Часть первая. Баловень Судьбы

Толлеус проснулся внезапно, точно от толчка. По внутренним ощущениям ночь еще только собиралась уступать права нарождающемуся утру. Проверить предположение было никак – окон не было, свет лился от искусного светляка. Осоловело обводя взглядом скудное убранство незнакомой маленькой комнатки, Толлеус силился понять, где оказался. Странное место: тишина, как в могиле. Причем тишина абсолютная – не было привычных звуков, присущих любому рассохшиеся дому: ни жужжали мухи, не шуршали и не попискивали мыши в подполе, не поскрипывали старые половицы. Более того, сейчас молчали даже призрачные голоса, всю жизнь и днем, и ночью бормотавшие в голове у искусника. За долгие годы своей жизни старик так и не выяснил, что же они такое, хотя в молодости неоднократно предпринимал попытки разобраться с этим. Все же кое-что опытным путем удалось узнать. Например, то, что это не наваждение и не бред больного воображения, что призрачный Шум имеет эмоциональную окраску, что он громче в городах и тише в сельской местности и что его можно совсем заблокировать с помощью плетений. Сейчас, похоже, как раз этот случай. Странно – «глухие» здания встречались старику крайне редко, поскольку плетение, отсекающее гомон призраков, манозатратное.

Что произошло и где он? Память стала медленно возвращаться к искуснику, когда сон, отступая, уступил ей место. «Я в Широтоне – чародейской столице. В самом сердце враждебной страны», – вяло потекли мысли в голове. Страха не возникло – старик уже немного привык не шарахаться от каждого встречного, как было сначала. «Я выступил в Турнире големов – да. Причем отлично выступил на своем шестиногом големе-пауке, несмотря на все сомнения кордосского посла».

– Так ведь как раз Маркус тебя сюда и запер и до глубокой ночи допрашивал, забыл? – с ехидцей спросило проснувшееся Альтер Эго. Этот «второй Толлеус» большую часть времени тихонько дремал где-то на задворках сознания, но всегда просыпался в период волнения и не упускал возможности поддеть старика. Впрочем, споры с ним приносили явную пользу: несмотря на общие знания, мысли и характер отличались, так что получался самый настоящий мозговой штурм. Единственным досадным эффектом таких размышлений было то, что искусник зачастую проговаривал их вслух.

– Меня арестовали, потому что узнали про хищения маны, когда я еще работал настройщиком манонасосов в маркинской тюрьме, – согласился Толлеус со своим невидимым собеседником, восстанавливая в памяти цепочку событий. – А еще они думают, что я помогал оробосцам с освобождением пленников…

– Поэтому теперь отвезут в Терсус и промоют мозги, проверяя свои предположения, – закончил Второй и хихикнул.

Действительно, событие экстраординарное – побегов из искусных тюрем не бывало со времен войны между империями Кордос и Оробос. Причем случившееся по своим масштабам и дерзости не лезло ни в какие ворота – массовые разрушения в городе, огромная утечка маны, горы трупов… По слухам, некоторые фрагменты ратуши до сих пор сами-собой парят в воздухе, презрев все законы природы, хотя прошло больше месяца. В общем, достаточно всего, чтобы поставить на уши не только маленький городок Маркин, но и всю империю. И странностей хватает – примчавшаяся разбираться столичная комиссия до сих пор не может выстроить четкую картину произошедшего, хоть и трясет немногочисленных свидетелей и подозреваемых с особым тщанием, не гнушаясь любых средств. Толлеус же подпадал под определение и первого, и второго. Ему уж точно не стоит рассчитывать покинуть «гостеприимные» стены имперских дознавателей даже в недобром здравии, попади он им в руки. Но вот это случилось, хотя сперва казалось, что все обойдется – воспользовавшись неразберихой первых дней, удалось покинуть Родину, беспрепятственно пересечь границу Оробоса и даже очень удачно устроиться на новую работу при посольстве. Теперь все: в один миг удача кончилась.

