XIV

Трущобы лепились к городской окраине, словно чудом уцелевшая клякса серой штукатурки на облупившейся стене, — неровные ряды развалюх с ржавыми покосившимися стенами и провисшей кровлей, удерживаемой на месте проволокой и камнями. Был конец лета, и светало медленно. Ночь уползала восвояси по песчаным пустырям, ухабистым улицам, вдоль накренившихся заборов и чахлых садиков. Еще не погасли уличные фонари — золотая мишура на рваной багроводымчатой ткани. Здесь проходила официальная граница между поселком банту, обнесенным проволочным забором, зонами для азиатов и цветных и новоявленным «белым городом». Со дня на день нагромождение убогих хижин из картона и жести сотрут с лица земли, а их жителей рассортируют по полочкам, как музейные экспонаты. Трущобы доживали свой век, бросая отчаянный вызов отцам города, пустившим в обращение лицемерный эвфемизм «благоустройство».

Из окна комнаты, где встретились Бейкс и Элиас, видны были спутанные гирлянды лачуг, засохшее дерево, частокол. Где-то залаяла собака, другая ответила. По стеклу стучали москиты. Бейкс задернул занавеску и вернулся к столу, за которым сидел Элиас. Свет настольной керосиновой лампы нервно скакал по стенам, оклеенным бракованными рекламными плакатами с типографской свалки. Картинки и буквы набегали друг на друга: чья-то рука, сжимавшая банку сливового джема; алые губы, а под ними изображение моторной лодки. Все это походило на выставку работ художника-сюрреалиста. Кроме плакатов на стене висела фотография африканской вокальной группы и полка с Библией и растрепанными школьными учебниками. От лампы попахивало керосином. «Не мешало бы подрезать фитиль», — невольно подумал Бейкс. Под его ногами прогибались половицы. Он не знал, кто живет здесь, но спрашивать об этом не следовало. Москиты плясали на стекле.

— Все в порядке, — обнажив в улыбке крупные зубы, сказал из-за стола Элиас. — Снаружи, как обычно, дозорный. Мы быстро управимся.

Бейкс сел за стол напротив Элиаса. Обстановка напоминала приемную гадалки. Не хватало лишь чашек и игральных карт. Вместо них на столе была стопка газет, которые принес Элиас, и лампа. Элиас вывернул фитиль, и на сюрреалистской стене замаячила его тень, похожая на загривистого быка. Но стекло тут же закоптилось, еще сильнее запахло керосином, и пришлось снова привернуть фитиль. Тени метались по этикеткам фирм, усеченным картинкам, литографическим надписям.

— Разговор пойдет о том, как улучшить нашу работу в районе, — сказал Элиас, раскуривая трубку. — Но сначала напомню: по тревоге сразу уходи через заднюю дверь и уноси ноги. Другого пути нет. Ясно?

— Ясно, — буркнул Бейкс. — Ты мне еще в прошлый раз все растолковал.

Он тоже полез за сигаретами. Со стены, через плечо Элиаса цинично таращился на Бейкса огромный глаз.

— Волнуешься? — с улыбкой спросил Элиас.

— Чертовски волнуюсь, — признался Бейкс. — Разумно ли встречаться сегодня, сразу после листовок? Наверно, я не привык и никогда не привыкну ходить по проволоке.

Ему сделалось не по себе, когда Элиас инструктировал его на случай тревоги.

— А кто привык, парень? — подбодрил его Элиас. — Каждую секунду идем на риск. Запомнил — через заднюю дверь и жми что есть мочи! На этих улочках сам черт ногу сломит. Полиция не в состоянии оцепить весь поселок.

Бейкс энергично закивал головой, будто стряхивая с себя воду.

— Займемся делом! — Дым и копоть щипали глаза, хотелось поскорее уйти отсюда.

Элиас кивнул и продолжал серьезным тоном:

— Во-первых, должен тебе сказать, что необходимо переправить трех человек на север, через границу. Они едут на военную подготовку. Тебе поручается первый этап их маршрута. Договорись с кем-нибудь, чтобы их отвез. Они будут ждать в понедельник, в известном тебе месте.

— Я знаком с кем-нибудь из них? — спросил Бейкс.

— Не уверен в этом. Их клички Питер, Поль и Майкл. — Элиас рассмеялся за серой пеленой табачного дыма. — У нас в ходу имена святых. Вот только святого Хейзела как будто не было.

