Книга: Безумно счастливые. Невероятно смешные рассказы о нашей обычной жизни
Назад: Я оставила свое сердце в Сан-Франциско[28]
Дальше: Легче, может, и будет. Но лучше не станет

Запасайтесь снежными шарами. Зомби-апокалипсис не за горами

Если вам вдруг захочется найти в одном месте кучу мудаков, чтобы устроить на них облаву, то я бы предложила вам отправиться в аэропорт. В обычной обстановке где-то пять процентов окружающих вас людей окажутся мудаками. К вашему сведению: еще два процента – полные ублюдки. Десять процентов людей в общем-то ничего и думают, будто ничем не лучше вас. Десять процентов классные, но стоит их слишком достать, и они практически готовы уже кого-нибудь зарезать. Одна десятитысячная процента – серийные убийцы или те, кто специально шьет слишком узкие штаны. Где-то тридцать два процента классные, однако втайне подозревают, будто с ними что-то не так (что действительно так, и именно поэтому они и классные). Шесть процентов сразу же поставят под сомнение правдоподобность такого анализа и потребуют предоставить им изначальные данные. Однако я их не предоставлю, потому что здесь вам не учебник по статистике. К тому же тридцать семь процентов всех статистических данных вымышленные, так что я даже не знаю, чего вы от меня ждете.
Как я уже говорила ранее (до того, как меня грубо перебила математика), в обычных условиях порядка пяти процентов всех окружающих вас людей – мудаки. Но стоит попасть в среднестатистический аэропорт, и популяция мудаков делает экспоненциальный скачок. Возможно, вы не согласитесь со мной и заметите, что никогда не встречали таких людей в аэропорту, однако, как правило, это явный признак того, что вы, скорее всего, один из них. Не обижайтесь на подобное заявление и поймите меня правильно, я не виню вас, просто, судя по всему, вы никак не можете контролировать себя в этом отношении. Поверьте мне, я прекрасно вас понимаю. Каждый раз, когда я сталкиваюсь с какой-то серьезной проблемой, я превращаюсь в маленькую напуганную землеройку, в связи с чем я часто прячусь в кладовке, поэтому я вас не осуждаю. Хотя нет, все-таки осуждаю, потому что, прячась у себя в кладовке, я не причиняю никому вреда (ну разве что только кладовке), в то время как людей, ведущих себя неподобающе в аэропорту, мне просто хочется долбануть огромной палкой.
На самом деле это просто поразительный феномен. Люди, которые могут без проблем придержать дверь или остановить машину перед переходящей дорогу уткой со своим выводком, порой не видят ничего зазорного в том, чтобы толкнуть старушку или пихнуть стоящего у них на пути маленького ребенка, чтобы как можно быстрее добраться до своих заранее определенных (!) и чудовищно тесных мест в самолете. Они стоят толпой, окружив выход на посадку и не давая пройти другим пассажирам, которые, между прочим, взяли билеты на посадку раньше них и смотрят свирепо на каждого, кто осмелится к ним подойти. Несколько часов спустя можно наблюдать, как те же самые люди, тяжело дыша и поглядывая вокруг себя глазами загнанного зверя, будут сидеть в напряжении с застегнутыми ремнями, начиная с того момента, как самолет пойдет на посадку, и вскочат с места, как только погаснет табло «застегните ремни», и все ради того, чтобы встать первыми в очередь, состоящую из людей, которым еще довольно приличное время придется просто стоять у выхода. Меня всегда поражали такие люди. Могу только предположить, что у них, должно быть, просто такой причудливый фетиш стоять в толпе. На мой взгляд, авиалинии могут кое-что предпринять, чтобы сделать авиаперелеты более приятным времяпрепровождением для всех.
Во-первых, поручить людям, которые проверяют посадочные билеты, определить человека, который совершенно безосновательно решительней всех настроен сесть на этот самолет, поднять его руку вверх и радостно объявить по громкой связи:
Вы, сэр! Вы наш сегодняшний победитель в номинации «Люди, которым непонятно, почему так неистово хочется попасть на самолет, который все равно никуда не полетит, пока все без исключения не сядут на свои места». Поздравляем! Не могли бы вы сказать, что вы чувствуете, одержав эту победу?
