Глава 8. ЗэКа

— Никаких игр, никаких активностей в соцсетях, кроме просмотра страничек в разрешенное время! — ответ воспитателя молодому парню из вновь прибывшего контингента, пополневшего ряды заключенных отряда 4647 Лагеря "Снежный" Сахаского края был категоричен!

Не всегда прибывший контингент был только из новеньких осужденных. Иногда, для каких-то воспитательных целей, проводился обмен ЗК между лагерями. Вот и сейчас двое из новых ЗК выглядели совсем не растерянно — потеряно, как пристало попавшим за решетку недавно, а напротив сурово и очень устрашающе. Они были совсем не похожими на желторотиков. Оба были крупными мужчинами, один темнее другого, их лица и лысые головы уже начала покрывать темная щетина волос, несмотря на то, что обривание всего тела, в профилактических целях, проводится непосредственно после прибытия, то есть проводилось не более десяти часов назад. Глаза у обоих были холодными и не бегали по лицам других осужденных, а проводили осмотр какой-то одной точки в пространстве, известной своим местоположением лишь хозяину. Лицо одного из них показалось мне чем-то знакомым, но я не стал играть с ним в гляделки, хотя вдруг и почувствовал на себе его изучающий взгляд, возникший через некоторое время, после выхода его из прострации.

Самый молодой из троицы был действительно желторотым зеком и никак не успокаивался. Не понимая нашего смеха, он продолжал возмущаться.

— Но почему? Почему — нельзя-то?

Надо отдать должное нашему воспитателю Мунахмету Назимбуловичу, он и бровью не выдал своего неудовольствия и ответил на этот, в тысячный раз уже слышанный им вопрос, процитировав свод правил, висящих на плакатах, украшающих стены нашего блока.

— Ожидание псевдоактивной деятельности в игре не благоприятно отражается на человеческой психике. Это приводит к зависимости от сети, к неадекватному восприятию действительности, стрессам и нервным срывам из-за которых многие сейчас здесь и оказались.

— Но в айсети есть же игры, которые позволяют просто бегать, прыгать и заниматься физическими упражнениями, которые способствуют укреплению здоровья. Можно играть ведь только в них? — парнишка задал тот же вопрос, который задал и я, в день прибытия и снова услышал ответ, который не давал никакой ясности.

— Таковы правила лагеря. Игровая деятельность в колонии запрещена, занятия спортом запрещены, чтение электронных книг запрещено, для отдыха разрешается только лепка из натуральных материалов глины или гипса, музицирование на клавишных инструментах и художественное рисование красками на внешних стенах бараков, а также просмотр рекомендованного воспитательным центром художественных фильмов по воскресениям, — Мунахмет тоном автоинформатора на вокзале пробубнил правила.

Этот тупизм был не объясним. В колонии не было не только игровых комнат и полигонов Халка, но не было даже спортзала. К музыке и живописи у меня талантов не имелось. Читать — не давали. Вообще, полная скукота. Представленные фильмы — сериалы позапрошлого века про кухарок и домохозяек просматривались мной только из соображения запоминания женских лиц для приятных сновидений. Но и этой малой приятности я оказался лишен. Женщины мне переставали сниться, совсем!

Через месяц отсутствия желания, я понял, что попал под воздействие каких-то психотропных успокоительных, подмешиваемых нам в пищу и обратился с этим вопросом к Сан Санычу, который на момент прихода нашего этапа отсидел двадцать пять лет.

Он, просветил меня, что для поддержания пониженного уровня тестостерона в организме, вся еда содержала специальные препараты, которые не только понижали тестостерон, но и вообще уменьшали общую активность в человеке, со временем превращая его в полу — овощ. Впрочем, он также сказал, что у тех, кто отсидел тут больше двадцати лет со временем вырабатывается иммунитет на эти препараты, так что лично мне с моим сроком на этот счет переживать не стоило. Но все равно логику изоляции мужчин от женщин в тюрьме я не понимал. Для чего здоровых мужчин сажать друг с дружкой и не давать им возможности общения с представителями противоположного пола? Я спрашивал об этом у психолога колонии Евгения Алексеевича Медина, мужчины по внешнему виду около пятидесяти лет, но по внешнему виду, тянувшему на все семьдесят. Он тогда ответил, что это часть программы перевоспитания и что предусмотрены, аналогичные, женские колонии. На мой вопрос, а как поставлено дело с гомомужчинами, психолог ответил просто, для них также пришлось делать отдельные колонии, поскольку мир разделился давно не на мужчин и женщин, а на "он", "она" и "оно".

