III
Впервые они встретились с Фрэнсис на потешной ярмарке. Бейкс ступил из ночного мрака в вольфрамовое зарево разноцветных гирлянд, протянутых на столбах от балагана к балагану. Пронзительная музыка, обрушиваясь из громкоговорителей, служила лишь фоном для прочих звуков: грохотали аттракционы; визжали девушки, взлетая в небо на чертовом колесе; как хворост, потрескивали в тире ружья; стучали по брезенту кегельные шары.
— Два цента за бросок, шесть шаров на десять центов, — метнулся к нему зазывала без пиджака, но Бейкс покачал головой и пошел дальше, продираясь сквозь толпу, бурлящую у аттракционов, мимо женщин в очереди перед будкой гадалки. Шум дубасил его, он брел оглушенный, под градом нестройного многоголосья. Очумелые визги и смех смешивались с трубным ревом буги-вуги. Пианино и контрабас бушевали как штормовое море, ритм тонул в потоках обезумевших децибелов.
У Хамада, его дружка, в тот вечер была сверхурочная работа, и Бейкс от нечего делать завернул на ярмарку, разбитую на пригородном пустыре. В кармане было три полкроны и пригоршня меди, и он решал, спустить ли их в кегли или же попробовать силы в метании колец. Не так-то просто накинуть кольцо на дешевенькую вазу, или златокудрую куклешку, или бутылочку с одеколоном. Но если попадешь — забирай мишень себе, это твой приз.
«Небось хозяева на призах не разорятся», — думал Бейкс, кружась в людском водовороте. Пыль бурым дымом взлетала из-под ног. Он споткнулся о протянутую веревку, и кто-то рявкнул у него над ухом:
— Эй, приятель, ослеп, что ли?
Он разглядел смуглое, будто грубо и наспех вырубленное из красного дерева лицо. Трое парней ловко оттеснили его за угол, и Бьюк увидел циничные улыбки, затвердевшие, как мороженая рыба, злые глаза, хищно блестевшие под козырьками мягких кепок.
— Послушай, друг, — начал один из них, — не найдется ли у тебя деньжат взаймы?
— Нет, не найдется. — Бейкс весь напрягся, надеясь улучить момент и вырваться из западни.
— Умник! — вступил второй. — Видать, не робкого десятка.
— А ну выворачивай карманы! — приказал первый с нечистым, прыщавым лицом, похожим на грязную терку. Вокруг гремела музыка, вопила толпа, с «автодрома» донесся девичий визг.
— Да оставьте его, — заговорил третий, — дался вам этот тюфяк!
— Умник, — твердил второй, поглядывая на первого, страшного и опасного, как ржавое лезвие.
Бейкс не спускал с них глаз, вглядывался в лица, стараясь угадать, кто бросится на него первым.
— Я выиграл, выиграл! — долетел чей-то крик. — Вон ту коробку конфет, с лошадкой!
Внезапно между ним и парнями втиснулся верзила в комбинезоне.
— Эй, что здесь происходит? — гаркнул он. — Опять ваши штучки! А ну катитесь отсюда, живо! И чтоб я вас больше не видел!
Парни, как потревоженные стервятники, с ненавистью поглядывали на верзилу, переминаясь с ноги на ногу, потом медленно повернулись и исчезли в толпе.
— Смотри тут за ними, — ворчал верзила в комбинезоне, — мало мне своей работы! Вчера кого-то раздели, понаехало полиции, а мне от босса влетело. Ты уж, дружище, поосторожней.
— Спасибо, — сказал Бейкс, — выручил.
Верзила помахал рукой, похожей на копченый окорок, и зашагал прочь, возвышаясь над толпой.
Бейкс побрел дальше без определенной цели, все еще решая, как бы потратить деньги.
— Эй, Бьюк, — громко окликнули его, — какого черта тебе здесь надо?
— Хелло, Эрни, старина! Наверно, того самого, что и тебе, — заулыбался Бейкс.
— Давненько не видались, — орал Эрни. — Я спустил здесь пятнадцать шиллингов. Хватит, я не дурак. Сплошное надувательство. Единственно, на что стоит потратиться, это качели и чертово колесо. Я прокатил девочек — они визжали так, будто их режут.
— Привет! — кивнул Бейкс двум девушкам, что были с Эрни.
Они улыбнулись в ответ. Одна из них, здоровенная девица с пышными формами и тяжелым круглым подбородком, прижимала к груди хрустальный бокал. У нее не хватало передних зубов, но зато были ямочки на щеках, делавшие ее привлекательной.