— Я о таком не слыхал, — улыбнулся Бейкс. — Гм, святой Хейзел! Будь их четверо, подошли бы Матфей, Марк, Лука и Иоанн.

В потемках снова залаяла собака, вдали загудел поезд.

— Итак, Майкл, Питер и Поль. Присмотри, чтобы все было как положено.

— Само собой, — кивнул Бейкс, бросив окурок в блюдце, служившее пепельницей. Лампа замигала, и Бейкс оторвал на миг глаза от собеседника. — Военная подготовка — вот это здорово. Одна мысль, что можно сочетать разъяснительную работу в массах с вооруженной борьбой, придаст нам силы. Кому охота быть овечкой под дулами фашистов?

Последние слова Бейкса прозвучали как лозунг.

— Лиха беда начало. Мы оправляемся от недавних потерь. Наши товарищи должны настойчиво изучать военную науку, запасаться оружием. Не только передовые, сознательные люди, но самые широкие массы постепенно проникнутся убежденностью в правоте нашего дела, — Элиас сделал глубокую затяжку, и запах табака заглушил керосиновые пары. — Во что бы то ни стало эти парни — Питер, Поль и Майкл — должны в понедельник отбыть.

Элиас постучал пальцем по стопке газет, развернул одну из них.

— Читал уже? Вот наша работа по воспитанию масс.

— Еще бы, конечно читал.

В то утро Бейкс, измученный духотой, проснулся, когда первый отблеск по-осеннему серого дня высветил шкаф, радиолу, умывальник, прогоняя ночные тени из комнаты. Рядом с ним на двуспальной кровати, укрывшись, несмотря на жару, с головой, спал Томми. Из-за пустырей и будущих строительных площадок долетел отдаленный крик муэдзина, созывающий верующих на молитву. Единственная мечеть, не тронутая бульдозерами, была последним бастионом на пути вторгшихся иноверцев.

Бейкс растолкал Томми и отправил его за утренними газетами. В них он не нашел того, что искал, и с нетерпением игрока в лотерею стал ждать очередных выпусков.

— Судя по газетам, все прошло как нельзя лучше. Задали мы им задачку. Читал о взрывающихся устройствах и радиопередачах? По последнему слову техники! — воскликнул Элиас и добавил, словно извиняясь за то, что в их группе все делается по старинке. — Мы хоть и сами ходим и разносим листовки, пользы от этого не меньше.

Бейкс испытывал некоторое недоумение, читая газетные отчеты. Жирные заголовки выплеснулись на первые полосы, потеснив женщину, убившую мужа: «Бомбы с листовками поражают город… агитационные взрывы… подполье действует… Министр полиции отметил, что подрывные элементы истреблены не до конца. Общественности не следует благодушествовать, опасность еще не миновала…» На фотографии полицейские склонились над осколками бомбы, начиненной листовками. В сообщении из другого города говорилось, что ранним утром, когда толпы африканцев спешили на работу, на них обрушились подстрекательские речи. Репродукторы и магнитофоны с часовым механизмом нашли в оставленных вдоль дороги автомашинах.

В других корреспонденциях говорилось, что запрещенные листовки были найдены в почтовых ящиках, подпольщики рассовали их под двери, раскидали на садовых дорожках по всему городу. «Секретная полиция предпринимает широкое расследование», — гласил подзаголовок, набранный курсивом.

— Один из моей группы скрылся, — сообщил Бейкс, вытирая платком глаза, слезившиеся от копоти.

— В связи со вчерашней операцией? — Элиас оторвался от газеты.

— Нет. Это произошло еще до того, как я доставил ему листовки. Видимо, о нем случайно пронюхали шпики.

— Где он прячется?

— Не знаю.

— Нехорошо, — буркнул Элиас. — Добро, хоть они его не сцапали. Необходимо тщательно проверить наши явки и связных в этом районе. Поговорим об этом особо. Беда в том, что у нас всего горстка профессиональных подпольщиков. Это надо исправлять…

Что-то загромыхало на крыше, очевидно, камень покатился по рифленому железу.

Элиас вскочил со стула и задул лампу. Сквозь короткую жесткую бороду сверкнули его зубы, белые-белые на темном широком лице. Бейкс тоже встал, удивленно озираясь. В наступившем мраке исчезли причудливые картинки на стенах, будто кончился кинофильм. Он услышал приглушенный голос Элиаса:

— Давай, друг, беги!

