– Надо что-то делать, – произнес я, когда она замолчала. – Позвонить в полицию и сказать все как есть или смыться по-тихому. Его когда-нибудь найдут, но лучше всего, конечно, убрать труп, чтобы его обнаружили в другом месте.

– В полицию нельзя, Эд. Они сразу раскопают, что Гарри тут жил, и пришьют мне соучастие во всех его подвигах. Один раз я действительно у них на стреме сидела, в машине. Господи, какая же я была дура! Не смекнула, что он нарочно меня замазывает, чтобы я молчала потом. Полиция знает, что Голландец в том деле тоже участвовал, и если…

– А тебя что, опознать могут?

– Думаю, да.

– Тогда им звонить не следует. Езжай-ка ты в Индианаполис, прямо сейчас, если есть такая возможность.

– Но меня ведь искать будут, когда обнаружат Голландца! Какой уж тут Индианаполис, мне теперь всю жизнь придется скрываться…

– Ясно. Копам звонить нельзя, здесь его бросить тоже не получится. Давай соображать, как его вытащить.

– Вообще-то тут есть грузовой лифт. Можно спуститься к черному ходу, он в переулок выходит. Теперь уже за полночь, вряд ли кто встретится, но потом нам понадобится автомобиль. Голландец ведь ужасно тяжелый, Эд. Мы его дотащим?

Я посмотрел, где у нее телефон.

– Там увидим, Клэр. Подожди.

Я соединился с «Вакером» и вскоре услышал дядин голос. От облегчения у меня ослабли коленки, и я плюхнулся на стул.

– Это Эд, дядя Эм!

– Куда ты пропал, паршивец? Сижу тут, как дурак, и жду твоего звонка. Никак влип во что-то?

– Похоже, да. Я звоню… с того самого номера.

– Ну молодец… или нет?

– Слушай, нам машина нужна…

– Кому нам?

– Нам с Клэр. Разговор идет через твой коммутатор, поэтому…

– Понял, скоро перезвоню. – И перезвонил, минут через пять. – Я в будке, Эд. Излагай.

– Мы с Клэр хорошо поладили, но тут пришел третий лишний – Голландец. Он перепил и вырубился. Хотелось бы препроводить его домой, не светясь в холле, и здесь его тоже лучше не оставлять. Если поставить машину у служебного входа и помочь нам затащить его в грузовой лифт…

– Ясно. Такси подойдет?

– Таксист может забеспокоиться, Голландец прямо как неживой.

– Понял. Держи форт, морпехи скоро прибудут.

Мне значительно полегчало.

– Он действительно твой дядя? – спросила Клэр. Я кивнул. – Ты тут такого наплел… Отца убили, дядя, который сейчас спит, ловит Гарри, на Мичиганском бульваре лежит снег семифутовой глубины…

– Кроме снега, все правда. Я знал, что ты не поверишь, потому и сказал. Тогда я еще не знал, кто ты и что.

Она снова взяла меня за руку.

– Правильно сделал, что сказал.

– Постарайся вспомнить, Клэр: Гарри, Голландец и Бенни когда-нибудь называли при тебе фамилию Хантер?

– Не помню такого.

– Давно ты их знаешь?

– Два года, я же тебе говорила.

Мне очень хотелось верить ей, но нужно было убедиться на сто процентов.

– А про Кауфмана слышала? Джорджа Кауфмана?

– Да, – кивнула она. – Недели две-три назад. Гарри сказал, что некий Кауфман может позвонить по этому номеру и назвать мне какой-то адрес. Мол, чтобы я все записала и передала ему, то есть Гарри. Еще этот Кауфман мог сказать, что нужный человек сидит у него в баре – в таком случае мне надо будет срочно найти Гарри.

– Ну и как, позвонил он?

– При мне – нет.

– Кто еще мог принять звонок?

– Сам Гарри – в то время бывало так, что я уходила, а он оставался. Больше никто. Тот человек, про которого должен был сообщить Кауфман, твой отец?

Я кивнул. Ее рассказ во всем сходился с рассказом Кауфмана, значит, оба они говорили правду.

– Ты знаешь что-нибудь про брата Гарри, про Стива?

