интересная бумажка – направление на прерывание беременности. – Богдана прямо посмотрела в глаза Ладе.
Лада сразу же словно уменьшилась в размерах.
– Не хочешь ничего рассказать? – спросила Богдана. – Я не неволю, я человек нейтральный, а это даже лучше… я умею слушать, и я женщина… Расскажи, как так получилось?
Лада вздрогнула.
– Что рассказывать? Как я решилась убить ребенка? Вам это интересно? Это вдохновит вас на новую работу? – Она побледнела, а на глазах выступили слезы.
– Девочка моя! – обняла ее Богдана. – Да ты же не хочешь этого делать! Бедная моя!
Лада расплакалась.
– Расскажи мне! Возможно, я могу помочь?
– Да чем вы можете помочь? – вздохнула Лада. – Сегодня вы здесь, завтра упорхнете, как красивая бабочка, в Европу или Америку… Я ознакомилась с вашим буклетом… Вы очень востребованы, настоящая мастерица, у вас выставки по всему свету…
– Ага! Даже фамилия Ветер… – засмеялась Богдана. – А может, в этом не моя свобода, а моя беда? Меня ничто не держит… И все же не замыкайся в своей скорлупе, хотя я понимаю, что некоторые людишки тебе уже причинили боль.
– Все очень банально… – вытерла слезы Лада. – Думала, что встретила хорошего парня, полюбила… Получилось так, что забеременела… Да, я понимаю, что, может быть, не вовремя, но так уж вышло! Мне от него не надо ничего… ни его квартиры, ни его мамаши… Мне требовались любовь и поддержка, а он… – развела руками Лада. – Скотина… бросил меня в трудный момент. Предложил помочь с абортом, поучаствовать, так сказать, в убийстве собственного ребенка…
– Ну, ты же не станешь делать аборт?
– Конечно, я не хочу, но у меня нет другого выхода. Я не могу бросить институт на первом курсе… У меня нет специальности, я не смогу позволить себе съемную квартиру. На какие шиши? Сейчас мне дали общежитие… В общежитие тоже с ребенком не пустят. Замкнутый круг…
– Родители? – спросила Богдана.
– Это вообще исключено… У меня нет доверительных отношений с ними. Они наговорят мне черт знает что и выгонят из дома… Они против всего, что я делаю… Я прямо вижу, как мама кричит: «Я же предупреждала, что в Москве один разврат, вот и ты проституткой стала! Не послушала мать! Куда ты теперь с брюхом-то? Избавляйся от ребенка и возвращайся домой из своей столицы! Ну какая из тебя журналистка?» – спародировала возможную реакцию мамы Лада под одобрительную улыбку Богданы.
– На журналистику всегда большой конкурс, поступают молодые и талантливые ребята. Конечно, ты не должна бросать учебу и получить профессию, к которой стремишься. Может быть, еще есть шанс поговорить с твоим парнем? Отцом ребенка? Возможно, это была первая реакция на неожиданное известие, а сейчас он подумал и голова встала на место?
– Нет… Он оказался совсем не таким, как я себе представляла, – покачала головой Лада. – Он тусуется по ночным клубам и уже закрутил очередной роман с очередной девицей…
– Вот как? – удивилась художница.
– Мне кажется, он уже думать обо мне забыл, как говорится – проехали… Разве он готов воспитывать ребенка? Да что я вам говорю? Вы успешная, богатая, красивая… Вы живете в другом измерении, где все решаемо. Вы себе даже представить не можете безвыходной ситуации, когда ты чувствуешь себя загнанной в угол… – Взгляд у Лады застыл.
– Ты никуда не спешишь? – вернула ее к действительности Богдана.
– Нет… Мне некуда спешить, – вздохнула Лада.
