Я напрягся, но она в меня не целилась и даже палец не держала на спусковом крючке.

– Возьми, Эд, на всякий случай. Я купила его вчера, но пользоваться им не умею – пусть лучше у тебя будет.

Вспотев, я вытер лоб платком и взял у нее черный автоматический пистолет тридцать второго калибра. С предохранителя Салли его не сняла.

– Осторожно, он заряжен!

Я вынул магазин и отвел затвор, посмотреть, нет ли патрона в стволе. Его не было: без досылки пистолет бы не выстрелил. Знала она об этом или думала, будто оружие готово к употреблению?

– Допустим, ты хочешь выстрелить, Салли. Как бы ты это сделала?

– Ну, нажала бы на курок, как же еще?

О предохранителе она не имела никакого понятия, и я благоразумно не стал просвещать ее.

– Да, правильно. Хорошо, пусть останется у меня.

Я вернул магазин на место, но патрон в ствол так и не дослал, чтобы Салли в случае чего не смогла пальнуть сразу – так оно спокойнее. Положив пистолет у телефона, я встал, зевнул – фальшивый зевок тут же сменился настоящим – и повесил пиджак на спинку стула.

– Уже поздно, Салли, а мне завтра рано вставать. Но ты не волнуйся, сплю я чутко и сразу проснусь, если что. Входная дверь заперта?

– Сейчас закрою. Она единственная, черного хода у меня нет. В спальне окно, но оно выходит в вентиляционную шахту. Ты ложись, а я еще почитаю – утром заспалась допоздна. Спокойной тебе ночи и спасибо большое.

– Спокойной ночи, Салли!

Она задержалась в дверях. Мне хотелось поцеловать ее, и ситуация подсказывала, что ей тоже этого хочется, но я боялся, что потом не сумею остановиться.

– Можно я приоткрою дверь, Эд? С одним вентиляционным окошком я задохнусь, а так хоть сквознячок будет.

– Да, конечно.

Дверь осталась открытой дюймов на шесть, и я слышал, как Салли ходит по спальне. Я не раздевался, снял только туфли, галстук и расстегнул воротник рубашки. Кресло, где я сидел, было мягкое, ноги я положил на стул, лампу выключил, но заснуть не мог долго: в голове теснились мысли.

Вскоре я все-таки задремал, потому что чуть не выпал из кресла, когда рядом зазвонил телефон.

– Да? – сказал я в трубку и сообразил, что этого делать не следовало. Друзья и родные Салли наверняка удивятся, что по ее телефону среди ночи отвечает мужчина – не пришлось бы ей оправдываться потом. Да, зря я это.

На том конце провода повесили трубку. Я сделал то же самое, ругая себя за глупость. Странно все-таки… могли хотя бы спросить, туда ли попали.

Светящиеся стрелки моих наручных часов приближались к двум. Свет в спальне горел, но никаких звуков не слышалось. Либо Салли уснула, пока читала, либо нарочно не погасила лампу. Если бы она слышала телефон, то обязательно спросила бы, кто звонил.

Я решил, что надо сказать ей об этом звонке. Пусть знает, что я снял трубку – вдруг неизвестный подумает, будто ошибся номером, и перезвонит.

Я окликнул Салли, потом приблизился к ее двери и позвал громче. Ответа не было. Открыв дверь чуть пошире, я заглянул в спальню. Салли Доуэр лежала на кровати в чем мать родила. Я испытал шок, увидев, что глаза у нее открыты и неподвижно глядят в потолок. Вошел и потрогал ее. Холодная. Прекрасная, но холодная. Дивная грудь больше не вздымается от дыхания. И никаких следов насильственной смерти.

Я вышел из комнаты, подумал немного, снял трубку и назвал телефонистке домашний номер капитана Бассета из отдела по расследованию убийств, нашего с Эмом близкого друга. Мы помогли ему раскрыть пару дел.

– Это Эд Хантер, Фрэнк, – произнес я, услышав его сонный голос. – Для начала запиши адрес и номер квартиры.

– Записал. Что стряслось?

– У меня тут мертвая девушка. Похоже на естественные причины, однако обстоятельства несколько необычные. Не нужно официально звонить в отдел, но тебе бы не мешало приехать и доктора с собой взять.

– Ладно, Эд, буду через полчаса. И доктору Грэму звякну, чтобы одевался и тоже ехал.

– Спасибо, Фрэнк. – Я подумал, не позвонить ли и дяде, но решил, что не надо. Сейчас он уже спит, а будить звонком нашу хозяйку, миссис Брейди, не следует.