В лучшем случае человек поймет, что вел себя слегка придурковато, скорее всего отшутится и, возможно, наконец успокоится. В худшем же случае он начнет орать, и все окажутся свидетелями весьма неплохой самодеятельности. После чего ему предложат маленькую медаль и небольшую дозу транквилизатора, также небольшую дозу успокоительного человеку, которому придется сидеть рядом с этим особо отличившимся пассажиром. Раз уж пошла раздача транквилизатора, то, пожалуй, я возьму и себе. Да чего уж там, всем по транквилизатору, не стесняйтесь!
Прошу прощения за такой гендерный стереотип, но, если честно, особо возбудимым почти всегда действительно оказывается мужчина, чаще всего одетый в деловой костюм. Нередко он является привилегированным клиентом авиалинии, а иногда этим человеком и вовсе оказывается мой муж.
Честно говоря, если бы изначально всем давали транквилизатор, то вторая часть моего плана по оптимизации авиаперелетов оказалась бы уже лишней.
Всегда находится один человек, который начинает психовать из-за того, что его огромные сумки не помещаются на полке.
Он громко бубнит всякую расистскую хрень про людей, которые на самом деле вовсе не являются террористами, либо же он принял слишком много транквилизатора и теперь не может нормально глотать (между прочим, со мной такое, кстати, однажды случилось, но в свою защиту могу сказать, что я перепутала успокоительные с лекарством от изжоги, поэтому мне хочется думать, что я не столько «пускала слюни», сколько просто их не жалела). Как бы то ни было, мне кажется, что всем пошло бы на пользу, если бы у бортпроводников было право стукнуть одного человека (за рейс) битой по голове за то, что он самый, черт бы его побрал, тупой на этом самолете. Поверьте, это бы не нанесло ему непоправимого вреда, но если подобная воспитательная мера повторится несколько раз, до него, наверное, потихоньку начнет доходить, в чем дело, потому что как еще иначе таких людей можно образумить?
Подобные действия будут полезны, потому что, как мне кажется, мы все несколько нервные и склонные к критике, когда попадаем на самолет, и, наверное, в какой-то момент каждому из нас достанется битой по голове, и это будет отличным напоминанием о том, что нужно с пониманием относиться к окружающим. Что касается меня, то я бы почти наверняка получила по башке, потому что мое тревожное расстройство сильно обостряется именно в самолете, отчего я начинаю паниковать. Обычно я за-хожу в Твиттер и пишу всем, что люблю их, потому что к этому моменту начинает действовать успокоительное, из-за которого я становлюсь чрезмерно сентиментальной и начинаю бояться, что умру. Это как если бы я приняла экстази, только вместо того, чтобы заниматься сексом и зажигать на рейве, мне просто хочется, чтобы кто-то гладил меня по голове и пел мне старинные ирландские застольные песни. К сожалению, мне всегда попадается в качестве соседа человек, который вообще не знает ни одной застольной песни и весь полет рисует какие-то круговые диаграммы.
Когда мы выпускали мою первую книгу, я постоянно куда-то летала на встречи с читателями, и мое состояние тревожного расстройства настолько накопилось, что, в конечном счете, у меня случился небольшой нервный срыв, который по какой-то причине принято называть «сильным переутомлением». Мой психотерапевт сказала, что если я продолжу так много путешествовать, то могу задуматься о приобретении животного, специально обученного для того, чтобы обеспечивать людям с тревожными расстройствами эмоциональную поддержку. Вначале мне пришла мысль обучить этому Хантера С. Котсона, но потом я вспомнила, что у него внезапно начинается нервный понос каждый раз, как он оказывается в движущемся автомобиле, и решила, что кот со взрывной дизентерией у меня в руках не столько поможет мне справиться с моей тревогой, сколько даст мне новый (и ужасно антисанитарный) повод для беспокойства.