– Тогда садись вон на тот уютный диванчик, накрывайся пледом, устраивайся поудобнее, и я расскажу тебе интересную историю…
* * *
– Когда-то я тоже была неопытной и, наверное, в чем-то наивной, – начала Богдана. – Я безалаберно относилась к окружающим, думала только о себе и вела не совсем правильный образ жизни. Я профессионально занималась фотографией, жила в Москве. Приехала из провинции и пробивалась наверх, просто рыла землю носом. Пошла бы я по трупам? Наверное, пошла бы… В то время я не видела преград, – задумалась Богдана, словно сама себя проверяя на ту степень правды, которую она сейчас рассказывала Ладе. – В моих фотографиях что-то было… Они цепляли, я всегда улавливала движение души в глазах человека, у меня не было невыразительных портретов. Я и сейчас разбираюсь в людях достаточно хорошо… Твою боль я тоже сразу почувствовала. Мне очень удавались натюрморты с едой. Голландцы отдыхают! На пейзажной фотографии я способна была передать дуновение ветерка, шелест листьев под ногами и хруст снежного наста. Конечно, весь мой день был расписан поминутно, я делала фотосессии известных людей, снимала интерьеры дорогих ресторанов и домов отдыха. Время было бешеное, деньги лились потоком, и никто не задумывался об их происхождении. Просто надо было урвать, и урвать быстрее и как можно больше. Я фотографировала каких-то сомнительных типов, проституток… Получала заказы на откровенные фото, заказчики не скрывали, для каких целей они были им нужны. Я не говорю, что мне нравилось этим заниматься, у меня не было времени даже задуматься о том, нравится мне это или нет. Я просто зарабатывала на жизнь, воспользовавшись данным мне Богом талантом. Я растрачивала свои силы впустую. За такие вещи не наказывают, но дают человеку возможность остановиться и подумать… Если он сам не находит в себе силы сделать это. Я сейчас понимаю… Тогда – нет… Странная штука – жизнь. Только горе или значимое событие способно тебя встряхнуть и заставить одуматься… Я считала себя очень крутой и свободной, а на самом деле была страшно зависима: от своих амбиций, денег, от нужных связей и знакомых. Я выкуривала по две пачки в день, любила вино, спала по три часа в сутки, накупила себе дорогого фирменного шмотья. Приобрела дорогой гоночный автомобиль – опять-таки, чтобы везде успевать. Вскоре я поймала себя на мысли, что абсолютно не способна расслабиться, что я все время напряжена и смотрю на людей и окружающую действительность словно через объектив фотоаппарата…
– А родители? Где были ваши родители? – спросила Лада, очень заинтересованная ее рассказом.
Она даже и не представляла, что Богдана начинала свою трудовую жизнь таким образом, сейчас в ней было только умиротворение и внутреннее спокойствие. Глаза излучали счастье. Трудно было вообразить, что Богдана рассказывает все это о себе, а не о другом человеке. Богдана не ответила на ее вопрос, словно не слышала его и продолжала:
– Карьера у меня тоже двинулась вверх. Меня заметили иностранцы, хлынувшие тогда в нашу страну за «живой натурой». Это как только «занавес подняли», – пояснила Богдана. – Что ни говори, но русская земля всегда славилась талантами. Я знала многих из богемной среды, которые погнались не за «большим рублем», а за «длинным долларом». Это было заманчиво… Страна наша, по сути, погибала, а люди выживали кто как мог… Русские умелицы вышивали платья бисером, камнями просто шедеврально, шили одежду и декорировали не хуже известных кутюрье, но были никому не известны. Этим пользовались иностранцы. Они находили мастериц и за копейки увозили их за границу, где они трудились день и ночь в самых известных модных домах, а жили в подвалах на окраине. Хотя это известная история, и она периодически повторяется… с разными людьми разных национальностей, в разное время и по-разному поводу. Выжить, приобщиться к высокому искусству можно было, но самому реализоваться в таких условиях было невозможно. И эти мастера… многие, да что там – фактически все! – сгинули и пропали, спились. Они не нужны были родине и на чужбине не прижились. Я тоже получила приглашение поработать за границей. Человеку из села, даже если я и имела доступ к некоторым благам и валютному магазину «Березка», оказаться в Париже – это словно очутиться на Луне. Там меня совсем сорвало с катушек. Ночной Монмартр, очаровательные кафе, Люксембургский сад, Тюильри, тусовки, съемки… Со мной стали считаться, я могла себе позволить пройтись бульдозером по человеческим судьбам, даже не задумываясь. Опоздала модель на минуту – все! Пошла вон! Не ложится на это милое личико придуманный мной макияж – катись к черту! Посмотрела на меня не так… туда же! Помощник фотографа принес мне недостаточно крепкий кофе – катись! Да, Лада, не смотри на меня так, я была конченой стервой… Именно там, в Париже я познакомилась с Димой. Я не знаю по сей день, что со мной произошло в тот день, чем Дмитрий отличался от других парней, от сотен парней, проходящих через объектив моей камеры, но время для меня тогда остановилось. Оно словно застыло, как расплавленный воск. Он пытался работать моделью, но… Похоже, он и на родине звезд с неба не хватал. Как говорится – читай между строк, тогда я этого не понимала. У Димы были высокопоставленные родители, у него в молодости было такое, о чем его сверстники и мечтать не могли. Но он ничего не хотел. Учиться тоже не желал, но все же поступил в один из престижных вузов. Парень он был высокий, плечистый, красивый. Только и делал, что гулял, девушки висели на нем гроздьями. Как-то ему предложили поработать