XI

Солнце палило вовсю и ребята уже устали. «Переку-у-ур!» – надсадно возопил Валерьян, тщетно пытаясь перекрыть визг бензопилы. Он плюхнулся на фундамент и с секунду активно сострадал наиболее сознательным. Народ явно не врубившись, продолжал совершать странные ритуальные взмахи топорами и лопатами. Фыркнула и замолкла «Дружба» – орудовавший ею пацан выпрямился во весь рост и картинно закинул тяжеленный агрегат на плечо.

«Заработались, бедолаги,» – удовлетворённо хмыкнул пристроившийся рядом Серёга. Валерьян выудил из кармана обильно пропотевшей стройотрядовки полувыкрошившуюся беломорину. Это уже трагедия – запасы курева иссякали.

Бойцы и бойцицы шумно окружили начальника. Домостроевский оптимизм первых дней явно подходил к концу. Впрочем, для них Валерьян был своим. Пока ещё. Стройотряд – это здорово, и жилые бараки – тоже здорово, но нельзя же вкалывать по двенадцать часов в сутки! Даже питаясь по второй категории. Маленькие они ещё… хорошо что есть Серёга-комиссар при «министре капитального строительства». Но два зубра на полтораста голов молодняка – слишком мало.

Где-то рядом по щенячьи взвизгнула Анечка. Два шестнадцатилетних акселерата выпытывали у неё подробности инцидента с Татьяной, делая упор на практическое осмысление. Анечка обижалась. Валерьян цыкнул на шалунов и вперил взор в пространство, машинально вслушиваясь в привычный скулёж. Уродливый параллелепипед двухэтажной Цитадели Совета уже подводили под крышу. Остальные бараки прочно застряли на нулёвке – не хватало дерева. Хилые метровые брёвнышки, поставляемые пахарями-корчевщиками, оказались жутко неудобным стройматериалом. Приходилось изощряться.

Валерьян встрепенулся – к их лежбищу, перепрыгивая с фундамента на фундамент и оскальзываясь на кучах зеленовато-лиловой глины, торопилась Вика.

АЛЬБОМ АНЕЧКИ

«Я так одинока! С тех пор, как эта стерва Танька уехала к Олежеку на Соловки, жизнь для меня потеряла всякий смысл. Я так несчастна! Почему я решила, что нравлюсь ему? Дура! Трижды, четырежды дура! Так ему и надо, подлецу! Пусть целуется там на острове со своей старухой!

А Малян симпатичный. У него такие печальные, нежные глаза… Мне кажется, что он очень-очень добрый. Не то, что эти слюнявые сопляки из второго отряда! Я почти уверена, что он мне нравится. Говорят, что сейчас он в экспедиции, а там, наверное, жутко опасно! Когда Баграт вернётся, я загляну ему в глаза. Лукаво и немножко наивно – так, как я это умею! Наверное, я ему тоже нравлюсь… Недавно он так долго и со значением смотрел прямо на меня. И потом, с чего бы ещё им ссориться с Андреем? Они же так похожи, но Баграт гораздо симпатичнее. А Голубева я давно уже отшила. Он, конечно, капитан, но не на такую напал – сразу руки распускать!

И вообще, мне здесь ужасно скучно. Кто только придумал этот дурацкий Эксперимент? В конце концов, мне уже семнадцать лет, и я хочу веселиться, а не конопатить пазы на этом вонючем Котловане! Правда, здесь я ежедневно вижу Валерика. Он такой серьёзный, положительный. И зовут как – «Валерьян Валери». Звучит! Но Баграт мне всё равно нравится больше, хотя он и в экспедиции.

А Танька-то, Танька! Воспитательша, «цирлих-манирлих», а как окрутила Олежека! Я всё видела – и как они гуляли за Котлованом, и как целовались, и потом… Стерва бесстыжая, а ещё ревела два дня, как корова! А потом – прыг к нему на остров! Ну и пусть! Всё равно мне теперь Баграт нравится. Мой Баграт – самый-самый-самый лучший! Он обаятельный…»

МЕМУАРЫ ВАЛЕРЬЯНА

«28 марта. С самого начала мне не нравилась эта затея с Котами. Баграт бегал туда-сюда, горячился, а мне не до того было – приходил с Котлована измотанный, как собака, и на Советах клевал носом. В достопамятную ночь «малого дворцового переворота» я машинально удерживал Маляна от рукопашной с Голубевым, но ничем путным так и не разродился. А потом сидел и тупо гадал: как получилось, что наш Самодержец с его бестолковой манией величия неожиданно оказался прав? И что последует за выведением обоих драчунов из Совета? Лозунг «Вся власть Совету» временно снимается с повестки дня? Ладно, разберёмся…

Коты в отсутствие Голубева совсем распоясались. Собственно, ничего конкретного – но какой-то блеск у них в зрачках появляется, когда вышагивают по Периметру с оружием. Нехороший такой блеск… Благо, есть мой стройбат. На крайний случай, конечно. Полторы сотни орлов с топорами и ломами в руках что-нибудь да значат…

Кажется, я начинаю уставать. Вчера обматерил двух мальчиков на подсобке. Ни за что обматерил. Вика посочувствовала. Дожил.