Я обзвонила несколько специалистов по таким животным, и все они мне объяснили, что лучше обзавестись уже полностью обученным животным с близким для меня темпераментом. Они также сказали мне, что кошки – не самое подходящее животное для эмоциональной поддержки людей с тревожными расстройствами, но мои коты ненавидят собак, поэтому я пришла к выводу, что я нахожусь в полном дерьме, но затем специалист объяснила мне, что Американская ассоциация инвалидов убедила выпустить закон, «разрешающий людям с тревожными расстройствами брать с собой в полет для эмоциональной поддержки пони». Получается, что я на совершенно законных основаниях могла взять с собой в самолет какого-то гребаного пони. Уверена, что пони не поместился бы ни под моим сиденьем, ни у меня на коленях, однако мне была невероятно по душе мысль о небольшой исцеляющей лошадке, стоящей в проходе рядом с моим креслом, в то время как я заплетаю на его гриве косички. Кроме того, из пони вышло бы отличное вьючное животное, и вместо того, чтобы брать чемоданы, я могла бы просто надеть на него свою сменную одежду, чтобы не платить за багаж. К тому же, в моем кардигане пони точно не замерзнет.
Пытаясь убедить Виктора в том, что приобретение лошадки – это беспроигрышный вариант от моих психических расстройств, я поняла, что он был категорически против того, чтобы у нас дома жил пони. Виктор ответил, что ни капли не сомневается в том, что мои психические расстройства приложили свою руку к принятию решения, которое бы в конечном счете привело бы к тому, что мы спали бы в одной кровати с кучей лошадок. На мое в очередной раз повторение, что мне нужен только один целебный пони, Виктор возразил, что пройдет время, и я решу, будто пони одиноко, и наш дом в конечном счете превратится в карликовые конюшни. На это заявление я ничего не ответила, так как нам обоим было прекрасно известно, что он прав. Кроме того, я почти уверена, что девушку, взявшую с собой на борт пони, будут бить по голове той самой битой для идиотов во время каждого рейса, и Виктор, пожалуй, просто спасает меня от самой себя, а заодно и от сотрясения мозга.
Честно говоря, пони на самолете – это ничто по сравнению с тем, свидетелем каких ситуаций мне порой приходилось становиться.
Например, однажды сидящая рядом со мной дамочка на максимальной громкости прослушивала один за другим все имеющиеся у нее в мобильном мелодии на протяжении всех тридцати минут ожидания окончания посадки. Был случай, когда Виктор сидел в тихом огороженном деревянном отсеке ВИП-зала в аэропорту, где во время пересадки работают за своими ноутбуками деловые люди. Рядом с ним сидел пожилой мужчина, который в наушниках смотрел на своем ноутбуке серию «Настоящей Крови», и совершенно внезапно он наклонился к экрану и заорал: «ОСТОРОЖНО, СУКИ!» настолько громко, что Виктор от неожиданности тоже вскрикнул. Как-то раз один парень сидел в двух рядах от меня и держал свой телефон так, чтобы никто, кроме него, не заметил, что он смотрит жесткое порно прямо во время полета. Наверное, никто так бы этого и не заметил, если бы он не забыл воткнуть наушники, что были на нем, в телефон, но он этого не сделал и в растерянности (я надеюсь) застонал, продолжая увеличивать громкость, пока, наконец, не понял, что произошло. Однажды женщина, стоящая впереди меня в очереди на досмотр, попросила пропустить ее кота, Дейва, через рентгеновский аппарат, потому что ей хотелось проверить, не проглотил ли он ее ожерелье. При этом коту она сказала: «Какого хрена, Дейв? Соберись уже».
Должна, однако, признать, что иногда я тоже устраиваю спектакль. Как-то раз я купила в Калифорнии антикварную корзину, которая не помещалась в мой чемодан, поэтому я решила взять ее с собой в салон вместо дамской сумочки. Стоит упомянуть, что это была корзина, изготовленная из мертвого броненосца, а в роли ручки выступал его хвост. В итоге корзина не поместилась даже под креслом, и я оставила ее у себя на коленях, но бортпроводница сделала мне замечание: «Мэм, вам следует поместить вашу… вашего… броненосца в верхнее багажное отделение», на что я ответила: «Я могу просто подержать его на руках. Он у меня ручной. Пускай и мертвый». Тем не менее, она заставила меня попробовать втиснуть его под сиденье, но он все равно не помещался, и, в конечном счете, я жаловалась человеку с соседнего кресла, что только что сломала два ногтя своему броненосцу, и именно поэтому люди так ненавидят летать на самолете. Кроме того, я задумалась о том, чтобы в следующий раз положить в броненосца пилочку для ногтей (ее можно засунуть под одну из бронированных пластин, чтобы она не выпадала, когда в ней нет надобности), и это показалось мне настолько хорошей идеей, что я подумала, что можно добавить еще нож для сыра и отвертку, и получится прекрасный швейцарский броненосец.