манекенщиком, Дима с легкостью согласился. Деньги он получал неплохие, но вот удовлетворения ему это не приносило. «Нафталиновое время», как выражался он сам. Предложение поработать в Париже Дима воспринял с радостью. Но там дело не заладилось… И это было неудивительно. Нужно было работать как проклятому, трудиться день и ночь. А Дима… Не любил он работать. Привык получать все даром без труда и хлопот. – Богдана замолчала, видно, вспоминать Дмитрия ей было не очень приятно. – У меня до Димы много было парней, но они пролетали мимо, словно крутились на быстрой карусели… Я была довольно легка на необременительные связи. Не было ни времени, ни желания строить с кем-либо серьезные отношения. Я влюбилась в Диму просто по уши, растворилась в нем полностью. Я думать могла только о нем, стала жить только для него. Он стал моей единственной целью в жизни. Он открыл для меня доселе неизведанные чувства. Не знаю, почему так произошло? Может, судьба и это должно было уже случиться? Может, сказалась общая тоска по России, на чужбине тяжело было существовать в одиночку, и нас притянуло друг к другу… Во мне словно проснулись силы для дальнейшей жизни. Я стала работать день и ночь, чтобы обеспечивать нам с Димой безбедное существование. В редкие мои выходные мы шикарно проводили время. Со съемной квартиры по желанию Димы мы переехали в дорогущий отель с видом на символ Парижа – Эйфелеву башню. Он не знал, сколько я платила за номер, лишь бы любимый был рад.
– А он что? – спросила Лада.
– А ничего… Дима ждал, когда кто-нибудь оценит его, сам придет, кинется в ноги со словами: «Я всю жизнь только тебя и ждал!» Но никто не приходил. Мне было все равно, я поддерживала любимого человека во всем, лишь бы ему было хорошо. Контракт с ним так никто и не заключил, а мой подходил к концу. Я, конечно, смогла заработать и отложить некоторую сумму, на нее мы и решили с Димой вернуться домой. Но когда мы летели назад в самолете, со мной случился первый приступ. Психическая атака. Мне стало страшно, потемнело в глазах, меня затрясло от нервной дрожи… я потеряла сознание. Из самолета меня сразу поместили в машину «Скорой помощи» и отвезли в психоневрологическую клинику. Диагноз прозвучал неутешительно – полное нервное истощение, но это так… в переводе на простой язык.
– Господи… – выдохнула Лала.
– Пролежала я в больнице почти месяц, подлечили мне нервы, но не голову, – усмехнулась Богдана. – Познакомилась я там с одной пожилой женщиной, которая угодила туда после потери мужа, с которым прожила душа в душу сорок пять лет. Звали ее Светлана Николаевна. Работала она учительницей в интернате для слабослышащих детей. Пришла туда на работу еще молодой девушкой из-за своего сына, который родился глухим. Она не захотела отпускать его в интернат одного и решила быть вместе со своим сыночком и с другими детишками, попавшими в непростую жизненную ситуацию. Она заметила меня, когда я сидела на скамейке в парке больницы и делала наброски карандашом в блокноте, чтобы нервы в порядок привести. Ей очень понравились мои рисунки, а еще мои глаза, как она сказала, «чистого и светлого человека». Она попросила меня написать несколько ярких картин для интерната. Светлана Николаевна говорила, что у них есть чрезвычайно талантливые детишки, остро чувствующие прекрасное, многие неплохо рисуют. А вот интерьер в интернате серый и невыразительный. «Ваши работы внесли бы радость и позитив!» – сказала она мне. И я, естественно, пообещала написать жизнерадостные пейзажи, сочные натюрморты… Эта работа помогла мне прийти в себя. Ну, а потом… Пока я лежала в больнице, мой любимый Дима промотал все деньги, что я заработала за границей нелегким трудом, который привел меня к нервному истощению. Я, конечно, была в ужасе, но он капризничал как ребенок. Утверждал, что ничего страшного, что он просто не в ту организацию вложился, ну и что? Из-за денег, мол, нечего ссориться, наверное, я не люблю его, раз не переживаю. Ведь он тоже переживает, что профукал деньги. Я же хотела обзавестись жильем в Москве. И вот весь мой труд пошел коту под хвост. Дима же меня успокаивал, что мы живем у него и другого жилья нам пока не нужно. У Димы была шикарная трехкомнатная квартира в престижном, старом районе Москвы, доставшаяся ему от бабушки. Он был коренной москвич. Из больницы я вернулась к нему, и мне пришлось опять много работать. Я забыла про свое обещание – украсить своими работами интерьер интерната для детей-инвалидов. – Богдана несколько нервным движением развернула конфету и отправила в рот. – Ты не поверишь, Лада, чем я занималась, – нервно рассмеялась она. – Портретами на кладбищенских памятниках. Для братков, например. Они тогда гибли тучами, так что бизнес был прибыльный. Я клепала и клепала портреты с фотографий. Некоторые фотографии были мои, авторские, и я набивала портрет на надгробный камень. Вообще, страшное время было. Дима все так же бил баклуши, все искал себя, а я все так же его упорно любила. Мы прожили вместе еще два года до страшного случая, который произошел со мной. Я разбилась на своей машине, не справилась с управлением. Слава богу, что никто не пострадал. Две недели меня держали в искусственной коме, а затем выписали домой для реабилитации. Я повредила позвоночник, и меня парализовало. Прогноз врачей был очень неблагоприятный, то есть мне говорилось, что я могу встать на ноги, но могу никогда уже этого не сделать. А если и встану, то период реабилитации будет очень долгим и затратным. Все это же врачи повторили и Диме как навещавшему меня «жениху».