Я вернулся в спальню и еще раз взглянул на Салли Доуэр. Поза естественная, только правая рука закинута на изголовье кровати, будто Салли хотела дернуть за цепочку торшера и погасить свет, но не дотянулась. Под головой две подушки, рядом книга карманного формата. Я прочитал название: «Жизнь в других мирах», некоего Х. Спенсера Джонса. Странно, что девушка, так боявшаяся марсиан, на сон грядущий читала про них же.

Открытое окно действительно выходило в узкую вентиляционную шахту. Я высунулся: соседские окна только наверху и внизу, на этом этаже ни единого. Теоретически кто-то мог влезть в комнату сверху или вскарабкаться снизу, но никаких признаков проникновения я не заметил. На подоконнике лежал тонкий слой нетронутой пыли, накапливающийся за летний день на всех чикагских подоконниках.

Может, яд? Я осмотрел все, надеясь найти пустой флакон или коробочку из-под пилюль, даже под кровать заглянул. Проверил комод и аптечку в крохотной ванной, но обнаружил лишь пузырек с йодом, наполовину пустой. Салли умерла не от этого – отравление йодом ни с чем не спутаешь.

Электрошок? Торшер, похоже, исправен. Тронул его металлическую ножку – током меня не стукнуло. Дернул за цепочку, выключил его и снова зажег, восстановив первоначальную картину.

Может, Салли хотела поправить абажур, чтобы удобнее было читать? Я снял его и осмотрел. Красивый, не из дешевых, снаружи медный, внутри алюминиевый – но очень легкий. Да это целлюлоид, покрытый металлической фольгой с двух сторон! Я вернул его на место и обошел комнату, ища хоть что-нибудь, не укладывающееся в привычные рамки. Нет, ничего такого, кроме мертвой обнаженной девушки на кровати, которая боялась, что ее убьют. Я вернулся в гостиную, включил лампу, обулся, повязал галстук, надел пиджак и оставалось только ждать Бассета с доктором.

Бассет явился первым. Я подвел его к двери в спальню. Он тихо свистнул.

– Я ее знаю. Психованная. Приходила вчера в участок, просила защиты от марсиан – одетая, правда.

– Ты сам с ней говорил, Фрэнк?

– Нет, Макклейн. Но я ее видел у него в кабинете. – Усталый взгляд Бассета скользил по комнате, замечая каждую мелочь. – Макклейн вышел и попросил меня побеседовать с ее родней – они живут около Роджерс-парка, он знал, что я все равно туда собираюсь. Я поговорил с опекуном, спросил, не опасно ли девушка одну отпускать – может, нам ее в психушку направить?

– А он что?

– Сказал, она не чокнутая, но внушаемая, и в голову ей иногда взбредает разная чушь. Согласился, что эта идейка будет покруче других, и обещал поговорить с девушкой, может, и к психиатру ее сводить. Нас это устраивало. Подумаешь, марсиане, мало ли в Чикаго людей с бредятиной! Я знаю одного парня, так он…

– И вы ее отпустили?

– Да. Я позвонил Макклейну, он говорит: зачем же ее задерживать, если опекун все берет на себя. Безобидная, и ладно. На улице больше психов, чем в дурдомах, и пока они держатся в рамках…

– Не позвонить ли, кстати, опекуну? Фамилия его Стэнтон – ну, ты и сам знаешь. Есть у него телефон?

– Конечно, я с него и звонил Макклейну. Давай сначала послушаем, что доктор Грэм скажет, а потом позвоним. Несколько минут роли не играют. Ты находился с ней, когда это произошло?

Я покачал головой:

– В кресле сидел. В гостиной.

– Спал, что ли? – скептически спросил Фрэнк.

– Сначала нет, потом да. Не знаю, в какой момент она умерла. Я здесь был примерно с полуночи до двух часов, когда тебе позвонил. Около часу бодрствовал, затем задремал. Могу лишь сказать, что смерть наступила между двенадцатью и двумя часами. Когда я в два часа вошел в спальню, девушка уже остыла.

– С чего тебе вздумалось пойти туда? Одиноко стало?

Когда я стал рассказывать о разбудившем меня телефонном звонке, в квартиру постучались: явился доктор Грэм. Выслушав Бассета, он прошел в спальню и закрыл дверь. Мы с Бассетом остались в гостиной.

– Давай я расскажу все сначала, Фрэнк. Мы с ней познакомились только вчера, так что история будет недолгая.

Рассказ я начал с того момента, как Салли явилась в наш офис. Мое согласие остаться у нее ночевать бесплатно – с какой стороны ни взгляни – прозвучало глупо, однако Бассет, верил он в это или нет, меня не остановил. Когда я сообщил, как нашел ее и сразу позвонил ему, он спросил, трогал ли я что-нибудь до или после звонка.

– Тело трогал – удостовериться, что она мертва. Выключил и включил торшер, проверяя, не ударило ли девушку током. Там все в порядке. Осмотрел спальню и ванную, но ничего не переставлял.

