– Денисов, я сегодня остаюсь в лаборатории, данные обрабатывать!

– Да, любимая!

Галина Юрьевна по своей извечной привычке встала на полчаса позже нас с Петровичем и теперь умывалась, параллельно раздавая ценные указания подчиненным, то есть опять-таки нам. Я уже успел сервировать завтрак в крохотной кухоньке и блаженствовал, потягивая сладкий чай, заодно мысленно поторапливая напарника, хрустящего кормом с витаминным комплексом. Кот это жорево не любил, потому требовался контроль с моей стороны. Одними кольцами кальмара сыт не будешь, а питомец должен быть полон сил и энергии, иначе какой из него работник? Хотя, судя по последней Галиной фразе, сегодня нам особо напрягаться не придется, будем сами себе хозяева. В кои-то веки, честно говоря. Достала меня начальница, чтоб ей ноготь поломать…

– Ай, бли-и-ин!!!

– Любимая?

Галя высунулась из тесной каморки, объединявшей в себе функции душевой кабинки, умывальника и санузла, и плаксиво пожаловалась:

– Я ноготь сломала!.. На мизинце, представляешь?

– Сочувствую, – предельно серьезно отозвался я, про себя содрогнувшись от хохота. Петрович навострил уши, но я зверским взглядом заставил его вернуться к еде. – Иди ко мне, я тебя пожалею.

– Да ну тебя! – Галя с убитым видом еще немного полюбовалась на пострадавший палец и снова забилась в кабинку. Акустика в ней была хорошая, так что она почти не повышала голос. – Если я к тебе выйду, опять на работу опоздаем.

– Да ладно, – хмыкнул я. – Вот чего я не могу понять, так это твоей болезненной тяги к соблюдению распорядка дня. Ну кто тебе чего здесь скажет? Ты же и есть тут главная начальница.

– Вот потому и должна быть для всех примером.

В ответ на это заявление я недоуменно покачал головой, а Петрович и вовсе прикрыл лапой морду, изобразив распространенный сетевой мем.

– Лопай, не отвлекайся, – поторопил я в очередной раз напарника и одним глотком допил остывший чай.

Спрашиваете, как Галя стала начальницей? Да мне самому интересно, но давайте обо всем по порядку…

За два крайних месяца жизнь наша резко изменилась. В какую сторону, пока сказать трудно, не хватает данных для анализа, как в таких случаях выражается Галина Юрьевна. Но на Пятачке мне нравится, хоть и вынуждены мы жить в типовом блоке, которому очень далеко до нашего дома на основной базе. Главным образом из-за нового поля деятельности: единственная моя задача в последнее время состояла в общении с афалинами и постоянном расширении «словарного запаса». Работа, с одной стороны, привычная – опыт есть, мы с Петровичем почти год занимались примерно тем же, с другой – приесться она еще не успела. Плюс нет нужды постоянно мотаться по отдаленным островам, занимаясь откровенной рутиной – ну, вы в курсе.

Ту памятную ночь, которая теперь во всех отчетах нашего отдела лаборатории именуется Контактом – именно так, с большой буквы – и все следующие сутки мы с Галей и Петровичем шли на катере за афалинами. К утру второго дня псевдодельфины, которых к этому моменту осталось не больше десятка (остальные их сородичи незаметно отстали в пути), вывели нас к островку с нетипичным рельефом. По сути, он представлял собой огромную скалу, поросшую кое-где джунглями, обрывистую с одной стороны и пологую с другой. Имелась на нем и укромная бухточка, столь крохотная, что в ней с трудом можно было разместить пару катеров типа нашего, ну и еще для нескольких плоскодонок-надувнушек место бы осталось. Здесь же располагался единственный на весь остров пляж, плавно переходивший в поляну размером с хорошее футбольное поле. Других ровных площадок не было, со всех сторон громоздились скалы, пробраться по которым смогли бы разве что горные козлы. Название «Пятачок» родилось само собой, да так и прижилось, хотя официально остров поименовали Флоранс-2 и по документам провели как базу специального отдела биолаборатории. Занимался наш спецотдел проектом с говорящим названием «Генезис-3001» – убогость фантазии доктора Робинсона уже давно никого не удивляла.

Да, вы правы, научный руководитель базы принял самое непосредственное участие в нашей работе. Не знаю, как бы сложилась Галина судьба как ученого, если бы не наше открытие. Моя подруга не ошиблась, выложив Робинсону все подробности дела, теперь даже я с этим был согласен. Галин конфликт с профессором Корневой разрешился волшебным образом: доктор Робинсон любезно согласился стать научным руководителем моей ненаглядной, заодно и с тематикой определились, благо поле деятельности перед нами раскинулось необъятное. Если все пойдет по плану, еще нескольким поколениям аспирантов работы хватит. Она так и не призналась, из-за чего поцапалась со «старушенцией», да я особо и не настаивал. Зато неожиданно оказался соавтором будущей диссертации. Как пояснил Робинсон, взваливший на себя бремя кормчего, без меня все равно не обойтись, впрочем, как и без Петровича. Но оформлять кота, будь он хоть трижды гением, соавтором научной работы не пришло бы в голову даже самому отъявленному троллю, каковых в высших академических кругах хватало, так что отдуваться придется мне. Формальных причин для отказа не нашлось – какое-никакое, а высшее образование у меня имелось, так что никто не мог мне запретить защищаться. Ученые в один голос заверили, что всю бумажную работу, равно как анализ результатов и их публикацию, они берут на себя, мне нужно будет всего лишь поприсутствовать на процедуре защиты, поэтому, поразмыслив, я дал согласие. В конце концов, ученая степень, пускай и по биологическим наукам, лишней не будет, а вкалывать мне в любом случае придется. И если насчет Гали у меня были сомнения, то доктор Робинсон дядька серьезный, к тому же он очень быстро сообразил насчет сенсации, эксклюзива и прочих приятных сопутствующих мелочей и засекретил все разработки, то есть поспособствовал моему же плану, только на более высоком уровне. С учетом секретности проекта «Генезис-3000» дочерняя тема и вовсе стала секретной в квадрате. Так что первым делом доктор распорядился перенести все работы по Контакту подальше от любопытных глаз, и в результате мы переселились на тот самый остров, указанный афалинами.

С благословения начальства на Пятачке за две недели вырос целый исследовательский комплекс: стандартный модульный поселок с капитальным эллингом, десятком индивидуальных жилых боксов – тесных и неудобных (особенно если жить там вдвоем плюс не самый мелкий кот), внушительным куполом лаборатории с не менее внушительным подвалом, метеостанцией, узлом связи и прочими хозяйственными постройками. Спецы из технического отдела даже умудрились развернуть крохотный стартовый «пятак», притулившийся у самых скал, на котором почти безвылазно торчал легкий катер-лаборатория. Его мы использовали в основном для сообщения с большой землей – островом Флоранс, до которого по прямой было около трехсот километров. По воде муторно, учитывая извилистый маршрут, так что минимум раз в неделю нелюдимому пилоту по имени Клаус приходилось наведываться на основную базу, главным образом за продуктами и реактивами.

Кроме нас с Галей и пилота, на острове вахтовым методом проживало еще четырнадцать человек. Семеро Охотников, то есть стандартное отделение, занимали четыре отдельно стоящих бокса. Две Галиных лаборантки-хохотушки жили в соседнем с нами домике. Трое техников, обслуживающих морской транспорт, да и вообще всю инфраструктуру поселка, квартировались в пристроенном к эллингу флигеле, а в случае нужды и на катерах могли заночевать. Авиатехник Пауль – такой же угрюмый и неразговорчивый, как и пилот, – делил с Клаусом жилые комнаты в здании диспетчерской службы, если это строение можно было так назвать. На мой взгляд, оно больше смахивало на складской ангар, куда в случае необходимости можно было загнать наш летательный аппарат, и являлось второй по величине постройкой на базе. Более крупными габаритами мог похвастаться только эллинг на два катера. Биолаборатория шла на почетном третьем месте. Учитывая размер свободной площади и количество научного персонала, не было ничего удивительного в том, что последний член нашей маленькой коммуны – Вениамин – устроился на постой в непосредственной близости от лабораторного оборудования. Собственно, за ним он и должен был следить, равно как и за узлом связи, и вообще за всей энергетикой и сложной электроникой базы.

Налицо было количественное несоответствие между мужской и женской частями коллектива, но пока что конфликтов на этой почве не случалось. Отчасти благодаря вахтовому методу: весь персонал, за исключением нас троих, менялся раз в две недели; отчасти благодаря счастливому стечению обстоятельств: в текущей смене только одна из лаборанток-хохотушек не была обременена постоянными отношениями, вторая же давно и всерьез крутила роман с Вениамином. Остальные техники оказались мужиками серьезными, к легкомысленным поступкам не склонными, а потому хранили верность подругам и женам, оставшимся на Флоранс. Единственная обездоленная девушка пыталась подкатывать к Клаусу с Паулем, но им и без нее было неплохо – у меня даже возникли определенные нехорошие подозрения насчет пары пилот – техник, но я благоразумно оставил их при себе. Охотникам же, как людям служивым, личная жизнь не полагалась по определению. Вот так и жили мы уже в общей сложности полтора месяца.

Да, забыл, руководил проектом «Генезис-3001» с легкой руки Робинсона молодой и перспективный специалист Рыжик Галина Юрьевна. И я находился в ее непосредственном подчинении, как и прочий персонал. Вот такой вот выверт судьбы.

– Денисов, не спи, замерзнешь! – Покончившая с водными процедурами Галя наконец выбралась из санузла и заняла на редкость неудобное откидное сиденье с противоположной стороны столика. Учитывая размеры хозблока вообще и столешницы в частности, мы оказались почти что нос к носу. – Ты чаю мне налил?

– Не-а, боялся, что остынет, – легко отбрехался я, подхватывая чайник. – Тебе нормальной заварки или, как ты любишь, из пакетика?

– Дурак!

– Ладно уж, угощайся!..

Оставив подругу наедине с чашкой и парой бутербродов, я заглянул ненадолго в спальню, являвшуюся одновременно и гостиной. Если бы не надувная кровать, добытая у Миши Кульмана сразу по прибытии на Флоранс, не знаю, как бы мы выкручивались – жилой блок был настолько тесным, что ни о каком совместном проживании в нем и речи не шло. Охотники, правда, тоже жили парами, да и лаборантки, но они, насколько мне было известно, пользовались двухъярусными койками, что нас с Галей по понятной причине категорически не устраивало. А так очень даже неплохо получилось: кровать встала аккурат по центру комнатушки, впритык к лицевой, так сказать, стене блока, украшенной парой подслеповатых окошек. С остальных трех сторон оставались относительно широкие проходы, открывавшие доступ к встроенным шкафам, в которых нам приходилось хранить все пожитки, включая мой бронекостюм. Доставленный с большой земли оружейный сейф сюда не поместился, так что все оружие, кроме пистолета, я разместил на одном из катеров: по здравом размышлении мы решили не корячиться с тяжелой бронированной коробкой и оставили ее, где была. По этой же причине утлая семиметровая скорлупка с тройкой на борту стала моим штатным плавсредством, и на ней поселилось также все «научное» оборудование. В кавычках, потому что назвать все эти самоделки полноценными приборами язык не поворачивался, хоть и потратили мы на них больше недели. Опять же Миша Кульман помог, как материально, так и в качестве неплохого специалиста-электронщика, служившего хорошим дополнением к рукам Вениамина.

