Пролог

Стажер – это головная боль.

Новички глупы, ретивы и неповоротливы. А ведь и ты был таким. Все мы стажеры. Одни на службе Тьмы, другие – Света.

– Звать Глебом. Короткевич Глеб.

– Разрешите идти? – Командир патруля взял под козырек, хотя никакой фуражки не носил. Но его светлые волосы действительно торчали козырьком, роняя тень на лоб.

Юрий, как рекомендовано было еще Петром Великим, при беседе с начальством вид имел неизменно лихой и придурковатый. Чего там содержалось больше, зависело от ситуации.

– Доиграешься ты, Щукин, – констатировал шеф. – Прищучит тебя.

Новичок сидел в дежурке и пил чай в компании двух оборотней, Петрухи и Старого. Глянув через застекленную дверь, Юрий отметил: парень держится запросто. Уровень Силы не выше пятого – шеф показывал характеристику.

– Который тут Глеб? – ввалился Щукин.

Новичок вскочил.

Хорошо. Оперативник. Сразу распознал: командир.

Волкулаки хмыкнули. Потом скривили морды: сидеть им на пульте до ночи, принимать звонки да вяло наблюдать за артефактами, а собеседника вот-вот заберут. Иной из другого города не каждый день бывает, да такой…

Облик у парня был, конечно, тот еще. Розовая рубашка в крупную клетку, красный галстук-бабочка, узенькие джинсы. И в основании композиции – кроссовки с разноцветными шнурками. Продвинутый мальчик, ничего не скажешь.

– Ну, пойдем, стажер, – заключил Юрий, смерив новенького взглядом, каким, наверное, опытный коп изучает новобранца перед рейдом по самым бандитским трущобам. – Оружие получим.

Из сейфа Щукину выдали три перстня различного действия. Стажеру полагался «люксометр».

– Ого! – Новичок уважительно посмотрел на арсенал старшего, а затем обескураженно – на свой: – А это чего?

– Никогда не видел? – Щукин оказался выше Глеба на полголовы и бросал начальственные взгляды с двойной легкостью.

– Я в патруле уже был, – поспешно сказал Глеб. – Но у нас таких нет.

– А зря! «Люксометр» замечает и фиксирует все Светлые воздействия на специальный кристалл. Эдакий сумеречный видеорегистратор. Будешь осваивать!

Они вышли на служебную стоянку. Ее делили с развлекательным центром по соседству, а тот размерами во много раз превосходил скромный на вид, всего в два надземных этажа, офис Дневного Дозора. Почти неиссякаемый источник Силы, даже днем – под боком. Мудрое решение принял шеф, когда перевел контору сюда. И от центра города недалеко. Может, даже строительство развлекательного «сити» тоже было подсказано кому надо с применением толики волшебства?

Глеб вертел в руках «люксометр».

– Ты лучше через Сумрак погляди, – невинно посоветовал Юрий, дистанционно заводя патрульный «солярис» мышиного цвета. – Не сюда, а вон туда!

Стажер послушался – и едва не выронил прибор. Сделал шаг назад.

«Хорошая реакция», – подумал Щукин, увидев, как замерцали в Сумраке зеленоватым светом кончики Глебовых пальцев: тот мгновенно активировал чары.

– Не может быть! – ахнул Глеб.

Наверняка он сейчас лихорадочно вспоминал первый семестр дозорной школы, курс «Реальные и вымышленные магические существа». По крайней мере Юрий на его месте именно так и сделал бы.

– Почему нет? – философски ответил Щукин.

– Он же из кино!

– Ну и что? Тот, кто его придумал, был наш человек. В смысле, Темный. Художник Гигер, слышал? Он эту тварь в Сумраке увидел, вдохновился и нарисовал для кино. Ферштейн или нихт ферштейн?

– Правда, что ли? – Глеб слегка качнул головой, не в силах отвести взгляд от того, кто замер на парковке, такой реальный среди колеблющихся автомобильных силуэтов.

