Глава 1

Поначалу Сара решила, что звон колокольчика – это часть ее сна. Он звенел так нежно и успокаивающе, а она спешила на этот звук, идя через залитую солнцем лужайку, как будто ее манила золотистая бабочка. Но потом раздался громкий стук в дверь, и Сара поняла, что это вовсе не сон. C трудом вытащив себя с этой прекрасной лужайки и из глубин сна, она неохотно разлепила тяжелые веки. Ну конечно, кто-то барабанил в наружную дверь.

– Попридержи лошадей, – пробормотала Сара, отбрасывая в сторону одеяло.

Для начала апреля ночной воздух был довольно холодным. Сара живо вспомнила, как накануне вечером налетел мерзкий ветер и засыпал город снегом – его выпало несколько дюймов. Дрожа от холода, женщина пошарила в темноте, отыскивая шлепанцы, но так и не нашла и в полной тьме двинулась босиком туда, где была дверь в спальню. По пути подхватила с изножья кровати свой халат и на ходу натянула.

– Иду-иду! – крикнула она, раздумывая, слышит ли ее тот, кто так долбит в дверь, за создаваемым им самим грохотом.

На самом деле Саре хотелось крикнуть: «Да успокойся ты! Дети сами отлично знают, когда им родиться, вряд ли требуется спешка». За все три года, которые Сара проработала акушеркой, зарабатывая себе на жизнь родовспоможением, она могла по пальцам одной руки перечислить случаи, действительно требующие экстренных мер. Обычно это были ситуации, когда ее вызывали в лачугу где-нибудь в Лоуэр-Ист-Сайде к роженице настолько бедной, что та даже не могла оплатить услуги акушерки, а роды протекали тяжело и с осложнениями. У семьи несчастной не оставалось иного выбора, кроме как вызвать Сару, часто в почти напрасной надежде, что она сумеет спасти либо мать, либо ребенка.

Стряхнув с себя последние остатки сна, Сара прошла через промерзшую переднюю комнату, которая также служила приемной. Про себя она молилась, чтобы это оказался не подобный безнадежный случай. Свет уличных газовых фонарей отражался от свежевыпавшего снега и давал достаточное освещение. Несмотря на зашторенные окна, Сара сумела пересечь приемную, не наткнувшись на предметы медицинского оборудования.

– Кто там? – спросила она, добравшись до входной двери.

Женщине, живущей в одиночестве, да еще в Нью-Йорке, следует соблюдать особую осторожность, даже если она находится в относительно цивилизованном районе, известном как Гринвич-Виллидж.

– Это Хэм Фишер. Я недавно поселился в пансионе миссис Хиггинс. У нее началось! Она послала меня, чтобы…

– Сейчас. Уже иду. Одну минутку. – Сара испытала некоторое облегчение, торопливо возвращаясь в спальню, чтобы одеться.

У миссис Хиггинс все пройдет легко – если, конечно, не возникнут непредвиденные осложнения. У нее это будет уже шестой ребенок, и предыдущие роды проходили без проблем. Сара сама принимала пятого младенца миссис Хиггинс, еще и двух лет не прошло с того дня. Значит, не придется посреди ночи тащиться в Лоуэр-Ист-Сайд, где любую женщину, появившуюся на улице после наступления сумерек, по определению считают проституткой, даже если ее кто-то сопровождает. Очевидно, в качестве посыльного Хэма выбрали потому, что он мог обеспечить Саре безопасность и своевременное прибытие на место, но одного-единственного телохранителя оказалось бы явно недостаточно, чтобы защитить акушерку от обитателей бедного района с многоквартирными домами.

Нынче Саре придется пройти всего несколько кварталов Виллидж, чтобы добраться до пансиона миссис Хиггинс. Это весьма кстати, поскольку снега в некоторых местах набралось довольно много. «И кто теперь, – думала Сара на ходу, – будет готовить еду для жильцов пансиона, если миссис Хиггинс рожает?» Акушерке придется твердо настоять на том, чтобы роженица не вставала с постели и не принималась слишком скоро за работу ни при каких обстоятельствах. Шесть детей за десять лет и так здорово сказались на ней, и если Саре не удалось добиться того, чтобы миссис Хиггинс больше не беременела, она, по крайней мере, позаботится о том, чтобы здоровье матери не пострадало более неизбежного.

Поспешно – как от холода, так и в силу срочности дела – Сара натянула на себя все требуемые предметы туалета и белье, а также то, что она считала своими «родильными одежками», – самую старую юбку и блузку с длинными рукавами, которым не страшны случайные брызги крови или иных жидкостей, что могли попасть на них в процессе родов. Всего через несколько минут акушерка была готова. Она набросила на плечи толстый тяжелый плащ, чтобы прикрыться от ледяного ветра, и схватила свой медицинский саквояж. То есть саквояж Тома. Тот самый, который Сара подарила ему, когда он стал врачом и получил официальное свидетельство. На стенке по-прежнему было написано его имя – «доктор Томас Брандт». Сара всегда чувствовала рядом присутствие Тома, когда шла куда-то с этим саквояжем…

Безжалостно отбросив воспоминания, акушерка устремилась к выходу. Хэм Фишер ждал ее. Он оказался здоровым, рослым парнем с покрытым оспинами лицом и полным ртом кривых зубов. Его глаза в данный момент были неестественно широко раскрыты от ужаса.

– Надо бы поспешить, миссис Брандт, – пробормотал Фишер.

Один только намек на то, что ребенок уже мог начать продвигаться к свету, повергал его в панику. Обычная реакция для большинства мужчин. Сара прекрасно знала, что спорить с Фишером бесполезно.

– Конечно-конечно, – согласилась она и последовала за провожатым, когда тот двинулся вперед поспешной рысью.

Ветер уже прекратился, и облака разошлись. Выпавший снег успел превратиться на мостовой в мерзкую слякотную кашу, в которой оставили следы колеса повозок и копыта лошадей. Но на тротуаре снега еще было по колено, за исключением мест, где его успели притоптать другие прохожие. Сара чувствовала, как влажный холод проникает в туфли. Она осторожно следовала за Хэмом, ступая по его следам.