Облачившись в броню и нацепив кобуру с пистолетом, я подхватил шлем и вышел в узкий коридорчик, деливший блок на две неравные части: бóльшую – спальню и меньшую – хозблок, совмещенный с санузлом. Галя уже разобралась с завтраком и играла с Петровичем, который под это дело забил на остатки сухого корма и выцыганил у девушки шмат колбасы.

– Ну что, мои рыжие друзья, готовы к труду и обороне?

– Всегда, – фыркнула Галя, чуть не поперхнувшись чаем, и легонько подтолкнула блаженствующего Петровича. – Меня не ждите, я задержусь немного. Варьке привет.

Кот с явной неохотой спрыгнул с девичьих колен (вот, кстати, один из примеров женского коварства – таскать сумочку и переносной терминал ей тяжело, а девятикилограммового котяру нянькать – запросто) и протопал по гулкому пластиковому полу к входной двери, где и расселся с укоризненным видом, дескать, позвал, а сам тормозишь. Послав напарнику мысленный «волшебный пендель», я на прощанье чмокнул любимую в щечку и поспешил на выход. Герметичная створка с готовностью отозвалась на касание сенсора, утонув в стене, и мы с напарником оказались в совсем уж крошечном шлюзе. Честно говоря, я не видел в его наличии никакой необходимости, но типовой блок есть типовой блок, так что пришлось в первый же день «хакнуть» примитивный контроллер, зафиксировав внешний люк в постоянно открытом положении.

Выбравшись на улицу, я вдохнул полной грудью по-утреннему свежего воздуха и задумчиво уставился на небо. Судя по прогнозу, ближе к вечеру нужно ждать неприятностей в виде довольно редкой для этих мест непогоды, пока же ничто не предвещало ненастья. Полную безмятежности бездонную высь с фиолетовым отливом украшали редкие клочки облаков, легкий ветерок приятно холодил кожу и нашептывал что-то вроде «забей на работу, забей…», но я не стал прислушиваться к сладким речам и решительно зашагал к эллингу, благо идти было всего ничего – метров этак семьдесят по прямой. Пока я добрался до места, по пути поздоровавшись с дежурным техником и лаборантками, Петрович дал традиционный круг по поселку (типа проинспектировал подотчетную территорию) и успел к автоматически распахнувшейся двери одновременно со мной. Техник Иваныч, кряжистый мужик за сорок, остался покурить снаружи, резонно посчитав, что если уж за прошедшие полтора месяца мы не угробили вверенную его заботам технику, то за пару минут уж точно ничего не сломаем. Мы, понятное дело, постарались его не разочаровать – привычно запрыгнули на палубу пришвартованной к пенобетонному парапету «тройки» и в ожидании стандартного теста расположились в ходовой рубке – каждый в своем кресле, благо тут их имелось целых два. Пристроив бесполезный пока что шлем на специально для него предназначенной полочке (здесь же хранился и Петровичев ППМ), я активировал судовой «мозг», вывел на дисплей ежедневник и занялся планированием сегодняшнего эксперимента. Вести документацию меня приучила Галя, наглядно продемонстрировав преимущества подобной организации работ. Надо сказать, действуя по заранее составленному плану, за неполные шесть недель мы добились впечатляющих успехов. В учебке с Петровичем за аналогичный срок мы делали гораздо меньше, особенно на начальном этапе. На сегодняшний день наши наработки позволяли более-менее свободно общаться не только с Варькой, но и с некоторыми афалинами из ее прайда – постоянной группы из полутора десятков особей, вместе с которыми она обитала в проливах вокруг Пятачка. Я до сих пор не понял, чем привлек наших братьев по разуму именно этот остров, а на прямой вопрос Варька начинала нести что-то про подводные пещеры и ценности, запрятанные в недрах скалы, но в чем именно заключались эти «ценности», объяснить не могла. Периодически я подумывал выцыганить у Кульмана снаряжение для дайвинга и проверить катакомбы лично, но все руки не доходили – времени на такие авантюры почти не оставалось, тут успеть бы план выполнить…

Как раз сегодня у нас по этому самому плану намечена первая попытка освоить абстрактные понятия, и начинать мы будем с «дружбы». Помнится, этот этап был самым трудным при обучении Петровича, он так толком и не уяснил даже базовых терминов, а собственно «дружба» для него до сих пор выражалась немудреным ассоциативным рядом: «кольца кальмара» – «почесывание за ухом» – «довольное урчание». В первых двух компонентах допускались не менее приятные вариации, при этом кот искренне не понимал, какой еще ответной реакции я от него добиваюсь. Оставалось надеяться, что действительно разумным, достигшим этой ступени развития естественным эволюционным путем афалинам высокие материи не чужды. По крайней мере, я на собственном опыте убедился, что как минимум симпатию они испытывать способны, и Варька тому живой пример.

Дисплей замерцал, сигнализируя о запуске тестового комплекса, и из динамиков раздалось вопросительное Иванычево «Мм?», которое, как я уже знал, означало что-то вроде «ходовая рубка, доклад о готовности». Я пробежался взглядом по основным индикаторам и вспомогательным дисплеям, украшенным мигающими надписями «норма», выцепил на контрольном экране сканирующей системы строчку «частичная готовность» – ничего страшного, просто часть эхолокационного комплекса мы с Вениамином перенастроили на фиксацию звуков характерной афалиньей «речи» – и доложил в микрофон:

– Иваныч, готовность один. Открывай ворота.

– Мм…

Собранная из примитивных «сэндвичей» створка поползла вверх, освобождая проход, и я врубил движки, дав катеру самый малый ход. Причальные штанги отлипли от бортов автоматически, и «тройка» попятилась кормой вперед, с ювелирной точностью вписываясь в пространство между пенобетонным молом и вторым катером, «семеркой». Иваныч, при всей его неразговорчивости, специалистом был отменным, настроенный им автопилот работал как часы, и от меня по большому счету требовалось лишь периодически тыкать в сенсоры «пуск» и «стоп» да задавать скорость перемещения. В ближайшие минут двадцать и вовсе можно подремать: маршрут хоженый-перехоженый, забит в навигатор с погрешностью не больше метра, так что к точке рандеву судовой «мозг» доберется без моего участия. Кстати, место встречи тоже задали афалины, вернее, Варька, из каких-то своих «дельфиньих» соображений. Я не возражал, пейзаж вокруг был живописный, имелся хорошо заметный ориентир – торчащая строго напротив белая скала, ярким пятном выделявшаяся на фоне темно-серого базальта обрывистых берегов Пятачка, а глубина позволяла заякориться. Являвшийся моим неизменным спутником Петрович со временем адаптировался к морским прогулкам и на качку теперь не реагировал, так что с его стороны возражений тоже не последовало.

Планирование эксперимента заняло всю дорогу, так что время пролетело незаметно. От ежедневника я оторвался, только когда в верхнем левом углу дисплея замигала надпись «место назначения достигнуто», сопровождаемая характерным тональным сигналом. Нацепив шлем и активировав баллистический комп, я загнал в его память сохраненный файл, мимоходом хлопнул по сенсору управления якорной лебедки и выбрался на палубу.

Афалин пока что видно не было, они всегда приплывали с небольшим запаздыванием, видимо, на зов Петровича. Напарник тоже в рубке торчать не пожелал, устроился на излюбленном месте – монтажной площадке носового обтекателя – и уставился вдаль, прядая ушами. Они у моего питомца не хуже локатора, подозреваю, что именно на слух он и определял, в какой стороне резвятся псевдодельфины. Мысленно пожелав Петровичу «работать тщательнее», я не торопясь извлек из рундука нечто, оптимистично именовавшееся Вениамином «малым походным регистрирующим комплексом». Выглядел этот самый МПРК как банальнейший чемодан, каковым в общем-то и являлся. Хранилась в нем целая куча объединенных в единую систему прибамбасов, способных зафиксировать все известные виды волн и излучений, в том числе и мозговое, и вывести их в виде графиков на большой сенсорный дисплей, занимавший всю крышку кофра. Пискнул динамик, возвещая об автоматической загрузке операционки, экран украсился гроздью наползавших друг на друга интерфейсных окошек и замигал многочисленными индикаторами. О принципе действия этой бандуры я предпочитал не задумываться во избежание разрыва шаблонов, так сказать, поэтому просто набрался терпения. Минут через пять «мозг» завершит тестовый прогон и заменит всю эту мешанину одним-единственным нужным мне для работы окном. Жалел я лишь об одном: собрать гарнитуру для коннектора не получилось, поэтому приходилось работать в наглухо загерметизированном бронекостюме и шлеме. Особых неудобств это не доставляло, термокомбез и система вентиляции делали свое дело, но Галя вкупе с лаборантками уже просто достали издевками насчет «бледного свина». Да элементарно в воду нырнуть никакого удовольствия, что тоже напрягало. Пару раз я не выдержал, попытался «разговаривать» напрямую, используя Петровича в качестве усилителя сигнала, но ничего хорошего из этого не вышло – запутался в потоке образов, которые на меня обрушила обрадованная возможностью поиграть Варька. И вместо продуктивной работы получилась развеселая возня с нырянием и плаванием наперегонки плюс вечернее Галино нудение, дескать, нечего в рабочее время фигней страдать. Сама она, к слову, никогда не упускала случая поваляться на палубе в бикини-одно-название, да и к афалинам прыгала с удовольствием.

Петрович встрепенулся и радостно муркнул, вытягиваясь в струнку и трепеща ноздрями. Мигом позже и я разглядел в паре сотен метров от нас скользящих по верхушкам мелких волн псевдодельфинов. Сегодня к нам в гости заявились сразу четыре афалины, ведомые неизменным участником наших забав – Варькой. Нацепив на лобастую Петровичеву башку ППМ, я легким хлопком по откляченному заду заставил его спрыгнуть с насеста и привычно устроился на палубе, свесив ноги в воду. Кот свернулся клубком рядом и довольно заурчал.

Непоседливая Варька поприветствовала нас традиционным сальто и серией щелчков, которые не успевший завершить тесты коннектор оставил без внимания. Но смысл «фразы» я и без перевода прекрасно понял, равно как и Петрович.

– И ты здравствуй. – Я вытянул над водой руку, и афалина легонько ткнулась носом в ладонь. – Познакомишь со своими родичами?

Коннектор наконец перешел в режим нормального функционирования и синтезировал ответ писклявым голоском девчонки-подростка:

– Знакомить! Большой черный Денисов, ты радоваться встрече?

– Еще как! – хмыкнул я и попытался спихнуть расслабившегося Петровича в воду.

Кот возмущенно зашипел и вцепился в настил всеми четырьмя лапами. Варька зашлась трескучим «смехом» и игриво обдала нас брызгами.

– Весело! Денисов пошутить снова!