Виктор утверждает, что превращение людей в мудаков – какое-то новое явление, потому что еще двадцать лет назад летать на самолетах было гораздо проще и спокойнее. Мне приходится верить ему на слово, потому что моя семья всегда ездила в отпуск на машине или в специальном доме на колесах. Это касалось и летней поездки в Лост Мейплс (тогда мне было девять), когда мы после утренней рыбалки вернулись в домик на колесах моих родителей и обнаружили, что белки прогрызли сетку от комаров и повсюду нагадили. Это выглядело так, будто там поработал разбрызгиватель дерьма, и мы были в ужасе, но в то же время и впечатлены их работой. Возможно, живущие по соседству белки разозлились, потому что видели, как туристы облегчаются в лесу, и реагировали на это крайне негативно, словно говоря «Что, правда, мудачьё? Вы только что нагадили у нас в гостиной. Что ж, мы сделаем то же самое в вашем доме. Да мы можем делать это весь день напролет, ублюдки». Сложно сказать, как было на самом деле. Белки – загадочные создания.
Тем не менее, белки-засранки ни в какое сравнение не идут с озлобленными людьми в аэропорту, и если вы в этом еще сомневаетесь, то вы, наверное, никогда не видели, как человек отказывается поменяться местами, чтобы родители могли сесть рядом с их маленьким ребенком, которому, непонятно по какой причине, при регистрации дали место в другом конце самолета. Однажды в Чикаго я своими глазами видела, как мужчина отказался поменяться местами с матерью, которая купила отдельное место для своего десятимесячного малыша, однако им почему-то не дали соседние кресла. Она любезно попросила мужчину, сидящего рядом с ней, пересесть на точно такое же место через несколько рядов, и он отказался. «Я сижу на месте, которое мне дали при регистрации, потому что таковы правила. Это мое кресло», – провор-чал он и плюхнулся в свое кресло. Мне так хотелось, чтобы мама встала и сказала: «Знаете, что? Ладно. Рядом с вашим местом – кресло моего ребенка. Я буду сидеть в двух рядах позади вас. Хорошего полета, малыш. Надеюсь, вы любите крики и мочу, сэр». Разумеется, другие пассажиры быстренько предложили ей поменяться местами, так что до этого даже не дошло, что в каком-то смысле даже печально, потому что это было бы справедливым наказанием. Сидеть рядом с плачущим, брыкающимся ребенком в самолете – занятие не из веселых, и это почти так же ужасно, как быть матерью плачущего, брыкающегося ребенка в самолете, что, в свою очередь, так же невыносимо, как быть плачущим, брыкающимся ребенком в самолете.
В прошлом году «Си-эн-эн» пригласила меня в прямой эфир обсудить предложение организовать «авиарейсы без детей», и я объяснила, что если бы действительно начали заниматься сегрегацией пассажиров, то я бы предпочла летать «авиарейсами без мудаков», потому что маленькие дети почти никогда не предлагают перепихнуться в туалете, не начинают подстригать ногти во время полета и не делают ничего другого из множества ужасных вещей, свидетелями которых мне доводилось становиться на самолетах. Ведущий, казалось, был несколько ошеломлен тем, что я сказала «мудаки» и «перепихнуться» в прямом эфире, но им следовало ожидать чего-то подобного, потому что несколькими месяцами ранее они спросили меня по поводу «мамочек и политики», и я объяснила (в прямом эфире), что обычно не пишу ни о том, ни о другом, но считаю, что несколько пренебрежительно называть меня «мамочкой» кому бы то ни было, если он лично не появился на свет из моих «дамских кустиков». Я также объяснила, что
Мне хотелось бы, чтобы кандидаты на политический пост представляли программу действий на случай зомби-апокалипсиса, восстания машин или на случай, если у интернета откроется самосознание, потому что таким образом политические дебаты стали бы хотя бы чуточку интереснее.