– Ужас! – выдохнула Лада, не веря собственным ушам.
– Дима отвез меня домой, положил на кровать и… выдержал пару дней, – замолчала Богдана.
– Что значит «выдержал»? – спросила Лада.
– В прямом смысле. Через пару дней он собрал мои вещи, вынес меня аккуратно на улицу и положил на скамейку перед домом. А рядом поставил мои чемоданы.
Возникла продолжительная пауза.
– Как это? – спросила Лада, боясь, что неправильно поняла услышанное.
– Так… Он сказала «прости» и ушел… А был месяц… поздний октябрь, я лежала на скамейке и мерзла. Не могла пошевелиться, это факт, и сердце мое, если ты меня понимаешь, истекало кровью. Жалко, что оно само остановиться не могло, это единственное, о чем я думала. Это страшно, прошло столько лет уже, а я… Мне до сих пор плохо, – протянула руки Богдана, всматриваясь, как они дрожат. – Ничего не могу с собой поделать, – ответила она на немой вопрос Лады.
– И как же вы? – прошептала потрясенная девушка.
– А никак. Телефон, слава богу, у меня был. Позвонила некоторым знакомым, и приехала за мной семья как раз самых бедных художников. Алла и Егор, по гроб жизни буду им благодарна. Обычные, простые люди. Егор взял меня на руки, отнес в свои «Жигули», и мы отправились к нему домой. У них была малогабаритная двухкомнатная квартира и еще двое мальчишек. Они меня устроили в детской, а детей забрали к себе… Лада, год я пролежала у них бревном, в совершенно чужой семье. Я до сих пор не понимаю, что двигает людьми на такие поступки, которые несут им одни неудобства. Я сама была готова провалиться сквозь землю, что приношу им столько неудобства но изменить тогда ничего не могла. Алла и Егор не высказали мне ни слова упрека. Мальчишки у них такие солнечные… Алла продавала свои работы, чтобы оплатить мне консультации врачей и какое-то лечение. Остальное шло на еду. Жили скромно, но очень дружно и счастливо. Именно тогда я поняла, что деньги это очень хорошо, но они не имеют никакого отношения к таким понятиям, как счастье, любовь и дружба. Самые важные человеческие чувства как раз не имели никакого материальной составляющей. Я страдала, что они взвалили на себя такую обузу, ведь я была для них совершено бесполезна, у меня не было будущего. Я страдала, что меня выкинул на улицу мой любимый человек, словно я была ненужная рухлядь. Я потихоньку плакала. Видя, как старается Алла, мне становилось стыдно, но с собой я ничего не могла сделать. Несколько раз я пыталась доползти до окна и… И там меня ждало большое разочарование: второй этаж явно был способен покалечить меня еще больше, но никак не убить. Баловаться газом я не могла, во избежание вреда другим моим дорогим домочадцам.