Бейкс опрокинул стул и, не разбирая дороги, ринулся в кухню. Промелькнули металлические кастрюли, чугунная плита, он вышиб ногой дверь и выскочил наружу. На миг Бейкс оцепенел, живот точно сосулькой проткнули, сердце заворочалось на поломанных пружинах.

Над забором внезапно вспыхнул фонарик, и Бейкс шарахнулся в сторону. Его окликнул гортанный повелительный голос. Бейкс налетел на противоположный забор, шаткие столбы подались под его тяжестью, и он растянулся во весь рост, подмяв под себя обломки досок. Позади него вспыхнули автомобильные фары. Он увидел вокруг себя груды мусора: старые покрышки, ящики, дребезжащие консервные банки. «Беги, беги, беги!» — стучало в голове, и он помчался по пыльному немощеному проулку. Он слышал голоса, отдававшие команды, крики. Внезапно боль раскаленным железом пронзила руку. Бейкс споткнулся, упал на колени, сзади донеслись звуки, похожие на потрескивание сухих дров в печке.

— Господи боже мой, рука! — Он кое-как поднялся, впиваясь ногтями в руку, чтобы не закричать. Вокруг теснились небрежно сколоченные лачуги и ветхие домики. За забором залаяла собака, устремилась к Бейксу, погромыхивая цепью. Захлопали двери, послышались недоуменные голоса. Он побрел дальше, придерживая раненую руку, ощущая горячую липкую кровь на своей ладони. Из мрака долетела вонь отхожих мест, но Бейкс чувствовал только боль в руке. «Господи, меня подстрелили», — лихорадочно думал он, отдуваясь, как вскипевший чайник. Он испугался, что сейчас умрет, но немного придя в себя, осознал, что ранен в руку и что это не опасно. Ноги у него подкашивались, и все же он пустился бежать, тяжело и прерывисто дыша. Он бежал до тех пор, пока совершенно не выбился из сил. Тогда он сел у забора на землю, и ему стало безразлично, схватят его или нет.

Боль вернула его к действительности. Его била дрожь, будто он простудился под дождем. Крепко обхватив пропитавшийся кровью рукав, он поджал колени, опустил на них голову и застонал. Его обуял страх, не хватало воздуха, будто замурованному в забое шахтеру. Летняя ночь безмолвствовала.

Он долго просидел так в потемках, уронив голову на колени. Во рту пересохло, он был разбит и опустошен. Небо в жемчужных звездах затянулось тонкой дымкой. Подняв голову, он разглядел вдали темные дома предместья. Раздался автомобильный гудок, и Бейкс вздрогнул, будто услышал впервые этот звук, залетевший на землю с другой планеты.

На миг его обуяло безудержное веселье, истерическое возбуждение. «Меня подстрелили, — покатывался он со смеху, — шпики выследили явку, дозорный прозевал их, меня подстрелили. Все как в «вестерне», черт побери!» Голова пошла кругом, сознание снова помутилось, он перегнулся пополам, содрогаясь от боли в раненой руке, его стошнило. Земля уходила из-под ног, как на чертовом колесе. Некстати вспомнились аттракционы!..

Кое-как Бейкс выпрямился. «Уноси ноги, — приказал он себе. — Беги, беги, беги же!» Вокруг не было ни души. Он заковылял прочь в потемках, будто навстречу ураганному ветру, ощущая на лице не успевший остыть ночной воздух, и старался приятными мыслями заглушить боль: «Как хочется домой, к Фрэнсис». Прежнее гложущее ощущение не проходило. Это был не голод, а тоска. На глаза набегали слезы.

Рана уже не кровоточила, но рукав набух. «Господи, сколько крови! Нужен врач!» — твердил он себе, вновь ощущая беспокойство. Единственный доктор, которому можно довериться, жил за много миль отсюда, на краю света.

Некоторое время спустя он понял, что забрел в богатое белое предместье. Высокие стены, глухие ворота, темные живые изгороди. Улицы маслянисто поблескивали в синеватом свечении фонарей. За густой зеленью играла музыка. Бейкс заметил деревянную скамейку, окаймленную подстриженным кустарником. Она предназначалась для пожилых дам и кормилиц с младенцами.

Бейкс едва дотянул до скамьи. За оградой дома танцевали. Густая листва заслоняла от него гирлянды разноцветных огней, но слышно было потрескивание дров в жаровнях, смех, голоса. Пятница — конец недели, и белые толстосумы веселились вовсю.