— Выиграли, да? — спросил Бейкс, указывая на бокал.
— Это Эрни в тире, — ответила она, стараясь перекричать шум, — угодил в самое яблочко.
— Слушай, друг, я прямо снайпер, дикий Бил Хикок, — загоготал Эрни. — Парень в тире, жулик чертов, хотел зажать приз, но я себя в обиду не дам!
— Молодчина! Вы, я смотрю, недурно проводите время.
— Еще как! — подтвердил Эрни.
— Эрни швыряет деньги на всякую чепуху, — сказала вторая девушка. — Просто безумство!
— А на черта их беречь! Ешь, пей, веселись — вот мой принцип. — Эрни снова заржал и потянулся, чтобы шлепнуть девушку по заду, но она со смехом увернулась.
Бейкс не сводил с нее глаз.
— Эрни вечно сорит деньгами.
— Мог бы найти им лучшее применение, — сказала девушка и с укоризной посмотрела на Эрни.
Вокруг них не умолкая гремела музыка, взлетали ввысь разноцветные лампочки на чертовом колесе. Клокочущая толпа то и дело оттесняла их друг от друга, уносила в сторону и возвращала назад. Девушка размахивала у лица ладошкой, разгоняя пыль. У нее была гладкая кожа, большие, чуть-чуть раскосые глаза, в которых отражались огни иллюминации, припухлые, изогнутые дугой губы.
«Ай да девушка, кофе со сливками!» — подумал Бейкс.
— Хватит околачиваться здесь без дела, — заговорил Эрни. — Пойдем веселиться. У меня на руках две пташки, так что выручай, Бьюк, присоединяйся к нам.
— О'кей! — Бейкс обрадовался компании. — Что будем делать? Швырять пенни вместо колец?
— Вот бы отхватить ту коробку шоколада, — сказала толстуха, глазея на призы.
— Это мигом! Кстати, друг, ее зовут Мариам, — Эрни игриво шлепнул девушку. — Прямо как автобус, верно?
— Негодник, — обиделась толстуха, — вечно меня задеваешь.
— Брось, я же шучу, — засмеялся Эрни и схватил за руку вторую девушку. — А это Фрэнсис. Ее можно задеть, она не против.
— Только попробуй, — улыбнулась Фрэнсис и повторила — Попробуй только!
— Ну пошли, что ли, — заторопился Бейкс. Ему вдруг сделалось легко и весело.
— В кегельбан? — спросил Эрни. Он был рослым парнем, из коротких рукавов желтой тенниски торчали мускулистые волосатые руки, на запястье блестели золотые часы с браслетом.
— Пустая трата денег, — сказала Фрэнсис.
— О Господи, Фрэнсис, прекрати! — набросилась на нее Мариам.
— Ведь мы миллионеры! — орал Эрни.
— Ты поосторожней с деньгами, — предупредил Бейкс. — Тут полно всяких типов. Я еле ноги унес.
— А что, они… — открыла было рот Фрэнсис.
— Все обошлось, — ответил Бейкс, тронутый ее участием.
— Ладно, — сказал Эрни, — буду поосторожней. Ну, пошли.
Он стал прокладывать дорогу в толпе.
— Не потеряйтесь!
Бейкс шел следом за Фрэнсис и не видел ничего, кроме копны черных шелковистых волос, схваченных на затылке пластмассовой заколкой.
— Ну и народу здесь! — кричал Эрни. — Пока дойдет наша очередь, шоколад кому-нибудь достанется.
Его коротко остриженная голова плясала впереди, как поплавок.
«Автодром» грохотал канонадой, возбужденно галдели люди, становились на дыбы деревянные кони с горящими ноздрями и лоскутными хвостами. Бросалась в глаза вывеска на размалеванном фургоне: «Мадам Клейр предскажет ваше будущее!»
— Хотите узнать судьбу? — спросил Бейкс у Фрэнсис.
— Не верю я в эту чушь, — ответила она улыбаясь.
— И в трефового короля, и в дальнюю дорогу?
Она покачала головой, поглядела по сторонам и закричала:
— А где же Эрни и Мариам? Неужто потерялись?
Бейкс обвел глазами толпу.
— Черт, их нигде не видно. Будем искать?
— Легче найти иголку в сене.
— Вот уж верно!
— Я и одна не пропаду, — сказала Фрэнсис.
— Мне тоже так кажется. А можно я побуду с вами?
— Так и быть.
— Все же давайте взглянем, нет ли их у кегельбана.
— Зря только время потеряем. И вообще, мне домой пора.