– Он в тюрьме, в Индиане, кажется. Сел еще до того, как я Гарри встретила. Эд, мне необходимо выпить. Ты как? Может, мартини тебе смешать или еще что-нибудь?

– Да, мартини в самый раз будет.

Клэр встала и ахнула, увидев себя в зеркале над камином.

– Сейчас, Эд, минутку. – Она ушла в ванную, открыла там воду. Значит, и ей стало легче: раз девушке не безразлично, как она выглядит, дело не так уж плохо.

Из ванной она появилась, как миллион баксов в новых хрустящих бумажках. Пока она возилась с ледяными кубиками и вермутом, у двери раздался звонок.

– Это дядя Эм, пойду открою. – Цепочку я все же накинул и опустил руку в карман с револьвером, но это действительно был он – в фуражке таксиста.

– Такси заказывали?

– Да, заходите. – Я открыл ему дверь. – Мы еще не все уложили.

– Ты правильно поступил, только помаду с физиономии вытри, – произнес дядя Эм. – Где он тут?

При виде Клэр дядя слегка поднял брови и сложил губы, как для свиста. Нормальная мужская реакция. Потом увидел Голландца и сморщился.

– Зря я кран не пригнал. Крови нет, уже хорошо. Что ты с ним сделал, напугал до смерти?

– Я бы сказал, все было наоборот. Познакомься, дядя Эм, это Клэр.

Он пожал ей руку.

– Очень приятно даже в таких обстоятельствах.

– Спасибо, Эм. Мартини? – Клэр достала третий стакан.

– Ничего, – сказал я, угадывая дядины мысли. – Я выпил два наперстка зеленых чернил когда-то и ржаной виски в баре, где-то в прошлом году.

Клэр налила нам. Вкус мне понравился.

– Много ты рассказал девушке, Эд? – поинтересовался дядя.

– Достаточно. Клэр за нас.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Я тоже надеюсь.

– Ладно. С подробным отчетом можно подождать до утра.

– До утра еще дожить надо, – заметил я.

– Верно. Как по-твоему, сдюжим мы вдвоем с твоим пьяным другом?

– Попробуем.

– Такси стоит в переулке у черного хода, только он заперт, я к вам пришел с парадного. Нет ли у вас ключа, Клэр?

– Дверь там открывается изнутри. Заложим в нее картонку и вернемся тем же путем. Лифт стоит на первом этаже. Сейчас спущусь и попробую поднять его на четвертый.

– Не надо. Лифт штука шумная, тем более грузовой, которым ночью не пользуются. Мы снесем Голландца по лестнице, а вы идите впереди, чтобы ни на кого не нарваться. Если увидите кого-нибудь, заговорите с ним. Мы услышим ваш голос и остановимся.

Дядя взял Голландца за плечи, я за ноги – он был слишком тяжелый, чтобы волочить его под руки, будто пьяного.

Коридор, лестница. Не хотел бы я работать так на постоянной основе. Дверь внизу открылась легко, как и сказала Клэр. В переулке никого не было. Мы затолкали Голландца на пол между задним и передним сиденьями, укрыв его одеялом, которое Клэр захватила с собой.

Мы с дядей вытерли пот. Он сел за руль, мы с Клэр – сзади.

– Есть идеи относительно того, где уложить его на покой? – спросил Эм.

– Переулок между Фрэнклин и Орлеан? Хотя нет, ему там не место.

– Я знаю дом на Дивижн, где он жил раньше, – произнесла Клэр. – Можно там, на задах.

– Умница, – похвалил дядя. – Никто и не подумает, что его специально привезли туда из «Милана-тауэрс».

Мы выбрались на Фэрбенкс, свернули по Эри на бульвар, доехали в потоке транспорта до Дивижн. Через десять минут мы избавились от Голландца и покатили обратно.

Разговаривать мы начали, лишь когда снова влились в движение на бульваре. Башенные часы пробили два. Я обнимал одной рукой Клэр.

– Револьвер еще у тебя, парень? – спросил дядя.

– Да.

Он опять припарковался у черного хода.

– Дайте мне ствол и ключ, я пойду проверю квартиру – вдруг еще каких-нибудь гостей принесло.

Я хотел пойти с ним, но он не позволил. Было очень тихо.