Сара успела сделать всего несколько шагов, когда услышала, как наверху в соседнем доме кто-то поднял створку окна и знакомый голос осведомился:

– Миссис Брандт, это вы?

– Да, миссис Элсуорт, – ответила Сара и улыбнулась. Миссис Элсуорт вряд ли увидит в темноте ее улыбку.

Следовало бы помнить, что уйти незамеченной ни за что не удастся. Соседка засечет любое движение даже среди ночи. Иногда Сара задавалась вопросом: а спит ли эта старуха когда-нибудь вообще?

– Ох, боже мой, неужели кто-то должен родиться в такую ужасную ночь?

– Точно, должен. – Сара надеялась, что эта перекличка не перебудит соседей. – Мне надо спешить, – добавила она, заметив, что Хэм Фишер остановился, поджидая ее с видимым нетерпением.

– Ох, боже ты мой, так сегодня ж десятый день после новолуния! Вы ведь знаете, что это означает, не правда ли? Любой человек, родившийся на десятый день новолуния, обречен стать беспокойным бродягой, неугомонным странником… Как вы думаете, может, вам удастся отсрочить, задержать роды хотя бы на один день? Это ведь жестоко – обречь бедного младенца на такую жизнь, полную…

– Я сделаю все от меня зависящее, миссис Элсуорт, – пообещала Сара, качая головой.

К счастью, темнота скрывала лицо акушерки, на котором читалось явное отвращение. У старухи были предрассудки и суеверия по любому поводу. Сара успела наслушаться от нее сотен подобных предостережений за те годы, что жила по соседству, но миссис Элсуорт продолжала поражать ее все новыми и новыми. Кажется, у этой дамы неистощимый запас подобных штучек.

– Миссис Брандт, ну пожалуйста! – взмолился Хэм.

– Увидимся утром, миссис Элсуорт, – попрощалась Сара, поспешно догоняя своего сопровождающего, снова припустившего рысью.

– Надеюсь, вы прихватили с собой щепотку соли, чтобы уберечься от несчастий, раз уж выбрались на улицу в такую ночь! – прокричала им вслед миссис Элсуорт.

– Да-да, прихватила! – соврала в ответ Сара, не испытывая ни малейших угрызений совести.

Еще через полквартала Хэм наконец осознал, что акушерка не может идти так же быстро, как он. Фишер замедлил шаг и подождал ее, хотя дрожал всем телом от нетерпения и желания помчаться бегом. Он стащил с головы свою потрепанную шапку и провел длинными костлявыми пальцами по спутанным со сна волосам.

– Кто это там? – раздался еще один знакомый голос из тени на противоположной стороне пустой улицы.

Хэм испуганно оглянулся, но Сара ответила спокойно:

– Это миссис Сара Брандт, офицер Мёрфи.

Полицейский, проверявший двери на своем участке, дабы убедиться, что все они заперты, выступил в круг света, отбрасываемого газовым уличным фонарем. Он прищурился, оглядывая акушерку и ее спутника.

– Опять на вызов, не так ли?

– Точно.

– Надеюсь, не слишком далеко. Уж больно время неподходящее!

– Совсем недалеко, всего лишь в дом миссис Хиггинс.

Мёрфи кивнул. Свет, мелькнув, отразился от звезды на его полицейском шлеме.

– А провожу-ка я вас до места.

Сара вовсе не ожидала предложения сопроводить ее. Нью-йоркская полиция хорошо известна высоким уровнем коррумпированности, даже несмотря на недавние попытки ее реформировать, к тому же Сара не могла себе позволить платить за подобную защиту. Приходилось довольствоваться тем, чтобы время от времени делать маленькие подарки детишкам полицейских и иной раз баловать их самих сладостями, приготовленными на собственной кухне, дабы снискать доброе расположение. Поэтому рассчитывать оставалось лишь на то, что они все же придут Саре на помощь, когда это действительно потребуется.

Хэм Фишер, по всей видимости, не имел ни малейшего желания заполучить подобный полицейский эскорт. Он уже поспешно двигался дальше, надвинув шапку пониже на глаза, когда Сара догнала его. На секунду она задумалась, нет ли у Хэма причин избегать внимания полиции, но эта мысль пропала, едва возникнув. Ни у кого из бедных и беззащитных людей никогда не возникнет желания быть замеченным полицейским. Ведь тот может его арестовать просто потому, что ему так хочется, а потом силой выбить из бедолаги признание в преступлении, которого он не совершал, но которое нужно на кого-то повесить.

Сара давненько перестала тешить себя иллюзиями и злиться по данному поводу. Женщине, к тому же одинокой, этот мир не изменить. Она, конечно, может что-то улучшить, помочь кому-то, пусть немногим. Именно это Сара и делает нынче ночью.

Ей уже приходилось почти бежать, чтобы не отстать от своего сопровождающего, и они за считаные минуты добрались до широких, засыпанных снегом тротуаров Пятой авеню. Перед тем как ее пересечь, Сара огляделась по сторонам, бросив взгляд вдоль улицы в направлении Вашингтон-сквер, где различила очертания огромной арки, недавно там установленной. Арка располагалась почти рядом с домом, где Сара выросла. Острые углы и силуэт сейчас были скруглены снежными сугробами, но знакомые очертания все равно отчетливо виднелись на фоне ночного неба. Потом Сара посмотрела в другую сторону, туда, куда ее родители переехали несколько лет назад. Они желали убраться подальше от наплыва художников, артистов и прочих свободномыслящих индивидуумов, вольнодумцев и атеистов, понаехавших в Гринвич-Виллидж. Эти люди совершенно изменили район, превратив его из анклава богатых людей в обиталище богемы. Улица оставалась такой же, как прежде, но перемены произошли в тех пятидесяти кварталах, которые теперь располагались между старым жилищем Сары и новым городским зданием из красно-бурого песчаника, где теперь жили ее родители.