А один раз со мной очень серьезно поговорила Алла. Я никогда не видела ее такой жесткой и серьезной. Он мне сразу же сказала, что знает, что я задумала, но этому не бывать в ее доме. Что я не должна быть размазней и должна бороться, и что пройдет некоторое время и мне станет легче. И ты знаешь, я ей поверила. Мне стало легче, это не бывает так вот быстро, но я просто поверила, что легче будет. Это конечно, важно, чтобы рядом с отчаявшимся человеком оказался хоть кто-то рядом. Я взяла себя в руки, не захотела сидеть на шее у этой семьи. Изначально целью было хотя бы обеспечить себя. Что я могла делать? Я к тому времени могла сидеть, то есть сидячая работа мне бы подошла. И вот тогда я задумалась о стеклянных изделиях и сделала первые работы. Я начала со стеклянных ангелов-колокольчиков. Столько было радости, когда продала первый, совсем дешево. А дальше пошло-поехало. Стекло полюбило меня. Я стала делать работы все сложнее и сложнее, лучше и лучше. Появились постоянные покупатели и новые идеи. Я смогла не только себя обеспечивать, а еще и семье Аллы помогать. Сама не забывала заниматься. Четко поставила цель – встать на ноги. И через полтора года я встала, причем без костылей, сразу так… сначала походка была шаткой, потом выровнялась. Не буду вдаваться в подробности, но это был долгий путь длиной лет в восемь. Началась совсем другая жизнь. Я словно родилась заново. Знаешь, когда случаются такие события в жизни, тогда ты все переосмысливаешь. Ты понимаешь, что на самом деле важно, а что нет. Я очень благодарна жизни, что смогла вовремя это увидеть и что-то изменить. Самое главное, что я нашла себя в профессиональном плане. Я себя возрождала! В свои работы, в свое творчество я вкладываю душу, талант и получаю удовольствие! И взамен я тоже получала только удовольствие. Сколько вкладываешь радости и удовольствия, столько же тебе и возвращается, даже сторицей. Конечно, я раздала и накопившиеся долги. Я создала потрясающий цикл работ о природе Карелии, побывав там. Эти картины попали на престижную московскую выставку, некоторые хотели приобрести в личные коллекции. Но все мои картины отправились в детский дом слабослышащих детей вместе с энной суммой. Теперь они мои подопечные. И еще – где бы я ни была, я всегда помогала семье Аллы и Егора. Сейчас старший мальчик учится во Франции в школе искусств. Он очень талантливый паренек, и я ему помогу!
– А Дима? – спросила Лада, и Богдана засмеялась.
– Глупенькая, ты все про любовь… Я так и знала, что ты спросишь о нем. Дима? А что Дима? Я давно переболела им… и тот холодный душ мне в этом помог. Я даже благодарна ему. Он явил миру, так сказать, свое истинное лицо, а я избежала жизни с предателем. Ты не представляешь, как плохо, когда рядом с тобой находится предатель. И чем раньше он себя проявляет, то есть предает тебя, тем лучше. Естественно, когда я стала снова известной и богатой, он нашел меня. Пришел как-то на мою выставку, я не стала с ним общаться. Потом он нашел меня в гостинице и попытался, я бы это назвала, навести мосты. Дима даже начал давить на жалость – что ему плохо и голодно. Он, видите ли, переживал, мучился, что так поступил со мной. Я не должна злорадствовать, потому что судьба и бог уже наказали его. Дима даже успел жениться, но и эту женщину он готов был предать, сообщив мне, что если я его прощу и буду с ним снова, он тут же уйдет от нее. Короче говоря, ничего не изменилось.
– А вы?
– Я выгнала его. Когда Дмитрий понял, что на меня больше его речи не действуют, он просто озверел. Стал кричать, ругаться, вспоминать какие-то гадости и низости, чтобы больнее меня обидеть. Но я в ответ начала смеяться, чем обескуражила Дмитрия. Я захлопнула перед его носом дверь, а психологически я эту дверь закрыла давно, поэтому больно мне уже не было. И все, – развела руками Богдана. – Больше я его никогда не видела. Честно говоря, не хотела думать и не вспомнила бы, если бы не захотела тебе рассказать про мою «гладкую, хорошую и сытную жизнь».
– Я бы никогда не предположила, что у вас такая жизнь сложная и неоднозначная.
– Это я, значит, неплохо сохранилась, – засмеялась Богдана. – Все плохие и хорошие поступки, говорят, наносят отпечаток на лицо человека. А я сейчас абсолютно счастлива, занимаюсь любимым делом, свободна, любима. И это состояние дает мне силы жить, творить. Я поняла, что настоящая красота таится в сердце человека, никто, кроме него самого, не может сделать его окончательно и бесповоротно счастливым. Я бы со всеми поделилась своим счастьем, – засмеялась Богдана и обняла доверчиво прильнувшую к ней Ладу.
– Богдана, вас ждут… банкет… – заглянула какая-то женщина к ним в комнату.
– Подожди ты со своим банкетом, – ответила художница.
– Я вас задерживаю? – встревожилась Лада.
– Нет! Нисколько! Мне твоя компания нравится. Я хочу, чтобы моя история, которую мне не очень приятно было вспоминать, стала тебе полезной.
– Чем? – спросила Лада.
– Это ты сама подумай… А сейчас, если ты не против, я приглашаю тебя в очень хороший ресторан. Обещаю: будет очень вкусно, приятная музыка. Надо веселиться и жить дальше, несмотря ни на что.
– Спасибо, – согласилась Лада.