– Что еще?

– Я снял на ночь туфли, пиджак и галстук и снова надел их, пока ждал тебя.

Грэм вышел из спальни.

– Никаких следов. Подумал бы, что это сердечный приступ, но сначала историю болезни не мешало бы посмотреть. Не знаете, кто был ее врач?

– Сейчас выясним, – произнес Бассет. – Сможете задержаться на пару минут? – Доктор кивнул, Бассет заглянул в записную книжку и набрал номер. – Время смерти примерно определите?

– Не менее двух часов назад.

Значит, Салли умерла, как только легла. Когда я еще не заснул. Все это время я сторожил мертвое тело.

Бассет, кратко пообщавшись со Стэнтоном, записал что-то в книжку и сообщил:

– Сейчас он подъедет. Говорит, у Салли действительно было больное сердце. Назвал мне фамилию и телефон ее кардиолога – я и ему позвоню.

– Да, хорошо бы и он приехал, – промолвил доктор Грэм. – Если она являлась его пациенткой, то свидетельство о смерти должен выписать он.

Когда Бассет закончил разговор с кардиологом, Грэм сказал:

– Вы назвали его доктором Керри. Уолтер Керри?

– Он самый. Знаете его, доктор?

– Понаслышке. Известный кардиолог, один из лучших.

– Это хорошо. Он тоже обещал приехать и подтвердил, что несколько лет Салли лечилась у него. Расширение сердца, весьма опасная штука. Внезапная смерть его не удивила.

– Если он не найдет ничего подозрительного, то вскрытия не понадобится. При отсутствии прочих подозрительных обстоятельств, разумеется.

Доктор Грэм взглянул на меня. Я хотел сказать, что Салли опасалась за свою жизнь, но промолчал, принимая во внимание ее потенциальных убийц.

– Тебе лучше уйти, Эд, – заявил Бассет. – Неудобно получится, особенно если Стэнтон и жену приведет. Даже мне нелегко поверить, что ты спал в гостиной – неизвестно, как другие к этому отнесутся.

– Пожалуй, ты прав.

– Домой пойдешь? Ладно, будем на связи. Если этот специалист откажется подписать свидетельство, придется заводить дело, ждать результатов вскрытия и брать с тебя официальные показания – ну, а в случае естественной смерти все проще. Не будет от меня звонка – приходи утром в участок, если тебе интересно, и я все расскажу.

Еще бы не интересно!

– Ладно, Фрэнк, спасибо. Пойду прямо домой и стану ждать вестей от тебя.

Был четвертый час ночи. Я старался не разбудить дядю Эма, но он сразу открыл один глаз и спросил, какого черта – пришлось поведать ему все как есть. Мы обсудили случившееся. Я лег в половине пятого, заснул не раньше шести, будильник зазвонил в семь. Выключив его, я подумал сначала, что мне приснился плохой сон, но через минуту вспомнил, что это было на самом деле. Салли Доуэр была милой девушкой, хотя и не в себе малость, а теперь она умерла.

Бассет, которого я дожидался в отделе, явился в девять часов и позвал меня к себе в кабинет.

– Все нормально, Эд. Доктор Керри подписал свидетельство – ни у него, ни у Грэма не возникло ни малейших сомнений, что девушка умерла от сердечного приступа. Керри говорит, это могло случиться в любое время и без особых причин.

– Все выглядело бы правдоподобнее, если бы причина все же имелась.

– Керри того же мнения. Испуг, шок, слишком большое усилие. Но ты ведь там находился, Эд – она не могла испытать ничего такого без твоего ведома.

– Полагаю, что нет.

Бассет откусил край сигары и закурил:

– Стэнтоны, кстати, поняли все правильно. Я им сказал, почему ты там оказался – как иначе объяснить, что тело нашли еще ночью, – и они приняли все за чистую монету. Он просил даже поблагодарить тебя за то, что ты пытался помочь ей.

Лучше бы не благодарил, подумал я.

– Могу я еще что-нибудь сделать?

– Что, например? И зачем?

– Мне нравилась эта девушка.

– Показаний твоих мне не требуется, поскольку смерть естественная. Миссис Стэнтон, между прочим, объяснила то, что меня слегка озадачило: Салли всегда спала нагишом. Терпеть не могла пижам, даже в холод.

– Я тоже. Трусы, правда, могу оставить.

– Теперь понятно, почему она читала перед сном в таком виде, но дверь-то приоткрыта была. Либо она доверяла тебе, либо все-таки надеялась, что ты к ней заглянешь.

Я поблагодарил Фрэнка за помощь и отправился в наш с дядей офис.

Эм дремал в кабинете, задрав ноги на стол. Я снова занялся письмом в финансовую компанию, которое так и осталось в машинке.