Вырвавшийся Петрович зло зыркнул на нас, запрыгнул обратно на блистер и оттуда окатил обидчиков волной презрения. Лично для меня она заключалась в тягучем «Дурррак!», послушно воспроизведенном коннектором, а Варьку, если я правильно расшифровал образ, кот обозвал «снулой воблой».

– Маленький рыжий не обижаться! Варька играть! Радость!

– Позже поиграем, – попытался я настроить гостью на рабочий лад. – Кто твои родичи?

Афалина на секунду задумалась, потом по очереди представила родственников: самого крупного самца звали Кривой Плавник, а двух самочек соответственно Зубатка и Чернушка. Кстати, нашу старую знакомую тоже звали вовсе не Варька, а, как легко догадаться, Пятнышко. Но имя уже прижилось, и переучивать ее я не стал, тем более что для нее куда большее значение имел мыслеобраз, нежели звучание. Надо сказать, за прошедшие недели мы наработали уже весьма обширный «словарь». Специальная аналитическая программа, самым пиратским образом скачанная из Сети, позволила разработать достаточно точный алгоритм построения фраз, и сейчас мы уже общались куда свободнее, нежели в первые несколько дней. Например, я перестал задумываться, как точнее и, главное, проще составить предложение, а просто проговаривал вслух возникшую мысль. Чаще всего баллистический комп находил в базе все необходимые понятия, и уточнять что-либо из беглой разговорной речи приходилось все реже и реже. Последнюю пару недель мы уже перешли к более сложным понятиям, нежели «действия» и «части тела»: успешно разобрались с эмоциями, полами, временами (правда, здесь пришлось ограничиться понятиями «день», «ночь» и «год», которым афалины умудрялись вести подсчет, ориентируясь по им одним понятным признакам), расстояниями и прочими базовыми вещами. Даже кое-какие абстрактные понятия освоили, например, что такое «красота». Афалины оказались не лишены чувства прекрасного, и на этой благодатной теме мы паслись целых три дня. Теперь же пришло время для более отвлеченных материй…

– Варька, хочешь дружить?

– Что есть «дружить», большой черный Денисов?

Как всегда услышав незнакомое «слово», афалина от любопытства наполовину высунулась из воды и пристально уставилась на меня одним глазом.

– Как бы тебе объяснить… Петрович, мой рыжий друг, иди-ка сюда!

Напарник пренебрежительно фыркнул с насеста, но дисциплина взяла верх, и он нехотя ссыпался на палубу, а затем не торопясь, с достоинством развалился у меня на коленях. Я запустил пальцы в густую шерсть, мысленно пожалев, что от перчаток никак не избавиться, и принялся поглаживать кота по загривку.

– Мы с Петровичем друзья.

– Родичи? – пискнула Варька.

– Что-то вроде. Я забочусь о нем, он заботится обо мне. Мне нравится быть с ним, ему тоже (в этом месте кот презрительно фыркнул, дескать, пребывай в заблуждении и дальше, раб!) – но мы не родственники. Мы разных видов. Это, например, как ты и барракуда.

– Барракуда бояться, барракуда нападать все вместе, прогонять! Не родичи.

– Хорошо, как барракуда и вон та полосатая рыбка. Они разных видов, то есть не родственники. Не из одного прайда. Понимаешь?

– Понимать. Варька и Кривой Плавник родичи. Варька и Белый Бок из прайда Летящих Над Волнами не родичи. Одинаковый народ.

– Правильно. Вы не родственники, но вы одного вида. За родственника ты вступишься, если на него нападет барракуда?

– Варька бояться барракуда! Нападать все вместе, прогонять!

Вот рассвистелась, «бояться», «нападать вместе», «прогонять»! Надо какой-нибудь другой пример придумать, а то ничего толкового не выйдет.

– Хорошо, ты заступишься за родича, если на него нападет кто-то из чужого прайда?

– Варька защищать!

Уловившие смысл Варькины спутники разразились согласными щелчками, и хоть тщательно настроенный фильтр и не позволил им «забить» канал, я довольно хмыкнул: раз уж совершенно посторонние афалины, ранее не участвовавшие в общении, меня понимают, значит, все идет по плану.

– А если на кого-то из твоего народа, но из чужого прайда нападет барракуда, что будешь делать?

– Защищать. Или плыть мимо.

– Ну хорошо, – вздохнул я. – Кого будешь защищать? Назови имя.

Варька задумчиво потанцевала на хвосте и выдала:

– Ловкачку из прайда Летящих Над Волнами защищать. Прогонять барракуда.

– А кого не будешь?

– Злюку из Черных Плавников. Плыть мимо, барракуда убивать.

– А почему? – Я по привычке вопросительно заломил бровь, хотя моя собеседница человеческую мимику пока что совсем не воспринимала. И прозрачное забрало не помогло. – Почему ты оставишь Злюку в беде и поплывешь дальше?

– Он мне не нравится. Злой. Прогоняет меня от рыбы, бьет. Мой прайд драться с ними. Часто.

– А Ловкачка нравится?

Варька издала серию ироничных щелчков – мол, как можно быть таким непонятливым? – и подтвердила:

– Нравится.

– А почему?

Если уж быть занудой, так до победного конца.

– Загонять рыбу вместе. Делиться. Помогать прогонять барракуда. Весело играть. Нравится.

– То есть ей ты поможешь, хоть она и не из твоего прайда?

Утвердительный писк.

– А она тебе поможет?

– Ловкачка помогать! – радостно подтвердила Варька и от полноты чувств выдала еще одно сальто.

– Вот видишь, вы с Ловкачкой дружите, – подвел я итог, отмахнувшись от брызг. – Хочешь дружить со мной?

Афалина отплыла на несколько метров от борта и принялась задумчиво нарезать круги, время от времени неглубоко ныряя. Переговорив о чем-то с сородичами, она наконец вернулась к нам с Петровичем и торжественно изрекла:

– Варька дружить с большой черный Денисов. Варька дружить с маленький рыжий Петрович. Будем делиться рыбой?

На Пятачок мы вернулись ближе к вечеру, да и то лишь из-за погоды, вернее, обещанного с утра ненастья – сразу после полудня поднялся ветер, заставивший безмятежную ранее гладь топорщиться короткими волнами. Качка резко усилилась, и Петровичу традиционно поплохело, что незамедлительно сказалось на качестве общения с афалинами. Да и тем тоже не особо улыбалось в шторм торчать на поверхности. Насколько я понял из сбивчивой Варькиной «речи», в таких случаях ее прайд предпочитал отсиживаться в тех самых подводных пещерах под островом, благо воздушных карманов там имелось в избытке. И как ни хотелось развить успех на ниве усвоения абстрактных понятий, беседу вскоре все же пришлось прервать. Проводив афалин до скалистой подковообразной бухты на противоположной от поселка стороне острова, я засек место, где они скрылись под водой, но ничего похожего на вход в грот в прибрежных камнях обнаружить так и не сумел. Отступить я не пожелал и запустил сканер – с аналогичным результатом. Зато лишние полчаса копания на месте нам с Петровичем дорого обошлись – мы чуть было не попали под ливень, едва успев обогнать фиолетово-черную тучу. Когда мы вошли в родную бухту, оглушительно загрохотало и небосвод у нас за спиной рассекли многочисленные молнии.

К тому времени мы с напарником уже укрылись в рубке, для надежности задраив люк, так что промокнуть не довелось. Зато катер в эллинг я заводил в ручном режиме: показания датчиков забило помехами от наведенного электричества, и автопилот отказался функционировать. Для меня это стало полной неожиданностью, потому как системы управления человеческой техники теоретически от подобных воздействий защищены. На практике же вышло несколько иначе. Или это на Нереиде особые свойства атмосферы? Надо будет поинтересоваться у Иваныча.

Между тем катер благополучно достиг мола, чавкнули захваты на концах причальных штанг, и я выбрался из кресла, с облегчением вырубив систему. Шлем уже давно покоился на своей полке, равно как и перчатки, и я лишь расстегнул «молнию» на куртке – для пущего удобства. Оказавшись на палубе, встретился взглядом с Иванычем, возившимся на моле с какими-то железками. Тот изрек ровно одно слово – «Ндец!» – и выразительно помотал головой, ткнув толстым пальцем на тамбур входного шлюза. Семенивший рядом Петрович потерся мордой о мой сапог, выдав сложный мыслеобраз, от которого меня прошиб натуральный озноб, настолько реалистично кот передал ощущение всепроникающей сырости и мерзко чвакающей под лапами жидкой грязи.

– Ладно, уговорил, рыжий!

Я ободряюще почесал питомца за ухом и вернулся в рубку за перчатками и шлемом. В каюте вывернул над кроватью дейпак, освободив достаточно места, чтобы в него забрался здоровенный котище, и приглашающе махнул рукой. Петрович привередничать не стал и без разговоров занял предложенное место. Загерметизировав бронекостюм, я навьючился ношей, нарочито согнувшись под тяжестью «пассажира», о чем и известил напарника соответствующим мыслеобразом. Не дождавшись благодарности, выбрался из каюты и перепрыгнул на мол, проигнорировав смехотворную пластиковую сходню. Любопытный кот высунул из дейпака лобастую башку и теперь выглядывал у меня из-за правого плеча, дыша в один из микрофонов аудиосистемы шлема. Вечно занятой Иваныч окинул нас невозмутимым взглядом, и я шагнул в «предбанник» шлюза. Створка за спиной автоматически закрылась, а та, что впереди, напротив, уехала в стену, заставив меня зябко поежиться – снаружи лило как из ведра. Признаться, такую непогоду на Нереиде я переживал впервые, до того планета радовала нас с напарником сплошь солнечными деньками. Зато за сегодня впечатлений через край, у самого входа в бухту я не на шутку перепугался, настолько высокие волны гуляли по проливу. Если бы не мощные двигатели, не миновать нам знакомства со скалами.

– Петрович, скройся! – Я легонько щелкнул кота по любопытному носу, и тот с обиженным мявом укрылся в мягком чреве дейпака. Раздражающее шипение в правом ухе сразу исчезло. – Блин, вот это мерзость! В такую погоду только дома сидеть… С пивом и рыбкой, а, Петрович?

Кот на соблазнительный образ большой кружки с шапкой пены над золотистым напитком и хорошо засушенной воблы не повелся и высовываться не стал. Совершенно правильно, между прочим. Я мужественно шагнул на улицу, пробив телом сплошную стену дождя. Налетевший откуда-то резкий порыв ветра чуть было не заставил меня поскользнуться, так что пришлось прибавить скорости, выдерживая направление на лабораторию. В жилом боксе делать было особо нечего, а тут хоть с Галей пообщаюсь. А если повезет, то и с лаборантками. Я ухмыльнулся, представив, как вламываюсь в святая святых биологичек, прямо как был, в грязных сапожищах, оставляя жирные следы и потеки. Петровичу идея понравилась – он традиционно разделял мою неприязнь к некоторым представительницам прекрасного пола, чисто из мужской солидарности, так сказать.

Против ожидания долго искать Галю не пришлось – та сама промчалась мимо нас, едва я вырвался из шлюза, по случаю непогоды врубившего режим санобработки. Так что мои мечты увидеть, как ехидные лаборантки моют изгвазданный пол, так и остались мечтами – на подошвах после этой процедуры не задержалось ни единой частицы грязи.