— Колонии разделены по серьёзности нарушения, — продолжил он объяснения, — самый строгий режим для рецидивистов и серийных убийц, эти колонии без права осужденных на УДО, их всего три, для всех трех категорий деления полов.

— Почему так мало? — удивился я.

— Туда попадает очень мало людей, обычно те счастливчики, кому не хватило пары лет до наказания "выселение", — быстро прояснил ситуация психолог и продолжил рассказ, — надеюсь объяснять, что такое "выселение" тебе не нужно?

Я отрицательно показал головой.

— Отлично. Тогда далее. Второй тип такие, как наши. Они предназначены для исправления серьезных правонарушителей, склонных к физическому насилию, но с пометкой об УДО. Такие колонии расположены в удаленных географических зонах, с трудным для проживания климатом. Лагерей в стране всего шесть, три из них сейчас полностью функционируют по исправлению осужденных гетеросексуальных мужчин, два для гомосексуальных мужчин и последний только женский.

— Ну и третий тип исправительных учреждений, поселения. Они находятся в сельской местности, малозаселенных территориях и используются для временного отселения и работ по коррекции поведения. Там нет разделений по полу или половому предпочтению сексуальных партнеров. Туда отправляют, скажем так, не супер отлично воспитанных членов социума, тех кто не соблюдает режим домашнего ареста.

— А то что в лагере, пропадает влечение к женщинам, как объяснить? Нам что-то добавляют в пищу? — я задал вопрос ответ, на который и так знал, но мне хотелось увидеть реакцию Жени.

Психолог опять поморщил нос, помассировал пальцами виски и поднял на меня глаза.

— Иван, никто ничего вам не добавляет в пищу. Просто большие физические нагрузки, суровые погодные условия, отсутствие внешних раздражителей сексуальности заставляют ваш организм минимизировать расходы энергии на половые гормоны.

Женя использовал любую возможность для тренировки в искусстве лжи.

— Как только какие-либо из этих условий изменяются, то влечение у вас сразу восстанавливается, — он сделал паузу, показывающую, что разговор окончен, посмотрев на визард, который показывал расписание посещения психолога.

— Спасибо, вы меня успокоили и очень хорошо все разъяснили, — поблагодарил я его за проведенное со мной время

То, что самая большая беда здесь — это время, в тюрьме понимаешь сразу. Проблему вынужденного безделья нужно решать. Я делал это, работая на бульдозере формировал отвалы в подаваемую на переработку ленту конвейеров. Желающих работать на нем особо не было, так как холод кабины и постоянные простуды делали меня единственным кандидатом на его управление. Лично меня это устраивало, за все время работы ко мне не лез в душу ни один человек, жаль, что такого же не было в бараках, куда вечером после ужина сходились все заключенные.

Еще один недостаток физических нагрузок, я компенсировал пробежками на свежем воздухе и подтягиванием на ковше своего же бульдозера. Но при морозе в минус пятьдесят вспотеть совсем не удавалось, даже одежа с электрообогревом не помогала, такие занятия больше закрепляли мой дух чем тело, которое требовало еще и процедур на восстановление после физкультурной отморозки конечностей, которые, не смотря на все мои ухищрения в виде перчаток и варежек все равно случались.

Мои воспитатели по — разному отнеслись к тому, что я был самым часто отмороженным на уличных работах заключённым, дядя Миша, как звали мы Мунахмета, списывал это на мое стремление ударным трудом получить УДО и особо не обращал на это внимание. Второй воспитатель, сорока двух летний якут Элданаш Хаарылабыс был уроженец этих мест, он видя, что я слишком часто страдаю от его любимой погоды, как-то не выдержал и вывел меня перед ужином на улицу, где растер снегом мне и себе руки и лицо, завел в комнату и обтер нас каким-то жиром и повторил растирание очень мягким клочком шерсти какого-то местного зверя, который он мне позже подарил, вместе с жиром. Благодаря его помощи и ежедневным растираниям, я избавился от необходимости регулярного прохождения авалетутографа и научился легче переносить минусовую погоду.

Вскоре мне предстояло заседание первой комиссии по УДО. Все заключенные надеялись выйти по УДО после каждой комиссии, все верили, что если не в эту, то в следующую комиссию их должны выпустить, я не являлся исключением.