Удивительно, но «Си-эн-эн» больше не приглашала меня выступать в прямом эфире. Хотя мне следует уточнить, что я спросила у женщины, которая звонила мне договариваться о выступлении, можно ли мне сказать слово «влагалище» по телевизору, на что она ответила, что лучше не стоит, так что я сказала: «Ну… а могу я сказать вместо этого „мои дамские кустики“?» Английский не был ее родным языком, так что ей пришлось разъяснить, что означает это выражение, выслушав, она, обращаясь к находящимся рядом людям, закричала: «А в „моих дамских кустиках“ нет ничего плохого?» После чего сказала мне, что, судя по всему, никто не имеет ничего против этого. Конечно, вполне возможно, что никто не имел ничего против этого по той простой причине, что без контекста было не понятно, что речь идет об эвфемизме, либо все в офисе решили, что эта женщина нарывается на комплимент о ее «дамских кустиках». Как бы то ни было, мне кажется, что «Си-эн-эн» в накладе не осталась, потому что это видео стало самым популярным за день, и было приятно позвонить своим родителям и сказать: «Мои дамские кустики набирают популярность». Оглядываясь назад, однако, я понимаю, что, возможно, это была не самая удачная формулировка.
Виктор как минимум раз в неделю летает куда-то по делам и уверен, что именно усиление мер безопасности в аэропортах сводит людей с ума, потому что они, кажется, окончательно теряют остатки здравого смысла, когда встают в очередь для досмотра. Однажды Виктор был свидетелем того, как парень пытался пронести на борт в ручной клади галлон домашнего чая со льдом. Агент службы безопасности достал у него из сумки протекающий кувшин и посмотрел на него так, словно это была отрезанная рука, а затем спросил: «Сэр, я же только что спросил вас, есть ли у вас с собой какая-нибудь жидкость». Мужчина вспыльчиво ответил: «У меня нет. Это просто чай со льдом». Агент замолк на секунду, вздохнул и объяснил, что «чай со льдом – это тоже жидкость», на что пассажир снисходительно ответил: «Нет, дубина, это напиток».
За такие слова агент службы безопасности ударил его по лицу битой. Во всяком случае, в мире, живущем по моим правилам, все было бы именно так.
Каждый когда-нибудь оказывался в ситуации, когда случайно пытался пронести в самолет что-то нелепое.
Наш друг Джейсон очень часто путешествует с нами и постоянно приносит в аэропорт что-нибудь неуместное. В прошлом месяце Виктор и Джейсон отправились на конференцию в Лас-Вегас, и Джейсон попытался пронести огромную банку геля для волос.
– Такие, наверное, стоят в парикмахерских училищах, – по возвращении рассказал мне Виктор. – И служба безопасности заметила: «Сэр, вы превысили допустимый лимит где-то на два литра».
Джейсон пожал плечами, зачерпнул большую горсть геля и положил его на волосы, чтобы использовать потом. Банка была просто гигантской. Он мог бы без проблем засунуть в нее обе руки. Я попыталась убедить Виктора, что Джейсон, наверное, сделал это специально, чтобы поизмываться над службой безопасности.
Виктор: Не-е. То же самое было в прошлом году в Китае.
И он рассказал мне, что купил бутылку вина, но ему не разрешили проносить ее на борт, и он от злости выпил ее прямо перед сотрудниками службы безопасности – не пропадать же добру.
Я: Что ж, он им показал.
Виктор: Ага. Он показал им, как выглядит пьяный американец, пытающийся обуть свои ботинки.
И он сделал то же самое, когда в прошлом году мы летали в Мексику. Помнишь, как он купил в аэропорту два литра острого соуса?
Я: Ага, это было круто. Но я уверена, что мы все были слишком пьяные, чтобы помнить, что еще не прошли осмотр службы безопасности. Кроме того, разве острый соус – это не напиток?
Виктор пристально на меня посмотрел, но я уверена, что внутри его распирало от смеха.
Эта глава будет неполной, если я не расскажу о своих подозрениях по поводу того, что виной превращения людей в аэропорту в мудаков является зомби-апокалипсис.
Сейчас я объясню, что я имею в виду.