Настоящий Чужой из одноименного фильма, аутентичный в каждой детали, от кончика хвоста до капелек слизи на двойной паре челюстей.

– Наша сторожевая псина, – прокомментировал Юрий. – Светлые ранили, живодеры. А шеф наш выходил, в Инквизицию пожаловался. Разрешили оставить. Зовут Нострик.

– С ума сойти… – Глеб все же повернулся к Юрию, видимо, собираясь забросать вопросами, но тут-то как раз и увидел ауру… а в ней все оттенки лжи и правды.

Щукин мог бы закрыться, как старший по уровню. Но не стал. Только хмыкнул и широко улыбнулся.

– Разыграл, да? – Глеб, кажется, сам не знал, как реагировать: заржать, обидеться или нехорошо ругнуться. Здравомыслие победило – и стажер тоже заулыбался.

– А ты поверил? – Юрий сделал вид, что не сканировал Глеба через Сумрак. – Кино небось любишь. Тут, кстати, неплохой мультиплекс, прямо вон там. – Щукин махнул рукой в сторону служебного входа в развлекательный центр. – Можно сходить после дежурства, заодно в баре посидеть.

– А ведь как настоящий! – Глеб еще раз восхищенно осмотрел Чужака и даже сделал порыв подойти ближе. – Где вы его взяли?

– На третьем этаже лазертаг, оттуда выкинули. Хвост сломался или коготь, не помню уже. Там у них этого барахла полно, роботы, штурмовики из «Звездных войн»… А мы его на первый слой затащили, починили – заклинание-то простецкое. Ауру ложную повесили, чары сохранности, чтобы тлел помедленнее. Дворник за ним следит, поддерживает. Сюда даже Светлые при случае новичков приводят. Тоже шуткуют.

– Ну, вы даете… – Стажер все же забрался в машину.

Юрий заметил на крыльце под козырьком для курящих Петруху, который довольно прятал телефон. Наверняка выскочил типа с сигареткой, а сам хотел заснять розыгрыш на камеру и показать, гогоча, напарнику. Оборотень Старый до таких щенячьих радостей не снисходил.

Щукин вывел «солярис» на улицу, привычно чертыхаясь на дорожные выбоины. Их не мог ликвидировать никто – ни городские службы, ни Дозор. Шеф занял принципиальную позицию: мол, дело человеческое, – и Иные вынуждены были время от времени платить за ремонт то одной, то другой единицы автопарка. Это, надо полагать, обходилось конторе дешевле.

Стажер осваивал «люксометр». Игрушка и впрямь была затейливая, отделанная золотом, с блестящими кристаллами, несколькими циферблатами и фигурными стрелками. Ведьма делала, правда, с высшим техническим, но все же…

– Держи на коленях, – предупредил Юрий. – Лишнее внимание ни к чему. Не волнуйся, не промахнется. Ты в Рязани первый раз?

– Ага. Я вообще мало где был. Ну, только в школе Дозора поездил.

– А сам, стало быть, из Иванова… И как там?

– Нормально, – пожал плечами Глеб. – Вот развлекательных центров таких крупных пока нет, как у вас… с Чужими. У нас больше торговые. Кстати, наш проект, Дневного Дозора. Уже лет пятнадцать идет, если не дольше.

– А что так? – Юрий остановился, пропуская даму, катившую детскую коляску и при этом совершенно не смотревшую на дорогу. Бибикнул.

Дама метнула взгляд, обжигающий сильнее файербола Светлых, и покатила дальше.

– Говорят, началось еще в конце девяностых. Регион депрессивный, предприятия стоят, напряженность высокая. Вот наши и предложили. Народу есть куда энергию сбросить – а нам всегда будет где взять. Потом даже в Москве благодарность объявили за удачное решение. Светлым пришлось согласиться. Никаких тебе шабашей, все культурно, покупательский ажиотаж – и только. А Светлые свой проект сами уже давно продвигали, с вузами. Типа больше институтов – больше молодежи, выше уровень образованности – меньше Тьмы. Наши им разрешили, и вот пришлось расплачиваться. А с вузами все хуже, рождаемость низкая была…

– Это их проблема. – Юрий мягко повел дальше, выруливая к историческому центру.

