Игорь

Я ее потерял. Как нашел, так и потерял. И ведь сам прекрасно осознавал, что веду себя неправильно, что так нельзя, что это не по-мужски, наконец. Прошло уже почти два года, как мы вместе. Можно было найти множество способов заполучить ее всю, без остатка, схватить в охапку и унести с собой. Но я этого не сделал.

Почему? Врожденная нерешительность? Или меня так задело это ее «пусть все останется, как есть»? Да мало ли что может сказать женщина. Зачем я ее послушал? А может, мне самому так было комфортнее? Глупец.

Человека, к которому я собирался обратиться за помощью, зовут Ефим Борисович Костров. Когда-то очень давно один друг дал мне его визитку со словами: «Будет трудно – поезжай к Фиме». Знаю, что Костров помог ему в щекотливом деле, связанном со смертью компаньона. Тогда мы все опасались, что друга посадят за убийство, которого он не совершал. Но ничего такого не произошло – Костров спас.

Я ехал к этому человеку, известному мне только с чужих слов, и представлял себе нашу встречу. Конечно, первое, что он скажет, когда услышит мою просьбу: «Да не волнуйтесь вы так. Прошел всего час с той минуты, как вы почувствовали, что потеряли ее. Не стоит впадать в панику. Может быть, она просто не смогла прийти. Мало ли какие ситуации случаются в жизни. Давайте подождем».

И я мысленно отвечал: «Да вы просто не понимаете! Все эти два года она всегда предупреждала, если не может прийти. Оставляла записку с датой следующей встречи. Да, она живой человек, который может заболеть гриппом или срочно куда-то уехать. Но у нее есть телефон (и не один!). Она всегда может позвонить в гостиницу «Геро» и попросить знакомую администраторшу оставить записку для меня. Сегодня она этого не сделала. Объяснений может быть много, но я боялся больше всего двух. Первое – ее нет в живых или она тяжело больна. Второе – она бросила меня».

Все остальное можно бы исправить, и я готов был на все, лишь бы вернуть все то, чем жил последнее время. Я даже про себя, тихо-тихо боялся произнести это слово. Любовь.

Да что там любовь? Это слово звучит везде, постоянно, как пароль, как код, как оправдание поступков и болезней. Что только не называют этим словом ради собственного удобства. То, что я испытывал к Лене, было куда более сильным, чем любовь. Имени этому еще просто не придумали.

И вот теперь я должен рассказать о нем совершенно постороннему человеку, пусть и знатоку сердечных дел. Поймет ли он меня, оценит ли серьезность трагедии? Или посмеется надо мной? А вдруг он циник, грубиян, что тогда?

Ничто не предвещало такого развития событий. Нет, конечно, сегодняшнее утро не было безоблачным. Приболел мой маленький сын. Он плохо спал, покашливал во сне, под утро расплакался. Наша няня позвонила в поликлинику. Пришел доктор, сказал, что горло у Саши на самом деле воспалено, выписал лекарство. Я съездил в аптеку, купил его и отдал няне.

Нашу няню зовут Катей. Нет, для чужих она, конечно, Екатерина Николаевна. Но с самого первого дня, как только мы познакомились, она попросила обращаться к ней просто по имени – Катя. Так и пошло. Ей за тридцать; молодая, ловкая, энергичная, она очень добра к моим детям и отменно готовит. Это просто счастье, что я нашел ее. Даже не представляю, что с нами со всеми было бы без нее.

Сегодня 31 октября, завтра – ноябрь. Холодный, ветреный, с первым снегом. Как могло случиться, что стужа коснулась и моего сердца? Где были мои глаза, почему не заметили перемену в той, которую давно уже считал своей? Она ждала от меня поступка, каких-то важных слов, а я, нерешительный, как многие мужчины, так ничего и не предпринял. Эгоистично наслаждался ее обществом и совершенно не задумывался о будущем. О, какой глупец!..

И еще этот дождь со снегом, начавшийся ночью. Ледяной дождь поливает всю Москву. Люди прячутся от него под зонтами, передвигаются по тротуарам, зябко поеживаясь, и спешат нырнуть в теплое и сухое помещение: в офис, в квартиру, магазин.

А я, спрятавшись от дождя в прогретом салоне автомобиля, мерзну от одной только мысли о предстоящем разговоре с Костровым.

Что я ему расскажу? Как объясню наши странные отношения с этой женщиной? Поймет ли он меня? Наверное, сочтет слабаком или просто идиотом. И будет прав.

Мой друг всегда предупреждает: «Игорь, не говори о себе плохо. За тебя это сделают твои друзья». Уж лучше бы кто-нибудь из них действительно сказал мне это в лицо, может, хоть это подтолкнуло бы меня к действию? Но я уверен, что никто в моем окружении не знает о моей тайной жизни. Не потому, что я сознательно решил это скрыть, вовсе нет. Просто все так сложилось. Не было никакого смысла рассказывать другим о Лене. Я не мог показать ее друзьям, не мог взять с собой на вечеринку, не мог привести домой и познакомить со своими малышами. Она была, но в то же время ее как бы не было. Да что там, мне иногда и самому начинало казаться, что она не более чем плод моего воображения.