Конечно, было невероятно, что за первые полгода отсидки мне скостят те пятьдесят лет, на которые меня закрыли из-за убийства, но я все — же надеялся, что кого-то из комиссии заинтересуют подробности моего дела, и в нем найдутся смягчающие обстоятельства. Я верил, что факт защиты мной полицейских обязательно заинтересует комиссию и оттенит мое молчание по поводу того, как я оказался в том гараже, почему метнул в пострадавшего свой ужобраслет и откуда он вообще у меня. Впрочем, Демьяна так и не опознали из-за второй кожи на нем, ведь что произошло в авалетутографе для меня самого не было понятно, то ли аппарат попытался нарастить ему одну кожу на другую, толи модули Энтони вмешались в работу аппарата, в общем ситуация для меня была покрыта мраком. Так что по факту, сел на пятьдесят лет за преднамеренное убийство никому не известного человека, а не маньяка террориста, сдирающего с живых людей кожу.

Я с нетерпением зашел на сцену и встал перед визардом для ВКС с членами комитета по УДО.

— Назовите себя, — как я понял это было стандартное обращение к ЗК при запуске программы сканирования биополя

— Иван Петров.

— Заключенный Иван Петров. Осужденный за убийство первой степени. Срок пребывания в лагере особого режима двадцать четыре недели. Оставшийся срок заключения две тысячи пятьсот девяносто девять недель, — услышал я синтезированный компьютером голос.

— Очень рано для УДО, — услышал я из визарда, человеческий голос, — желаете что то сказать?

Изображение на экране приблизилось, я увидел женщину с упрямо поджатыми губами, стянутыми в пучок назад волосами и близоруким взглядом без очков.

— Да. Желаю. Я не виновен и нахожусь здесь по ошибке, — мой голос предательски дрогнул.

— Заключенный Иван Петров. Вы находитесь в лагере по решению суда, вы должны осознать свое поведение и изменить себя, чтобы никогда не совершать насилия.

— Но я не виновен!

— Следующий, — сказала женщина куда-то в сторону и экран визарда погас.

Ко мне подошел Элданаш, мы спустились вместе со сцены, и я вышел из комнаты. Я понял, что слушать меня никто не собирается. Позже, в блоке отдыха, старый ЗК Саныч мне объяснил, что комиссия слушает только тех заключенных, которых видят не в первый раз, и изменения поведения которых они обсуждают не первый год.

Так что он посоветовал устроить какую-то выходку, чтобы оказаться запомненным, да и самому запоминать присутствующих по именам, а в последующих встречах обращать на себя внимание хорошим поведением и личностными обращениями к членам комиссии. Он назвал мне все имена сегодняшнего состава комитета по УДО и я тщательно их записал. Саныч, прощаясь пожелал набраться терпения, по его мнению, меня раньше, чем через двадцать лет никто не выпустит.

Как и все я посещал странички своих родных. Мама часто беззвучно плакала, и всхлипывая, писала мне на страничке семейные новости, опубликовывала очередные фото и видео. Однажды слово в чате взял папа. Отец рассказал мне, что к ним с мамой приходила Настя, что она им очень понравилась, и что он теперь многое обо мне знает. Он сказал, что гордится мной, за то, что я спас многих людей от гибели, пусть и ценой своей свободы.

Это добавило интереса ко мне среди сокамерников, но я сказал, что отец имеет в виду, что я убил киборга, который напал на полицейских и Троль тут же окрестил меня Коннором, из ремейка Терминатора и так эта кличка закрепилась за мной.

— Эй, Коннор, подойди, базар есть! — услышал я вечером в бараке от одного из двух вновь прибывших южан. Мои сокамерники тут же насторожились.

— По делу говорю, — южанин шагнул вперед, "не замечая" стоящих рядом ЗК, оттесняя плечом Коня и показывая на меня пальцем, рукой чуть отстраняя Забоя в бок. — Привет тебе от Сусликова.

Я осмотрел прямо стоящего передо мной кривоносого орла, стоя ко мне боком он явно прятал руку, чтобы я вовремя не увидел, что в ней. Не став дожидаться, когда речи перейду в дело я быстро шагнул к нему и натренированными на ковше экскаватора пальцами резко ударил его в кадык, давая выход всему накопленному раздражению за эти месяцы. Джигит стразу согнулся и схватился за горло, по полу звякнула заточенный черенок от стальной ложки.

Не останавливаясь, я увернулся от кулака второго сидельца и ударом ладони сломал ему нос. Хрустнувшие хрящи и обильно кровотечение также вывели его из строя. Я убедившись, что больше желающих передать мне приветы от бывшего безопастника моей конторы нет, я аккуратно поднял заточку и размахнувшись со всей силы выкинул её за забор. Затем повернулся к лежавшим на полу, никто из присутствующих при разборке других людей не хотел встречаться со мной взглядом, старательно отворачиваясь.