– Красиво тут у вас, – вставил новичок.

– Ты еще кремль не видел. Ничего, заедем ближе к обеду. Там все равно надо инспектировать.

– Пьяных нет. Даже странно. У нас едешь в патруле – и обязательно кто-нибудь с утра уже хороший… А синего мха – почти как у нас. – Глеб перестал вглядываться в «люксометр» и вертел головой по сторонам.

– У нас не только мох. Еще грибы сумеречные.

– Правда, что ли?

– Увидишь. Они тебя тоже.

– Это как?

– Мы же в Рязани. В Сумраке грибы с глазами.

– Шутишь опять? – недоверчиво покосился на Юрия стажер.

– Не без этого. А ты нарушение пропустил…

В этот момент «люксометр» завизжал голосом отпетой истерички. Глеб даже вздрогнул. А Щукин резко, не слушая недовольных «фа-а!» соседних машин, съехал к обочине.

– …А ты говорил, пьяных нет. – Юрий вновь тронул машину. – Все у нас есть. Если поискать.

– Может, надо было только предупреждение? Для первого раза… – Глеб, свидетель резкого и неприятного разбирательства, задумчиво вертел в руках протокол, словно не решаясь сунуть его в папку. – Девчонка же его совсем легонько. Может, он даже не завяжет надолго. Да и был почти трезвый… так, после вчерашнего.

– Уже готов выгораживать! Еще один шажок не в ту сторону, Темный. – Юрий смотрел на Глеба через салонное зеркало. На ауру, раскрашенную стыдом и смятением, можно было и не глядеть. – Я тебе больше скажу. Этот мужичонка – наш человечек.

– В смысле?

– Мы его поддерживаем. Деньгами там, здоровьишко подправляем. А его задача – не завязывать и крутиться в самом центре, воображая всякую жуть от своего пагубного пристрастия, – последнее Щукин процедил сквозь зубы. – Неопытные Светлые, как та девчонка, и ведутся. У нас на город несколько таких… хм… агентов. В том числе укурыши и героинщики.

– Ну, вы даете… – Глеб подбирал слова. – Какого… зачем эти подставы?

– Про вакцинацию слышал? Это прививка для Светлых. Наполучают штрафов за мелочь – будут думать, идти ли на крупняк.

– Но ведь все равно у нас как бы паритет. Какая разница? Были бы тогда у нас права на что-то посильнее…

– Не скажи. – Юрий перестроился в крайний правый ряд. – Ответные права на что-то посильнее – это новые охотничьи лицензии вампирам и оборотням. Или на порчу. Считай – человеческие жизни. Светлые об этом часто не думают. Не всегда, по крайней мере.

– Так оборотни вроде как наши. – Глеб явно вспомнил Петруху и Старого.

– В семье не без урода. Но уроды – они и есть уроды. Нечего людей понапрасну жрать! Вампам донорскую кровь исправно выдают, а волкулакам – ампутированные руки-ноги и то, что от абортов остается…

Стажера передернуло. А ведь наверняка проходил всю эту Иную биологию, причем недавно. Не мог не знать. Хотя бы то, что оборотни вынуждены поедать свиные внутренности в сыром виде – органы очень похожи на человеческие. Тем, кто перекидывается в приматов и травоядных, конечно, проще, но и там много неаппетитного.

– Вампир может и не всего человека… – Короткевич убеждал, кажется, самого себя.

– Угу. Может. Высший. Который сотню-другую лет учился инстинкты контролировать. Ты много Высших знаешь? В России, по-моему, вообще ни одного. А остальным от сонной артерии оторваться – все равно что законченному торчку с «герыча» слезть. И оборотням – что, прикажешь на охоте людей не резать, а кусками выгрызать? Вам рассказывали, что укус оборотня не всегда обращение, но практически всегда – бешенство? У них-то самих к бешенству иммунитет, а людей заражают только так.