Интересно, осознают ли родители иронию своего нынешнего положения? Сара, конечно, могла бы спросить об этом у матери, но она не разговаривала ни с ней, ни с отцом со дня похорон Тома. Те пятьдесят городских кварталов, что отделяют от них скромный врачебный кабинет – бывший кабинет Тома, а теперь ее, – вполне можно считать океаном, поскольку Сара и ее родители живут теперь в совершенно разных мирах.

Женщина перевела взгляд на мощенную булыжником проезжую часть авеню. В дневное время пересекать эту улицу, лавируя в потоках карет, двухколесных кэбов и автомобилей, весьма опасно, и сделать это почти невозможно, но в связи со вчерашней бурей даже проститутки и их клиенты убрались на ночь под крышу. Саре сейчас следовало беспокоиться лишь о том, чтобы перейти дорогу, обогнув кучи лошадиного навоза и мусора, прячущиеся под слоем снега. Уличные уборщики еще не успели все это вывезти.

Миновав еще несколько домов, акушерка и ее провожатый пересекли Бродвей и вышли на небольшой зигзагообразный поворот улицы, который именовался Астор-плейс. За ним располагался тихий жилой район, где находился пансион миссис Хиггинс. В давние времена этот дом целиком принадлежал ее семье, но когда ее муж лишился зрения и потерял свой процветающий портновский бизнес, им пришлось переселить все семейство в две задние комнаты, а остальные сдавать жильцам.

К счастью, одна из этих комнат была в данное время свободна, так что миссис Хиггинс могла рожать в относительно изолированном помещении при содействии своей соседки. Сбросив плащ и потопав ногами, чтобы сбить с туфель снег, Сара присоединилась к женщинам.

– Очень хорошо, что вы не успели начать без меня, – довольным тоном сообщила она, быстро оценив ситуацию.

Комната, обставленная по-спартански, была почти пустая, но чисто убранная. Чистым было и постельное белье. Многие врачи и акушерки не видят особой необходимости в соблюдении чистоты, но Сара давно уже убедилась, что матери, рожающие на хорошо выстиранных простынях, справляются с делом гораздо лучше, чем те, которые этим пренебрегают.

Соседка миссис Хиггинс улыбнулась акушерке, но сама роженица ничего веселого в данной ситуации не видела.

– Схватки идут одна за другой. Не думаю, что малыш дождется утра… Ох, вот опять начинается!

Сара уже заметила, что миссис Хиггинс сильно тужится – верный признак начавшихся родов. Да, она права, этот ребеночек утра дожидаться не станет. Миссис Элсуорт будет крайне разочарована.

Акушерка бросила взгляд на золотые часы, пришпиленные к корсажу. Это был рождественский подарок от родителей, полученный бог знает когда. Требовалось засечь время схваток.

– Подождем, пока закончится очередная схватка, а уж потом я вас осмотрю, – сказала Сара. – Хорошо, что ваш жилец настоял на том, чтобы я поспешила. Давно она тужится? – Вопрос адресовался соседке.

Та открыла рот, чтобы ответить, но вдруг раздался ужасный вопль, испугавший всех трех женщин. Сара обернулась к дверям и увидела молодую девушку. Ей было лет шестнадцать-семнадцать, она еще не сформировалась окончательно и отличалась хрупкой нежной красотой. Вьющиеся золотистые волосы волнами падали на плечи, спешно наброшенный халат говорил о том, что девушку внезапно разбудили и она пришла посмотреть, чем вызваны шум и суета. Бедняжка пришла в ужас от увиденного. Ее синие, словно фарфоровые, глаза были распахнуты даже шире, чем у Хэма Фишера, когда тот явился за Сарой, и девушка зажала рот тыльной стороной ладони, словно опасаясь, что ее стошнит.

Сара была уверена, что никогда раньше эту девицу не видела – она бы наверняка запомнила столь прелестное личико, – но все равно ей вдруг почему-то вспомнилось имя.

– Мина? – спросила она, не успев ничего сообразить.

Взгляд девушки тут же переместился с роженицы, бьющейся и извивающейся на кровати, на Сару, и ужас в ее прелестных глазах сменился совсем уж жутким выражением.

– Уберите ее отсюда, – выдохнула миссис Хиггинс, когда миновала очередная схватка. – Ей тут совсем не место.

– Пойдем, пойдем, моя милая, – сказала соседка, спеша выполнить просьбу миссис Хиггинс. – Не нужно этого пугаться, тебе ведь и самой придется когда-нибудь рожать.

При этих словах бледное от природы лицо девушки стало пепельно-серым, и Сара даже на секунду испугалась, что она сейчас упадет в обморок. Но соседка уже выводила девицу из комнаты. Так что если бедняжка потеряет сознание в коридоре, эта проблема Сары не касается. Отбросив мысли о девушке, акушерка повернулась к роженице.

– Ну а теперь посмотрим, что тут у нас происходит, – сказала она, расстегивая пуговицы на манжетах и закатывая рукава, собираясь начать осмотр.

Сара не вспоминала эту девушку весь следующий день и еще полдня, до того момента, пока не явилась к миссис Хиггинс и ее новорожденному сыну с первым после родов визитом. Обычно она приходила к новоявленной мамочке уже на следующий день, но поскольку на сей раз ребенок появился на свет практически на рассвете, Сара подождала еще одну ночь, прежде чем нанести роженице очередной визит.

В это утро город выглядел совсем иначе, нежели вчера ночью. Остатки снега были собраны в тачки и сброшены в реку, а вместе с ними исчезла и тишина ночи. Грохот поездов надземки по мостам над Шестой авеню то и дело перекрывал обычный шум активной городской жизни. Колеса повозок и подковы лошадей стучали по дорогам, мощенным булыжником, возницы орали на лошадей и на других возниц, уличные торговцы громко расхваливали свои товары, женщины звали детишек или перекрикивались с соседками. Саре, конечно, нравились сны о мирных лужайках, но больше всего она любила именно эти картины, эту кипящую жизнь города с ее оглушительными звуками.

