Глава 3

Узкое запястье, кончики пальцев красные, как обожженные Я заставила себя прикоснуться двумя пальцами к холодной коже, но пульса не нащупала. Заглянув под кованые ворота, увидела, что тело лежит примерно в футе от них, завернутое в черную ткань. Было невозможно понять, юноша это или девушка. Я поймала себя на том, что ничего не соображаю. Все мысли вмиг покинули меня.

Убийца мог находиться где угодно. Вдруг он сейчас рядом и наблюдает за мной? Улица пуста: ряд неиспользуемых офисных зданий, заброшенный склад, ни одного прохожего. Ближайший дом с освещенными окнами отсюда примерно в ста шагах. Можно, правда, добежать до паба на Маршалси, это займет пару минут. Испуганно оглядевшись по сторонам, я вытащила из кармана телефон и набрала 999.

Спокойный женский голос пообещал немедленно выслать «Скорую».

– Вы можете оставаться на линии до прибытия, – посоветовала оператор тоном заботливой бабушки. Я представила ее себе: полная, средних лет, под рукой всегда чашечка чая.

Увы, мои мысли упорно отказывались превращаться в законченные предложения. Я коротко поблагодарила и сунула телефон в карман. Холод мостовой от подошв быстро распространился по ногам и добрался до позвоночника. Не знаю почему, но мне не хотелось оставлять это безжизненное тело, которому наверняка уже было все равно, кто составит ему компанию.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем наконец подъехала полиция. К этому времени я уже успела мысленно перебрать все причины, как и почему чей-то труп мог оказаться в этом безлюдном заброшенном уголке Саутварка. Кто это? Жертва разборок враждующих банд? Или сбежавший из дома подросток? Уснул на улице и умер от переохлаждения? Мои замерзшие руки утратили чувствительность, пальцы онемели.

Прибыла «Скорая», а на другой стороне дороги остановились два полицейских микроавтобуса. Все сразу пришло в движение, как в сериале «Катастрофа». Старшим, судя по всему, был мужчина в длинном пальто. Полицейские офицеры тут же засуетились вокруг него, принялись выполнять его указания, вытаскивать из микроавтобусов ящики с оборудованием. Тем временем он подошел ко мне. Увы, слишком темно, чтобы разглядеть его лицо. Взгляд выхватил лишь темные глаза и брови, заметно выделявшиеся на бледной коже. Похоже, он давно разучился улыбаться.

– Элис Квентин?

– Да, – ответила я, клацая зубами, пока он пристально рассматривал меня.

Из микроавтобуса за его спиной высыпали полицейские и начали устанавливать прожекторы. Затем один арматурными кусачками взялся перекусывать цепочку ворот.

– Вы давно здесь находитесь?

– Минут двадцать.

Неожиданно вспыхнул яркий свет. Мужчина в пальто стоял почти вплотную ко мне, чужого личного пространства для него не существовало. Телосложением походил на боксера. Темные волосы спадали на лоб и глаза.

– Что вы делали на этой улице? – спросил он, глядя так, будто преступница – это я.

– Бегала. Я всегда бегаю.

– Значит, вы сумасшедшая, – произнес он и изумленно покачал головой: – Клинический случай.

– Ну и наглая сволочь, – буркнула себе под нос, когда он отошел в сторону.

Вскоре ворота распахнулись и темноту пронзили лучи прожекторов. Я застыла на месте, прислонившись спиной к телеграфному столбу. Женщина в белом комбинезоне начала привязывать к нему черно-желтую ленту. Закрепив ее конец, она стала разматывать ее дальше. Я оказалась внутри огораживаемого круга, сама став уликой, которую следует забрать в лабораторию для экспертизы. Бочком придвинулась ближе к воротам. Следователи сновали туда-сюда, поднимали что-то с земли и относили найденное в машину. Один из них остановился рядом, чтобы занести в блокнот мои показания. Бросив взгляд через его плечо, я мельком увидела обнаженное тело. Оказалось, это молодая женщина. Ее накрыли брезентом, только босые ноги остались на виду. Еще одна фигура в белом склонилась над ней и посветила ей в лицо фонариком. Мимо меня вновь прошествовал полицейский в дорогом пальто.

– Могу я теперь идти домой? – спросила я.