Водрузив дейпак на стойку вахты, я кивком поприветствовал возившегося здесь же Вениамина и как бы между прочим поинтересовался:

– Вень, чего это с ней? Вожжа под хвост попала?

– А, не обращай внимания! – отмахнулся техник, по извечной своей привычке зубами перекусывая какой-то провод в мешанине разноцветных внутренностей раскуроченной панели. – Большая земля вызывает, зачем – не в курсе. Сказано было начальницу позвать.

– К чему бы это? – задумчиво покачал я головой, добавляя к дейпаку шлем. – Да еще в такую погоду? Пожар у них там?

– Скорее наводнение, – хмыкнул Вениамин, и выбравшийся из дейпака Петрович согласно муркнул, подтверждая его слова. – С учетом текущей метеообстановки.

– А кто вызывал?

– Да вроде секретутка Робинсона, чернявая такая.

– А, Рита! – Услужливая память выдала образ брюнетистой стройняшки-латиноамериканки, и я восхищенно прищелкнул языком. – Горячая штучка. Шефа вполне можно понять.

– Ото ж! Но моя Верка лучше.

– Ага, только язва!

– У всех свои недостатки, – философски пожал плечами техник. – Ты вот, например, с котом разговариваешь. И с дельфинами, ходят слухи.

– Ну, это лучше, чем с оптоволокном беседовать! – парировал я.

Веня открыл было рот для ответной отповеди, но возразить не успел – вернулась Галя. Вид она имела растрепанно-озабоченный, впрочем, как и всегда. Правда, на этот раз в ее глазах читалась легкая тревога, которую почуял даже Петрович – рыжий подлиза принялся тереться о ее руку, успокаивающе урча в процессе. Погруженная в мысли девушка машинально ответила на поцелуй, провела ладошкой вдоль кошачьего хребта и побрела в глубь коридора – судя по направлению, к своему рабочему кабинету.

В два шага догнав Галю, я приобнял ее за талию и пошел рядом.

– Радость моя, что случилось?

– А? Да ничего серьезного… Робинсон вызывает. Срочно затребовал отчет о проделанной работе. У тебя сегодня как с результатом?

– Да вроде все в порядке. Перешли к абстракциям, как и планировал. Варька дружить с большой рыжий Галя.

– Что, уже? – сделала Галина большие глаза. – Быстро вы! Я думала, неделю возиться будете.

– С чего бы? – удивился я. – Афалины все-таки полноценные разумные существа, вся проблема в коммуникации. Да и не проблема это, если подумать. Если бы не резкое отличие среды обитания, давно бы уже язык освоили. Просто самые элементарные вещи приходится разбирать по косточкам. Но эмоционально они очень на нас похожи. Петрович, брысь!

Кот обиженно мяукнул и метнулся вперед – дорогу к Галиному кабинету он уже давно выучил наизусть и под ногами путался по извечной кошачьей привычке. Насколько я сумел понять из сумбура, царившего в его голове, все кошачьи считают это дело своим прямым долгом – контролируют, как бы бестолковый человечишко не заблудился.

– Вот это меня и пугает, – вздохнула девушка. – Боюсь, после полноценного контакта с человечеством жизнь афалин очень сильно изменится. И не факт, что в лучшую сторону.

– Все равно этого не избежать. – Нелетная погода настроила меня на философский лад, соответственно тянуло порассуждать о высоком. – Рано или поздно, но это произошло бы. Даже если мы сейчас прекратим все работы по проекту, боюсь, ничего не изменится. Так даже лучше – по крайней мере, информация не просочится в СМИ, и работать с афалинами будут только специалисты.

– Быстро же ты свое мнение переменил! – попеняла Галя. – Не ты ли собирался устроить шумиху вокруг открытия? И ради чего – ради славы!

– Вовсе нет, – отперся я, – слава – это побочный эффект. Если ты забыла, я о нашей безопасности пекся.

– Ну и спекся в конце концов! – фыркнула девушка. – Ладно, пойду собираться.

– Куда?

– Да на Флоранс же! Ты чем меня слушал, а, Денисов?!

– А что, по видеосвязи не судьба доложиться? Ты погоду видела?

– Клаус сказал, это несущественно.

Ну и как спорить? Прав пилот, катеру-атмосфернику с мощной силовой установкой на любую бурю плевать с высокой колокольни. Это в море я бы Галю не выпустил, а так почему бы и нет? Вернее, на каком основании не пущать?

– Думаешь, успеете до конца рабочего дня?

– Ты же прекрасно знаешь, что он у нас частенько не нормирован. – Галя остановилась у двери с табличкой «Мл. научн. сотр. Рыжик Г.Ю.» и привычно приложила инфор к замку. Створка бесшумно уехала в стену. – Короче, Денисов! Иди и не нуди! Я лечу не одна. Со мной Вера и два Охотника. Ну и Клаус, естественно. Обратно сегодня можешь не ждать, разрешаю позвонить часа через два. Все, свободен!

Несмотря на решительный Галин настрой, проводить ее мы все-таки напросились, но много времени это не заняло. Потеряв из вида мгновенно скрывшийся в пелене дождя катер, я потоптался в нерешительности под козырьком диспетчерской и нехотя направился к жилому блоку. Лить, кажется, стало чуть слабее, но на видимости это никак не сказалось, если учесть набежавшие сумерки. Если бы не ноктовизор, по дороге ноги бы переломал однозначно. Петрович с головой укрылся в дейпаке, так что от него тоже особой помощи не было, разве что он то и дело подгонял меня мысленно – шум дождя и завывания ветра делали любую попытку голосового общения бесполезной.

Продравшись наконец через входной шлюз, я с облегчением сбросил дейпак и принялся не отходя от кассы сдирать с себя снаряжение. Напарник, скотина неблагодарная, сразу же умчался в хозблок и увлеченно захрустел сухим кормом. Мне же такая благодать пока что не грозила: дождавшись, когда броня немного обсохнет, я собрал ее в кучу, оставив сапоги у двери, и побрел в спальню. Кое-как запихнув пожитки в шкаф, как был, рухнул на кровать, даже не потрудившись стянуть термокомбез. Закинув руки за голову, несколько минут бездумно изучал потолок, но, как не трудно догадаться, ничего толкового так и не высмотрел. Неясная тревога не давала бездельничать, хотелось немедленно куда-то бежать и чего-то делать. В конце концов я со вздохом признался сам себе, что моя старательно лелеемая паранойя за последние полгода заметно усилилась, сдобренная изрядной долей ревности. Ведь реально мне было бы куда спокойнее, если бы я с Галей полетел! А, мля!.. Напиться, что ли?.. И погода соответствующая, не просто шепчет, а прямо-таки вопит благим матом: ужрись, когда еще такой случай выпадет!

Задобрив взбунтовавшуюся совесть приятными мыслями о хранящейся в шкафчике бутылке белого вина, я спрыгнул с постели и прошлепал босиком в хозблок. Добивший ненавистный корм Петрович блаженствовал на крохотной столешнице у мойки, подставив округлившийся бок под лампу. Понятное дело, люминесцентная панель тепла не давала, но коту просто было приятно думать, что он нежится на солнышке. Мельком глянув в подслеповатое окошко, я убедился, что окончательно стемнело, но, судя по звукам, шторм и не думал стихать. Насколько мне известно, в наших широтах длительная непогода гостья редкая, обычно штормит несколько часов, максимум сутки. Но случаются и неприятные исключения – ненастье может затянуться и на два-три дня. О таком думать не хотелось, и я залез в холодильник, решив убить время готовкой.

Петрович встрепенулся, почуяв рыбу, и спрыгнул со стола раньше, чем я успел смахнуть рыжего нахала на пол принудительно. Там он принял стандартную позу «глазастый обаяшка» и застыл, не сводя с меня пронзительного взгляда. Старательно игнорируя гипнотические зеленые глазища, я занялся делом, но не успел разделать и первую тушку, как запищал инфор. Едва не выронив нож, я торопливо нажал сенсор приема и разочарованно выдохнул – это была всего лишь эсэмэска, три слова: «Все нормально, прибыли». Что ж, спасибо и на этом…

Кухонные хлопоты позволили скоротать еще с полчаса, из которых жарка похожей на миниатюрного тунца местной рыбы заняла не более десяти минут. Сервировав холостяцкий столик на полторы персоны – Петрович лопать свою порцию на полу отказался и взгромоздился на Галину табуретку, – я достал заветную бутылку, за неимением штопора сбил горлышко и наполнил вином кружку. Опять-таки за неимением нормального бокала.

– Ну что, Денисов, будь здоров! – Чокнувшись с собственным отражением в оконном пластике, я, смакуя, пригубил благородный напиток. – Извини, Петрович, настойки валерианы нет. Ты сегодня трезвенник-язвенник.

Кот в ответ ощерился и вгрызся в порядочный шмат «тунца», который я положил ему на пластиковую тарелку – отсутствие в доме представительницы прекрасного пола еще не повод уподобляться свиньям. Хотя еще какой повод, правда, не столь быстро. Вот через недельку самое то будет, но я надеюсь, что Галя вернется гораздо раньше…

Черт, ну вот опять! Усилием воли прогнав образ любимой, я принялся за свою порцию, почти не ощущая вкуса. Петрович же, в минуту смолотив угощение, посчитал своим долгом забраться ко мне на колени и врубить урчальник. Так мы и сидели: я накачивался вином, а кот старательно ловил пастью кусочки рыбы, коими я время от времени с ним делился.

Бутылка опустела подозрительно быстро, но облегчения не принесла, даже не захмелел толком. Вариант шлифануть вино чем-нибудь покрепче я по здравом размышлении отмел и взялся за мытье посуды, победив очередную четверть часа – растягивал процесс, как только мог. В конце концов натирать тарелки полотенцем мне надоело, и, убедив себя, что назначенный Галей срок подошел (не сильно погрешив против истины, между прочим), я перебрался в спальню и врубил встроенную в стену информсистему. Метровой диагонали экран послушно протаял вглубь, выставляя напоказ элементы интерфейса, но я не пожелал сидеть на шатком табурете и перебрался на кровать, вооружившись переносным терминалом. Картинка на стене поблекла, а потом и вовсе исчезла – умный комп автоматически переключил изображение на вторичный монитор, использовавшийся в данный момент. Развалившись поудобнее, привычно пробежался пальцами по сенсорному дисплею, активируя видеозвонок, и удивленно моргнул – вместо стандартного значка идущего вызова в окне отобразилась мигающая надпись «нет связи». Прекрасно осознавая идиотизм ситуации, я тем не менее пару раз перезагрузил программу – с тем же результатом. Не поленившись активировать основной монитор, я в очередной раз полюбовался издевательской строчкой и попытался вызвать кого-нибудь еще. Кроме соединения по локальной сети с тем же Иванычем, других успехов не последовало. Задумчиво почесав в затылке, я извлек из-под подушки верный КПК и попытался выйти на связь через Сеть. Прямое обращение через спутник на ближайший маяк не прошло – собственно, и раньше этот фокус не прокатывал, помехи не давали, но хотя бы значок приема присутствовал. Сейчас же и на КПК в верхнем левом углу дисплея красовалась перечеркнутая антенка.

