Глава 6

На следующее утро я тщательно выбрала наряд. Обычно в выходные надеваю что-нибудь попроще и расхаживаю по дому в джинсах и старых кроссовках. Но в ту субботу это были черные узкие брючки, кашемировый кардиган и сапоги на высоком каблуке. Волосы собрала в конский хвост и надела лучшее пальто.

На улице не увидела микроавтобуса Уилла, а вот полицейская машина вернулась на боевой пост. Правда, с новой парой полицейских. На пассажирском сиденье расположилась молодая женщина, явно заигрывавшая с водителем. Они настолько оказались увлечены обществом друг друга, что даже не заметили, как я вышла из дома.

Засунув руки в карманы пальто и ругая себя за то, что не взяла перчатки, я прошла вдоль Тули-стрит к вокзалу, расположенному возле Лондонского моста. Здесь на восьмой платформе стала ждать поезд, заодно наблюдая за другими людьми. По выходным вокзал не узнать. Тихо, безлюдно, никакой толкотни. Можно никуда не торопиться, можно идти обычным шагом, не опасаясь, что тебя собьют с ног спешащие в свои офисы клерки в дорогих костюмах.

Поездка в южном направлении заняла менее тридцати минут. Поезд ехал по знакомой мне территории: мимо многоэтажных домов Кэмберуэлла, мимо грязной крыши торгового центра в Луишеме и знавших лучшие дни домов Викторианской эпохи из красного кирпича, что тянулись миля за милей.

В Блэкхит я прибыла в начале одиннадцатого. Представители старшего поколения присутствовали здесь на каждом шагу: выгуливали ухоженных собачонок, разглядывали витрины с дизайнерскими кухнями. Я заметила мать раньше, чем она увидела меня. Мама сидела у окна своей любимой кофейни за своим обычным столиком.

Выглядела она как всегда: безупречно уложенные седые волосы, элегантная неброская одежда.

– Здравствуй, дорогая! – произнесла она и поцеловала меня в щеку.

– Надеюсь, я не опоздала, мама.

– Твое лицо, – пробормотала она. – Что случилось?

– Ничего, пустяки. Поскользнулась на обледенелом тротуаре.

Мать с ужасом рассматривала «фонарь» у меня под глазом.

– Что ты будешь? – спросила я.

– Как обычно.

Я изучила меню.

– Для меня яйца-пашот и тост из хлеба грубого помола.

– По крайней мере, ты хотя бы что-то ешь, дорогая. Это добрый признак.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что тебе дальше некуда худеть, Элис. Ты и так тощая.

– Я не потеряла ни унции, мама. Мой вес десять стоунов, как всегда.

– Вообще-то это был комплимент. – Мать вскинула руки, будто пытаясь успокоить разъяренного зверя. – Боже мой! Какая ты стала раздражительная. Или у тебя неприятности на работе?

Я мысленно досчитала до десяти, прежде чем ответить:

– Нет, на работе все в порядке. В марте у меня появится помощница-практикантка.

Мать пристально посмотрела на меня своими светло-серыми глазами. На ее лицо был наложен обычный легкий, почти незаметный макияж, искусно скрывавший морщинки и прочие изъяны кожи.

Она откусила краешек круассана с марципаном.

– Ты видела брата?

– Пару раз на этой неделе. Он все такой же.

Мать не сводила с меня глаз, наблюдая, с какой жадностью я ем.

– Он все еще ходит в эту свою группу?

– Не уверена, – ответила я. – Уилл никогда мне ничего не рассказывает.

Мать нахмурилась. Неожиданно она словно состарилась: вокруг глаз появились глубокие морщины.

– Почему бы ему не пожить у тебя, Элис?

– Я уже тебе говорила, все не так просто, как кажется.

– Но не может же он вечно ютиться в этом автобусе! У тебя ведь есть квартира. – В ее голосе все громче слышалось недовольство, она, казалось, забыла, что мы с ней в кафе не одни.

– Согласись, с тем же успехом он мог бы пожить и у тебя, разве не так? – произнесла я, стараясь говорить как можно спокойнее. – У тебя есть свободная комната.

– Это удар ниже пояса, – ответила она. – Ты прекрасно знаешь, что он не отвечает на мои звонки.