— Не уходите, рано еще. Давайте выберемся из этой толчеи и посидим где-нибудь. Идет?
— Ладно. От пыли в горле першит.
— Только уговор — не теряться! — сказал он, беря ее за локоть, и пошел напролом сквозь колышущуюся людскую массу. Наконец они выбрались из толпы и оказались на «ничьей земле», усеянной пустыми бутылками, картонными стаканчиками и целлофановыми пакетами из-под жареного картофеля. По другую сторону шоссе, на фоне багровеющего ночного неба бледно желтели огни предместья.
— Уф! Какое счастье, что мы ушли, — ловя ртом воздух, сказала Фрэнсис. Оранжевые блики играли на ее лице.
— Тут есть одно местечко, — Бейкс показал в сторону алого неонового пятна с рекламой кока-колы. — Лишь бы Эрни и та девушка не переполошились.
— Они знают, что мы не заблудимся.
Бейкс взял ее под руку, и они пересекли шоссе, направляясь к кафе, приютившемуся в тени новой эстакады. По эстакаде шел народ, лавиной волшебных огней катили машины.
В маленьком кафе было пусто, из приемника лилась мягкая приглушенная музыка. За прилавком, покрытым пластиком, стояла индианка в зеленом сари, с браслетами на запястьях, с подведенными тушью глазами.
— Что вы выпьете? — спросил у девушки Бейкс.
— Все равно. Ну, скажем, ананасного соку.
Бейкс взял два стакана соку и отнес их на столик в укромном уголке. Они уселись напротив друг друга под плакатом, прославляющим достоинства слабительного порошка. Все так же негромко играло радио, с другой стороны шоссе доносился гул ярмарки.
— Как это вас занесло на карусели? — спросила Фрэнсис, потягивая через соломинку сок.
— Тут у меня приятель живет неподалеку. Я его не застал, деваться было некуда. А вы любите аттракционы?
— Я пошла за компанию, с Эрни и Мариам.
— Когда я был мальчишкой, тетка повела меня однажды в цирк. Ох и невзлюбил я его. Артисты все время поворачивались к нам спиной, и ничего не было видно. Я спросил у тетки, в чем дело. Она и говорит — это потому, что мы сидим на местах для цветных, а артисты для белой публики стараются, хоть мы и заплатили за билеты столько же. С тех пор я ни разу в цирке не был.
Он отпил из своего стакана. По радио передавали трепетный блюз.
— Вы любите танцевать? — Ему хотелось побольше узнать о ней, что ей нравится и не нравится, чтобы быть готовым к любой неожиданности.
— Да, иногда, — ответила Фрэнсис. — На прошлой неделе я была на балу в честь баскетбольной команды.
— Я-то танцор никудышный, мне больше нравится слушать музыку. Есть у меня друг, Уэсти. Мы с ним, бывало, ходили слушать муниципальный оркестр после занятий в вечерней школе. Как они играли!
— Господи, какой вы серьезный!
— Да нет, что вы, — засмеялся он.
— Мне кажется, я вас видела.
— Интересно, где же?
— На митинге рядом с моей работой.
— Удивительно. Мир тесен, верно?
Он улыбнулся и внимательно поглядел на нее: карие, слегка раскосые глаза сияли ярким, чистым светом. На свежем, шелковистом лице никакой косметики, под прядями черных волос маленькие золотые сережки.
Блюз кончился, и женский голос на португальском языке объявил, что передачу ведет станция в Мозамбике. Снова заиграла музыка, мимо кафе протарахтела машина с поврежденным глушителем.
— Откуда у вас отметина под глазом? — спросила Фрэнсис.
— Эта? — Он прикоснулся к шраму. — Упал в детстве. Мы играли в ковбоев на мостовой, и я споткнулся о консервную банку.
— Бедняжка!
— Значит, вы меня видели раньше?
— Ага. Политикой интересуетесь?
— В общем, да.
— Мой отец тоже ходит на митинги и разные собрания.
— А где он работает?
— Они с мамой уже на пенсии. Получают по семь фунтов в месяц.
— Стало быть, вы теперь в семье кормилица?
— Выходит, так. Есть у меня еще женатый брат, но он с нами не живет.
В кафе вошел мужчина и спросил сигарет, взглянул на молодого человека с девушкой, взял сдачу и вышел. Веселье на ярмарке не утихало.
Индианка одиноко сидела за прилавком, уставленным стеклянными банками с конфетами и картонками сигарет. В репродукторе зазвучал португальский танец фадо.
— Работал я на одной фабрике, — рассказывал Бейкс. — Мы штамповали жестянки для джема, для овощей.