Не на шутку озадаченный, я принялся мерить шагами спальню, то и дело натыкаясь на стены и дверцы шкафов. Мысли в голове роились самые мрачные, да и было с чего. Поселок у нас крошечный, пункт связи соответственно тоже не самый мощный, но чтобы добить по прямой на триста километров его хватало с большим запасом. Это чтобы в Сеть выйти, надо было подключаться к ретранслятору на Флоранс и через него на усилитель планетарной сетки, а на таком расстоянии элементарно по радио можно связаться. Жаль только, что такой примитивной техники у нас в наличии нет. И не позвонишь – проблема та же, ретранслятор. Что с ним могло стрястись-то? Или это у нас с передатчиком проблемы? Забило помехами? Молнией долбануло? Локалка-то есть. Впрочем, это совершенно ни о чем не говорит. У нас хоть связь между терминалами и беспроводная, но мощности основного узла она не затрагивает, встроенных модулей за глаза. Нет, хочешь не хочешь, а придется выяснять, что стряслось. Где, интересно, Вениамин?

Против ожидания его контакт в «аське» издевательски подмигивал красным цветочком, чем породил во мне новую бурю эмоций: от волны беспокойства до возмущения. Ну, Веня! Когда не надо, вечно за компом торчишь, а как понадобился – хрен вам! Поругиваясь под нос, я добрел до шлюза, на секунду высунулся за дверь и сразу же засунулся обратно, отфыркиваясь, что твой Петрович: непогода, казалось, лишь усилилась. Дождь лил как из ведра, да ветер швырял в лицо всякий хлам вроде мелкого гравия и листьев, сорванных с кустов. От души выматерившись, я вернулся в спальню и принялся натягивать скафандр – другого подходящего случаю облачения у меня не было. Кто же мог знать, что тут такое бывает?

Обеспокоенный напарник оставил пост на кухне и занялся излюбленным делом – принялся путаться под ногами. В очередной раз споткнувшись об него, я наконец не выдержал:

– Петрович, забодал! Вали на хрен! Или сейчас со мной пойдешь на своих четырех!

Кот обиженно муркнул и попытался забиться под табуретку, но безуспешно. Я хмыкнул – мне не хуже напарника удалось мысленно передать всю мерзопакостность погоды – и, нахлобучив шлем, машинально провел рукой по правому бедру. Кобуры не обнаружил и с трудом припомнил, что оставил ее на катере. Обругав себя долбаным параноиком, прошел к шлюзу, ногой отпихнул взъерошенного Петровича и решительно выбрался под дождь.

По забралу забарабанили крупные капли, начисто забив обзор, так что пришлось врубить баллистический комп в боевой режим и ориентироваться по показаниям сканера. Что-либо расслышать в этой какофонии тоже было проблематично, так что я молча продирался сквозь нескончаемые потоки воды в виде стены дождя и бурлящих под ударами струй луж, не воспринимая даже хлюпанья собственных сапог. Казалось, хляби небесные разверзлись и теперь стремились утопить несчастный остров – уж не знаю, за какие такие грехи. Разве что чревоугодие?.. Усугубляли мое положение резкие порывы ветра, то и дело норовившие сбить с ног. В результате путь, в нормальную погоду занимавший от силы минуты полторы, растянулся на все пять. Хорошо хоть мата моего никто не слышал, особенно когда я все-таки поскользнулся и упал на одно колено, изгваздав заодно обе руки чуть по локоть. Кое-как поднявшись на ноги, я в конце концов добрался до заветной будки, отгороженной от остальной территории поселка хлипким заборчиком из сетки-рабицы, раздраженным пинком распахнул калитку, не заботясь о целостности запора, и уперся носом в долгожданную дверь.

Здесь меня ждал сюрприз: сдвижная створка оказалась прикрыта не плотно, между ней и косяком обнаружилась щель сантиметров в десять. Вглядевшись себе под ноги, я обнаружил, что закрыться двери не позволял аккуратно положенный на порожек инструментальный ящичек из числа тех, что предпочитают таскать с собой работники технических служб всех мастей. Примерно такие же я видел и у Вениамина, и у пилотов, и у обслуги эллинга. Это что же получается, кто-то из них уже наведался в пункт связи? Зачем, интересно? Если бы не моя паранойя, я бы вполне логично предположил, что с целью ремонта. Но червячок сомнения в глубине души заставил меня поостеречься, так что бездумно врываться внутрь я не стал. Вместо этого прижался к стене справа от щели и осторожно заглянул в домик, врубив сканер на полную мощность.

К сожалению, ничего интересного разглядеть не удалось – наружная дверь вела в стандартный шлюз. Насколько мне было известно, внутренний люк открывался легким движением руки: надоедливую автоматику отключили за ненадобностью сразу же после развертывания оборудования. Просочившись в тесный тамбур, я нащупал углубление в створке, игравшее роль ручки, и плавно потянул ее влево. Дверь легко скользнула в сторону, скрывшись в стене, и ноктовизор автоматически отключился – открывшаяся моему взору крохотная комнатушка была хорошо освещена. Я прищурился, привыкая к тускловатому свету люминесцентных панелей, и уже в следующее мгновение озадаченно чертыхнулся: внутренности операторской были добросовестно раскурочены. Судя по состоянию мониторов, сенсорных панелей и распределительных щитков, над ними кто-то со всем старанием потрудился кувалдой или чем-то вроде того. Почти сразу же мой недоуменный взгляд задержался на темной фигуре, склонившейся над чудом уцелевшим столиком. Загадочный тип правой рукой что-то сосредоточенно набивал на сенсорном дисплее переносного терминала, а левой опирался на длинную рукоять пожарного топора. На мой голос он отреагировал неадекватно – вздрогнул всем телом и затравленно оглянулся. Встретившись с ним взглядом, я с изумлением узнал Пауля – авиационного техника, сожительствующего с пилотом Клаусом. Все еще не до конца осознавая происходящее, я машинально отключил поляризацию забрала и удивленно выдал:

– Пауль?! А что ты…

Договорить я не успел – явно свихнувшийся техник молча, как бойцовый пес, бросился на меня, занося над головой свой жутковатый инструмент. Как всегда в такие моменты, тело сработало без участия сознания, и я легко увернулся, отступив на шаг вправо. Выкрашенное в красный цвет лезвие с вязким чмоканьем врезалось в пластик двери, и топор намертво завяз, чуть не вырвавшись из рук Пауля. Тот недоуменно зыркнул на предательскую створку и дернул рукоять оружия, теряя драгоценное время. Я же свой шанс использовал на все сто, врезав жесточайшим мидл-киком ему по ребрам. Отчетливо хрустнуло, и Пауль согнулся, не в силах протолкнуть в легкие и глотка воздуха. Воспользовавшись моментом, я по-футбольному махнул правой ногой. Ступня, сокрушив по пути лицо оппонента, взлетела выше моей головы, а Пауль, сметенный ударом, поневоле разогнулся и рухнул на лопатки, хорошенько приложившись затылком об пол. Топор так и остался торчать в двери этаким немым укором людской глупости.

Таньтуй (маэ-гери, фронт-кик – как хотите, так и называйте, не в терминологии дело) вышел на загляденье: не будь на мне сапог с «умной» системой фиксации суставов, не избежать бы мне вывиха, а то и перелома. Пауля же он вырубил сразу и надолго. Я даже было испугался, как бы шею не сломал, но поверхностный осмотр кроме перелома носа и пары выбитых зубов повреждений не выявил. Однозначно сотрясение мозга, но живой. Лишь бы кровью не захлебнулся.

Торопливо перевернув беспамятного Пауля на живот, я зафиксировал ему руки за спиной, вместо наручников воспользовавшись куском выдранного из первой попавшейся панели провода, и нашарил походную аптечку в нарукавном кармане. Переведя поверженного врага в сидячее положение, вколол ему в шею «пейнкиллер» и тонизирующее средство. Подождав несколько секунд, легонько похлопал страдальца по щекам и наконец поймал ответный мутный взгляд. Очнувшийся Пауль попытался было дернуться, но я надавил ему ногой в низ живота, и он смирился со своим положением, только с омерзением сплюнул выбитые зубы вместе со сгустком крови и хлюпнул расплющенным носом. Я брезгливо сморщился (ну и видок, вся рожа всмятку, кровища!) и осведомился, усилив нажим:

– Ну и нахрена?!

Против ожидания пленник не стал сквернословить и грозить всяческими карами – он просто рассмеялся хриплым булькающим смехом, разбрызгивая кровь из поврежденной губы, с каждым мгновением расходясь все сильнее. Я недоуменно нахмурился, убрав ногу с его живота: по всем признакам выходило, что Пауль явный неадекват, этакий записной маньяк из дешевого фильма ужасов. Один топор чего стоит! Да и эта безумная маска, в которую превратилось его изуродованное лицо! Меня передернуло от омерзения, и в этот момент пленник как-то странно всхлипнул, закатил глаза и обмяк.

– Твою же ж мать!!!

Я торопливо склонился над несчастным, приложил два пальца к шее – так и есть, пульс отсутствует. Такого я еще не видел, как будто человека кто-то взял и отключил одним касанием сенсора. Весь мой не очень-то и обширный опыт прямо-таки вопил, что такого быть не должно: Пауль не получил повреждений, несовместимых с жизнью. Ну, пару ребер я ему сломал, ну, нос раздробил – но если он очнулся, значит, дышать мог, пусть и с трудом. Да и не похоже на смерть от асфиксии: не задыхался, не хрипел, просто вдруг раз – и нет человека. Очень странно и оттого жутко. По спине пробежала волна холода, и я торопливо оглянулся на дверь. Только никто в нее не ломился, да и сверху на меня никто не прыгал. Сканер тоже молчал, что характерно, значит, в непосредственной близости существ крупнее местных тараканов нет. Но вот поди ж ты, мороз по коже и дикий страх, беспричинный и потому особенно отупляющий, лишающий возможности соображать трезво. И оружия нет, как назло! Все-таки придется на катер наведаться. Пока не почувствую в руках надежную рукоять штуцера, так и буду от каждой тени шарахаться. Мерзкое ощущение, доложу я вам.

«Обнаружен нейрокластер, – ожил вдруг „внутренний искин“, заставив меня в очередной раз дернуться, как от удара током. – Совпадение структуры со стандартным биоконтроллером семьдесят два процента. Запущен процесс саморазрушения. Полный распад через пятнадцать секунд».

Вот это сюрприз! Что еще за биоконтроллер?

Так это он не сам, что ли? Его заставили? И умер он по чьему-то приказу?

Да что тут вообще такое творится? Кто мог техника этой гадостью наградить? И зачем?

На этот раз искин предпочел промолчать, и я, постепенно успокаиваясь, медленно выпустил воздух сквозь зубы. Хмель выветрился еще во время путешествия от бокса к узлу связи, так что трезво мыслить мне мешал только липкий ужас. Собрав остатки воли, я с трудом выдернул из двери топор, махнул крест-накрест, приноравливаясь, и почувствовал себя немного увереннее. Теперь я начал понимать, почему героев ужастиков, спасающихся от маньяка, обычно показывают отъявленными идиотами – от страха каких только глупостей не сотворишь, будь ты хоть трижды героическим морпехом. Слишком уж нестандартная ситуация – оказаться совершенно беспомощным, без привычного оружия и поддержки товарищей. Плюс зловещее безмолвие и полная неизвестность. От такого коктейля любому башню снесет. А в моем случае еще и зловещий заговор прослеживался: кто-то ушлый уже не в первый раз довольно успешно использовал технологии Первых для своих явно недобрых целей.