Перспективы в воображении старика вырисовывались мрачные, продолжать дискуссию на эту даже с самим собой не хотелось. Да и самочувствие было паршивое – мало того, что он стар и болен, из-за чего постоянно приходится таскать на себе тяжеленный жилет, напичканный целебными амулетами и потребляющий ману с умопомрачительной скоростью, так вдобавок на это наложилось нервное напряжение от выступления и допроса. За несколько часов тяжелого сна старик совсем не отдохнул. Кажется даже, еще больше устал. Конечно, такого не может быть – скорее всего, закончилось действие плетения, которым его обработали, и теперь он ощущал свое немощное тело «как есть», без подавления определенных участков сознания. За эту версию также говорило то, что буквально несколько часов назад во время допроса бывший настройщик примирился со своей незавидной участью, которая ждала его на Родине, и был абсолютно спокоен. Но теперь с ним произошла удивительная метаморфоза – он враз перестал чувствовать себя должником Империи. Нет, конечно, он ее сын и против нее никогда не пойдет – спору нет. Просто вдруг очень расхотелось бесславно умирать. Напротив, вернулось горячее желание еще пожить, причем, чем дольше, тем лучше. В идеале – вечно, как тот искусник из Видений, который хоть и умер, сожранный странными тварями, но потом воскрес. Вот бы Толлеусу так: казнили, а тело «хлоп» – и возродилось где-то в другом месте, и никто про это даже не знает…

Увы, это несбыточные мечты. Такое возможно – да – големщик больше не сомневался ни в одном из своих Видений, которые посетили его во время памятных событий на развалинах комендатуры. Только уровень Искусства для этого требуется совсем не как у него и, возможно даже, уровня академика не хватит. Раньше старик считал, что в нынешние времена звание академика – это венец мастерства. Да, древние были могучи, но все, что от них осталось – редкие артефакты из раскопок на месте старых городов и проклятые территории там, где бушевали эпические битвы. Однако с недавних пор искусник стал подозревать, что те знания и умения, что считали утраченными многие века, сохранились.

Толлеус ни секунды не верил, что сможет сбежать из-под ареста. Даже если не брать в расчет, что он всего лишь магистр, причем совсем дряхлый – шансов никаких. Во-первых, ни посоха, ни маны нет. Во-вторых, бежать-то некуда! И все же он гнал от себя эти мысли. Не потому, что на что-то надеялся, а просто чтобы не киснуть в тоске и безысходности наедине с ними. Чтобы хоть чем-то отвлечься, он начал пытаться сотворить какое-нибудь простенькое плетение аурой, точь-в-точь как учил Оболиуса.

Где-то теперь этот несносный оробосский мальчишка, рыжий как огонь и толстый, как поросенок? Судьба свела его с Толлеусом в Олитоне через пару дней после того, как бывший настройщик пересек границу. И с тех пор внук олитонской трактирщицы прислуживал кордосцу, а тот даже дал несколько уроков Искусства, поскольку у парня обнаружился настоящий дар к этому.

Сколько старик ни пыжился, ничего не выходило. Теорию он знал отлично, прекрасно понимал все особенности. Но сказывался столетний опыт работы с посохом: аура кордосца сама собой начинала искать искусный инструмент, игнорируя все остальные команды. В итоге големщик махнул рукой. Для него это пустая трата времени – баловство. Слишком это сложно – все делать самому, когда привык к комфорту. Это как если всю жизнь летать аки птица, а потом лечь и подобно змее ползти на брюхе. Ему нужен посох или на худой конец… Амулет! Провидение ли постаралось или счастливая случайность, но посольские искусники не тронули целительский жилет, а стало быть и его управляющий амулет – архейскую реликвию. Видимо, побоялись вмешиваться в его работу. И то верно: жизнь старика напрямую зависит от работы этого лечебного амулета, встроенного в железный каркас. Пожалуй, даже сам Толлеус сразу не вспомнил бы, как там что наверчено – конструкция за долгие годы многократно изменялась и усложнялась. В общем-то, тюремщики правильно сделали: опасаться бывшего настройщика магонасосов им не нужно – манокристалл они забрали, так что искусник своим амулетом ничего не выиграл, и все же теперь возможностей у него чуть-чуть больше.

