Хотя Хуртиг не имел полицейских полномочий в этом районе, полиция Сконе пошла ему навстречу, когда он попросил доступа к месту преступления. Понадобилось лишь два телефонных звонка.

Он припарковал «Волгу» на посыпанной гравием разворотной площадке возле оцепленного района; его встретил коренастый человек с усталыми глазами. Он представился как комиссар Гулльберг и рассказал, что ему известно об убитом.

Ханс-Аксель Юнг, офицер в отставке, вдовец. Уроженец Стокгольма, но купил здесь дом двадцать лет назад. По словам соседей – глубоко религиозный, волк-одиночка; его не особенно любили из-за того, что он отказывался брать свою собаку на поводок. В момент убийства фокстерьер был при нем.

– Тело в медицинской лаборатории в Линнчёпинге, – сказал Гулльберг. – Было сделано пять выстрелов, столько же пуль найдено. Они довольно необычной разновидности, применялись в шведской армии в пятидесятые-шестидесятые годы, поэтому не исключено, что оружие принадлежало самому майору Юнгу. В его доме сейчас работают техники.

Они пошли к бункеру, возле которого было обнаружено тело.

– Здесь он лежал, – Гулльберг указал на землю возле бетонной стены; Хуртигу это показалось лишним – на земле остались пятна крови. Гулльберг двинулся дальше вдоль бункера. – Идемте со мной.

Они пошли вдоль красного от водорослей берега; метрах в тридцати от бункера стояла белая палатка техников. Гулльберг остановился и откинул полог.

На песке внутри палатки виднелись пятна крови, кое-какие предметы разложены на пластмассовом столике. Отрезок окровавленного бинта, две бутылки из-под вина и облепленный песком комок рыбьих внутренностей.

– Ночью здесь находился не один человек, и это примечательно, учитывая время года, – заметил Гулльберг. – Мы нашли такие же следы подошв, как на месте преступления, сорок второй размер, и вот эти вещи. На винных бутылках два набора отпечатков пальцев, пробы крови с бинта отправлены на анализ.

– А рыбьи потроха? – спросил Хуртиг. – Они как будто довольно свежие.

– Да. Можно подумать, что те, кто был здесь ночью, рыбачили, но это невозможно.

– Вот как? Не понял.

– Карп, – сказал Гулльберг.

Хуртиг кашлянул.

– Прошу прощения, никак не соображу, в чем дело.

– Карп – пресноводная рыба. Ее не ловят в Шельдервикене.

– Но угря-то здесь ловят? Это не могла быть наживка или вроде того?

– Очень сомнительно, – сказал Гулльберг, снова поднимая полог палатки.

– И у вас нет подозреваемых, за исключением тех, кто устроил тут пикник с вином и сырой рыбой?

– Непосредственных подозреваемых нет. Но одного мы посадили под замок в первой половине дня.

– И кто это?

Гулльберг рассмеялся.

– Минут через пятнадцать после нашего прибытия тут объявился какой-то растерянный парень с камерой. От него несло перегаром, он утверждал, что он журналист и желает заявить об исчезновении человека.

Пьяница несчастный, подумал Хуртиг. Пол, кто же еще.

– Мы отправили его в Энгельхольм, в вытрезвитель. Конечно, его нельзя списывать со счетов, и когда он проспится, мы его допросим. Даже если он ни при чем, он мог что-нибудь видеть.

– Я знаю его, – сказал Хуртиг. – Мы живем в одной гостинице. Съезжу в Энгельхольм, разберусь.

– Да? – Гулльберг с интересом посмотрел на него. – Как по-вашему, он убийца?

Хуртиг подумал. Он знал, что может делать с людьми алкоголь.

– Нет, вряд ли. Во всяком случае, в нормальном состоянии.

Гулльберг кивнул.

– Тогда все. Созвонимся, – сказал Хуртиг и пошел к машине.

Он как раз прошел ограждение, когда зазвонил телефон. Это был Олунд; нажимая кнопку приема, Хуртиг заметил, что аккумулятор почти разряжен.

Олунд сообщил, что в полицейский участок Кунгхольмена прислали еще одно письмо. В конверте содержались клок волос, обрезки ногтей и водительские права.

– Водительские права? – спросил Хуртиг. – На чье имя?

Вокруг стояла абсолютная тишина, он не слышал ни шума моря, ни чаек, круживших у него над головой. Не слышно было даже гула приближавшегося шторма.

– Этот человек скончался. Его похоронили вчера после обеда.

– Похоронили? Как это? – спросил Хуртиг, хотя уже знал, что ответит Олунд.

– В церкви Гревье. Его звали Йон Ингмар…

– Густафсон. Но все звали его Ингу.

Через пять минут Хуртиг сидел в машине с ноутбуком на коленях и просматривал отчет техников о содержимом нового письма.

На водительских правах, принадлежавших Густафсону, Хуртиг увидел лицо с глубокими морщинами, густые белые волосы, а под взъерошенной челкой – глаза с острым взглядом.

Видит ли он художника, который перед тем, как покончить с собой, послал полиции Стокгольма несколько личных артефактов, – или еще одну жертву убийства?

Задачей Олунда было сделать то, чего не успеет сделать Хуртиг, и еще нескоро Олунду представится возможность спокойно повозиться с машиной или, как прочие люди, посмотреть телевизор в компании пиццы и упаковки из шести банок пива.

Пока Хуртиг вызволяет Пола Юрта из полиции Энгельхольма, Олунд должен добыть отчет о вскрытии и договориться о встрече с Иво Андричем. Если отчет не покажет ничего необычного, остается только подтвердить, что волосы и ногти принадлежат Ингу, а также определить, сострижены они до или после смерти. Только тогда можно будет с уверенностью сказать, что его убили.

Заводя машину, Хуртиг вдруг понял, что есть человек, знавший и Фабиана Модина, и Ингу Густафсона, и человек этот находится здесь, в Сконе.