3 апреля. Эта липкая ядовито-зелёная мерзость никогда не кончится. Третьи сутки мы продираемся сквозь сайву. Хорошо хоть, натолкнулись на речушку и теперь шлёпаем вдоль берега. Если расчёт правилен, речушка просто обязана вывести нас к хиппистским холмам. Симпатичная такая речушка, метров десять в ширину. Я окрестил ее «Че».

Сопровождающие экспедицию охотники шумно плетутся сзади, изнывая от мошкары и выражаясь по адресу Самодержца. Эта сволочь и правда, могла бы выделить ГАЗик! Здесь он всё-таки нужнее, чем на Периметре. Инга идет рядом – маленькая, гибкая, молчаливая. Интересно, как она ухитряется сохранять свой доморощенный аристократизм в уродливой, не по росту здоровенной штормовке и вихляющихся бахилах?

Если верить данным Первой экспедиции, колония хиппи примерно в пяти километрах отсюда. Плюс-минус. Но Первая экспедиция шла по побережью… Собственно, это была даже не экспедиция – так, варварский рейд обалдевших от новизны окружающего пространства Следопытов.

О какой вообще «экспедиции» может идти речь, если они не составили даже более-менее приличной карты побережья? Это сейчас у нас имеется специалист – Инга, как-никак, имеет за плечами три курса института геодезии и аэрофотосъемки, и с кроками и прочими абрисами работает вполне убедительно. Кажется, этим карандашным наброскам, которые она по ночам, при свете летучей мыши, переносит на карту, есть какое-то другое название, сугубо профессиональное – но я пока не вникаю, некогда…

Наши горе-первопроходцы прошли немного вдоль гряды дюн, сунулись в сайву, потыкались слепо вправо-влево, и натолкнулись на трёх голеньких волосатиков, после чего дали дёру. Свободная любовь их, видите ли, смутила! Девственники хреновы…»

Над головой садануло тяжёлым низким свистом и следом сразу же хлёстко, как пастушеский кнут, грохнула трёхлинейка. Инга, коротко вскрикнув, метнулась к нему, нелепо прижалась всем маленьким вздрагивающим телом. Оттолкнув девчонку, Валерьян рванул с плеча автомат и от бедра всадил очередь в это неправдоподобное, жуткое, синюшно-багровое шевелящееся месиво. Он жал на спуск, абсолютно не отдавая себе отчёта в происходящем, не желая верить увиденному.

Стрельба прекратилась как-то сразу. За спиной, опустив разряженные арбалеты, хрипло дышали перепуганные охотнички. У ног тихо всхлипывала Инга. Она сидела на корточках, и в её сухих стеклянных зрачках плескалось безумие. Там, всего в каких-то пятнадцати метрах раскачивались на корявой ветке три нагих синюшных тела. Двое мужчин и женщина. Содранный выстрелами местный гнус снова начал облеплять их… тела закручивались против часовой стрелки, и в этом размеренном вращении было что-то жутко живое. Между сосками у женщины чернела толстая арбалетная стрела.

Три трупа – что это? Коллективное самоубийство, или…

Валерьян почти не скрываясь, поднимался по пологому склону, поросшему странным, пепельно-багровым мхом. Он уже перестал реагировать на поминутно встречающиеся конвульсивные тела аборигенов. Совершенно голые, они парочками и поодиночке валялись на земле, что-то слюняво пережёвывая и не отрывая бессмысленных глаз от невидимой точки в сумасшедшем небе. Апокалиптическая картинка: равномерная работа челюстей, равномерный чавкающий звук, чернильная слюна, пузырчатыми ручейками стекающая на грудь. И мёртвые обгоревшие стены – там, далеко, на самой вершине холма. Метрах в пяти очередная парочка занималась любовью: несколько судорожных механических движений и снова, откинувшись – бессмысленный взгляд в небо. И все это – не переставая жевать. Валерьян брезгливо отвернулся. М-да, каково сейчас котёнку?

Он плёлся сзади – прыщавый голубевский питомец, славный в сущности парень Юрка. Худощавый, немного нелепый с чёрным раструбом распылителя в лапах. «Держись, котяра» – Валерьян полуобернулся к мальчишке. – То ли еще будет…» Юрка криво улыбнулся.

«Третий, Третий, я – Первый. Что у тебя там….» – засвербил в ухе голос Самодержца. «Слушай, Сань, отцепись. Сам ни хрена не понимаю.» «Перестань хамить. Ты их видишь? Что они делают?» «Они? -…бутся.» «Что-что? Как так …бутся?» «Так, молча. Жуют и это самое. Подробности – через часик. Лады?» Рация заглохла.