Пришлось отложить вилку в сторону.

– Давай оставим эту тему, а не то мы точно поссоримся.

– Хорошо, тема закрыта, – согласилась мать, буравя меня взглядом. – Но помни, Элис, он твой брат. Ты должна помогать ему.

Я ответила ей таким же пристальным взглядом.

– Мы обе должны помогать ему, мама.

Бессмысленно объяснять, сколько раз я просила Уилла переехать ко мне. У нее все равно нашелся бы повод раскритиковать меня. В этом отношении с того времени, как умер отец, ничего не изменилось. Впрочем, мне понятно, почему она перекладывает вину на чьи-то плечи. Нежелание взять на себя ответственность вошло в ее плоть и кровь, стало второй натурой. Так она выживала. Семья рушилась у нее на глазах, отец беспробудно пил и постоянно выискивал себе новую жертву.

В этом нет ни капли ее вины. Пока весь остальной мир считал, что мы прекрасно ладим, как и любая приличная семья среднего класса, она могла считать, что исполняет свой долг. Может, она и страдала от того, что, когда мы с Уиллом были детьми, ей не всегда удавалось уберечь нас от отцовского гнева. Но вряд ли она готова в этом признаться, ибо для этого пришлось бы хоть на минуту снять маску Снежной королевы.

Наш запоздалый завтрак закончился как обычно. Она сообщила, что побывала на вечеринке бывших работников библиотеки, рассказала, какой невыносимый у Шейлы муж, поведала о выставке скульптуры в галерее Хейвард. Мне же снова было нечего рассказать.

– Но ведь в твоей больнице наверняка есть приятные мужчины?

– Я особенно не присматривалась.

– По-моему, пора, моя дорогая.

Когда мы прощались, ее рука повисла над моим плечом; она, судя по всему, хотела прикоснуться ко мне, но не решилась.

– В это же время ровно через две недели?

– Хорошо, мам. Я позвоню.

Она завязала пояс элегантного серого пальто и натянула на руки замшевые перчатки, которые или прекрасно сохранились с давних пор, или были куплены совсем недавно. Я заказала себе еще одну чашку эспрессо и проводила ее взглядом. Она ушла легкой походкой, с прямой спиной, словно все эти годы не знала никаких забот.

До отхода поезда у меня осталось время прогуляться по вересковой пустоши. Когда-то в детстве я проходила по ней каждый день по пути в школу; небо над головой было таким огромным и совершенным, что мне становилось удивительно легко на душе. Теперь горизонт сделался другим, более изрезанным; вдали маячили кварталы высотных зданий. Без них пейзаж со стороны пустоши выглядел таким, что и в девятнадцатом веке: элегантные ряды четырехэтажных георгианских домов, лужайки перед ними пересечены тропинками, по которым степенно прогуливаются обитатели.

Всю дорогу до Морден-роуд ветер продувал меня насквозь. Я шагала к нашему старому дому впервые с тех пор, как его продали. Впрочем, подойдя к перекрестку, порядком перетрухнула. Сердце бешено стучало, однако я заставила себя подойти ближе к большому двухквартирному эдвардианскому дому. Правда, теперь его не узнать: он смотрелся совершенно другим. Старые деревянные окна сняли и поставили вместо них стеклопакеты. На месте жалкой оградки появилась дорогая серебристая.

Я попыталась применить к себе упражнение, которое неплохо излечивает всевозможные фобии. «Подойди ближе к объекту страха, пока не поймешь, что он не опасен. Дождись момента, когда исчезнет беспокойство». Инстинктивное желание пуститься наутек было почти непреодолимым, но я заставила себя задержаться перед домом на пять минут, быстро переводя взгляд с остроконечной крыши на кирпичные стены и на вишню, которую мать посадила возле дома, когда мне исполнилось пять лет. Кто знает, наверное, я ожидала, что сейчас кто-то выскочит и затащит меня назад в прошлое и против моей воли будет держать под замком.

Когда вернулась домой, Лола сидела, развалившись на диване, и смотрела по телевизору старый черно-белый фильм. Я села рядом.

– Она прекрасна, правда? – вздохнула моя подруга, не отрывая глаз от экрана, где царствовала Кэтрин Хепберн в черном вечернем платье и длинных театральных перчатках. – Дело в скулах.