– Каким образом вы намерены туда добраться? – с нескрываемой издевкой уточнил он.

– Пешком.

– Вы шутите, – сказал он и покачал головой. – Поедемте со мной.

Я слишком устала, чтобы с ним спорить. Полицейский открыл дверцу автомобиля и даже собственноручно защелкнул на мне ремень безопасности, как бы невзначай коснувшись моих ног. Откинувшись на спинку сиденья, он пристально посмотрел на меня.

– Зачем, ради всего святого, бегать по ночам там, где на людей нападают с ножом, а то и вообще стреляют?

Я выдержала его взгляд.

– Вообще-то я быстро бегаю. Если ко мне кто-то начнет приставать, я убегу.

Он ничего не ответил, лишь завел двигатель. Лицо его оставалось бесстрастным.

– Готова спорить, что вы отлично играете в покер. Угадала?

– Это вы к чему?

– Ваше лицо никогда не меняет выражения. У вас вечно сердитый вид.

Полицейский нахмурился.

– Обычно я само спокойствие, – ответил он. – Но когда люди вроде вас бессмысленно рискуют жизнью, это действует на нервы.

– Поняла. Опять-таки готова спорить, что вы не против изменить закон. Будь ваша воля, вы бы держали женщин взаперти. Пусть они занимаются вышиванием и носа из дома не показывают.

Он еще крепче стиснул зубы и сжал руль. Идеальный кандидат в группу управления гневом, которую я веду каждую пятницу. По крайней мере, к тому времени, когда мы остановились на Провиденс-сквер, он тихо побулькивал, а не бурлил что есть силы.

– Кто-то дома может присмотреть за вами? – спросил он.

– Со мной все в порядке, честное слово.

– Да уж. Вы только взгляните на свои руки, – усмехнулся мой спутник.

Мои руки подрагивали на коленях, отказываясь лежать спокойно.

– Давайте я вам помогу.

Он нагнулся, чтобы открыть для меня дверь; при этом его волосы коснулись моих губ. Крепко взяв меня за руку выше локтя, он помог выбраться из машины.

– Дальше я сама, спасибо.

– Вы едва стоите на ногах, – заявил он, все еще держа меня за руку.

– Нет, правда, со мной все в порядке, – решительно произнесла я. – Хотите верьте, хотите нет, но я сама могу подняться по лестнице.

– Как скажете.

С этими словами он сел в машину и укатил прочь. До меня только сейчас дошло, что он даже не счел нужным представиться. Микроавтобус моего брата уже вернулся на автостоянку на противоположной стороне улицы. Правда, свет в нем выключен. Уилл или спит, или греется где-то в другом месте. Дверь в подъезд вновь осталась открытой. Не забыть бы завтра прилепить к ней записку с напоминанием соседям, что вообще-то двери принято закрывать.

Уилл явно побывал в квартире: доел оставшийся хлеб и сыр, забрал постиранную одежду. Я плеснула в стакан немного бренди и, когда поднесла к губам, услышала, как стекло постукивает о зубы. Когда, в надежде согреться и отдохнуть, легла в постель, оказалось, что мысли вертятся в голове, не давая уснуть. В конце концов они остановились на темноволосом полицейском с постоянно хмурым лицом, и я провалилась в сон.

Без четверти восемь зазвонил телефон. Ого, значит, я ухитрилась проспать, не услышав будильника. Голос знакомый и настойчивый, с легким акцентом элитной школы.

– Элис, это я.

Потерла глаза и попыталась привести мысли в порядок.

– Шон, – пробормотала я.

– Все время думал о тебе. Ты знаешь, что будешь полной дурой, если окончательно решишь расстаться?

– Послушай, сейчас не могу разговаривать, прости меня. Даже если бы захотела тебе объяснить, ты не поверишь, что такое бывает.

– Тогда сегодня вечером, после работы, – уперся рогом Шон. – Господи, Элис, неужели все психологи такие непредсказуемые, как ты?

– Думаю, это маловероятно.

На другом конце линии раздался какой-то сдавленный звук.

– Тем лучше, черт побери.