Всё-таки надо отдать должное Казакову – получив сообщение о повешенных, босс сразу же выслал на подмогу «Пса» грузовик со взводом котят, вторым распылителем и рацией. План операции мы разрабатывали в трогательном единении. ГАЗик с моими охотниками, вновь прибывшими пацанятами и Ингой остался километрах в трёх от хипистского гадюшника. Мы с Юркой, вооружившись автоматами и распылителями, отправились на разведку. Рация – в рабочем состоянии. И – Инга, не снимая наушников, следящая за каждым моим шагом. Маленькая геодезисточка, кажется, имела несчастье мной увлечься… Занятно, но надо быть поаккуратнее. Впрочем, у меня к ней чисто отеческие чувства…

Что же это было? Самоубийство? Три трупа. Первые три трупа в этом новом мире. Или – не первые? Да кто их знает… а эти, балдеющие – они что, не трупы? Любопытно- а вот если бы на моём месте оказался Голубев? Или Баграт?

МЕМУАРЫ ВАЛЕРИАНА

«8 апреля. Кончилось. Сегодня отправляю в Метрополию орду маленьких фюреров. У моего отряда изрядно ощипанный вид – эти панки чертовски ловко орудуют велосипедными цепями и дубинками. Вообще-то котята держались браво, представляю, как они будут хвастаться дома своими шишками и ссадинами. Герой дня – Гаврик. У него особо тяжкое боевое ранение: неоднократно покусан и едва не изнасилован местной менадой. Стрелять я запретил, умиротворение производили исключительно распылителями. Благо, в обнаруженной колонии вообще не оказалось огнестрельного оружия. Выглядят эти паноковатые фраера чрезвычайно мило, в лучших традициях: кожаные курточки, бритые височки, вытатуированные на лбу свастики и весь прочий антураж. Малян будет в восторге.

Я с Ингой и двумя охотниками пока остаюсь здесь, невзирая на Высочайшее повеление. Надо хоть чем-то кормить это сексуальное стадо! Единственное, что я могу сделать до какого-либо реального решения Совета – не дать им всем передохнуть от голода и полового истощения. Занятие, прямо скажем, не из приятных… Вполне возможно, что там, на заседании Совета я буду нужнее, но не могу, просто не могу оставить кого-либо из ребят! И потом – Ирка…

Ирка. Господи, что они с тобой сделали? Кто – они? Что ты с собой сделала? Ты лежишь рядом, в двух шагах, с таким же кретиническим блаженством на лице, как у всех этих жвачных. Такая желанная, такая недоступная там, на Земле и – половая подстилка здесь. Ни проблеска узнавания! В первые минуты я, наверное, просто свихнулся. Я тряс тебя за плечи, целовал руки, волосы, остекленевшие мутные глаза. Не могу. Нельзя об этом… Ирка! Сбылась мечта идиота. Ты лежала рядом, но тебя не было. Тебя вообще больше нет. Не будет никогда. Никогда не будет. Никогда… Я, дурак, ещё во что-то верил. Я и сейчас верю. Как иначе?

Быстрее бы приехал хоть кто-нибудь из медиков. Ведь я ни бельмеса не смыслю в медицине! Я даже не знаю, можно ли отнимать у них сейчас эти проклятые черные листочки?»

Горел костер. Мохнатые рыжие искры выстреливали в низкое ночное небо. Сухой мох горел неровно, с прерывистыми хриплыми повизгиваниями. Валерьян обернулся, услышав за спиной тихое шебуршание. К костру сползались аборигены. В метре от него, опираясь на руки, приподнялась всклокоченная волосатая фигура. Хиппи смотрел в огонь, смотрел прямо сквозь него, Валерьяна, изредка машинальным жестом отряхивая с глаз слипшиеся рыжие космы. Валерьян поёжился. Он осторожно распрямил затёкшую ногу и поудобнее устроил на коленях Иркину голову. Она лежала в обычном полу-трансе, широко раздвинув колени. Озверевший Валерьян пинками отгонял от нее мужиков, и теперь она непрерывно мастурбировала. С этим уже ничего нельзя было поделать. Её страшно похудевшее, ставшее каким-то синюшным тело крупно вздрагивало. Периодически она судорожно выгибалась, скребя ногами по земле и, отняв руки от низа живота, вцеплялась в рукав валерьяновой штормовки. Валерьян стиснул зубы и отвернулся.

И сразу же встретился с тоскливым взглядом Инги. Она сидела напротив, с другой стороны костра, и зябко поёживалась, хотя было тепло. Очень тепло. Сегодня он влепил ей пощёчину. Девчонка хотела украдкой попробовать лист «балдёжника». В итоге, они с Ингой за весь вечер не перекинулись даже парой слов.

Валерьян оглянулся – охотники, измученные треволненьями, дрыхли без задних ног. Ирка сорвалась с коленей и быстро-быстро, мелкими движениями, заерзала промежностью по мху. Маленькая геодезисточка, стиснув пальцы, смотрела на всё это через костёр широко раскрытыми жуткими глазами. Валерьян встал. Подошёл к девчонке. Положил руку на плечо. Бред.

Держась за руки, они медленно брели прочь от костра, туда, где маячили изломанными тёмно-лиловыми сгустками обгорелые брёвна панковского штаба. Молча.

Ирка!!!