– Господи, парень, – пробудившись, проворчал дядя. – Я думал, тут из пулемета строчат, с такой скоростью ты печатаешь.

– Можно подумать, ты лучше умеешь.

– Да уж не хуже. Ты ночью спал меньше, чем я – пойди придави, а я допечатаю.

Так мы и поступили. Мысли о Салли Доуэр долго не давали мне покоя, но часок я все же поспал.

После обеда у нас появился клиент. Ничего особенного – один адвокат просил найти человека, чтобы тот подписал отказ, без которого сделка не могла состояться. Координаты, которые он мне дал, были старые, и я никого не отыскал, зато скоротал полдня и немного подзаработал.

В вечерней газете сообщалось о завтрашних похоронах Салли Доуэр. Я нашел еще открытую лавку флориста и попросил отправить цветы в морг, который упоминался в заметке.

Следующий день, суббота, прошел без всяких событий.

В воскресенье мы спали допоздна, почитали воскресные газеты и выбрались на ленч.

– Что дальше будем делать, Эд, сходим посмотрим что-нибудь? – спросил дядя.

– Я хочу зайти к Джеральду Стэнтону.

– Кто он? Знакомая вроде фамилия.

– Опекун Салли Доуэр.

– Господи, зачем тебе это?

– Сам не знаю. Просто хочу с ним поговорить.

– Спятил ты, вот что. Дело-то закрыто. Знаю, ты до сих пор о нем думаешь, но нужно ли? Девушка умерла от сердечной болезни.

– Может, и так.

– Не может, а точно. Ну, как хочешь. Пойти с тобой?

Мне не хотелось впутывать дядю, да и впутывать, собственно, пока было не во что.

Располагая большим запасом свободного времени, я не стал предварительно звонить Стэнтону. Доехал до станции «Роджерс-парк» и направился по адресу из телефонной книги. Стэнтоны жили в третьей квартире, на втором этаже трехэтажного шестиквартирного дома. Домофона не было, поэтому я просто вошел и постучался к ним в дверь. Открыл мне высокий худощавый мужчина с белокурыми волнистыми волосами.

– Чем могу помочь?

Говорил он не слишком внятно и с трудом фокусировал на мне взгляд. Прилично выпил, похоже, но богатая практика позволяла это скрывать. Ему было лет сорок.

– Дома ли мистер Стэнтон? Я хотел бы поговорить с ним.

– Он скоро придет. Входите, если не прочь подождать. Будьте как дома и все такое. Присаживайтесь. Выпьете что-нибудь? Само собой.

Рей Вернеке, не иначе. Дядя Рей, выпивоха. Если я хочу что-то узнать от него, лучше принять предложение. С пьяницами всегда так: мелют без остановки, когда с ними пьешь, и обижаются, если отказываешься.

Я ломаться не стал. На кофейном столике уже стояла бутылка виски, не слишком дешевого и не самого дорогого. Вернеке лил виски в стакан, как воду – я начал его останавливать еще на середине, но он налил восьмиунцевую емкость почти до краев. Такое количество чистого виски без намека на закуску меня не устраивало, но я взял стакан, поблагодарил и сделал глоток.

Я сидел на диване, Вернеке – на стуле передо мной.

– В одиночку неохота, а дома только непьющий Дикки. Я в одиннадцать вообще-то тоже не пил, разве что горячий тодди, когда простывал. Как же я любил эти тодди, до сих пор иногда готовлю себе. Знаете, что это такое? Я и вам сделаю.

– Спасибо, мне бы с этим управиться. – Я выпил еще глоток, доказывая свое прилежание.

– Ну так вот. Дикки, значит, всего одиннадцать, и прочие тоже неважные собутыльники. Думают, что до вечера пить нельзя, глупо же. Джеральд с Евой поехали прокатиться, воздухом подышать. Не понимаю, откуда у людей эти предрассудки насчет свежего воздуха? С Дороти не хотите увидеться?

– А она разве дома?

Он с мрачным видом потряс головой:

– В кино пошла. Это я ей велел, чтоб не сидела и не задумывалась – потенциальной психопатичке задумываться не следует. Дороти как раз такая, хотя мозги у нее хорошие. Я помогаю ей выправиться. Салли мою помощь не принимала, не любила меня. Не доверяла, наверное. А с Дороти у нас все нормально, и я могу ей помочь.

– Как именно?

– Я с ней провожу курс лечения. Смыслю в этом побольше, чем психиатры. Выступал когда-то на эстраде с чтением мыслей. Сказать, о чем вы думаете сейчас?

– Валяйте.

– Что для начала мне самому нужно вылечиться от пьянства.

Я посмеялся и признал, что он прав. Этот Вернеке начинал мне нравиться.