Вы когда-нибудь замечали, что практически все, что изображают на плакатах с запрещенными к проносу в терминал аэропорта предметами, оказалось бы невероятно сподручным в случае зомби-апокалипсиса?
Мечи, огнестрельное оружие, мачете, огонь, дезинфицирующие средства, выпивка, бензопила: мне бы сильно хотелось иметь все это при себе, если в терминале вдруг вспыхнет эпидемия превращающего людей в зомби вируса. По сути, в случае атаки внутри аэропорта мы все были бы в полном дерьме, поэтому вполне объяснимо, что люди оказываются напуганы, потому что в первую очередь становятся безоружными. Слово «терминал», к тому же, часто используется, когда речь идет о неминуемой смерти («терминальная стадия болезни»).
С другой стороны, у службы безопасности, наверное, уже целый склад кастетов, гранат и бензопил, конфискованных у людей, поэтому в случае необходимости нам, наверное, все-таки будет чем вооружиться (интересно, а разве сейчас все еще можно где-то купить кастет? Я бы была в бешенстве, если бы мне пришлось отдать свой кастет в аэропорту. Они сейчас на вес золота).

 

 

Я часто фотографирую плакаты с перечнем запрещенных для проноса в самолет предметов, чтобы ориентироваться на них, когда буду собирать рюкзак на случай зомби-апокалипсиса, кроме того, любопытно узнать, чем в другом аэропорту этот список может отличаться. Некоторые из них, между прочим, весьма устрашающие, и изображают предметы, которые, казалось бы, нет нужды помещать на плакат, такие как, например, пулемет и взрывчатка. В других списках упор делается на слишком большие пузырьки с лосьоном.
В нашем аэропорту написано, что нельзя проносить снежные шары.
Слава богу. Снежные шары. Хотя это как-то странно. Когда на тебя нападут зомби, вряд ли ты подумаешь: «Черт. Был бы у меня сейчас мой снежный шар».

 

 

Виктор недавно просмотрел мой список предметов, которые нельзя проносить в самолет, но которые было бы неплохо иметь в случае зомби-апокалипсиса, и заметил, что он какой-то сомнительный.
– Зачем тебе в этом списке выпивка? – спросил он.
– Ты думаешь, что я собираюсь участвовать в зомби-апокалипсисе трезвой? – я покачала головой. – Я думаю, что с ясной головой наблюдать все это – не лучшее решение. Кроме того, спирт отлично дезинфицирует.
– Уверен, что Баттерскотч шнапс – не самое лучшее средство для дезинфекции ран. – Что говорить, Виктор знал меня слишком хорошо. – А это что еще? Водяные пистолетики? Клюшка для лакросса? Да это же просто список вещей, с которыми тебе хотелось бы поиграть.
– Нет, – начала объяснять я, посмотрев на него так, будто он сморозил полную глупость. – Все это оружие, для которого не нужны боеприпасы. Клюшку для лакросса можно использовать, чтобы не дать возможности зомби к тебе подойти, после чего их можно будет обрызгать кислотой.
– Кислотой… от которой твой пистолетик расплавится, – ответил Виктор.
– Ой, – запнулась я. – Действительно. Ладно. Тогда мы наполним их святой водой на случай нападения вампиров.
– Вампиров?
Я сделала снисходительный вздох – он явно не разбирался в этом вопросе.
– Что ж, если зомби окажутся реальностью, то мы ни от чего не застрахованы, Виктор. На самом деле, я подумываю о том, чтобы начать новый список под названием «На случай нападения вампиров». Потому что я всегда все планирую заранее.
Виктор рассмеялся и сказал, что я заняла оборонительную позицию и пытаюсь оправдаться, однако я вполне уверена, что «оборона» – как раз то, что нужно иметь в виду, когда занят подготовкой к атаке монстров. Кроме этого, нужно быть немного мудаком и забить на маленьких детей, которые наверняка будут только мешаться под ногами, а также запастись бейсбольными битами, заточенными под колья на случай встречи с вампирами. Только при такой подготовке и можно выжить.
Так что,
Аэропорт – все-таки не самое ужасное место на свете.
Назад: Я оставила свое сердце в Сан-Франциско[28]
Дальше: Легче, может, и будет. Но лучше не станет