По дороге она вспоминала события прошедшей ночи; вспомнила и девушку, которую назвала Миной. Сара отлично знала, кого она имела в виду и о ком тогда думала. Мина ван Дамм была ее одноклассницей, они вместе учились в закрытой частной школе для девочек; кроме того, вращались в общих кругах. В свое время Сара почитала это очень важным обстоятельством, но теперь не ставила ни в грош. Мина ван Дамм в возрасте шестнадцати лет выглядела в точности как эта девушка, но теперь, несомненно, так уже не выглядит. Мина была ровесницей Сары; стало быть, ей уже за тридцать. Она наверняка растолстела, сделавшись полной матроной с кучей детей.

Такой станет и эта девица, и очень скоро. Сара уже поняла, что она собой представляет. Поняла о ней кое-что такое, что не осознавала вплоть до настоящего момента. Она все еще размышляла об этом своем озарении, когда завернула за угол и увидела толпу, собравшуюся перед пансионом миссис Хиггинс. Несколько женщин, все еще в домашней одежде, но завернутые в толстые шали, столпились на тротуаре. Это означало, что на улицу их вытащило некое чрезвычайное событие. В ином случае они успели бы переодеться в уличное платье.

Женщины тихонько переговаривались, а вокруг сновали дети. Они играли в свои игры, катали обручи, не обращая ни на что внимания, ни на какие неприятные события, заставившие их матерей собраться на улице. Сара тут же подумала о миссис Хиггинс и ее новорожденном. Если с ними что-то случилось, то почему не послали за ней?

Акушерка поспешно подошла к ближайшей женщине. Это была Берта Пибоди. Сара когда-то принимала у нее роды, помогая появиться на свет жирному толстощекому младенцу, который сейчас восседал у Берты на бедре и сосредоточенно сосал ладошку.

– Что случилось? – спросила Сара.

– Убийство, – ответила Берта, явно пребывая в шоке.

– Миссис Хиггинс убили? – ужаснулась Сара.

– О нет! – поспешно уверила ее Берта. – Одну из ее постоялиц. Молодую девушку. Она тут недавно поселилась, всего пару недель назад, а нынче утром ее обнаружили мертвой. Кто-то из детей ее нашел, когда она не спустилась к завтраку.

– Девушка со светлыми волосами? – Саре очень не хотелось в это верить.

– Ага, она самая.

– Кошмар, просто кошмар! – заявила другая женщина, и остальные забормотали то же самое.

Сара не могла с этим не согласиться. В городе каждый день умирают люди, нередко погибая от насилия, но в этом районе вряд ли хоть когда-то случалось подобное. Чтобы кто-то погиб от чужой руки, да еще столь юное и невинное создание… И если Сара жутко расстроилась, то нетрудно предположить, в каком состоянии сейчас пребывает миссис Хиггинс.

– Пойду-ка я лучше проверю, как там миссис Хиггинс. Такое несчастье может плохо сказаться и на ней, и на младенце.

– Они никого не пускают внутрь, – предупредила Берта, но Сара уже поднималась по ступенькам к парадной двери пансиона, где стоял полицейский мощного телосложения, загораживая вход в дом.

– Тело можно выносить? – осведомился сотрудник отдела судмедэксперта.

Детектив-сержант Фрэнк Мэллой бросил последний взгляд на лежащее на полу тело девушки и устало кивнул. Не так он планировал провести это утро, нет, не так. Ни нынче, ни в любой другой день. Поиск убийцы этой хрупкой девочки не грозит детективу ничем хорошим и, конечно же, никак не поможет продвинуться по карьерной лестнице.

Фрэнк Мэллой видал сотни таких девиц, недавно прибывших в город и тщетно пытающихся найти приличную работу, которая дала бы им возможность зарабатывать на жизнь. Но обычно деньги у них заканчивались раньше. Им приходилось идти на панель или, при более удачном раскладе, в какой-нибудь публичный дом. Этой девице вполне могло повезти. Достаточно красивая, чтобы попасть в одно из подобных заведений, даже получше тех, что располагаются на Пятой авеню. Она могла бы даже привлечь внимание какого-нибудь богатенького типчика, ищущего себе любовницу, и он бы устроил ее с шиком. Возможно, у девицы хватило бы ума копить денежки, чтобы в конечном итоге открыть свой собственный бордель. Это было знаком огромного успеха для женщины, пустившейся во все тяжкие, но редким шлюхам удавалось добиться подобного. По большей части их жизнь заканчивалась в сточной канаве, нередко они становились жертвами разных болезней или недовольных клиентов.

А вот эта кончила тем, что теперь лежит мертвая на полу пансиона. Причем вполне респектабельного пансиона, не из тех, что только именуются пансионами, а на самом деле функционируют как обычные бордели. И эта девушка никогда не стала бы успешной шлюхой, как представлял это себе Фрэнк. Ума бы у нее не хватило. Детектив точно это знал, потому что девица, по всей видимости, только начала торговать собственным телом – даже не успела толком начать, как выбрала не того клиента и была убита.

Можно было бы пожалеть эту несчастную и прелестную девицу, но Фрэнк не мог позволить себе такую роскошь, как жалость. Ему нужно выполнять свои обязанности. Со всей ответственностью. Ему нужно стать капитаном полиции, и Фрэнк аккуратно и последовательно копил деньги, чтобы взятками вымостить себе путь наверх к высокому положению. Это единственный способ продвижения по службе, возможный в городской полиции Нью-Йорка. По крайней мере, так было до недавнего времени. По городу прокатилась волна реформ, призванная изменить систему, которая существует уже столетия. Но Фрэнк был уверен, что волна эта скоро спадет. Поэтому он продолжит копить деньги, чтобы не попасть впросак, когда реформаторы сдадутся и разойдутся обратно по своим джентльменским клубам. Никто ведь не предложит ему ни гроша за раскрытие убийства девушки, а это расследование может занять кучу драгоценного времени, которое можно использовать гораздо правильнее, обслуживая людей, готовых выказать свою благодарность вполне практическим путем.