— A у нас — кожаные изделия: пояса, сбруя, дамские сумочки.
— Глядя на ваши руки, не скажешь, что за вас машина работает.
— Правда?
— Можно подумать, что вы прачка.
Она засмеялась, и Бейкс залюбовался ее красивым ртом, длинными загнутыми ресницами.
— У нас на фабрике бывали несчастные случаи, — продолжал Бейкс, — штамповальные прессы отрезали работницам пальцы.
— О, боже! — содрогнулась она.
— Хозяин оставлял за пострадавшими пожизненное место на фабрике: пять фунтов в неделю до самой смерти.
Он допил сок, вспоминая фабричный гул и грохот, склонившихся над станками девушек в застиранных синих халатиках и косынках. Они работали как заводные — штамповали несколько тысяч крышечек за смену.
— О чем задумались? — спросила она. Бейкс поднял глаза и покачал головой.
— Так, ни о чем. Вернее, о том о сем.
Она посмотрела по сторонам — нет ли где часов.
— Который час? Мне действительно пора домой.
— Посидим еще, я провожу вас. Где вы живете?
— Неподалеку. И я не боюсь темноты.
— Все равно я провожу.
— Ну если вам не трудно.
Он вынул пачку сигарет.
— Вы курите?
— Редко, но на фабрике все девушки курят.
— Обычное дело.
Она взяла сигарету, поднесла ко рту, он протянул зажженную спичку, потом закурил сам.
— Вы живете с родителями? — спросила она сквозь клубы голубого дыма.
— Их нет в живых. Погибли в аварии, когда я был мальчишкой.
— Простите. — Фрэнсис заметно смутилась.
— Это было давно. Ехали на профсоюзный пикник, и грузовик попал в кювет. — Он смутно помнил, как сидел на краю канавы под деревом, вокруг чемоданы, корзинки, рассыпавшиеся свертки с едой, стоны и причитания. — Потом я жил у тети с дядей.
— Вот как!
— Они у меня хорошие. Тетка — я зову ее тетя Моди — в молодые годы была профсоюзной активисткой. Помню, однажды — только я вернулся из школы — она приходит домой, злая как ведьма. «Чертовы штрейкбрехерши, — говорит. — Мы бастуем, никого на фабрику не пускаем, а эти мерзавки ломятся сквозь пикет. — Но наши девочки задали им жару». И показывает сломанный каблук — пустила его в ход в драке. После этого ее уволили, но она скоро нашла другую работу. Руки у тетки золотые.
— Видать, крепкий она орешек, — сказала Фрэнсис сквозь смех.
— Она у меня чудо!
Диктор начал читать новости по-португальски, и женщина за прилавком выключила радио. Проехал автобус, на фоне иссиня-черного неба ярко светились его окна.
— Нам пора, уже поздно, — повторила Фрэнсис.
— Ну что ж, — согласился Бейкс, поднялся и помог ей встать. Их лица на мгновение сблизились, и он уловил запах душистого мыла, увидел тугую высокую грудь под блузкой. В дверях он пропустил ее вперед, чувствуя, как растет в нем сладкое беспокойство.
На огромном пустыре вдоль пригородного шоссе все еще бушевало в ночи ярмарочное гулянье, рев динамиков был приглушен расстоянием, а цепочки цветных огней будто подернулись вуалью из пыли. Бейкс и девушка побрели вдоль шоссе, потом свернули вбок и пошли мимо темных домиков с палисадниками.
— Ничего, что я вас задерживаю? — спросила Фрэнсис.
— Что вы, что вы! В любом случае я успеваю на автобус.
— Мы почти пришли. Вы живете в городе?
— Да. А вы давно в этом районе?
— Я здесь родилась, правда, в другом доме. Теперь у нас муниципальная квартира.
Они вышли на освещенную площадь с запертыми на ночь магазинами. На фасаде кинотеатра скакали всадники в сомбреро, желтая пыль неслась из-под копыт. Сеанс только что кончился, из дверей повалил народ.
— Вы в кино ходите? — спросил Бейкс, пока они огибали толпу, растекавшуюся во все стороны.
— Изредка. Показывают одну дребедень: ковбои, сыщики, немыслимые романы.
— Обычно девушкам нравятся картины про любовь.
— Каждая надеется, что и у нее все будет так, как на экране.
— У вас есть парень?
Она посмотрела на него, потом ответила:
— Пожалуй, нет.
— А какие мужчины вам нравятся?