Не особенно вникая в суть происходящего в фильме, я понаблюдала минут пятнадцать за тем, как герои то ссорятся, то снова мирятся.

– Где ты была? – спросила Лола.

– В Блэкхите.

– А-а-а, в родных пенатах, – отозвалась она. – Выпить хочешь?

– Джина, если можно. О тонике можешь не беспокоиться.

– Неужели все так плохо? – хихикнула Лола. – Ничего, попозже будет вечеринка.

– В честь чего?

– Просто вечеринка, Элис. Вовсе не обязательно устраивать ее по какому-то поводу.

– Я не в настроении, если честно.

– Настроение придет. Ну, пойдем посмотрим, что там в твоем необъятном гардеробе.

Лола вихрем пронеслась по моей одежде.

– Господи, Элис, тебе только работать в похоронном бюро. У тебя шесть черных костюмов.

– Еще не поздно переквалифицироваться, – пошутила я.

Лола вытащила из шкафа коротенькое серебристое платье и приложила ко мне.

– Ни за что! Я его уже десять лет не надевала.

– Для танцев самое то.

– Да я в него, пожалуй, уже и не влезу.

– Чушь! – Лола свирепо посмотрела на меня: – Ты выходишь в свет, Элис, поняла? Позволь перед выходом тебя немного привести в божеский вид.

Представление о божеском виде включало в себя завивку волос, покраску ресниц и наложение полутонны тонального крема. Перед тем как спуститься и сесть в такси, она заставила меня вновь посмотреться в зеркало. Серебристое платье чарующе мерцало во всех нужных местах. Подруга башней возвышалась надо мной в коротком зеленом платье и легинсах, обтягивавших ее длинные ноги, как вторая кожа.

– Мы потрясающе выглядим, – проворковала она. – Мужики из-за нас будут рвать друг друга в клочья.

Друзья Лолы жили рядом с вокзалом Ватерлоо в квартире с крошечной гостиной. Когда мы приехали, вечеринка уже была в самом разгаре.

В воздухе ощущался явственный запашок «травки». Основную часть собравшихся, по всей видимости, составляли актеры. Голоса в два раза громче обычного, томные позы, наигранная жестикуляция. Не успела Лола переступить порог квартиры, как моментально бросила меня на произвол судьбы.

– Пойду строить глазки. Здесь полно театральных агентов, – успела она шепнуть, прежде чем раствориться.

Вскоре она уже стояла, прислонившись к стене, и делала вид, что внимательно слушает какого-то малосимпатичного коротышку, будто он самый обаятельный собеседник в мире. Я же вспомнила, почему перестала ходить на вечеринки. Комната была так плотно набита людьми, что невозможно дышать. Неожиданно мне улыбнулся какой-то блондин с неестественно белыми зубами.

– По-моему, я где-то вас видел, – произнес он. – Кажется, в Донмаре в пьесе Чехова, верно?

Я отрицательно помотала головой.

– Да ладно вам. Потом расскажете.

Схватив мою руку, он потащил меня через застекленные двери на расположенную на крыше дома террасу. Народ отплясывал под микс мотауна и транса. Казалось, два разных поколения отчаянно сражались в каждой новой песне. Блондин назвал мне свое имя, но из-за оглушительной музыки я его не расслышала. Поскольку мы уже начали танцевать, это не имело значения.

Чтобы выйти на танцпол, мне хватает пары рюмок, и если я вошла в раж, то меня уже не остановить. Состояние такое же, что и при беге. По жилам разливается алкоголь и гормоны счастья. После нескольких песен мир обрел более привлекательные очертания, и поездка в Блэкхит отодвинулась куда-то на задворки сознания.

– Хотите еще выпить? – спросил, вернее, прокричал мне на ухо все тот же блондин.

Я отрицательно мотнула головой, и он исчез. Его место тотчас занял другой, с красивыми чертами уроженца Северной Африки. Затем к нам присоединилась особа с пронзительно-красной губной помадой и невероятно короткой стрижкой. После этого я танцевала одна, не обращая внимания на холод, потому что отдалась на волю музыкальным ритмам. Когда зазвучала более медленная музыка, я наконец сдалась и вернулась в гостиную, где стала продираться через толпу в поисках стакана воды. Блондин с безупречными зубами встретил меня бесстрастным взглядом, глядя куда-то сквозь меня. Теперь он крепко держал за талию симпатичную девицу в золотистых шортиках, опасаясь, видимо, что она вырвется.