– Там какая-то дама на крыльце, хочет зайти внутрь. Говорит, что ей надо увидеться с миссис Хиггинс, – сообщил полицейский, Фрэнк оставил его у парадной двери, прежде чем спустился по лестнице в нижний холл. Что ж, ничего необычного. Всегда найдется хотя бы одна любопытная старуха, считающая своим долгом получить информацию о преступлении из первых рук.

– Кто она такая?

– Какая-то миссис Брандт.

– Ей что-нибудь известно о погибшей девушке?

– Я про это не спрашивал.

Фрэнк вздохнул. Он как раз добрался до нижней ступеньки лестницы.

– Впусти ее. Я побеседую с ней в гостиной. – Такие старухи обычно в курсе всех сплетен в округе. От них можно что-то узнать, что потом поможет поскорее расследовать это дело и закрыть его.

Полицейский кивнул и отворил переднюю дверь. Фрэнк изумленно замер, увидев вошедшую даму. Он, правда, и сам не знал, что именно ему следовало ожидать увидеть, но явно не это. Миссис Брандт оказалась красивой женщиной. Великолепную фигуру облегала одежда хотя и несколько потрепанная, но дорогая и отлично пошитая. В руке она держала черный саквояж, на вид медицинский. Незнакомка выглядела гораздо моложе типичных старых ведьм, настаивающих на том, чтобы их пустили на место преступления. В ней явно достаточно наглости и бесстыдства, чтобы спорить с полицией. И, несомненно, именно молодость придает ей уверенности в себе. Потрясающие серо-голубые глаза встретили взгляд Фрэнка с таким демонстративным вызовом, что детективу стало немного не по себе. Он даже занервничал. Вот только этого ему сейчас не хватало! Видимо, явилась одна из суфражисток, считающих делом принципа превратить жизнь любого мужика в сплошные неприятности.

– Это детектив-сержант Мэллой, – представил его полицейский. – Он хочет с вами побеседовать.

– Меня зовут Сара Брандт, – кивнула дама Фрэнку, который вовсе не просил ее представляться. – Я акушерка, вчера принимала роды у миссис Хиггинс. Мне нужно удостовериться, что у нее всё в порядке.

Акушерка? Роды? Мэллою никто ничего про это не говорил. Хиггинс просто сказал, что его жена нездорова, что она ничего не видела и не слышала. Поэтому Фрэнк и не собирался пока ни о чем ее расспрашивать. А на самом деле миссис Хиггинс вовсе не больна! Она только что родила! И ребенка принимала Сара Брандт. Эта новость растравила старую рану у Фрэнка в душе и принесла боль, чего он не мог себе позволить, но одновременно вызвала приступ ярости. Однако привычка, конечно же, взяла свое, и Мэллой сумел сдержаться. По крайней мере, теперь он будет подготовлен к встрече с миссис Хиггинс. Насколько это возможно.

Детектив-сержант заставил себя собраться с мыслями.

– Зайдите на минутку в гостиную, миссис Брандт. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

– О чем?

Теперь Фрэнк был уже совершенно уверен, что Брандт и впрямь из этих суфражисток. Нет, вы только представьте себе, задавать вопросы офицеру полиции!

– Прошлой ночью здесь убили молодую девушку.

– Я в курсе, – нетерпеливо сообщила миссис Брандт. – Именно поэтому мне необходимо осмотреть свою пациентку, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Такие шокирующие события иной раз могут вызвать осложнения и прочие проблемы.

«Да-да, проблемы. У кого их сейчас только нет», – подумал Мэллой. Эта Сара Брандт точно создаст ему немало проблем. При обычных обстоятельствах Фрэнк отлично знал, как обращаться с упрямым свидетелем: слегка его потрясти, пару раз шлепнуть или стукнуть, потом врезать дубинкой, если все прочее не помогает. Но с Сарой Брандт – Фрэнк это сразу понял – обычные методы не сработают, каким бы сильным ни было желание их применить. Вряд ли стоит винить Фрэнка за то, что ему очень этого захотелось, хотя он никогда не осмелился бы поднять руку на респектабельную женщину; но никто не осудил бы его, если бы он грубо с ней обошелся.

– Ваша пациентка может подождать несколько минут, пока вы отвечаете на мои вопросы, – резко бросил он.

От его тона у миссис Брандт чуть расширились глаза – от изумления, не от страха, чего Фрэнк не мог не заметить с некоторым раздражением. Но женщина все же прошла в гостиную, в указанном Фрэнком направлении, оставив свой черный саквояж в холле. Особой радости ей это точно не доставило. И Сара дала это понять детективу ледяным молчанием. Возможно, ему следовало избрать в разговоре с ней иной подход, отчасти наступив на горло собственной песне. Но теперь нет смысла об этом рассуждать.

– Присаживайтесь, миссис Брандт, – предложил Мэллой, стараясь выглядеть вежливым. Он давно уже не проявлял подобной учтивости и очень опасался, что утратил эту способность.

Видимо, дело обстояло именно таким образом, потому как миссис Брандт присаживаться не стала.

– Не понимаю, что я могу вам рассказать, – пожала она плечами.

– Я тоже этого не знаю. Почему бы нам не попробовать это выяснить? – сказал Фрэнк, даже не скрипнув зубами. Он и сам поразился своей терпеливости. – Вы знали погибшую девушку?

– Нет.

Так. Дело, кажется, будет более трудным, чем он рассчитывал.

Фрэнк прикрыл глаза, набираясь терпения, и попытался еще раз:

– Вам известно что-либо о погибшей девушке? Ее звали… – Он заглянул в свои записи. – Элис Смит.

Сара Брандт вздохнула с видимым раздражением.

– Я видела ее всего один раз, позавчера ночью, когда была здесь и принимала роды у миссис Хиггинс. Она на минутку зашла в комнату, и…

– И что было дальше? – подтолкнул ее Фрэнк, когда Сара заколебалась и умолкла. Она явно знала больше, чем хотела сообщить. Возможно, даже больше, чем ей самой казалось.