– Ради этого вы Светлым и не даете людей с иглы снимать? – Глеб сделал вид, что не заметил, как «люксометр» на его коленях пискнул. Впрочем, писк был слабенький, можно и проигнорировать, а потом, на досуге, изучить запись на кристалле. – Даже поддерживаете алкашей и торчков?

– «Поддерживаем» – это значит совсем не даем опуститься. А лечиться не мешаем! Мы не отнимаем у людей выбор. Мы не Светлые! Это они хотят, чтобы все маршировали к Свету ровными рядами. Дневной Дозор потому и существует, чтобы выбор был – и у нас, и у людей. Ферштейн или нихт ферштейн?

Глеб молчал. Он явно ждал чего угодно, только не таких этических вопросов. Да, парень, это тебе не Чужой на парковке.

Щукин тем временем вырулил к кремлю, притормозил у белокаменной стены. Сквозь проплешины в штукатурке были видны древние кирпичи.

– Прогуляемся, – сказал подшефному.

Тот вылез, размял суставы. «Люксометр» захватил с собой, без напоминаний догадался надеть на него иллюзию планшетника.

В глубь кремля Щукин новичка не повел, вместо того увлек за ограду, к самому валу и рву.

– Здорово! – Глеб запрокинул голову.

– Полезли? – Юрий первым начал взбираться по крутому склону.

Стажер явно не привык к таким восхождениям, к тому же старался не уронить и не повредить свою технику. Но от Щукина почти не отставал.

– Здорово… – только и сумел выговорить, оказавшись на гребне и силясь охватить взглядом окрестности.

Они двинулись по протоптанной тропинке. Несмотря на летний день и ясную погоду, людей на валу почти не было. Лишь пара девчушек почему-то в камуфляжной форме и старичок с подрамником и кистями – явно выбирал натуру для пленэра.

– А что, это вот прямо сюда монголы карабкались, когда Рязань брали? – Короткевич наверняка уже снимал в голове блокбастер.

– Нет. Это вообще не Рязань.

– Шутишь опять? – Глеб даже остановился.

– Не та Рязань. Старая – она километрах в двадцати отсюда. А город раньше назывался Переяславль-Рязанский. Его потом уже переименовали. Не все знают.

Стажер, конечно, принадлежал к «не всем».

– Как ты стал Иным? – спросил Юрий.

Про «когда» можно было и не спрашивать. Год-два назад. Потом ускоренный курс.

Глеб помрачнел.

– Да глупо как-то… Знаешь, с собой хотел покончить. Пока с духом собирался, все оттягивал, меня наставник и вычислил. Случайно.

– Наставник из Дневного?

– Ага. Замглавы.

Все было понятно. Случайность, по всей вероятности, была управляемой и хорошо подготовленной. Наставник терпеливо ждал, пока будущий ученик дойдет до грани. А может, даже подталкивал. Исподволь. Доступными средствами. Не нарушая Договора. И в нужный момент явился в качестве спасителя. А Юрий еще толковал парню про выбор.

Да уж, дозорный. Нашел тему.

Но Юрий почему-то не мог остановиться.

– Хороший наставник – это, брат, важно. У меня тоже когда-то был. Без него и меня бы тут не было. Только он, прикинь, Светлый. То есть был Светлым, а потом ушел в Инквизицию. Тогда-то мы и встретились.

– Дела… – протянул Глеб.

– Я же в дозорную школу не ходил. В специнтернате учился. Кстати, недалеко от Иванова, нас даже на экскурсию туда возили, по Золотому кольцу.

– А сразу чего не сказал?