Коричневый костюм Бейкса был в пыли и опилках.

Пойду охотиться в лесу, поймаю рыжую лису, плутовку в клетку посажу… Оркестр за забором играл совсем другую, разухабистую мелодию, разлетавшуюся по всей округе.

На обширной лужайке позади дома со множеством окон были разбиты два большущих шатра, залитых электричеством. Между ними были натянуты гирлянды разноцветных лампочек. В одном шатре гремела музыка, лучи прожектора хлестали по женским ножкам, ярко накрашенные губы блаженно улыбались, пальцы щелкали в такт музыке. Большинство мужчин сгрудилось у второго шатра, где подавали спиртное. На теннисном корте было пусто, зато в бассейне плавали будто скатившиеся с гильотины головы. Кругом были клумбы и подстриженные деревья, ухоженные, как пациенты в дорогой клинике. На деревьях тоже были натянуты гирлянды. Подпрыгивали на сковородках связки сосисок, шипела нанизанная на шампуры баранина, повсюду валялись бумажные тарелочки. Гости брали мясо руками, обжигая пальцы и счастливо повизгивая.

Бейкс сидел на скамейке за живой стеной кустарника, растирая ладонью виски, и ждал, когда пройдет дрожь в коленях. Звуки веселья за изгородью тупой пилой пилили его натянутые нервы. С этой стороны ворот не было, можно было не опасаться, что кто-нибудь из гостей наткнется на него.

За кустами, приближаясь, заскрипели по гравию шаги.

— Вот и она, друзья, — закричал мужской голос. — Эй, Ви, чего это ты смылась?..

Здоровой рукой Бейкс осторожно стаскивал с себя пиджак. Левый рукав почернел от крови.

— Все из-за Дэви, — пожаловался женский голосок. — Просила, чтобы не лез своими лапищами.

— Его можно понять, — захохотал мужчина. — Ну ладно, плюнь на него, айда выпьем! Там шампанское рекой!..

— К черту! Возомнил, будто ему все позволено, раз у его отца такие деньжищи. Я не желаю обниматься с кем попало…

«Рубашку лучше не трогать», — решил Бейкс, пропуская мимо ушей болтовню за оградой. Кровь высохнет, и рукав прикроет рану.

— Не ломайся, Ви. Дэви немного рисуется. В конце концов это же его праздник.

— Это не значит, что он может вести себя как кафр.

— О, Ви!

— Мой отец тоже не нищий!

Бейкс порылся в карманах и нашел платок. «Первая помощь раненым, госпиталь Сент-Джон», — пронеслось в гудящей голове.

— Всем известно, кто твой отец, но и наши родители чего-то стоят. Ну, будь паинькой, пойдем же выпьем!

— Оставь меня в покое, я хочу подышать воздухом.

— О'кей. Мы тоже подышим за компанию…

Здоровой рукой и зубами Бейкс затянул платком окровавленную руку.

— Шампанского! — заорал кто-то за оградой, вызвав общий хохот.

«Мне бы сейчас шампанского, — подумал Бейкс, — или, еще лучше, коньяку. Когда я пил его последний раз?» Он боялся взглянут на рану. За изгородью по-прежнему спорили возбужденные голоса.

— Оставьте же меня. Поищите-ка лучше Эллен Статфорд.

— Она пошла делать пи-пи и не вернулась.

— Перестань хамить. А где Фрикки?

— О боже, этот мужлан! От него псиной воняет.

— Что за чушь, он фермы в глаза не видел. И вообще Фрикки мне нравится.

— Пойдем же выпьем шампанского, — бубнил другой голос. — Что за удовольствие торчать здесь и препираться?..

Бейкс вывернул внутрь окровавленный рукав, набросил пиджак на левое плечо, пряча под ним раненую руку. Он не встал со скамьи, пока за его спиной не смолкли голоса. Девушка еще некоторое время упиралась. Бейкс вспомнил, как несколько дней назад на скамейке в городском парке разговорился со служанкой… Мужайся, приятель, это не конец! Ум его внезапно прояснился, хотя голова еще побаливала. Страх и потрясение исчезли, как изморось, стертая с оконного стекла. Прежде всего добраться до доктора. Он наложит швы и не станет задавать лишних вопросов. Потом придется где-то прятаться до понедельника, до встречи с Питером, Полем и Майклом… Матфей, Марк, Лука, Иоанн… К черту, к черту, к черту!… Что с Элиасом? Неужели схватили?…