– Ничего. Просто я ошиблась.

Надо же. А Фрэнк уже решил, что Сара Брандт вообще никогда не ошибается.

– Да ладно вам, миссис Брандт. Девушку-то убили! Все, что вы сумеете мне рассказать, может помочь поймать ее убийцу. Вы же не хотите, чтобы убийца гулял на свободе, не правда ли? Такая женщина, как вы, которая зарабатывает на жизнь, разъезжая по городу, попадая в самые необычные места…

Сара снова вздохнула, давая детективу понять, насколько ей все это не нравится.

– Мне показалось, что она очень похожа на одного человека, которого я когда-то знала, – призналась она. – На мою прежнюю подругу.

– Прежняя подруга – отсюда, из нашего города?

Женщина с недовольным видом кивнула.

– А не могло так оказаться, что это именно та, о которой вы подумали?

– Нет. Девушка была очень похожа на мою одноклассницу, а та была моей ровесницей, так что убитая не могла ею быть.

– Вы из какой части города, миссис Брандт?

– Из этой самой, из Гринвич-Виллидж.

Фрэнк еще раз окинул Сару взглядом – здесь, в гостиной, было гораздо больше света, падавшего из окон. Она вся напряглась и сжалась от такой наглости. Видимо, решила, что детектив оценивает ее фигуру, а фигура-то оказалась гораздо привлекательнее, чем он решил вначале. Но на самом деле Мэллой пытался оценить ее одежду. И, как он и думал, эта одежда оказалась весьма хорошего качества, хотя миссис Брандт явно носила ее достаточно долго.

– Вы из богатой семьи, не так ли?

– Не думаю, что мое происхождение хоть как-то вас касается, детектив-сержант Мэллой, – холодно парировала дама.

О да, она точно из богатой семьи. Только богатые люди умеют использовать вот такой ледяной тон, чтобы поставить на место зарвавшегося мелкого чиновника. Но Фрэнк не был мелким чиновником или подчиненным этой женщины, тем более в подобной ситуации.

– В данный момент меня все касается, миссис Брандт. И, к вашему сведению, погибшая девушка тоже была из богатой семьи.

– Откуда вам это известно?

– Оттуда же, откуда я это понял в отношении вас, – судя по ее одежде.

Стук шагов на лестнице отвлек обоих, и Фрэнк посмотрел в сторону открытой двери гостиной. Его подчиненные как раз выносили на носилках прикрытое простыней тело погибшей. Детектив услышал, как Сара Брандт чуть слышно охнула, и улыбнулся своему везению. Ничто так не действует на упрямого свидетеля, как хороший шок. Розовый оттенок явственно исчез со щек Сары Брандт.

К этому моменту Фрэнк уже решил, что удастся воспользоваться кое-какими услугами Сары Брандт. Возможно, он вернется к более конструктивному разговору с ней попозже.

– Может быть, вы поможете мне разобраться с вещами покойной? Пройдемте вместе в ее комнату, посмотрим. Поскольку миссис Хиггинс… э-э-э… нездорова, я хочу сказать. Посмотрим, всё ли в порядке, вдруг что-то пропало… И вы выскажете свое мнение по поводу вещей. Может быть, я и ошибаюсь насчет ее происхождения.

Фрэнк уже решил, что Сара Брандт сразу ухватится за возможность доказать, что он действительно ошибается на этот счет, однако ее природная сдержанность, по-видимому, была сильнее желания настоять на своем.

– Нет, я не могу.

– Не можете что? Копаться в ее вещах? Дать свое заключение о том, что погибшая собой представляла? Миссис Брандт, если человека убили, у него уже нет права на личную неприкосновенность. Или, возможно, вы предпочли бы, чтобы я отвез вас в участок и закончил допрос там? – добавил Мэллой, забыв про свое намерение быть вежливым.

– Это еще зачем? – с вызовом спросила Сара, и в ее прекрасных глазах блеснул гнев. – Чтобы выбить из меня признание в том, что это я ее убила? Это поможет вам сэкономить массу времени, не правда ли? В таком случае вам даже не придется вести никакого расследования.

Фрэнк и сам почувствовал вспышку гнева. Да как она смеет думать о нем такое! Как смеет полагать, что он может так действовать! Однако детектив тут же инстинктивно понял, что любая попытка защититься приведет лишь к тому, что Сара еще сильнее уверится в том, что права на его счет, и это в дальнейшем сделает ее еще более упрямой. Он кое-как ухитрился подавить свою вспышку и снова заговорил спокойным разумным тоном:

– Нет, не для этого. А для того, чтобы вы рассказали мне, что вам известно об этой девушке. То, что еще сами не поняли, что вы о ней знаете, – быстренько поправился Фрэнк, увидев, что Сара намерена протестовать.

– Но мне необходимо осмотреть миссис Хиггинс, – настоятельным тоном проговорила она.

– Только после того, как мы закончим осмотр комнаты погибшей. И чтобы вы перестали волноваться и беспокоиться, я должен вам сказать, что вполне уверен – вы не убивали Эллис Смит. Поэтому я не стану возиться и выбивать из вас признание, – добавил детектив.

Сара даже не улыбнулась.

– Вы ведь хотите, чтобы я поймал убийцу, не правда ли? – вновь попытался детектив уговорить миссис Брандт.

Ее явно разозлило то, что пришлось это признать.

– Хорошо, я уделю вам несколько минут. Но потом мне нужно осмотреть миссис Хиггинс.

– Конечно, – дружелюбным тоном согласился Фрэнк. Несколько минут, по всей видимости, он сможет выдерживать наглость этой миссис Высокомерие. – Ее комната наверху, справа.

Сара не стала дожидаться повторного приглашения. Фрэнк смотрел, как она идет, и недоуменно размышлял о том, как эта женщина может выразить столь многое, не произнеся ни слова. Ну, если она в состоянии дать ему хоть какую-то информацию, он готов простить ей практически все.