– У тебя в детстве приводы были? Ты бы сразу начал про них в патруле болтать? Интернат – он вроде колонии. Для тех, кто Договор нарушает. У нас тогда вообще у всех мозги с приветом были. Один раз в Питер поехали, тоже на экскурсию. Нашли какую-то старинную подудень на кладбище, даже не поняли, что такое, но мощная, зараза! Силой накачались от нее под завязку, море по колено, на Дозор с Инквизицией полезли. – Юрий проследил за выражением лица стажера. Наверное, тот удивился сильнее, чем когда столкнулся с космической тварью. – Если бы не наставник, Дмитрий Леонидыч, был бы у меня пожизненный магический блок. А то и чего похлеще! Ладно, не бери в голову.

Короткевич, сунув под мышку «планшетник», восхищенно рассматривал то золоченый шпиль колокольни, то Успенский собор с непривычно синими куполами, усыпанными звездами.

– Пошли к мосту, – направил Юрий. – Там народу много, Светлые часто приходят. Сначала работа.

Склон уводил к подножию колокольни.

– А мост, кстати, в честь тебя назвали! – заметил Щукин.

– Опять шутишь… – проронил стажер, все еще находясь под впечатлением от красот.

– Ладно, не в честь тебя. Но как специально дожидались. Глебовский.

– А там что? – Тезка моста едва ли не вприпрыжку подбежал к перилам и замер.

Казалось, для него в этот момент исчезли и памятники старины, и кремлевский вал. Перед Глебом внизу развернулся, как ему почудилось, бескрайний лес, среди деревьев которого пряталась блестящая и узкая, как ленточка старого магнитофона, речушка.

– Трубеж. – Юрий широко оперся на чугунные перила. – Она идет вот так полукругом, и получается Остров. На той стороне, рядом вон с той церквушкой, еще памятник Есенину. Отсюда не видно.

– А он тут что, жил? – Стажер не отводил глаз от завораживающей панорамы: буйная, как есенинские кудри, чаща в самом центре города.

– Он же родился здесь недалеко. Ты еще спроси, кто это вообще!

По легким оттенкам смущения в ауре напарника Юрий понял, что оказался недалек от истины. Новичок явно собирал в памяти скудные знания о поэте, словно остатки мелочи по карманам.

Щукин негромко прочитал наизусть, иронически глядя на потуги Короткевича:

Новичок вздрогнул: настолько чуждыми в погожий день и в таком месте казались эти строки.

– Он тоже был Темный?

– Нет, даже не Иной. Просто очень чувствительный. Как сейчас помню, нам Дмитрий Леонидыч рассказывал… Пройдемся по набережной. Если ничего интересного не найдем, прочешем кремль для порядка.

Патрульные медленным прогулочным шагом двинулись по асфальтовой дорожке к скрытому пока от глаз спуску на причал Лыбеди. Глеб, совсем позабыв о «люксометре», смотрел то на Трубеж, то на проплывающий мимо собор.

Людей попадалось очень мало, все же будний день. Вечером, говорил Щукин, ближе к концу смены, нужно будет вернуться сюда еще раз. Ауру места чувствуешь? Это одна из главных Светлых точек города. Здесь и Ночной Дозор перед дежурством нередко ошивается, заряжает амулеты и о себе не забывает. Да и простые Светлые каждый день появляются, энергии положительной уйма: туристы, родители с детьми, свадьбы – с той стороны набережной все прутья ограждения в замочках. А Светлых нет-нет и дернет не просто взять, а еще и дать – в обход Договора. Линии вероятности чуть подправить, от роковых ошибок предостеречь, на здоровье исподтишка повлиять. Потому тут особое наблюдение требуется.

– Ты глянь, чего творит! – Юрий прервался. – Мать-то куда, блин, смотрит? Вот для такой дуры я бы реморализацию простил. Еще бы «спасибо» сказал!

Глеб посмотрел туда, куда указывал напарник. В груди екнуло.

В том месте почему-то отсутствовал целый пролет в ограждении. Именно сюда и забрался пацаненок лет пяти-шести. Оступись – и покатится по крутому склону с десяток метров. Пусть под ногами мягкая трава, а внизу, перед речушкой, еще пологий берег – мало не покажется. Шею свернет. Стажер закрутил головой уже не как праздный зевака и даже не как оперативник. Он искал взрослых, которые привели сюда малыша. Как на грех, никого не было, даже легкомысленных влюбленных парочек.

