Оболиус сел на краешек обитой кожей мягкой скамейки и воровато схватил крендель из вазы, постаравшись как можно быстрее затолкать за пазуху. В этой огромной богато украшенной зале – гостиничном номере, куда его поселили, он был один – лишь с картин, в большом количестве висящих на стенах, с укоризной смотрели какие-то благородные. Стол ломился от незнакомых, очень аппетитно пахнущих яств, причем накрыли его специально для парня, но привычка брала свое. Слишком уж отличался гостиничный номер Серебряного кольца от тех, что Оболиус видел в своей жизни. Парень не боялся, что придется платить за все это великолепие – он проверил – уже за все заплачено. Но с другой стороны, даже если налопаться сейчас до отвала, то все равно все не съесть. А крендель слишком хорош, чтобы оставлять его здесь. Пожалуй, даже стоит припрятать побольше. Нужно ловить момент, пока есть возможность!

Вообще картина складывалась нереальная. Когда один стражник схватил Оболиуса за руку, а другой выдернул из пальцев билет, в его душе поднялась настоящая ярость. «Бесполезные наглые мерзавцы!» – билось в сознании. Ничего, он теперь умеет постоять за себя и знает, что надо делать. Сейчас он им покажет!

Тот, который отобрал билет, послушно свалился на землю и захрипел. Можно сжать нити сильнее и придушить его насовсем или даже отрезать голову. Не ко времени мелькнула мысль, что на такое может не хватить сил и надо потренироваться на глиняном горшке – раздавит его нить или нет.

Дальше все пошло не так – со вторым стражником не получилось. Во-первых, держать сразу несколько нитей тяжело. В спокойной обстановке получалось, но сейчас, когда стражник больно крутил руку, настрой все время сбивался. Во-вторых, тот стоял сзади, так что его шею не было видно, а действовать вслепую «наощупь»… В общем, ничего не выходило. Оболиус снова оказался в ситуации, когда он слаб и беззащитен, и это до безумия испугало его.

Он попробовал напугать стражника, что держал его, пригрозив наслать проклятие, но даже сам услышал, насколько жалко звучит его голос, дрожащий от боли и слез. Напротив, дядька рассвирепел еще сильнее и дернул руку мальчишки так, что в ней что-то хрустнуло и острая боль волной затопила мозг.

Внезапно какая-то сила вырвала невидимую удавку из «рук» Оболиуса – ту самую, что душила первого стражника. И в тот же миг сам Рыжик, как его любили дразнить в родном городе, освободился от захвата второго, оказавшись вне его досягаемости. Что произошло, он не понял, но истинным зрением заметил чьи-то чужие искусные нити, опутывающие стражников точно мух паутина. Надо сказать, точно такие же висели и на нем самом.

«Учитель?» – мелькнула мысль, приправленная завистью к такому результату, но, оглядевшись, он не увидел Толлеуса. Зато рядом стоял высокий богатый дядька, а его женщина – очень красивая, надо сказать, что-то шептала ему в ухо.

«Кордосцы»? – «Нет, на искусников не похожи. Жезлов не видно ни у одного, ни у другой.»

Богатые и знатные – те, кого принято называть «господин» или «госпожа», пугали больше стражников, и уж чего от них точно не стоило ожидать, так это хорошего. Таким лучше на глаза не попадаться, потому что если заметят, то скривятся так, будто ты что-то вроде ожившей коровьей лепешки. Неприятно, аж до костей пробирает. А слуги их ни за что поколотить могут, и ничего им за это не будет.

Можно было, воспользовавшись моментом, рвануть удерживающие нити и тихонько юркнуть за спины появившихся зевак и бежать подальше от этого места. Вот только до слез было жалко оставлять пресловутый билет, который сиротливо лежал на земле почти в центре образованного зрителями круга в опасной близости от стражников. Парень замер в нерешительности: жадность боролась в нем со здравым смыслом. В итоге сбежать он не успел. То мгновение, что было на раздумья, прошло – аристократ повернулся к нему, улыбнулся и заговорил. Причем по-доброму, как с равным.

Дальше Оболиус почему-то запомнил смутно. Слишком уж происходящее не укладывалось ни в какие рамки. Дядька, представившийся Никосом, расспрашивал: кто, откуда, как здесь оказался и где взял билет. Рыжик отвечал напряженно, но правдиво, при этом силясь понять, что происходит. А потом аристократ дал стражникам денег, а Оболиуса пригласил в свой экипаж, пообещав вылечить руку, которая отказывалась слушаться и жутко болела.

В итоге подросток обнаружил себя уже едущим в дорогой карете в компании Никоса и его спутницы, представившейся Кариной. Про лошадь Рыжика тоже не забыли – она послушно бежала следом, привязанная за поводья. И руку Никос вылечил, как и обещал. Раз – и все в порядке. Не удивительно, что отделаться от чувства нереальности происходящего никак не получалось.

Сам не понимая, как, но Оболиус разоткровенничался. Рассказал и о себе, и про Толлеуса, и о своих впечатлениях от Турнира. Даже про то, как не спал в первые ночи, опасаясь, что старик съест, разболтал – ничего не утаил. А Никос лишь понимающе кивал и совсем не смеялся. Вообще он Оболиуса поразил до глубины души тем, что оказался и чародеем, и искусником одновременно. Сам себя он называл мейхом, но, насколько Рыжик понял, это как раз и означает подобную смесь. Как такое может быть, в голове не укладывалось. А Никос на вопросы лишь загадочно усмехался и говорил, что Кордос и Оробос – две половинки единого целого, ущербные друг без друга. Это вовсе звучало как насмешка над всем тем, что парень знал с детства, но возражать не смел.

Карина – так звали спутницу спасителя, тоже отнеслась с пониманием, даже с кем-то связывалась через амулет, пытаясь выяснить судьбу учителя. Она оказалась чародейкой, из благородных, почти всю жизнь прожила в столице, но кощунственные речи Никоса ее почему-то не возмущали. В конце концов Оболиус даже перестал задумываться над этим вопросом, чтобы не сломать от напряжения мозги.

А потом Никос что-то делал с аурой парня, обещая, что работать после этого с плетениями будет гораздо легче, и попутно давал советы и показывал, как нужно напрягать ауру в процессе – олитонец еле запомнил сложное слово – магичинья.

Еще Никос пообещал разузнать о судьбе учителя и по возможности помочь. Было бы не плохо, чтобы старика отпустили, но в глубине души парень надеялся, что место старого кордосца в его жизни займет этот молодой аристократ, который соединил воедино чародейство и Искусство. Сказка? – Все остальное, что случилось сегодня – тоже сказка. Так почему бы не сбыться этой фантазии тоже? Уснул Оболиус не на сеновале, а на пуховой перине, неуверенный в завтрашнем дне, но полный самых радужных надежд.