— Трудно сказать. Наверно, я когда-нибудь выйду замуж, только не знаю, за кого. А вдруг он будет меня колотить? — Она засмеялась и снова взглянула на Бейкса. Они шли в тени, вдали от фонарей, направляясь к высоким прямоугольным домам с темными и светлыми квадратами окон — как на шахматной доске. Новый квартал растянулся на несколько миль.
— Только у сумасшедшего поднимется на вас рука, — сказал Бейкс.
— Несколько моих подруг повыходили замуж. До свадьбы женихи были шелковые, а потом запили, и теперь у них вечные скандалы.
— Ну, не все мужчины пьяницы, — возразил Бейкс. Ему хотелось взять ее за руку, но внезапно его сковала робость.
— Дай-то бог. Нам сюда.
Они перешли на другую сторону и вступили в тень высоких зданий. Все дома были на одно лицо, как бараки.
— Вот я и дома, — сказала Фрэнсис. — Дальше вам идти не надо.
— Позвольте, я провожу вас до дверей. Это долг джентльмена.
— Ах, какой вы вежливый, — усмехнулась она. — Ну, так и быть.
Во дворе, вымощенном потрескавшейся плиткой, над вытоптанным газоном небо расчертили бельевые веревки, будто канаты под куполом цирка. Казалось, сейчас появятся воздушные гимнасты, но вместо них болтался сохнущий комбинезон — как обезглавленный преступник, выставленный напоказ.
Они пересекли двор и остановились у подъезда.
— Послушайте, — сказал Бейкс, — как бы нам снова повидаться? Может, сходим на днях в кино, или на танцы, или еще куда?
— А вы…
— Что?
— …действительно этого хотите?
— Конечно! — И, набравшись смелости, он добавил: — Вы такая милая девушка.
— Откуда вам известно? Мы только что познакомились.
— Мне все известно.
— Быстрый какой! И я не знаю, что вы за человек.
— Ну, как хотите… — огорчился и слегка даже рассердился Бейкс, хотя чувствовал, что ему рано отступать.
Но тут она добавила серьезно, без тени кокетства:
— Я же не сказала «нет». Я встречаюсь иногда с молодыми людьми…
— Так, значит, увидимся?
Она сделала вид, что задумалась, потом наконец лучисто улыбнулась ему.
— О'кей, когда же?
— Давайте в субботу.
— Хм, в субботу?..
— Вот что, — предложил он, — я приду сюда после обеда, мы проведем вместе вторую половину дня, а вечером куда-нибудь сходим.
— Э, вы многого хотите. Почти целый день. В субботу по утрам я хожу за покупками, а потом мою голову…
— Отлично, я приду посмотреть, как вы моете голову.
— Ну, если вы ничего не имеете против того, чтобы посидеть и поболтать с отцом, пока я уберусь в квартире…
— С удовольствием. Так, значит, договорились?
— Договорились.
Они поднялись на второй этаж по бетонным ступеням. За толстым стеклом, как в темнице, тускло горела электрическая лампочка, высвечивая грубые фрески на муниципальной штукатурке: пронзенные стрелой сердца, похабные надписи, смешные стихи и анатомические этюды. Где-то бубнило радио: «министр говорил о возросших расходах…», гудели машины, несясь куда-то в ночи.
Она шла впереди мимо одинаковых дверей по открытой галерее, выходящей на другой двор с неизбежными бельевыми веревками и потрескавшейся плиткой, потом остановилась у одной двери. Бейкс посмотрел на Фрэнсис и заметил настороженное выражение на ее лице. Он улыбнулся своим мыслям: «Боится, что полезу целоваться. Все они так думают». За ее спиной виднелись звезды, как бриллиантовое ожерелье на пыльном бархате.
Он глянул на номер двери. Фрэнсис, стоявшая со скрещенными на груди руками, перехватила его взгляд и сказала:
— Двести сорок четвертая. Не забудете? Корпус «Д». Здесь легко заблудиться.
— Не беспокойтесь, я запомнил дорогу.
Она поняла, что ей ничто не угрожает. В полумраке Бейкс увидел белые зубы за слегка приоткрытыми губами, светло-карие глаза изучали его, словно стараясь проникнуть в его мысли. Он улыбнулся и протянул руку. Она пожала ее, и он ощутил холодок шероховатой, загрубевшей от работы ладони.
— Итак, до субботы, — сказал он.
— Хорошо, буду ждать.
Он выпустил ее ладонь из своей, пожелал спокойной ночи и пошел к лестничной площадке. Когда он оглянулся, ее уже на галерее не было.
Ему пришлось бежать, чтобы поспеть на автобус.