Глеб поймал тень от ресниц и глянул через Сумрак. На набережную. На стены ближнего храма. На малыша на краю пропасти.

– Ты видишь?!

– Еще бы, – ответил Юрий.

«Люксометр» здесь неизменно слегка фонил – место такое. Но сейчас он был бесполезен. В Сумраке отчетливо просматривалась аура ребенка. Странная, не похожая ни на одну из тех, что приходилось сканировать Глебу за всю его короткую жизнь в Дозоре. И Юрию – за куда более длинную. Но несомненно, аура Иного, судя по возникающим и тут же пропадающим разрывам.

Не Светлая и не Темная. Чистая.

– Удачно зашли. И время наше. – Щукин говорил почему-то мрачно и сам не понимал своего настроения. Может, потому что выявленный маленький Иной мог в любую секунду сорваться и погибнуть.

Юрий осторожно, чтобы не напугать малыша, начал приближаться. Попутно он думал, как того позвать. Потом мысленно обругал себя и надел «обаяшку». Этому трюку его научили еще в интернате закадычные приятели Влад и Гарик. Теперь пацаненок будет воспринимать незнакомца как кого-то родного и сам пойдет навстречу. Зови малыша как угодно – все равно будет рад.

А если вдруг откуда ни возьмись появится родительница или старшие братья-сестры, им тоже будет казаться, что Юрий – свой. Уж тогда-то он их обложит по-семейному! Родственничек-мужчина может и по загривку схлопотать.

Не стесняясь, Юрий просто крикнул:

– Эй, мальчик!

Главное, привлечь внимание. Но ребенок над обрывом даже не обернулся. Он стоял и размахивал руками.

Юрий повторно обругал себя и активировал «фриз», который всегда носил на кончике мизинца. Сначала парализовать, оттащить от края, потом разбираться. Или прямо в таком виде грузить в машину и везти в офис. А там уже искать родителей, оформлять бумаги, препираться со Светлыми. Претензии с их стороны бесполезны: в таком возрасте инициировать еще нельзя, но первенство выявления однозначно принадлежит Дневному Дозору, и вероятность обращения к Тьме – девяносто девять процентов.

«Фриз» хорош всем, но это не пуля, летит не мгновенно. И промахнуться редко, но может. Так случилось именно теперь. Стоило заклятию сорваться с мизинца Юрия, как мальчик повернулся лицом к дозорному и вдруг упал на четвереньки. Разумеется, заряд прошел над ним и улетел куда-то в кроны деревьев над Островом. Может, даже поразил на несколько часов зазевавшуюся ворону.

А мальчик пополз к Юрию.

Тот сперва выдохнул. «Обаяшка», скорее всего, заработала. Но этой иллюзии хватило лишь на пару секунд. Малыш полз достаточно быстро, как звереныш, и смотрел будто сквозь Щукина. Дозорный снова внимательно прощупал находку через Сумрак: да, определенно Иной. Но что же он такое видит и куда ползет? Впрочем, главное – отползает от бездны.

– Мальчик, мальчик… – Юрий бросился к пацаненку, наклонился, мягко схватил за подмышки.

Детская ручонка с ненормальной силой впилась в запястье. Ребенок закричал. Не заплакал, не завизжал от испуга. Он кричал, как зверек, и крик переходил в шипение.

Тогда Юрий инстинктивно ушел в Сумрак целиком. Насильно втаскивать туда ребенка он не стал, просто хотел ускользнуть из цепкого – что за бред! – захвата малыша. Это ему удалось. Мир привычно выцвел, на фигурных решетках ограждения чуть ли не заколосился обильный синий мох, ударил из ниоткуда ледяной порыв ветра.

Никто уже не стискивал руку Темного.

А затем Сумрак взорвался. Цвета вернулись на мгновение и заиграли радугой. Сияние тут же погасло, и все стало по-прежнему… нет, другим. Тот же мох, та же скудная палитра, тот же холод. Все ощущалось и воспринималось иначе.