По пути на работу я сделала крюк и проехала по Редкросс-уэй. При дневном свете здесь не было ничего страшного. Типичная для Саутварка ничем не примечательная улица – голая, без деревьев. Куда ни глянь, одни лишь уродливые офисные здания. Вчерашнее место было по-прежнему огорожено черно-желтой лентой. Никого не заметив поблизости, я юркнула под нее. Ограду украшали ленточки и искусственные цветы. Затем мое внимание привлекла блестевшая на солнце латунная табличка.

Здесь похоронено более тысячи проституток, живших в Лондоне со времен Средневековья до 1850-х годов. В 1994 году кладбище частично разровнено, чтобы освободить территорию под строительство электростанции, обслуживающей столичное метро. Однако местные жители выступили против этого решения и продолжают требовать от совета Саутварка создания мемориального сада в память о погребенных здесь женщинах.

Я привстала на цыпочки и попыталась заглянуть через ворота внутрь, но ничего не увидела. Лишь черное покрытие да побеги крапивы и буддлеи, что сумели пробиться сквозь трещины. Место столь же безликое, как стандартный каток. Его вид слегка оживляли смятые упаковки чипсов и полиэтиленовые пакеты «Теско», которые из конца в конец гонял ветер. Кое-где поблескивали осколки битых бутылок, перекинутых через ограду подростками. Я прикрыла глаза и попыталась представить тысячу женщин: вот они стоят плотной стеной и смотрят на меня.

Неожиданно кто-то похлопал меня по плечу.

– Вы что, не умеете читать? – Это была женщина-полицейский в форме. Ее голос звенел возмущением. – Это место преступления.

– Я хотела посмотреть кладбище.

– Там нечего смотреть. – Ее лицо оставалось каменным от холода и высокомерия. Она хлопнула в ладоши, прогоняя меня от ворот, как бродячую кошку. – Уходите. Ну же, идите куда шли.

Скажу честно, я с огромным облегчением провела утро, погрузившись в заботы других людей, не имея времени думать ни о чем, кроме диагнозов и лечения. Когда в час дня зазвонил телефон, как раз собиралась съесть купленный в больничном кафетерии сэндвич. Звонил старший инспектор Бернс, обладатель голоса, в котором смешались акценты курильщика, выходца из низинной Шотландии и обитателя Бермондси.

– Слишком много совпадений, – проворчал он, – вы сказали, что Моррис Клей не опасен, но тут – бац! – происходит убийство, причем как только его выпустили на свободу.

Мне вспомнилось лицо Клея во время моего с ним разговора: лицо ребенка, пытающегося разгадать загадки мира взрослых.

– Он не мог этого сделать.

– Но мы не можем его исключить из списка подозреваемых, – вздохнул Бернс. – Убитая девушка жила в паре шагов от Редкросс-уэй. Это его территория.

– Вы уже допросили его?

– Его нигде не могут найти. – В трубке возникла долгая пауза. – Дело в том, доктор Квентин…

– Элис.

– Я был бы вам признателен, если бы вы согласились помочь нам еще разок.

– Каким образом?

– Это слишком похоже на ту историю с убийствами в Саутварке. У меня такое ощущение, словно здесь вновь поработали Рэй и Мэри.

– Но ведь Бенсоны в тюрьме, если я не ошибаюсь!

– Мэри вот уже шесть лет сидит в Рэмптоне. Рэй умер в прошлом году в Бродмуре.

– То есть появился подражатель?

– Хуже. Убийце известно то, о чем пресса никогда не писала. Например, что на телах девушек вырезали кресты.

– Но при чем здесь я?

– Клей явно к этому как-то причастен. У него точно имелся сообщник. Кто бы он ни был, это сущий маньяк. Они хорошо изучили дело и решили применить свои знания на практике. Думаю, можно ждать новых случаев.

– Боюсь, ничем не могу помочь вам, инспектор. Я не судебный психолог. В мои обязанности не входит выяснять, почему кто-то умер. Я помогаю людям выжить.

– Вот поэтому вы мне и нужны, Элис. Хочу, чтобы взглянули на тело девушки. Интересно узнать, что вы думаете об этом убийстве.

– Но какая от этого будет польза?

Бернс замешкался с ответом.

– Вдруг вы заметите что-то такое, что мы упустили.