Эта замечательная женщина своими словами словно возродила ее к жизни, дала толчок к новому существованию, в котором уже не было мыслей о подлеце Сергунчике…
* * *
Вечер был прекрасен. Лада познакомилась с друзьями Богданы, много смеялась и снова стала той прежней Ладой – милой и открытой девушкой. Она приняла приглашение Богданы и после банкета отправилась вместе с ней в гостиницу.
Лада прекрасно провела вечер в компании Богданы, а затем, так как было уже совсем поздно, поехала вместе с ней в люксовый номер одной из дорогих гостиниц. Богдана постелила ей в одной комнате, а сама легла в другой. Лада заснула очень быстро и крепко, впервые за последнее время. Ее не мучили кошмары, было тепло и уютно. Утром ее разбудила горничная.
– Ой, извините… Побеспокоила вас! Одиннадцать часов, я зашла номер убрать. Предупреждающей таблички не было, чтобы не беспокоить… – извинилась она.
– Ничего страшного! Это очень хорошо, что вы меня разбудили! Одиннадцать часов! Ничего себе я сплю… Давно пора проснуться. Конечно, легли вчера поздно… – засуетилась Лада. – А где госпожа Ветер? Поблагодарить ее надо за приют…
– Ой, мы ее так все любим! Она уже не первый раз у нас останавливается! Такая добрая и порядочная женщина! Знаете, а она уехала очень рано…
– Куда уехала? Куда? – не поняла Лада, – Когда вернется?
– Да кто же ее знает. Уехала в шесть утра, у нее самолет в Лондон, нам всем чаевые оставила! Вас сказала пока не трогать, пусть, мол, спит… Оставила вам сообщение, – щебетала горничная.
– Послание? Записку? – спросила Лада, испытывая двоякое чувство. С одной стороны, большую радость, что Богдана ей что-то написала, а с другой стороны – глубокое разочарование, что она уехала.
– В гостиной лежит ноутбук, в нем для вас сообщение… Ладно, не буду мешать вам собираться, позже приду, – ответила ей девушка и покинула номер.
Лада же быстро оделась, еще быстрее умылась и, усевшись на удобный стул с гобеленовой обивкой, открыла крышку и включили ноутбук. На экране появилось послание Богданы.
«Дорогая Лада!
Не стала тебя будить! Все равно улетать, не люблю прощания. Надеюсь, что ты тоже думаешь, что наша встреча была приятной, как и наше знакомство. Вообще, мое твердое убеждение, что люди должны помогать друг другу, мы же не звери – забивать слабых… Жизнь изменчива. Сегодня ты на коне, завтра я… Я не все тебе рассказала про себя. У меня сейчас есть все – благосостояние, свобода, здоровье, внешность, любимый человек. Он француз, путешественник. Очень умный и добрый человек. Когда он закончит свою деятельность, мы с ним решили купить маленький домик на побережье и жить душа в душу, смотря друг другу в глаза и держась за руки. У меня с Жаком полная любовь и взаимопонимание. Для полного счастья нам не хватает ребенка. В той страшной аварии я навсегда потеряла способность иметь детей. Пойми меня, мне как человеку, который все бы отдал за возможность иметь ребенка, странно даже предположить, что кто-то может убить в себе это счастье. Ты умная и добрая девушка, не делай того, о чем обязательно пожалеешь.
Тебе сейчас трудно. Я помогу тебе. Конечно, я могла бы дать определенную сумму, купить жилье, в обмен попросить родить ребенка и отдать его мне. Но я так не поступлю, потому что ты будешь хорошей матерью и пользоваться чужим бедственным положением – грех. Переведись на факультет журналистики в Питер, – я пишу тебе адрес, – там живут очень хорошие люди, мои друзья. Вернее, община, где постоянно обитают люди творческие и интересные. Тебе помогут с учебой, с твоим ребенком обязательно будут сидеть. Надеюсь, родится девочка, похожая на тебя, которая вырастет и всегда будет любить свою маму. О питании не беспокойся – в коммуне все общее. Сможешь сама, когда что подзаработать, тоже внесешь свой пай… Благодарить меня не надо. Надеюсь, что ты поступишь правильно. А когда встанешь на ноги, тоже кому-нибудь поможешь. Это и будет лучшей благодарностью для меня. Я передаю тебе эстафету… Смешно… Не знаю, увидимся когда-нибудь или нет… Я пока не планирую возвращаться в Россию. В любом случае, удачи тебе! Кстати, посмотри направо… Видишь большую коробку? Возьми… Это подарок твоему будущему ребенку. Хитрая я, да? Правда? Трудно убить человечка, которого уже ждет подарок… И, кстати, компьютер тоже возьми. Тебе как журналистке очень пригодится. И еще, последнее. Умей прощать. Даже врагов, даже тех, кто сделал очень больно. Счастливо!