— И ему привет, — тихо сказал я им, — а также всем тем, кто в ближайшие пятьдесят лет придёт ко мне с такими приветами.

С этими словами я поднялся с корточек и отправился к себе в барак. Понятное дело, что среди присутствующих были "стукачи" поэтому уже через час я сидел в карцере.

— Петров, к куму, — неожиданно я услышал голос надзирателя, когда он загремел ключами перед дверьми моей камеры — одиночки.

Я этого не ожидал. Да я совершил проступок, но потерпевших не было, так как никто из пострадавших не стал бы "стучать" лагерному начальству, обычно такое ограничивалось парой недель карцера на ограниченном пайке, а не вызовом к начальнику оперчасти колонии.

Вот мы сидим друг на против друга, в его кабинете. Саныч упоминал обо Льве Себястьяновиче, как о "вечном" главном опере нашей зоны, о котором ему рассказывали еще те старосидельцы, когда Саныч был Саньком и только прибыл в лагерь. Тогда Саньку поведали, что Себастьяныч был главным опером за долго до того, как еще "те" зеки, сели в хату. В общем, практика у опера "Снежного" была долгой, и воспитанников он выпустил из этих стен порядочно, да и опустил, наверное, тоже.

На боковой стене кабинета светился визард, стилизованный под окно. На нем отражались ясные солнечные блики от вод очень полноводной реки, как бы протекающей внизу. Рядом с окном визарда пролетали снующие то туда, то сюда чайки, то и дело пикирующие в воду и старающиеся ухватить, играющих на поверхности реки рыбную молодь. В руках опер держал широкий бокал какой-то янтарной жидкости, распространяющей в комнате сочный аромат красного винограда. Я почти уверен, что к запаху примешивались пары спирта, но "дующий" из окна "морской бриз", не позволял точно определить, пахло ли вином или чем-то покрепче, а участвовать в дегустации Лев Себастьянович мне не предлагал.

— Ну — с. Петров. Вчера на комитете ты утверждал, что попал в колонию по судебной ошибке. В чем же она заключается?

Огорошил он меня совершенно не той темой, по которой я думал мы здесь собрались. Пришлось быстро взять сея в руки и вспомнив совет Саныча, по возможности обращаться к начальству по имени — отчеству, начал издалека.

— Понимаете Лев Себастьянович, меня обвинили в убийстве первой степени. То есть в подготовленном и спланированном хладнокровном убийстве человека.

Лев Себастьянович поднял бокал к свету, исходящему из "окна" визарда, прокрутил стакан по кругу и посмотрел на стекающие с его стенок капли.

— Но это не было убийством, в том смысле, который вкладывается в это определение специалистами юриспруденции, — я продолжил, мысленно сделав глоток вина вместо хозяина кабинета.

— Почему-то никто на суде не обратил внимание, что в том помещении, где произошло это так называемое убийство, со мной находились пятеро полицейских!

— Вот как? — собеседник оторвал взгляд от бокала и подняв бровь уставился на меня. Мой монолог переставал быть монологом.

— Да, только представьте. Каким мне нужно быть сумасшедшим и хладнокровным маньяком, чтобы спланировать и осуществить убийство человека на глазах у пяти полицейских!

— Да, очень любопытно. Но в твоем деле написано, что ты травмировал этого человека раньше прибытия полиции, а убил лишь ударив повторно, когда полицейские пришли совершить арест за первое нападение.

— Вот вам истинный крест, что я не вру, — я трижды перекрестился, увидев мигающую иконку "In" на панели визарда. Несколько секунд спустя одна из чаек от удивления выпустила свою добычу из лап, и падающая рыба улыбнулась и подмигнула мне.

— "Есть контакт! Е — хо — хо!", — я еле сдержался, чтобы не отбить чечетку, но не подавая вида продолжил разговор с опером.

— В моем деле, наверняка есть запись о том, что когда этот маньяк выкатился из авалетутографа, то все пятеро полицейских уже находились в комнате ожидания, вместе со мной? Вы же читали мое дело, Лев Себастьянович?

— Оно меня заинтересовало Петров, не просто же так я тебя к себе пригласил.

— Ну так вот, когда двери авалетотутографа открылись оттуда буквально выпрыгнул этот бешенный, он разорвал зубами горло первому вставшему у него на пути полицейскому, сплюнув его кадык на пол. Раскидал их как щенков, — я интриговал как мог единственного слушателя своим рассказом, — и принялся грызть горло второму полицейскому!