Когда наш разговор завершился, я была как выжатый лимон. Перед глазами стояла рука убитой, лежащая на грязном холодном тротуаре. Протянутая ко мне, будто я – ее единственная надежда на спасение. Этот Бернс сумел-таки меня убедить. Заодно больно закололо в верхней части спины, прямо между лопатками.

С работы я ушла в начале восьмого и покатила в направлении Лондонского моста. Возле Саутваркского собора прицепила велосипед к фонарному столбу. На минуту остановилась, чтобы полюбоваться величественным строением. Несколько лет назад, когда общественные деньги еще шли на восстановление исторических зданий, собор отреставрировали. Каждый камень так и сиял. Будь я верующей, наверняка зашла бы внутрь и произнесла короткую молитву за девушку с кладбища Кроссбоунз. Или за Уилла. Увы, даже закрывая глаза, я никогда ничего не чувствовала. Никакого душевного трепета.

Рыночная площадь была пуста, на земле валялись подгнившие фрукты и овощи, которые торговцы так и не потрудились убрать.

Квартира Шона располагалась в доме на Винчестер-Уок, прямо над магазином. В гостиной пахло кофе и специями. Запахи просачивались снизу, со склада. Пока Шон колдовал на кухне, я обвела взглядом окружающее пространство. Его жилище было полной противоположностью моему. Полки заставлены компакт-дисками и книгами. В углу пианино, на кофейном столике горой навалены журналы джазовой тематики и газеты. Когда Шон сунул мне в руку бокал с вином, я, сама не понимая почему, выложила ему все – начиная с момента, когда нашла мертвое тело, и кончая знакомством с самым высокомерным полицейским в мире.

– Оставайся, – предложил Шон, – тебе опасно одной. Если хочешь, я лягу на диване.

– Ты и пяти минут не улежишь на нем один.

– Плохо ты меня знаешь, – улыбнулся он. – Уверен, вытерплю целых десять.

– Нет, я лучше пойду.

Его рука легла мне на талию, и мой план тотчас начал пробуксовывать. Инстинкт подсказал, что не нужно ничего говорить, лучше просто поддаться на его уговоры.

Темные глаза пригвоздили меня к месту. Его улыбки как не бывало, она вмиг слетела с лица.

– Прежде чем принять решение, Элис, учти две вещи.

– Какие именно?

– Первое – в постели я круче всех.

– Это ты уже доказал. Дело в другом.

– Я влюбился в тебя. По уши втрескался.

Я не знала, что на это ответить, и, опустив глаза, шагнула к двери.

– Ты просто так от меня не уйдешь.

Впервые я заметила в выражении его лица нечто странное, некую одержимость. Хотя кто его знает. Вдруг он просто слабак, падающий духом при любой неудаче?

Шон продолжал стоять передо мной, и мне подумалось: что будет, если он меня отсюда не выпустит?

– Подумай, Элис. Честное слово, это какое-то безумие.

– Мне нужно идти, Шон. Ты не даешь.

На его щеке дернулся мускул.

– Я мог бы оставить тебя здесь, если бы захотел.

– Не смеши!

– Ты всегда так поступаешь. – По его лицу пробежала неприятная усмешка. – Сначала говоришь «нет», потом говоришь «да»; вроде как я не достоин тебя.

– Неправда, – ответила я и вздохнула: – Просто между нами все кончено, Шон. Извини, но это так.

Решительность моего тона вернула его в реальность. Он опустил голову и отошел в сторону. У порога сунул пакет со всеми вещами, что я держала в его квартире.

Как приятно снова оказаться на улице! Впервые за последние месяцы я смогла вдохнуть полной грудью. Я остановилась на тротуаре и заглянула в пакет. За три месяца перетащила к нему не слишком много вещей: серебряный браслет со сломанной застежкой, упаковка противозачаточных пилюль, белая ночная рубашка и поздравительная открытка ко дню рождения, в которой Шон обещал свозить меня в Париж. Опустив пакет в ближайшую урну, я села на велосипед.

Путь домой потребовал не более десяти минут, но отнял остатки сил. Мне хотелось одного: поскорее войти в квартиру и залечь в ванну. Однако, подойдя к двери, я услышала какой-то звук. Света на лестничной площадке не было. Перед моей дверью маячил чей-то силуэт. Я затаилась, готовая в любое мгновение броситься вниз по лестнице.