Твоя Богдана.
Лада еще долго сидела и смотрела пустыми глазами на экран до рези и боли, пока не почувствовала сырость, по щекам ее бежали слезы. Она дрожащими руками открыла коробку и чуть ли не задохнулась от восторга. Это была большая очаровательная вертушка-каруселька, которая вешается над детской кроваткой. Фигурки лошадок были сказочные, из хрусталя, переливающиеся, как бриллиантики. Каждая лошадка, естественно, сделана вручную и не походила на другую. Изумительная потрясающая работа, словно все, до чего дотрагивалась эта замечательная женщина, она вкладывала кусочек своей фантастической души.
– Какая красота! Божественно! Спасибо! – прошептала Лада.
* * *
Лада вернулась в общежитие и вошла в свою комнату.
– Девочки, я сегодня была в деканате… Я… – начала было Лада, устало садясь на стул.
– Взяла «академку»? – ахнула Ольга, которая лежала на кровати и читала учебник. – Ты же решила сделать аборт! Ну все! Теперь тебя выпрут из общаги! Ну, и что теперь делать? – В ее словах звучало искреннее беспокойство.
Лада налила себе из чайника теплого чаю.
– Ничего я не буду делать, – сказала она.
– Ты с дуба рухнула? – Вторая соседка Мария даже перестала рыться в шкафу. – Мы же пришли к единственно правильному решению! И зачем ты была в деканате? Надеюсь, ты не наделала глупостей?
– Машка, я знаю! У Ладки появился богатый поклонник! Вот ноутбук ей презентовал! – возникла Ольга.
– Девочки, успокойтесь! Я перевожусь в Питер, в тамошний университет, а жить буду, считай, у знакомых…
– У каких таких знакомых? – спросила Оля. – Познакомилась, что ли, с кем? Во дает!
– Ничего я не даю! Еду по рекомендации, я даже их не знаю, но меня примут… – ответила Лада.
Оля с Машей переглянулись.
– Ты правда как блаженная, Ладка, честное слово.
– В смысле? – не поняла Лада.
– В прямом! Простота такая провинциальная! Еду туда, не знаю куда! А вдруг они не примут?
– Меня примут, и все будет хорошо!
– Перевод из Москвы! – округлила глаза Мария. – Все стремятся в Москву, а ты наоборот.
– Питер тоже красивый город, – не согласилась с ней Ольга.
– Так там всегда холодно и сыро! Серо! Темно! – пояснила Маша.
– А белые ночи? Красота! – ответила Оля.
– Ой, не знаю…
В итоге девочки вместе сходили в кафе, устроили прощальный ужин. Затем вернулись в общежитие и помогли Ладе собрать вещи.
– Я обустроюсь, дам о себе знать, – пообещала Лада.
– Ты про нас не забывай! – всплакнула Оля.
– Ладка, возьми мой пуховик! Он тебя спасет и от холода и от ветра! – сказала ей Мария, метнувшаяся к их общему шкафу и доставая пуховик красивого земляничного цвета с мехом.
– А ты как же? – удивилась Лада.
– Мне есть что носить! Ты же знаешь! Тебе нужнее! Да и велик он мне, а тебе в самый раз. Еще неизвестно, как там пойдет… К чужим людям едешь…
– Удачи!
Подруги обнялись и заплакали.
Всю ночь, пока мчался поезд из Москвы в Петербург, Лада так и не смогла сомкнуть глаз. Убаюкивал стук колес, мерное покачивание вагона – все клонило ко сну. Плацкартный вагон, в котором ехала Лада, спал. А она лежала и смотрела в темное окно с проносящимися мимо линиями электропередач. Она полностью меняла свою жизнь. Она уезжала от первой любви, которая не оправдала ее надежд, из города, в который она так стремилась… Как ее примет Питер? А ребенок?.. Страшно было думать. Одна в чужом городе. Без поддержки родственников, без знакомых… Лада теперь поражалась, как она могла решиться на такое в результате одной встречи? Ее охватил настоящий страх.
В Петербурге Лада нашла нужный адрес. Она стояла перед трехэтажным особняком на набережной канала. Позвонила в дверь, которая распахнулась через двадцать секунд. Правда, они показались Ладе вечностью. На пороге возник парень в очках и острой бородкой.
– Добрый день. Вы к кому?