– Поцелуй меня, Эд, – попросила Клэр и добавила: – Сяду в поезд прямо с утра, боюсь здесь одна. Проводишь меня?

– Чикаго большой – могла бы просто переехать куда-нибудь, пока все не закончится.

– Нет, Эд. Адрес в Индианаполисе я тебе не скажу, а ты обещай, что не станешь меня искать. Завтра мы распрощаемся навсегда.

Я не спорил, понимая, что она права.

– Вылезайте! – скомандовал дядя, открыв нашу дверцу. – Вот вам револьвер, вот вам ключ. От ствола, Эд, избавься еще до прихода в «Вакер». Кто знает, в каких делах он замазан? И отпечатки свои сотри.

– Я не совсем дурак, дядя Эм.

– Когда увидимся, в полдень?

– Да, наверное.

– Выпить не подниметесь, Эм? – спросила Клэр.

– Нет, ребята, – ответил он, садясь на место водителя. – Такси вместе с фуражкой стоят двадцать пять баксов в час, а я уже два часа ими пользуюсь, дороговато получается.

– Тогда до свидания.

– Благослови вас Бог, дети мои. Берите с меня пример и ведите себя хорошо.

Мы постояли еще немного в тепле и темноте летней ночи.

– Хорошо как, – промолвила Клэр.

– А будет еще лучше.

– Да, Эд. Обязательно.

Мы обнялись и поцеловались.

– Ну что, пойдем? – сказала она. – Снег-то какой.

И мы зашли в дом.

Когда я проснулся, Клэр, уже одетая, укладывала чемодан. Электрические часы на тумбочке показывали десять.

– Доброе утро, Эд, – улыбнулась она.

– Как там снег, идет еще?

– Нет. Я как раз собиралась тебя будить. Есть поезд в одиннадцать пятнадцать – как раз успеем, если без завтрака.

Клэр достала из шкафа второй чемодан. Когда я наскоро принял душ и оделся, она уже уложила вещи.

– Выпьем кофе с пончиками на вокзале, до поезда всего час.

– Может, такси вызвать?

– Тут рядом стоянка, утром проблем не возникнет.

Я взял чемоданы, а Клэр дорожную сумку и какой-то сверток с почтовыми штемпелями.

– Подружке на день рождения, – пояснила она. – Еще два дня назад хотела отправить.

Подружке так подружке. Я поставил чемоданы у двери и протянул руки Клэр.

– Не надо, Эд. Мы уже попрощались ночью. Значит, не ищи меня и не пытайся за мной проследить.

– Почему, Клэр?

– Со временем ты поймешь. Или спроси у дяди, он тебе объяснит.

– Но…

– Сколько тебе лет? Двадцать?

– Почти девятнадцать.

– А мне двадцать девять. Сам видишь…

– Угу. Старуха глубокая, в артериях бляшки.

– Не старуха пока, но для женщины это уже не первая молодость. Насчет работы и скромной комнатки я тебе наврала. Если женщина привыкла к хорошей жизни, она больше к прошлому не вернется, во всяком случае я.

– Найдешь себе такого, как Гарри?

– Найду, но не такого. Деньги, нажитые подобным путем, больше не для меня, научилась кое-чему в Чикаго. Мне повезло, что ты оказался здесь, когда Голландец явился.

– Я понимаю, но почему бы нам…

– Много ли зарабатывают наборщики, Эд?

– Ладно. – Я снова взял чемоданы.

Мы сели в такси на стоянке и поехали на вокзал Дирборн. Клэр держалась очень прямо, но я заметил слезы у нее на глазах. Не знаю, хуже мне стало от этого или лучше. Лучше, наверное, если вспомнить прошлую ночь, но попробуй пойми этих женщин. Взять хоть маму, ставшую вдруг такой милой после папиной смерти. Почему они не могут определиться, какими им быть, плохими или хорошими? В нас во всех хорошее перемешано с плохим, но женщины как-то быстрее переключаются. Прямо из кожи вон лезут, чтобы достать тебя или, наоборот, обласкать.

– Лет через пять ты обо мне и не вспомнишь, Эд.

– Нет. Буду помнить. – Мы миновали Ван-Бюрен под эстакадой и пересекали Луп, приближаясь к вокзалу.