Привалившись спиной к стене справа от входа, я закинул в рот таблетку стимулятора, чтобы хоть как-то успокоить нервы, и уже относительно осмысленно изучил обстановку. Надо сказать, сбрендивший Пауль потрудился на славу: от большей части оборудования остались лишь ни на что не годные обломки. Восстановлению аппаратура если и подлежала, то не с моим умением и багажом знаний. Черт, надо сюда Вениамина или Иваныча на крайний случай. И вообще, где Пауль эту гадость мог подцепить? Кто подсадил? Явно не загадочные алиены, задавшиеся целью поработить человечество. Однозначно кто-то с базы. С кем из ученых он контактировал? Не в курсе, если честно, слишком мало я общался с нелюдимым техником. А кто общался? Правильно, Клаус! По спине в очередной раз пробежали мурашки, но я постарался отогнать от себя недоброе предчувствие: Галя сообщила, что до острова они добрались, значит, если пилот – маньяк (или, что одно и то же, управляется маньяком), то как минимум в полете это не проявилось. А на основной базе ему особо не разгуляться, народу там не в пример больше, да и Охотников достаточно, вмиг скрутят. На крайний случай просто пристрелят. Или не пристрелят? Может, они уже там все такие?! Нет, это уже явный бред!.. Кстати, а чего это там Пауль строчил перед дракой?

Я отыскал взглядом потухший переносной терминал и склонился над столом, ежесекундно оглядываясь на дверь. Дисплей послушно отозвался на касание, протаяв сочным изображением: судя по развернутой виртуальной клавиатуре и окошку клиента ICQ, покойный собирался кому-то отправить сообщение. Правда, набрать очередное предложение Клаус не успел, я его немного отвлек. Свернув клавиатуру, я полюбовался на длинный ряд принятых сообщений, причем крайние три заставили меня похолодеть:

Последняя строка часто мигала, символизируя, что послание принято несколько секунд назад. Я мрачно выругался и подхватил поудобнее топор. Не знаю, кто и зачем переписывался с Паулем, но мне очень не хотелось, чтобы означенный дублер застал меня врасплох. По всему выходило, что техник не просто маньяк-одиночка, а часть тщательно спланированной атаки на поселок. Да за каким хреном?! Я чувствовал, что еще немного, и сам слечу с катушек: смутные подозрения обретали все большую четкость, и в кровь хлынул поток адреналина, встряхивая организм. Мозг заработал в привычном ритме, сердцебиение унялось, а оглушающий страх затерялся где-то на задворках сознания. Теперь я уже не сомневался, что начались крупные неприятности, а значит, придется в них разобраться и по возможности порушить планы таинственному агрессору. Черт, если Пауль – седьмой, значит, есть еще как минимум шестеро таких же «кукол»? Бли-и-ин!..

Торопливо засунув в карман трофейный КПК, я выскочил под дождь и в лихорадочном темпе забрался на крышу приземистого бокса, где и укрылся под самой антенной. Мысленно «завопил», призывая напарника, и почти мгновенно ощутил ободряющее касание мягкой кошачьей лапы к мозгу: Петрович меня услышал и спешил на помощь, невзирая на препоны. Когда доходило до серьезного дела, такие мелочи, как грязь и ливень, его не останавливали.

С крыши подходы к строению просматривались хорошо, особенно с учетом вычислительной мощи баллистического компа, так что как минимум преимущество во внезапности у меня было – сомневаюсь, что с дорожки тут можно хоть что-то разглядеть. Оставалось лишь определиться с планом действий. Тут вариантов было не очень много: либо отсидеться в каком-нибудь укромном уголке, либо идти выяснять, что за гости к нам пожаловали. И тот и другой были чреваты большими неприятностями – поди знай, насколько хорошо оснащены загадочные пришельцы? Может, у них полноценный поисковый комплекс имеется, тогда от них и не укроешься – «просветят» остров в два счета и жахнут из чего-нибудь тяжелого. С другой стороны, по собственной воле стремиться навстречу проблемам тоже не тянет. Но тут нюанс: заговорило пресловутое чувство долга, усугубленное тревогой за судьбу Гали. Сидя в укромной яме, много не выяснишь, так что в моем положении лучшая защита именно что нападение. Черт! Ладно, пойду на разведку, только Петровича дождусь.

Претворить в жизнь благое намерение не получилось – сволочь-судьба сразу же подкорректировала мои планы: метрах в двадцати от узла связи на посыпанной мелким щебнем дорожке показался вынырнувший из ливня незнакомый мне тип в странном обвесе. Судя по показаниям сканера, потенциальный враг был облачен в гражданский вариант брони пятого класса защиты, оснащенный маломощным вычислителем, системой навигации, ноктовизором и прочими полезными мелочами вроде датчика движения. В руках он держал кургузый «спектр-мини», укороченный полуавтоматический карабин калибра 5,56 мм, да еще и в компоновке булл-пап. На правом боку красовалась кобура – судя по размеру, тоже что-то гражданское, скорее всего, «дефендер». Мне за глаза хватит, хотя от пары-тройки попаданий броня и убережет. Егерский костюм на такие воздействия не рассчитан, это вам не десантный бронескафандр.

Беззвучно чертыхнувшись, я активировал «хамелеон», окончательно слившись с крышей, и застыл, опасаясь даже дышать. Теперь уже точно не заметит, мощности его недокомпа не хватит. Не ясно только, как его вырубить. Усилитель запустить и врезать от души? Как вариант, только очень ненадежный. А топором даже такую относительно хлипкую броню не взять. Разве что… Поудобнее перехватив жутковатое оружие, я «потянулся» к Петровичу, и тот с готовностью отозвался – судя по всему, он уже был на подходе. В нескольких «словах» описав положение, я велел напарнику затаиться у сетчатого забора и ждать, а сам продолжил следить за незваным гостем.

Тот уже миновал калитку и осторожно приблизился к шлюзу, но внутрь лезть благоразумно не спешил – судя по заминке, пытался вызвать убиенного Пауля по рации. Не добившись успеха, он медленно и аккуратно подобрался к створке и потянул ее в сторону левой рукой, одновременно правой удерживая автомат за рукоятку управления огнем. По манере обращения с оружием видно было, что товарищ бывалый: «спектр» надежно фиксировался натянутым ремнем, так что с ним спокойно можно было управиться одной рукой, при этом ствол строго следовал направлению взгляда. Шустрый паренек и сноровистый, такой вмиг изрешетит, если ему хоть малейшую возможность дать. Убедившись, что в тамбуре никого нет, он все так же осторожно сделал шаг и скрылся из вида.

А вот это уже нехорошо! Если он найдет Пауля, наверняка тревогу поднимет, что крайне нежелательно. Пора форсировать события. Не откладывая дело в долгий ящик, я легонько поскреб топором по крыше. Шорох стали по пластику вышел не очень громкий, но моему противнику хватило и этого. Он моментально выскочил из тамбура и застыл в нескольких шагах от шлюза, направив ствол автомата точно на мое убежище. Стрелять, правда, не стал, лишний раз продемонстрировав опыт и выучку, хотя мне сейчас хватило бы и одной очереди – хлипкие сэндвич-панели для унитаров не преграда. Время стремительно таяло, с каждым мгновением делая мое положение все более незавидным, и я поспешил «позвать» напарника. Петрович тотчас же зашебуршал у забора, и паренек с автоматом развернулся на шум, подставляя мне спину.

Более благоприятного момента ждать было себе дороже, и я одним слитным движением ссыпался с крыши, в полете сгруппировавшись и ударив оппонента в спину двумя ногами. Тот от толчка отлетел на несколько метров вперед и зарылся носом в грязь, но автомат не выронил – оружие зацепилось ремнем за локтевой сгиб и шлепнулось в пузырящуюся жижу рядом с хозяином.

Приземлился я удачно – на правый бок – и потому вскочил быстрее противника, успев еще и подхватить шмякнувшийся рядом топор (прыгать с ним в руках не стал, благоразумно выпустив его еще в прыжке), и сразу же рванул к горе-штурмовику. Тот все еще барахтался в жидкой грязи, с трудом привстав на одно колено и одновременно подтягивая за ремень автомат. Вернуть ствол я не позволил: на последнем шаге занес топор и от души рубанул по правому плечу оппонента. Как я и ожидал, армированная ткань брони удар выдержала, а вот кость – нет, с громким хрустом переломившись выше локтя. Раненый вновь распластался в грязи, зачерпнув забралом хорошую порцию, а потому вместо крика выдал невнятное хриплое бульканье и на рефлексах попытался разорвать дистанцию, споро орудуя ногами и здоровой рукой. Мешать я ему не стал, дождался, когда он поднимется на ноги, развернувшись ко мне лицом и придерживая неестественно выгнутую покалеченную конечность здоровой, и только тогда ударил. Первый тычок топором пришелся в забрало, заставив подранка запрокинуть голову и отшатнуться, а второй – рубящий, с хорошей амплитудой и разворотом на триста шестьдесят градусов – обрушился на слабо защищенную шею. Хорошо отточенное лезвие рассекло тонкую ткань, легко отделив голову от тела, и та улетела далеко в сторону вместе с моим оружием – сила удара была столь велика, что рукоять выскользнула из рук, а я сам упал на одно колено. Из обрубка шеи ударил тугой фонтан крови, которая тут же смешалась с мутной дождевой водой, окрасив лужи под ногами, и обезглавленное туловище медленно и как-то даже величественно рухнуло на меня, чуть не придавив к земле. Я еле успел вывернуться и зашелся в приступе жестокой рвоты, с трудом сообразив откинуть забрало.

Не на шутку встревоженный Петрович вынырнул из тени забора и с разбега боднул меня в сапог, одновременно окатив волной образов-эмоций – от беспокойства за напарника до недоумения, дескать, что за напасть на наши головы? Я наконец справился со спазмами, последний раз сплюнул горькую желчь и, не вставая с колен, погладил лобастую кошачью башку:

– Все, все, я в порядке. Дай отдышаться только…

Петрович теранулся мордой о мою ладонь, недовольно взвыл, выдав характерный мыслеобраз, легко переводившийся фразой «Какого хрена?!», и я поспешил развеять последние его сомнения:

– Враг! Будем драться.

Кот злобно ощерился и воинственно распушил хвост, сейчас практически черный – и от грязи, и окрас напарник предусмотрительно сменил, прежде чем с врагом встретиться. Кстати говоря, «хамелеон» в данный момент был практически бесполезен: ливень и не думал стихать, и по броне постоянно текла дождевая вода, четко обрисовывая мой силуэт. Поднявшись на ноги, я вырубил маскировку и сорвал шлем, с облегчением подставив голову под хлещущие струи. Холодный душ помог – я вновь обрел способность мыслить конструктивно и принялся обшаривать взглядом недавнее поле боя. Наткнувшись на топор и валявшуюся поблизости голову, содрогнулся от омерзения и поспешно отвернулся: все-таки я даже не кадровый солдат, мясник из меня никакой. К таким вещам однозначно никогда не привыкну.