Юрий неуклюже повалился на землю рядом с малышом. Тело заломило: сердце, виски, суставы. В мозге как будто кто-то заворочался, натыкаясь в темноте на стенки черепной коробки и проклиная все на свете. Щукин схватился за оберег-кулон на шее, но ничего не почувствовал. Накатила дурнота вкупе с усталостью. Дозорный попытался накрыться Щитом и не сумел. Просто ничего не вышло. Он поднял руку к лицу – на кончиках пальцев не зажглось ни единой бело-голубой искорки. Не сказать, чтобы там ничего не было. Юрий чувствовал энергию – но не владел ею, та стала как будто чужой.

А самое жуткое – он не узнал свою руку. С возрастом она уже начала трансформироваться. В человеческом облике становилась все более мускулистой: Щукин любил плавать и регулярно ходил в бассейн, еще и фитнесом занимался. Но в сумеречном перевивалась жилами, усыхала, а ногти давно уже превратились в желтоватые когти. Теперь же в больной руке нечто разглаживалось, а ороговевшие участки кожи пошли трещинками и зачесались. И почему-то Щукин знал – кожа под ними будет уже не землистой, а розовой.

Как у ребенка.

В другой руке защипало. Юрий осознал, что магические кольца, накачанные Темной силой, жгут фаланги. После двух безуспешных попыток сложить пальцы в комбинацию и сбросить заряд Щукин чертыхнулся и принялся кольца срывать.

А когда сорвал, предпринимать что-либо оказалось уже поздно. Можно было только наблюдать.

Глеб отбросил «люксометр» и метнулся к ним обоим: к старшему напарнику и малышу. Стажер не понял, что случилось, и не заметил исходящей от ребенка опасности. Скорее всего, он первым оказал бы помощь Юрию. Но малыш очутился на шаг ближе, и у Короткевича сработали рефлексы более глубокие.

Он наклонился к малышу. Мальчик дотронулся до него. Легонько. Скорее погладил.

Глеба откинуло на метр, и стажер провалился в Сумрак. Вокруг плясали быстро гаснущие радужные сполохи.

Малыш больше никуда не стремился. Он даже поднялся с четверенек.

Сумрак прорезал истерический визг – звуковой сигнал «люксометра». Артефакт в нескольких шагах от Юрия мерцал кристалликами и вращал стрелками на циферблатах. Техника делала свое дело, а ее магическая начинка не признавала никаких чудес.

Застонал новичок Глеб. В реальном мире появились двое прохожих, мужчина с женщиной. Остановились, глядя на малыша. Для них он был один-одинешенек на набережной.

Юрий понял, что уже не выйдет из Сумрака и не вытащит стажера.

Но последнее средство все же было. Древнейшая магия, как учили их еще в интернате. Он вытащил из кармана складной ножик со множеством лезвий. Раскрыл самое большое – крепкий коготь на указательном пальце неожиданно сломался во время этой процедуры. Полоснул себя по предплечью раз, другой.

Вытекающая кровь запузырилась, серое марево пришло в движение.

В голове отчего-то сами по себе выплыли строки:

Мир обретал краски. Жидкость, дающая иллюзию жизни вампирам, сулила еще сколько-то настоящей жизни Юрию с напарником. Щукин выходил, и перед удивленными прохожими сейчас из воздуха появлялся лежащий на мостовой парень с русыми волосами, выдающимися вперед, словно козырек. Впрочем, они не могли бы заметить сам выход. Вот стоял одинокий ребенок – а рядом уже взрослый.

Кровь из ранки капала на неизвестно откуда взявшийся летом пожухлый кленовый лист.

Но Юрия сейчас не волновала ни кровь, ни прохожие, ни даже странный пацан. Он смотрел на Глеба, вернее, на ауру стажера.

Дневной дозорный стонал и корчился. Тьма ничем уже не могла помочь ему.

Потому что аура пульсировала Светом.