– Здравствуйте… Я Лада, мне ваш адрес дала…
– Богдана? Конечно, она нам звонила! Мы тебя ждем! Прошу! Я Антон, пойдем, познакомлю со своей супругой Алевтиной, мы здесь вроде как главные. А так я тебя сейчас по ходу со многими познакомлю…
Лада окунулась в какой-то совершенно потрясающий мир. Ее приняли, словно она была самой близкой и любимой родственницей. Хозяйка дома Алевтина показала ей дом.
– У нас несколько ванных комнат, – говорила она, открывая разные двери, – всегда какая-нибудь, да свободная есть… Огромная кухня, кто свободен, тот и готовит. Абсолютно любые продукты бери из холодильника. Ты ждешь ребенка? Вот тут фрукты, молоко. Бери, я прослежу! Комната у тебя небольшая, но уютная, поддерживать в ней чистоту и порядок будешь сама. А так у нас полная анархия. Постояльцы ходят на учебу, работу, приезжают, уезжают… Кто-то останавливается на один день, кто-то надолго, как ты… У нас есть бесплатные мастер-классы – живопись, лепка, вышивание. Можешь попробовать свои силы. В каждом человеке таятся замечательные таланты, я в этом уверена. Мы продаем работы недорого на благотворительных аукционах. Постояльцы, добившиеся жизненного успеха, становятся богатыми известными людьми, они перечисляют нам деньги, помогают продуктами… Вот такие, как Богдана. Мы существуем за счет благотворительных пожертвований. Смотри, мы готовились к твоему приезду.
Алевтина показала Ладе план, по которому она за пару недель в свободное время должна была ознакомиться со всеми достопримечательностями города.
Лежа в чистой постели в уютной комнате, Лада и в эту ночь не смогла заснуть, но уже по другой причине. Ей очень все понравилось, но она не могла поверить в происходящее, ей казалось, что это просто сказка. Такой точечный коммунизм.
Дальнейшая жизнь Ладу совершенно не разочаровала. Она продолжила свое обучение, бродила по городу, все больше и больше влюбляясь в него, обрела большое количество друзей. В доме она обустроила свою комнату и повесила хрустальную карусель со сказочными лошадками, чтобы они напоминали ей о Богдане… Она и готовила, и убиралась, пока Алевтина не стала ругаться, что с животом этого не стоит делать. К рождению ребенка ей принесли и детскую кроватку, и кучу детских вещей. Счастью Лады не было предела.
– С ребеночком будем сидеть по очереди, пока ты будешь в институте. Учиться надо обязательно, тебе профессия нужна! – сообщила Алевтина, успокаивая Ладу.
* * *
С того момента, как жизнь Лады круто изменилась, прошло время. Она только что окончила третий курс и устроилась на летнюю практику в известное издательство, где уже подрабатывала и получала гонорары. Она шла по набережной, стуча каблучками с «Ленинградским» эскимо в руках. На ней было красивое голубое платье, тяжелую копну волос шевелил теплый ветерок с реки. Настроение у Лады было прекрасное. Ее взгляд остановился на высоком парне, который стоял у парапета напротив ее дома.
«Не может быть…» – подумала Лада, и у нее мгновенно вспотели ладошки.
Парень, тоже, видимо, узнав ее, сделал несколько шагов навстречу.
– Сережа? Привет…
– Привет, я еле нашел тебя, – сказал Сергей. – Ты изменилась…
– Ты тоже, – ответила Лада, не отводя от него глаз.
– Все течет, все изменяется, – улыбнулся Сергей. – У меня теперь другая жизнь. После института работал журналистом… Ездил в «горячие» точки.
– Работал? – удивилась Лада.
– Получил ранение, и меня списали… Ушел из дома… Не хочу чтобы меня жалели и руководили моей жизнью. Прости, я знаю, что мне нечего рассчитывать на прощение и даже на понимание, прошло столько времени… Возможно, ты даже вышла замуж. Но я знаю, что у тебя есть ребенок…
– Да, есть. Это мой ребенок. Какое тебе до него дело? – Лада говорила совершенно спокойно, но сердце у нее колотилось часто-часто.
– Прости, прости, прости! Какой я был дурак… Лада, можешь наказывать меня сколько хочешь и как хочешь, но просто скажи мне, что это так… Я хочу помогать ребенку, я снял жилье в Питере, чтобы быть поближе к вам… Мне судьба оставила жизнь, чтобы я смог искупить свою вину перед тобой. Кто родился, Лада? Мальчик или девочка?
Лада на секунду задумалась, а потом решительно направилась к парадному, кивнув Сергею:
– Идем со мной.
Они вошли в дом и двинулись по коридору. Лада заглядывала в каждую дверь, открывая их по очереди. В одной из комнат она остановилась и позвала:
– Богдан! Сыночек… Мама пришла! Я хочу тебя кое с кем познакомить…