«Спектр» отыскал с трудом – автомат фактически утонул в мерзкой жиже, на поверхности остался лишь ремень. Оружие оказалось почти намертво забито грязью, вычистить его в походных условиях нечего было и мечтать. Если ствол еще можно кое-как прополоскать в глубокой луже, то вся остальная механика требовала вдумчивой и длительной работы. Но я все равно хозяйственно пристроил автомат на спине, подтянув ремень, чтобы не болтался, и принялся избавлять мертвое тело от излишков снаряжения. На шею и сломанную руку старался не смотреть, но получалось не очень. Борясь с дурнотой, расстегнул молнию заляпанной грязью разгрузки и кое-как стянул ее с мертвеца. В почах обнаружился десяток магазинов с уэсками и пара «глушилок» – светозвуковых гранат. Порадовала и кобура с защитным герметичным клапаном: грязь внутрь не попала, и пистолет, тот самый «дефендер», оказался вполне пригоден к использованию. Пристроив новообретенное сокровище на собственном поясе, я немного подумал и переложил «глушилки» в карманы, а разгрузку заботливо свернул в рулон почами внутрь и перетянул специальным ремешком. Потом почти не таясь вернулся в узел связи и сложил автомат с боеприпасами в одном из шкафчиков – пусть будет, все равно есть не просит. Кто знает, как дело обернется, может, в дальнейшем пригодится… Напоследок неудачливый штурмовик одарил меня еще и десантным тесаком, вернее, репликой такового – из менее качественных материалов, но все равно неплохим.

Покончив с мародерством, я нахлобучил шлем, активировал в сканере режим обнаружения крупных биологических объектов и перемахнул через забор, нырнув в густые кусты за домиком. Понятливый Петрович скользнул следом, напоследок взвыв особенно грозно: мы вышли на тропу войны.

Передвигаться по густым зарослям в условиях штормовой погоды оказалось трудно. Несмотря на защиту скал, а может, как раз благодаря ей порывы ветра закручивались особенно хитро и периодически обрушивались со всех сторон, совершенно не поддаваясь прогнозированию. Кусты то прижимались чуть ли не к самой земле, то, наоборот, с трудом удерживались на корнях, теряя листву. Особенно сильные рывки сшибали камни с верхотуры, и один такой булыжник чуть было не отоварил меня по шлему, рухнув прямо передо мной. Петровичу приходилось, с одной стороны, легче – он фактически полз на брюхе, и потому ветра особо не опасался, с другой стороны, уже через пару минут он настолько извозился в грязи, что мог теперь и не заморачиваться с изменением окраса.

На стартовом пятаке мы обнаружили незнакомый катер. Вернее, катер-то стандартный, вот только опознавательных знаков на нем никаких не было, впрочем, как и персонала рядом. Я дернулся было проверить, но благоразумно остался в кустах, лишь мазнул по аппарату лучом сканера. Судя по показаниям, двигатели функционировали в ждущем режиме, то есть взлететь катер мог за считаные секунды. Это в свою очередь означало, что в кабине дежурит минимум один пилот и выбираться из укрытия себе дороже. Больше никакой информации методом скрытного наблюдения добыть не удалось. Разве что прикинуть количество агрессоров, исходя из вместимости транспортного средства. Но об этом даже думать не хотелось – такой катер запросто мог вместить десяток боевиков, а если потесниться, то и все полтора. Зато я окончательно убедился, что это самое настоящее нападение, а потому стеснять себя в средствах противодействия не стоит.

Учитывая обстоятельства, следовало как можно скорее вооружиться: считать серьезным оружием «дефендер» можно было лишь с большой натяжкой. Прокрутив в голове возможные варианты, я осторожно направился к жилым боксам Охотников – хотя бы потому, что они были ближе всего. К тому же у меня теплилась робкая надежда, что уж эти-то бравые парни застать себя врасплох не позволили. Как показала практика, надеялся я напрасно.

Осторожно обогнув близлежащие строения по задам, мы с Петровичем аккуратно подобрались к крайнему модулю, в подслеповатом оконце которого горел свет, и, заглянув в него, сразу же обнаружили первого Охотника. Боец лежал на нижнем ярусе койки, запрокинув голову, и если бы не лужа крови, натекшая под стандартные солдатские тапки без задников, можно было бы подумать, что он спит. Верхний ярус был пуст, следы погрома тоже отсутствовали – похоже, парня зарезали во сне. Притаившись у стены, я укоризненно покачал головой, сопроводив жест соответствующим мыслеобразом, и уязвленный Петрович беззвучно ощерился – виновным он себя не признавал. Да я особо и не настаивал: в такую погоду нюх не поможет, все запахи моментально размываются.

Приказав напарнику следить за окрестностями, я с удвоенной осторожностью пробрался к остальным боксам и в крайнем левом обнаружил еще два трупа – таких же безмятежных, застывших в нелепых позах на кроватях. Трое из семи – выходит, вся отдыхающая смена. Кто мог без шума и пыли прирезать опытных Охотников? Прилетевшие на катере молодчики? Вообще, глупых вопросов море, но все они при ближайшем рассмотрении приводили к единственному выводу: у них есть наводчик, и это кто-то из своих. В боксы я не полез – все и так ясно, да и с оружием облом вышел – бронированные шкафчики красовались распахнутыми дверцами и девственно-чистыми полками. А вот это уже звоночек! Сейфы могли открыть только другие Охотники, и никто больше. Это что же получается, кто-то из них гнида? Если не все сразу…

От подобной перспективы мне стало совсем хреново, и я поспешил распластаться в тени складского ангара, высившегося неподалеку. Петрович, наплевав на сырость и грязь, спрыгнул с крыши жилого бокса и присоединился ко мне. Прогонять его я не стал, велел только затаиться и попытался проанализировать обстановку. Выводы были сплошь неутешительными, по всему выходило, что надо сваливать из поселка и прятаться в скалах. Даже если напавшие найдут своих мертвецов, есть реальный шанс, что прочесывать местность поленятся и уберутся восвояси. Конечно, если предположить, что они не имеют целью захват и удержание острова. Но в такое развитие событий не очень-то верилось: что у нас тут удерживать? И главное, за каким хреном? И вообще, какого тут происходит?! Я в бешенстве долбанул кулаком по земле, разбрызгав случившуюся под рукой лужицу, и зарычал сквозь стиснутые зубы. Выпустив пар, поднялся на ноги, вжавшись в рифленую стену. Нестерпимо хотелось выть от бессилия, но больше потерять контроль я себе не позволил и короткими перебежками направился к гражданским модулям. Следовало разузнать судьбу Ларочки – второй Галиной лаборантки.

Бокс оказался пуст, но присутствовали следы борьбы: разбросанные по комнате тряпки, рухнувшая полка с книжками (которую я сам и вешал не так давно) и треснувший пластик в оконном проеме недвусмысленно свидетельствовали, что девушка сопротивлялась до последнего. Отсутствие кровавых пятен внушало маленькую надежду, что хохотушка-лаборантка еще жива. Знать бы только, куда ее уволокли. Эх, если бы не шторм! Петрович бы в два счета по следу провел…

Где-то в районе эллинга послышался короткий вскрик, затерявшийся между раскатами грома – над островом проползала очередная туча, еще не растратившая заряд и потому беспрестанно сверкавшая молниями. Сидевший рядом Петрович настороженно прянул ушами и застыл в характерной позе, вытянув морду в сторону основного комплекса.

– Тоже слышал?

Кот фыркнул и нетерпеливо дернул хвостом, дескать, сколько можно ждать? Проверить же нужно!..

– Разведка, – легонько хлопнул я напарника по холке, – только осторожно давай!

Петрович дернул усом и стремительно заскользил над поверхностью луж, благоразумно держась в тени строений. Визуальный контакт я потерял уже через несколько секунд и отслеживал напарника только по компьютерной метке на забрале, но оно и к лучшему – агрессоры его тем более не заметят, разве что биосканером засекут. Но на этот счет я не беспокоился, вряд ли кто станет палить по коту, слишком сильны в людях стереотипы мышления. Никто из моих знакомых Петровича не воспринимает как реального противника, что уж про залетных молодчиков говорить!

Сделав порядочный круг вдоль окраины поселка, я вышел к центральному комплексу с правой стороны, оказавшись аккурат на задах купола лаборатории, и притаился, пригнувшись, за выступом фундамента – как раз в этом месте был проложен крытый переход к миниатюрному смотровому пузырю, лежавшему на дне бухточки чуть в стороне от эллинга. Предполагалось, что оттуда мы будем общаться с афалинами, но пока что те все приглашения игнорировали, даже Варька не соглашалась соваться в наш крошечный фьорд. Насколько я сумел понять из ее невнятных объяснений, именно что из-за тесноты и отсутствия второго выхода. С моей позиции открывался удовлетворительный вид на эллинг, а вот центральный шлюз лаборатории совсем не просматривался. Некоторое время я настороженно прислушивался, но крик больше не повторился, да и разглядеть что-либо, кроме неясных отсветов дежурного освещения в эллинге, не удалось. Сканирующая аппаратура помогла мало: наведенное электричество, отравлявшее нам жизнь по возвращении из моря, и тут проявило себя во всей красе, сузив радиус до нескольких метров.

Петрович между тем приблизился к центральному комплексу с другой стороны, и я ощутил его беспокойство – моему напарнику что-то отчаянно не понравилось, но без ППМ разобрать детали не получилось. Одно ясно: в лаборатории тоже не все ладно. Черт-черт-черт! Что делать, что делать?! Проклятые нервы…

Я извлек из кобуры «дефендер», передернул затвор, дослав унитар в ствол, и коротким импульсом послал напарника ближе ко входу в эллинг. Кот сорвался с места, правда, из тени благоразумно не вылезал, предпочитая ползти по грязи в непосредственной близости от символического бордюра, отделявшего аккуратную дорожку от неряшливого газона. При развертывании поселка монтажники долго не заморачивались и просто-напросто раскатали рулоны сантиметровой толщины пористого пластика. В хорошую погоду лучшего покрытия нечего было и желать, но сейчас нанесенные ветром пыль и песок превратились в скользкую жижу, так что приходилось осторожничать. Я медленно двинулся вдоль крытого перехода, намереваясь перемахнуть его у берега и подобраться к глухой стене эллинга, но довести дело до конца не успел – во флигеле, пристроенном с противоположной стороны, зазвенело выбитое стекло. До моего слуха донесся полный отчаяния женский вопль, заглушенный очередным раскатом грома, и я без раздумья рванул на звук, легко перепрыгнув препятствие. За секунду преодолев открытое пространство, привалился спиной к стене эллинга и осторожно высунулся из-за угла, держа пистолет по-военному двумя руками и сопровождая взгляд движением ствола. У входа никого не было, но внешняя переборка шлюза была наполовину утоплена в стене, удерживаемая в полуоткрытом положении каким-то массивным предметом. Присмотревшись, я понял, что это ноги кого-то из техников – очень уж характерные ботинки и штанины рабочего комбеза. Судорожно сглотнув слюну, я поспешно скрылся за углом и несколько секунд глубоко дышал, пытаясь успокоиться. Блин, как же все-таки не хватает даже не специфической подготовки, а элементарного боевого опыта! Ну не десантник я, не привык к таким мертвецам – хладнокровно убитым своими же соплеменниками! Чувствующий мое состояние напарник прошелся по голове мягкими лапами – фигурально выражаясь, само собой, – но легче мне не стало. Одно дело, когда люди пали жертвой агрессивного животного, это еще можно понять и принять. Да, жалко, да, придется зверя выследить и обезвредить, но тот не понимает, что творит, просто следует инстинктам хищника. Ничего, как говорится, личного, голая необходимость. Но какая необходимость заставляет двуногих хищников уподобляться диким зверям? Я после Находки почти месяц не мог спать спокойно, каждую ночь кошмарили собственноручно убитые безопасники. А ведь я всего лишь оборонялся, к тому же защищал любимую девушку, да и лиц убиенных не видел – они навсегда остались для меня изломанными куклами в шлемах с непроницаемо-черными забралами. Боюсь представить, в каком виде ко мне будет являться зарубленный, да и Пауль, хоть и не по моей вине концы отдал, к нему, несомненно, присоединится.