Фрэнк поднялся следом за Сарой по лестнице, с трудом подавляя искушение немного отстать, чтобы поймать хотя бы промельк ее лодыжек под шуршащими юбками. Он уже знал более чем достаточно об этой миссис Саре Брандт и о ее фигурке, чтобы сохранять ясность мыслей.

Сара сама не верила, что решилась на это. Пойти в комнату погибшей девушки, чтобы дать полиции дополнительную информацию… Да и что она, в сущности, сможет сообщить? Ну, осмотрит вещи покойной, ее одежду, выяснит, дорогая та или нет. И что это может доказать? Множество молодых женщин из хороших семей нередко оказываются вдруг без гроша в кармане. И это случается каждый день, потому что мужчина, который их обеспечивал, будь то муж или отец, умер или по какой-то иной причине их оставил. Если б у этой несчастной была семья или имелись какие-то средства к существованию, она не сняла бы комнату в пансионе Хиггинсов.

Дверь в комнату девушки оказалась открыта. Сара остановилась на пороге и огляделась. Здесь было неестественно тихо, словно смерть хозяйки приглушила все обычные звуки и городской шум. Кроме того, для места, где произошло убийство, комната оказалась до странности чистой и убранной. Сара почему-то уже представляла себе опрокинутую мебель и разбитую посуду. Но здесь ничего не было перевернуто или сдвинуто с места. Исключением выглядела лишь простая железная кровать. Покрывало смято, словно кто-то на нем лежал, а нечто… кажется, красная шаль – валялось, небрежно отброшенное, у ее издножья. Кроме кровати, в комнате не наблюдалось почти ничего, что можно было бы перевернуть или разворошить: мягкий стул, комод с зеркалом, шкаф для одежды. По сути, эта комната выглядела не более жилой, чем та комната внизу, где Сара вчера ночью принимала роды у миссис Хиггинс.

– Проходите внутрь, – сказал Мэллой.

Сара прикусила язык, удержав ответную ядовитую реплику. Хорошее воспитание запрещало ей грубо разговаривать с кем угодно, но в плане самоконтроля значительную роль играл еще и здравый смысл. Детектив, возможно, вовсе не блефовал, когда говорил о том, что заберет ее с собой в участок. Сара вошла в комнату.

Первое, что она отметила, – запах. Может, где-то в углу стоит незакрытый ночной горшок? Но тут Сара припомнила, что при внезапной смерти прекращается работа всех мышц тела. Это лишь дополняет сей мерзкий процесс еще большим унижением, посмертным. Акушерка подумала, что эта несчастная умерла в собственных экскрементах, и от этой мысли ее всю передернуло.

– С вами всё в порядке? – осведомился Мэллой.

Сара ощетинилась от этой его притворной заботливости.

– Как она умерла? – спросила акушерка, оглядываясь вокруг в поисках следов преступления. К счастью, она не обнаружила никакой крови.

– Ее задушили.

– Кто-то чужой забрался в дом?

– Никаких следов взлома не обнаружено.

Верхний ящик комода был наполовину выдвинут, как будто кто-то в нем уже рылся. Видимо, Мэллой. Не в силах лично копаться в ящике, Сара подошла поближе и осмотрела то, что уже было на виду. Сначала она не поверила собственным глазам. Не отдавая себе отчета, женщина протянула руку и ощупала лежащий сверху предмет туалета. Да, она не ошиблась. Сара сразу поняла, пропуская ткань между пальцами, что это великолепная ручная работа. Шелк. На секунду акушерка представила эту ткань, прилегающую к безупречной коже девушки, и тут же отдернула руку.

– Она мертва, – грубо напомнил Мэллой. – Вы ее этим не обидите.

Сара бросила на него уничижительный, как она надеялась, взгляд. Детектив-сержант относился к тому типу людей, которых ее мать именовала «простолюдинами». Человек, лишенный образования и должного воспитания. Даже его тело, казалось, было создано для грубого физического труда – широкая грудь, мощные плечи… Сара подумала о собственном отце и о других мужчинах, которых помнила по своей прежней жизни, – людях худощавых и хрупких, чья сила и влияние проистекали из их богатства и знаний. Они были опасны, они могли сокрушить любого, кто встанет на их пути. Но детектив Мэллой тоже опасен – правда, в другом смысле. Саре следует постоянно помнить об этом.

Она снова посмотрела на комод. На крышке почти ничего не лежало – лишь щетка, расческа и несколько шпилек для волос. Разве что щетка – Сара заметила это, когда ее перевернула, – оказалась в серебряной оправе, а расческа была сделана из черепахового панциря.

Что-то здесь не так. Что-то совершенно неправильное. Забыв про детектива Мэллоя, который по-прежнему наблюдал за ней, стоя в дверях, Сара толчком задвинула верхний ящик и открыла следующий. Он был пуст.

– Все остальные тоже пусты, – сказал Мэллой.

Сара не обратила на это никакого внимания. Она сосредоточенно пыталась сообразить, что к чему. Подошла к платяному шкафу и распахнула дверцы. Внутри висело несколько предметов одежды.

– Она была в ночной рубашке, когда ее убили? – спросила акушерка.

– Нет. Она была полностью одета. Даже в туфлях.

В шкафу висели только две английские блузки и один жакет, а также немного нижнего белья – едва достаточно, чтобы заполнить один ящик. Эти данные кое о чем свидетельствовали, только Сара еще не могла сообразить, о чем именно. Блузки были простого покроя, но она немедленно опознала работу опытной мастерицы-портнихи, взглянув на изящные складки, заложенные по лифу одной из них. Сара протянула руку к жакету, пытаясь не думать при этом о девушке, которая еще совсем недавно его носила. Акушерке казалось, что она все еще ощущает запах, который источало тело юной особы, этот аромат, истекающий из складок великолепной шерстяной ткани. У Сары даже на секунду закружилась голова. Она справилась с этой мимолетной слабостью и осмотрела жакет повнимательнее. Пуговицы перламутровые, перед изящно украшен тесьмой. Миссис Брандт повертела жакет в руках, уже зная, что она сейчас обнаружит или, по крайней мере, должна обнаружить, если у девушки не хватило сообразительности это убрать. Но ума у той точно не хватило, и вот оно, прямо перед глазами – имя женщины, для которой данный предмет одежды был предназначен. Портниха вышила его на подкладке жакета.