Весь наряд полиции валялся на полу. Я мог просто развернуться и уйти или мог постоять и посмотреть, как это животное догрызет их всех. Я бы мог сделать это и оказаться в позиции обороняющегося и не попасть под обвинение в преднамеренном убийстве! Но я не стал, ждать, потому что хотел спасти жизнь этим несчастным.

— И вот я здесь, это разве справедливо? — Я вскочил с кресла и снова уселся обратно. Времени в тюрьме действительно много и эту речь, заготовленную для комиссии, я не меньше ста раз рассказывал ковшу своего бульдозера.

— Иван, ты попал в лагерь за убийство первой степени, потому что так и не объяснил суду, как оказался в том доме, почему метнул свой генный браслет в пострадавшего, да и как к тебе попало это оружие тоже не объяснено!

Я молча посмотрел на визард.

На экране две чайки дрались между собой, а еще одна лежала на спине откуда-то взявшегося желтого орла и пила, прямо из горла бутыли, которую держала сразу двумя лапами. Все было ясно, как дважды два, худ меня нашел.

— Я говорил следователю, что накануне меня уволили с работы, я напился и поехал кататься на такси по городу. Я плохо помню, как таксист привез меня в этот дом, но едва я вылез из него, как на меня набросился тот сумасшедший, а когда я дал ему отпор он стал убегать от меня, прыгая по крышам машин. Да, я кинул ужобраслет, но парень получил повреждения не от него, а от того, что попал под колеса грузового кара. Мы с этим водителем отнесли парня в авалетотутограф. Ну а дальше вы знаете.

— Иван, — хозяин вышел из-за стола и подошел ко мне. Придвинув себе стул, он сел рядом, — я слишком долго работаю здесь и могу рассказать тебе не менее душещипательную историю, но ты не ответил на мои вопросы

— Да просто никто не захотел разбираться, — я юлил как мог, — все вцепились в эти причины и впаяли мне максимальный срок.

Чайка на визарде вытянула крыло вперед на экран и сжала его в кулак, с торчащим вверх пером — пальцем.

— Все может быть, все может быть, — вдруг улыбнулся мне Лев Себастьянович и заходил по комнате, — я ведь пригласил тебя сюда, Иван, чтобы сообщить тебе очень хорошую новость!

— ? — я был само внимание, похоже "кум" перешел к сути своего вызова.

— Ты наверное не знаешь, но труп так и не был опознан.

— Не знаю, Лев Себастьянович, но ведь невозможно, при нынешних то технологиях.

— Это и сыграло тебе на руку, какой-то излишне любопытный страховой агент все время совал свой нос в твое дело и по совокупности нестыковок его решили отправить на пере расследование.

— Отличные новости! — у меня перехватило дыхание, впереди забрезжил свет в темном туннеле.

— Да, для тебя отличные, а для системы в целом не очень, — задумчиво почесал он переносицу, — труп эксгумировали, и врачи в центре компетенции обслуживания членов социума этого "человека" очень долго изучали. В нем нашли как кибернетические модули, так и непонятную структуру кожи, которая в целом в два раза толще обычной человеческой.

Лев Себастьянович сделал быстрый 3Д паттерн и несколькими листающими движениями вывел на экран визарда какую-то медицинскую презентацию.

— Вот отчет, согласно ей ты убил не человека, а запрещенный и преследуемый по всем мировым законам кибернетический организм. Ты наверно знаешь, что глубина модернизации человека не должна превышать десяти процентов, и то лишь в случае смертельных болезней или травм.

— То есть поскольку кожа считается органом, то глубина модернизации этого трупа была? — я едва мог дышать, вот он! Шанс!

— Ты прав, экспертиза установила, что его глубина модернизации превышает восемьдесят процентов, а это значит, что ты убил не человека.

— Спасибо вам, Лев Себастьянович, — я хотел расцеловать его, — меня теперь отпустят?

— Не сразу, но да определенно отпустят после окончания пере расследования и вынесение нового приговора. Хотя лично я бы тебе впаял новый срок за незаконное хранение и ношение генного оружия, купленного не законным путем.

— Срок за такое домашний арест, — напомнил я ему, — а я в колонии сижу почти полгода!

— Только поэтому я сейчас с тобой и разговариваю гражданин Петров, — хмыкнул он и вернулся за свой стол, — в общем посиди пару недель в карцере за драку и думаю следующим этапом поедешь домой. Свободен.

Я выходил и краем глаза покосился на визард, знакомая мне чайка успокоительно кивнула мне головой и показала лапу в виде жеста — "Узбагойся". Худ явно проследит за тем, чтобы расследование в этот раз не зашло в тупик.