Лола по-прежнему слушала своего коротышку, который, к счастью, не понимал, насколько безнадежно она выглядит. Я по пути из квартиры отправила ей воздушный поцелуй.

Два часа танцев сделали свое дело. Тело полностью расслабилось, между лопатками выступил пот. Чтобы не простудиться в ожидании такси, я бодро зашагала по Стэмфорд-стрит, но через полчаса поняла, что туфли превратились в инструмент пытки. На южном берегу Темзы все еще было многолюдно. Народ расходился после вечеринки, устроенной на первом этаже Башни «Оксо».

Когда дошла до Сити-холла, алкоголь почти полностью выветрился. Каждый шаг причинял адскую боль, и я искренне усомнилась в здравомыслии женщин, которые повсюду ходят на высоких каблуках. Может, ими изобретен безболезненный способ передвижения на шпильках на большие расстояния?

На улицах становилось все меньше людей. Кучка туристов стояла на Тауэрском мосту в ожидании такси. Променад на Чайна-Уорф был пуст. Я прошла по деревянному мостику между пакгаузами, что высились надо мной восьми– или десятиэтажными громадами.

Не знаю почему, но мне стало страшновато. Я слышала чьи-то шаги, хотя поблизости никого не было видно. Наверное, это паранойя, последствия выпитого алкоголя.

Между тем шаги раздавались ближе. Мне стоило немалых усилий сохранять спокойствие. Что, если я приняла за чужие шаги собственный участившийся пульс или цоканье каблуков? С великим облегчением вышла на Провиденс-сквер. Странно, но не увидела ни полицейской машины, ни микроавтобуса брата.

– Вы припозднились, – раздался за моей спиной голос.

– О господи! – воскликнула я. От неожиданности сердце едва не выскочило у меня из груди. – Что вы здесь делаете?

Из темного закоулка между подъездами вышел детектив Альварес.

– Вытянул короткую спичку.

– Простите, не поняла.

– Сегодня моя очередь вас охранять.

Я не знала, что ему ответить. Как обычно, он стоял слишком близко, все в том же черном длиннополом пальто. Мои глаза находились на уровне его губ.

– Где вы были?

– На вечеринке. Но вообще-то это не ваше дело.

– Это ваша обычная реакция на стресс? – спросил он и неодобрительно покачал головой. – Вырядиться и как следует оттянуться?

– Это лучше, чем сидеть дома и хандрить.

– Вас что-нибудь тревожит, доктор Квентин?

– Что вы хотите этим сказать?

– Неужели все ваши эмоции вы расходуете только на пациентов?

– Вы ни черта обо мне не знаете. И вы не имеете права говорить такие вещи.

С этими словами я шагнула к своему подъезду, но он схватил меня за руку и наклонился, чтобы поцеловать меня. Сначала я решила не противиться, но в последний миг передумала. Его теплое дыхание коснулось моей щеки. По спине пробежала легкая волна мурашек.

– Простите, – пробормотал он. – Это совершенно неприемлемо.

– Разумеется, – отозвалась я.

Альварес по-прежнему стоял слишком близко, а моя рука, которой я отталкивала его, оставалась лежать у него на плече. Его лицо нависло над моим. Он словно взвешивал шансы, не зная, повторить попытку или же воздержаться.

– Знаете, я могу пожаловаться на вас, – прошептала я.

– Кому? – Он пристально посмотрел мне в глаза. – Бернс даже пальцем не пошевелит.

– Тогда вашей жене.

На его лице читался ужас.

– Я могу все объяснить.

– Что собираетесь развестись? – усмехнулась я.

На этот раз он даже не пытался остановить меня. Пока я поднималась по лестнице, ноги мои заплетались, отказываясь повиноваться мне. Стрелки будильника на кухне показывали два часа ночи. Впрочем, ложиться спать бессмысленно. Мысли до самого утра будут танцевать у меня в голове, не зная ни минуты покоя.