Алисия ван Дамм.

Вскрикнув, Сара выронила жакет, словно он жег ей руки.

– Что такое? В чем дело? – требовательным тоном осведомился Мэллой, широкими шагами пересекая комнату.

Сара едва его услышала. Она была слишком погружена в свои воспоминания. Перед ее внутренним взором предстала тоненькая девушка с длинными золотистыми волнами волос и огромными синими глазами. Девушка хрупкой красоты, очень изящная, которая всегда выглядела старше своих лет и редко улыбалась. Маленькая сестренка Мины.

– Сядьте, – велел Мэллой. Он положил свои огромные рабочие руки Саре на плечи и буквально усадил ее на стул. – И не вздумайте мне тут в обморок свалиться. Опустите голову.

И прежде чем женщина успела ему помешать, заставил ее наклонить голову почти к самым коленям.

– Оставьте меня! – вскричала она с таким негодованием, какое только могла в себе отыскать, когда ее лицо почти уткнулось в подол платья. Саре даже пришлось покрутить головой из стороны в сторону, чтобы освободиться из захвата детектива. При этом она лишилась шляпки, но Мэллой в конечном итоге отпустил ее.

Шипя от негодования и ярости, миссис Брандт выпрямилась и уставилась на детектива яростным взглядом. Если б она была мужчиной, то непременно врезала бы ему, полицейский он или нет. Словно разгадав ее мысли, Мэллой отступил на шаг и поднял руки, словно предупреждая ее дальнейшие действия. Или, может быть, просто давая ей понять, что больше не собирается ее терзать.

– Ага, вот и цвет лица вернулся… Отлично, – сказал он. – А то я было на минуточку решил, что вы вот-вот впадете в ступор.

– Я не впадаю в ступор, детектив, – сообщила Сара.

– Ну как скажете, – ответил Мэллой, явно не убежденный. Он поднял жакет с пола, куда миссис Брандт его уронила. – И что вы тут разглядели?

Сара с трудом сглотнула. Во рту было совершенно сухо.

– Внутри, на подкладке.

Детектив перевернул жакет и нашел вышивку.

– Это ее имя?

Сара кивнула.

– Вы ее знаете? И именно поэтому… Но вы же сказали, что не знаете ее! – припомнил Мэллой.

– Я сказала другое. Мне показалось, что она очень похожа на мою прежнюю подругу. Подругу звали Мина ван Дамм. Алисия – ее младшая сестра. Была младшей сестрой…

– Если только эта девица не украла ее жакет.

Сара могла лишь пожалеть, что это было не так. Она отрицательно покачала головой:

– Нет, я уверена, что это она. Я не видела ее с тех пор, когда она была еще ребенком, но она слишком похожа… была похожа, – поправила она себя, – на Мину, чтобы речь шла об ошибке.

– И что она могла тут делать, одна-одинешенька? – спросил детектив, глядя на жакет, словно тот мог дать ему ответ. – У нее умер отец? Или распалась семья? Или ее родственники потеряли все деньги?

– Понятия не имею. – На самом деле Сара отлично знала, что Корнелиус ван Дамм очень даже жив, здоров и остается миллионером.

И тут, совершенно внезапно, она ощутила острую потребность выйти отсюда. Женщина поднялась на ноги. Так, а где ее шляпка?

Сара увидела, куда та закатилась, и двинулась к кровати, где лежала шляпка. Детектив Мэллой понял ее намерение и в тот же миг бросился туда же. Он опередил акушерку и в спешке задел шаль, что валялась в изножье кровати. Шаль свалилась на пол, из складок вывалилось что-то металлическое и со звоном упало на не покрытый ковром пол.

– Что это такое? – спросил детектив, ни к кому конкретно не обращаясь. Поскольку Мэллой все еще держал в одной руке жакет, а другой поднял шляпку, он сунул ее Саре в руки и наклонился, чтобы поднять с пола этот предмет – длинный и тонкий металлический инструмент.

Сара не смогла сдержать изумления.

– Вы знаете, что это такое? – поинтересовался детектив.

Сара очень и очень опасалась, что действительно знает.

– Это кюретка.

– Что-что?

– Медицинский инструмент. – У Сары у самой имелся целый набор таких кюреток, хотя теперь они ей без надобности. Раньше они принадлежали Тому.

– И зачем он мог понадобиться этой девушке?

– Не думаю, что он принадлежал ей. – Теперь все встало на свои места. По крайней мере, хотя бы отчасти. Сара вспомнила свое первое впечатление об этой девушке, когда видела ее в тот короткий промежуток времени, когда пересеклись их пути. Вспомнила и свою догадку нынче утром, когда она только направлялась сюда. – Думаю, его сюда кто-то принес.

– Зачем? – Глаза у Мэллоя были темные, почти черные, и он вдруг снова сделался каким-то огромным и опасным.

Саре очень не хотелось говорить такое об Алисии, но иного выбора у нее нет. В любом случае детектив скоро об этом узнает.

– Потому что… Этот инструмент… Ну, он, конечно, используется и для других целей, но обычно таким инструментом пользуются для производства абортов.

Мэллой не произнес в ответ ни слова, но само его молчание обладало такой силой, которая заставила Сару продолжать.

– Мне показалось, когда я ее вчера увидела… Это было всего лишь первое впечатление, но иногда такое можно определить, едва взглянув на женщину. Что-то такое в глазах… И это может объяснить, почему она здесь оказалась, почему ушла из семьи. Я думаю… Я думаю, вы скоро выясните, что Алисия была беременна.