Перед турниром старик скопировал многое из своего посоха в этот архейский артефакт – были причины. Увы, все не влезло – посох умеет сжимать заготовки плетений, а амулет – нет, поэтому емкости у них сильно отличаются. Но все же что-то – это лучше, чем совсем ничего. Надо только проинспектировать, что же осталось. Только чуть-чуть попозже – сперва хочется узнать другое – осталась ли возможность составлять новые плетения.

Активировать заготовку с помощью наследства древних легко. Даже новичок, который кроме ученического посоха ничего в руках не держал, с этим справится. Собрать новое плетение из фрагментов теоретически тоже возможно, только гораздо сложнее. Не потому что артефакт для этого не предназначен, а просто непривычно. Вроде бы тот же инструмент, только «с другой рукоятью» – «рукам» неудобно. Нужно попробовать: может статься, что получится также, как во время недавнего опыта с «голой» аурой – скорее лопнешь от натуги, чем переучишься.

Он принялся за эксперименты, пытаясь собрать плетение с помощью архейской реликвии. Дело шло со скрипом, но шло! Через пятнадцать минут пыхтения и сопения на стене красовалась надпись светящимися буквами: «Толлеус из Маркина томился здесь». Искусник посмотрел, скривился и стер писанину. Ни к чему выдавать тюремщикам свои возможности, да и слишком уж печально звучит.

Настал черед ревизии имеющихся плетений. Конечно же, ничего под названием «освобождение из темницы» там не было. Просто нужно было проверить, что осталось в хозяйстве, а что пропало.

Когда с этим было покончено, Толлеус принялся бродить по своей комнатке, буквально водя носом по стенам. Он заинтересовался защитой. Не потому, что надеялся ее сломать: просто из профессионального любопытства, так сказать. Его исследования неожиданно принесли пользу: поднатужившись, он сформировал плетение манонасоса и подключил его к найденной бреши – незащищенному каналу на одно из плетений охранного контура. Теперь мана из далекого кристалла тоненькой струйкой потекла к нему в ауру. Это, конечно, ни коим образом не подрывает обороноспособности камеры. Просто местный настройщик вынужден будет поменять кристалл раньше обычного. А у Толлеуса чуть-чуть прибавится сил. Да и то сказать, прибавится: с рассветом его повезут в Кордос – тут не надо быть пророком, чтобы сообразить, что Маркус дольше задерживать исполнение приказа не станет. Стало быть, много выкачать големщик не успеет.

Повезут его в карете. Наверное, даже окошки закрывать не будут – смысла нет. Защита там будет, но совсем не такая мощная, как здесь. Однако там будут охранники. Они, хоть и тоже магистры, причем более низких ступеней, но все как один боевого направления. У них в жезлах такие плетения, какими старику владеть не приходилось. Так что выступать против них нечего и думать. Вся надежда на счастливый случай, который может подвернуться в дороге. А перед этим еще должно повезти, чтобы не усыпили чем-нибудь. Иначе его можно будет даже не сторожить и везти в простой открытой телеге – куда он из нее денется?

Эта мысль заставила Толлеуса вздрогнуть. Очень не хотелось последние дни своей жизни провести овощем без хоть и призрачной, но надежды. Неожиданно на смену этой мысли пришла другая: в последнее время он из-за подготовки к Турниру совсем забросил себя: в бане сто лет не был, одежда не стирана, а впереди еще неделя путешествия! Хорош он будет, когда предстанет пред судом в таком виде! Не прилично это – в конце концов, он искусник, а не деревенщина, что в свинарнике навоз сгребает! Это для пользы дела можно потерпеть пару дней без купальни – почешешься лишний раз, и только. Но когда на должность назначают или, как сейчас, приговор оглашают, нужно быть при полном параде.

Искусник поднялся и требовательно забарабанил в дверь: пускай несут пару ведер воды – на это он имеет право!