С трудом задавив очередной приступ дурноты, я осторожно двинулся к флигелю – аккуратным перекрестным шагом, высоко задирая носки, чтобы ни за что не зацепиться, и не опуская пистолета. Но не успел преодолеть и половину пути, как услышал очередной крик – долгий, отчаянный, переходящий в характерное бульканье. Долбаные мясники, и ее зарезали! Я потрясенно застыл на месте, но через долю секунды из замешательства меня вывел противный писк сканера – прямо по курсу комп обнаружил пару крупных объектов, идентифицированных как Охотники в полном снаряжении. Буквально сразу же я их увидел и невооруженным взглядом: из плотной тени выступили две массивные фигуры, четко очерченные потоками воды. Правый поигрывал тесаком, с клинка которого ливень стремительно смывал кровавые потеки, левый же держал наготове мощный «вихрь» и не спускал с меня сосредоточенного взгляда. Забрала оба затемнять не стали, так что я их узнал: они были из текущей смены, прибыли дня три назад, но примелькаться уже успели.

– Привет, дрищ! – хмыкнул правый и ловко вогнал клинок в ножны. – Мы уже хотели идти тебя искать, а ты сам нарисовался! Решил сдаться добровольно?

– А хрен по всей морде не хочешь? – от безнадеги огрызнулся я, мысленно «успокаивая» напрягшегося в паре метров от предателей Петровича. – Вы чего, вообще, творите?!

– Не твоего ума дело! – отрезал левый. – Бросай пукалку.

– Попробуй отними!

– Легко! – хмыкнул правый, с этакой ленцой подхватывая висящий на ремне стволом вниз «вихрь». – Вообще-то тебя велено по возможности взять живым. Но если ты настаиваешь… Ключевое слово – «по возможности», усекаешь? Так что…

Договорить я ему не дал, начав движение посреди фразы – стандартный психологический прием. Правда, обычно происходит наоборот: заговаривающий зубы переходит к активным действиям сам, пока оппонент стоит, развесив уши. Но со мной этот номер не прокатил. Активировав усилитель, я изо всех сил оттолкнулся ногами и отпрыгнул назад, одновременно заваливаясь всем телом. Левый успел среагировать, но выпущенная им очередь прошла гораздо выше – примерно на уровне моей головы, если бы я остался стоять на месте. Но в этот момент я уже рухнул на спину и скользнул по жидкой грязи к шлюзу лаборатории, на ходу открыв огонь – две пули в одного, еще две в другого. Больше не успел, остановился, упершись головой и плечами в створку, и откатился в сторону, уходя с линии огня. Впрочем, обоим Охотникам пока что было не до меня. Словив по паре унитаров в головы, в данный момент они пребывали в легком ошеломлении: удар пули, хоть и пистолетной, – не шутка. Шлемы их уберегли даже от сотрясения мозга, не говоря уж о переломе шеи, поэтому фору я выиграл совсем небольшую – пару-тройку секунд от силы. И, что самое обидное, использовать это время с толком не успел. Проклятый шлюз оказался заблокирован, судя по всему, случайным попаданием: унитар ударил в замок и намертво заклинил фиксатор, так что справиться с дверью не удалось, даже задействовав усилитель.

Замедлившееся от адреналинового выброса время позволяло подмечать мельчайшие детали и успевать реагировать, так что и от второй очереди я увернулся. Мощные уэсы сокрушили окно за моей спиной, обрушив на меня поток пластиковых обломков, но я, не обратив на это внимания, мгновенно перевалился через широкий подоконник и распластался на полу у стены. Воздух надо мной загудел от пронизывающих его унитаров, а треск уродуемых перегородок заглушил даже очередной раскат грома. Изо всех сил загребая локтями и коленями, я переместился к шлюзу и застыл в простенке между внутренней створкой и оконным проемом, выжидая удобного момента. Не успевшие толком прийти в себя Охотники вскоре мне его подарили, почти одновременно опустошив магазины автоматов, и я незамедлительно высунулся из укрытия, всадив очередной дабл-тап в многострадального «левого». «Правый» успел откатиться с открытого места, по пути выронив «вихрь», и я, уже не особо скрываясь, один за другим высадил оставшиеся унитары в рухнувшего противника, последним попаданием отправив того к праотцам: пуля ударила снизу в открывшийся подбородок и пробила слабую в этом месте армированную ткань. Боевик пару раз дернулся и затих, я же в лихорадочном темпе заменил в «дефендере» магазин и снова замаячил в окне, выцеливая второго врага.

На этом мое везение закончилось: сообразительный «правый» выдернул чеку из осколочной гранаты и уже занес руку, выбирая, куда бы ее зашвырнуть. Я дернулся в сторону, краем глаза заметив, как выпрыгнувший из темноты Петрович врезался в конечность – как раз в момент броска – и сбил ребристую болванку с траектории. Та на излете ударилась в стену чуть в стороне от окна и с леденящим кровь стуком откатилась примерно на метр, позволив мне распластаться на полу. Глухо хлопнул взрыв, завизжали разлетающиеся осколки, но вреда мне причинить не смогли. Я же, сместившись ко второму окну, выбитому еще в начале перестрелки, взял на прицел рухнувшего в грязь «правого» и нажал на спуск, возблагодарив небо, что наши Охотники щеголяли в облегченной броне без генератора поля – иначе хрен бы я кого достал. Попал удачно, в стык наплечника и грудной бронепластины. «Правый» зашелся в крике, пытаясь отползти в сторону, но подошвы ботинок скользили по грязи, сводя на нет его усилия.

Добить подранка я не успел: со стороны эллинга прилетела длинная очередь, заставившая меня грохнуться под защиту стены, и я в очередной раз помянул добрым словом строителей – по большому счету это была и не стена, а продолжение фундамента из пенобетона, в котором вязли даже мощные унитары «вихрей». Про слабенькие гражданские боеприпасы и говорить нечего – они в «сэндвичах» перегородок застревали, пробивая их насквозь в одном случае из трех. Однако появление вражеского подкрепления ввергло меня в состояние паники – я про красавцев в легких брониках и думать забыл, – и тело мое предательски обмякло, отказываясь повиноваться. Я чуть было не выронил в бессилии пистолет, но тут меня вдруг затопила волна звериной ярости, и в окно маханул вывозившийся как черт Петрович: глаза горят, распушенный хвост хлещет по полу, шерсть на холке дыбом. В общем, мой напарник был полон решимости защищать меня до последней капли кошачьей крови. Не важно как – зубами, когтями, лишь бы дотянуться до ненавистного врага. Устыдившись собственной слабости, я ласково провел перчаткой по лобастой голове напарника и поспешно выполз из-под окна, укрывшись в простенке. Осторожно высунулся и в следующее же мгновение сгреб кота за шкирку, выпустив рукоять бесполезного сейчас «дефендера». Размахнувшись, зашвырнул обиженно взвывшего Петровича почти к самому срезу воды, кот в полете немыслимым образом изогнулся и приземлился на четыре лапы. Потом неловко съехал по скользкой глине вниз, подгоняемый моим мысленным «Брысь!!!», и растворился во тьме, рассекаемой струями ливня. Я же, облегченно выдохнув, рухнул на четвереньки и бросился с максимально возможной скоростью в глубь помещения, суетливо расталкивая осколки пластика и сшибая остатки мебели. Едва успел укрыться за стойкой «рецепции», как в комнате рвануло: замеченный мной недалеко от эллинга гранатометчик выпалил из своей дуры, а его напарники поддержали начинание коллеги дружной пальбой.

Когда разбросанный взрывом хлам перестал барабанить меня по ногам и загривку, я чуть приподнял голову и наткнулся на Вениамина. Электронщик лежал на спине, раскинув руки, и с первого же взгляда становилось ясно, что он мертв. Правда, в отличие от Охотников в жилых боксах, техник был убит из автомата – несколько унитаров пробили ему грудь навылет. Теперь понятно, что за дыры в шлюзе и почему окно выбито – в Веню стреляли прямо с улицы, застав того врасплох. Злобно выматерившись, я высунулся из-за стойки и зашарил взглядом по помещению в поисках утерянного «дефендера» – без оружия мои шансы на выживание стали и вовсе уж призрачными, – но найти пропажу не получилось: за окном коротко полыхнуло, и я вновь юркнул в свое ненадежное укрытие.

Вторая граната рванула удачнее – стойку снесло ударной волной, едва не накрыв меня, и я почел за благо убраться из вестибюля в глубину лаборатории. Покореженная попаданиями дверь не сопротивлялась – я попросту врезался в нее всем телом и рухнул уже по ту сторону стенки. Не разбирая дороги, рванул по коридору влево, но уже через секунду вновь распластался на полу: кто-то шарахнул из «вихря», и мощные уэски прошили здание насквозь, даже не заметив преграды в виде межкомнатных перегородок. С тыла зашел, сука! Оглушающий страх накатился всесокрушающей волной, лишая способности мыслить, но тут вмешались вбитые множеством тренировок рефлексы: тело без участия мозга перекатилось от стены до стены, и я, оказавшись на четвереньках, стартанул с места, не задаваясь вопросом куда и зачем. Остановился лишь у спуска в подвал. Из всего оборудования, размещенного там, Галя пользовалась только холодильными камерами, полностью игнорируя остальные приблуды, и я периодически над ней подшучивал, предлагая устроить здесь уютное любовное гнездышко. Плохо соображая, что делаю, ткнул в сенсор, и усиленная переборка поползла в сторону, открывая проход. Машинально шагнул, какой-то частью сознания удивляясь, как это я так ловко загнал сам себя в угол, и в этот момент наверху рвануло особенно сильно. Я еще успел подумать, что наверняка что-то термобарическое, но тут тугая волна спрессованного воздуха швырнула меня в чрево тамбура, и я нырнул в спасительную тьму беспамятства…