– Поцелуй меня еще разок… если хочешь, конечно.

Я поцеловал. Посылочный сверток соскользнул с колен Клэр на пол. Я поднял его, запомнив имя и адрес.

– Если выиграю миллионный джекпот, свяжусь с тобой через твою подружку в Майами.

– Не надо, Эд. И в лотерею играть не следует. Работай и будь тем, кто ты есть. На перрон со мной не ходи, возьму носильщика – да вот и он.

– Но ты говорила…

– Поезд вот-вот отправится. Слушайся маму и оставайся в такси.

Носильщик уже подхватил чемоданы Клэр.

– До свидания, – промолвил я.

– Обратно в «Милан-тауэрс»? – спросил таксист.

– Да, – кивнул я, глядя, как уходит, ни разу не оглянувшись, Клэр.

Она бросила посылку в почтовый ящик и вошла в здание вокзала. Я продолжал смотреть, когда такси уже отъехало от тротуара, и заметил невысокого брюнета, который вышел из другого такси и быстрым шагом устремился к вокзалу. Он показался мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где его видел.

– Я ошибся, в «Милан-тауэрс» не надо, – сказал я таксисту, поворачивавшему на Дирборн-стрит. – Поехали в «Вакер», на Кларк-стрит.

Мы остановились у светофора, и я вспомнил, где видел того брюнета. В баре «Милан-тауэрс» вчера вечером. Итальянец, похожий на гангстера. Уж не Бенни ли Россо?

– Стойте! – воскликнул я. – Высадите меня прямо здесь.

– Как скажете, мистер, – отозвался водитель, затормозив у тротуара. – Надеюсь, это окончательное решение?

Я сунул ему пару баксов, без сдачи, и побежал обратно – так было быстрее, чем просить его вернуться к вокзалу через несколько светофоров, но этот квартал от Харрисон до Полк все равно жутко длинный. Я чуть не попал под машину, пока добежал.

Я и не знал, какой он огромный, Дирборн. Клэр и того брюнета я не нашел нигде, хотя дважды обошел все платформы.

– Поезд на Индианаполис уже отправился? – уточнил я в справочной вокзала.

– Его подадут только в двадцать пять минут, сэр.

– Я спрашиваю про тот, который в одиннадцать пятнадцать.

– На Индианаполис такого поезда нет.

Вокзальные часы показывали четырнадцать минут двенадцатого.

– А какие еще поезда отправляются в это время?

– Сент-Луисский экспресс с шестого пути и девятнадцатый с первого – на Форт-Уэйн, Колумбус, Чарльстон…

Два длинных состава, и всего минута осталась. Безнадега, притом денег у меня даже до Форт-Уэйна не хватит. Служитель закрывал железные воротца на пятый путь. Последний мой шанс – носильщик, но их тут не менее дюжины, все в красных фуражках, а на того, кто взял багаж Клэр, я даже не взглянул. Я вцепился в первого попавшегося.

– Это не вы подносили багаж леди, которая приехала на такси?

– Может, и я. Какой поезд?

– Сам хотел бы знать. Минут пятнадцать назад.

– На сент-луисский, кажется, одну посадил. Два чемодана, сумка и вроде бы скрипичный футляр.

– Ладно, спасибо. – Я дал ему никель. Бесполезно; если даже я и найду того самого, он уже ничего не вспомнит.

Может, Клэр вообще никуда не уехала, потому и не пустила меня на вокзал? Раз про поезд наврала, могла выдумать и про все остальное. Вышла в другую дверь, и привет.

Я сел на скамейку и стал размышлять. С чего я взял, будто видел пассажира другого такси в «Милане-тауэрс»? А если и видел, то это совсем не обязательно Бенни Россо – мало ли итальянцев в Чикаго.

Нет, все напрасно. Не мог я злиться на Клэр. Она, конечно, дала мне отставку, но честно объяснила, почему это делает. После этой ночи я уже никогда не смогу по-настоящему на нее разозлиться. Даже когда женюсь и у меня будут дети и внуки, воспоминание о ней все равно останется в моей памяти. Пора сматываться отсюда, а то еще разревусь, чего доброго. Я вышел на Южную Кларк-стрит и сел в трамвай.