Глава 1
— Гермес никогда не жаждал денег, — Задумчиво сказала Алина. — Их жаждала я. Главный конфликт нашего брака в том, что я жаждала того, чего не жаждал он!
Элизабет задумалась над её словами.
— Знаете, почему деньги? — Продолжала Алина. — Жажда денег… потому, что только деньги могут заполнить пустоту!
Элизабет удивилась.
— Когда человек жаждет денег, — Сказала ей Алина. — Это значит, что он жаждет власти…
Она не договорила.
— «Власти»? — Спросила её Элизабет.
— Быть сильным.
Усмешка.
— Чтобы не быть несчастным…
Алина вновь не договорила.
— Малик ибн Анас сказал: «Пусть никто из вас ни в коем случае не желает себе смерти из-за постигшего его несчастья, а если уж это станет для (человека) неизбежным, пусть скажет: «О Аллах, сохраняй мне жизнь до тех пор, пока жизнь будет для меня лучше, и дай мне умереть, если смерть будет для меня лучше!».
— Вы мусульманка, Алина? — Удивилась Элизабет.
— Я — жена своего мужа, пусть и бывшая…
Она улыбнулась.
— Моя трагедия в том, что он так и не стал для меня бывшим, Гермес!
Странная это была улыбка.
— Я для него стала бывшей, а он для меня — нет!
— Почему?
Элизабет хотелось понять её.
— Может быть, потому, что я не стала для него близким человеком, а он для меня стал. А может, потому, что он всегда любил только вас!
Элизабет задумалась.
— Почему вы не стали, а он стал?
— Я приведу вам пример; мой отец — сильный человек, сильный, но не тёплый, а Гермес и сильный и тёплый!
Элизабет смутилась.
— «Тёплый»… это?
— Человек, с которым хочется быть, — рядом, вместе — как угодно!
Алина посмотрела на неё с симпатией.
— Вы такая же!
Элизабет удивилась.
— Люди до сих пор (даже зная о нашем разводе) спрашивают меня; могу ли я попросить Гермеса обратить на них внимание, чтобы вести с ним бизнес. Они ему доверяют, Элизабет. Он производит впечатление человека, которому можно доверять, — поэтому у него большой бизнес с японцами — для них безупречная репутация на первом месте, они никогда не будут иметь дело с человеком, который себя скомпрометировал!
Элизабет поняла её.
— Сила и теплота!?
Алина кивнула.
— Сила и теплота.
Она сделала паузу.
А потом:
— Я читаю интересную книгу. Один человек спрашивает другого: «В ваших детективах все друг друга постоянно подставляют, а главный герой похож либо на шакала, либо на раненого тигра. Почему?
— Потому что, если вас двое, один обязательно предаст. Как вы думаете, почему я выбрал одиночество? Деловые отношения с людьми — это опасный бизнес. Есть только один способ избежать предательства: жить одному. Вы можете назвать двух людей, которые несколько лет прожили и проработали вместе, были друзьями и до сих пор хорошо говорят друг о друге? Я не могу. Дружба — понятие священное, как существование бога для верующих. Но стоит человеку заметить, что «все уже не так гладко, как раньше», и сразу обнаруживается много замечательных поводов предать. Я думаю, что предательство — один из главных двигателей человечества, даже главнее, чем любовь. В «Кармен» говорится, что любовь помогает жить. Это не так. Не любовь, а предательство!».
Знаете, что я поняла, Элизабет? По-крупному, Гермес никогда меня не предавал!
Лино позвонил Элизабет из больницы.
— Здравствуй, любимая!
— Здравствуй, солнце моей жизни! — Заулыбалась она.
— Как ты? — Нежно спросил её, он.
— Хорошо. А ты?
— И я — хорошо. Давай пообедаем вместе?
Элизабет почувствовала, что Лино улыбается.
— Я приглашаю тебя на свидание!
— Ах, на свидание!..
Она счастливо заулыбалась.
— А что мне надеть?
— Платок, — возьми с собой платок.
— Хорошо.
— Спасибо, жена.
Элизабет удивилась.
— За что?
— За то, что ты относишься с уважением к людям, которых не понимаешь, и возможно, не поймёшь, никогда.
Ей стало интересно:
— А ты их понимаешь, Лино?
— Нет, но я бы хотел их понять.
Элизабет понравился ответ Лино.
— А ты бы хотела?
— Понять? Их? Я боюсь!
— Боишься? Почему?
— Они станут мне ближе, — они станут мне как родные!
— И ты не готова?
— Помнишь «Леон Морен, священник»? Леон Морен, мошенник… у него на все вопросы есть ответы! Я не знаю, готова ли я…
— Ты хочешь сказать: Леон Морен, циник?
Она усмехнулась.
— Один человек сказал: «Циник — это человек, который почувствовав запах цветов, оглядывается в поиске гроба»… Я не верю, таким людям как Леон Морен, Лино, — я их даже боюсь, это инстинкт самосохранения!
Он задумался над её словами.
— Знаешь, о чём «Леон Морен, священник»? — Вдруг сказала Элизабет, Лино. — Мельвиль задаёт вопрос: а верит ли в Бога сам священник? Верят ли священники в Бога?
— Леон Морен — игрок!? — Понял её, он.
— Профессиональный, Лино, счастье моё, профессиональный!
— Ты стала…
— Какой?!
— Неспокойной.
— Это душа, ей не должно быть спокойно!
— «Не должно»?
— Я глубоко уверена; если душе спокойно, значит, страдает мораль.
— Ты заставила меня вспомнить книгу Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту»: «Я знаю человека, который полвека тому назад печатал газету нашего колледжа. Это было в тот самый год, когда, придя в аудиторию в начале нового семестра, я обнаружил, что на курс лекций по истории драмы, от Эсхила до Юджина О'Нила, записался всего один студент. Понимаете? Впечатление было такое, будто прекрасная статуя изо льда тает у тебя на глазах под палящими лучами солнца. Я помню, как одна за другой умирали газеты, словно бабочки на огне. Никто не пытался их воскресить. Никто не жалел о них. И тогда, поняв, насколько будет спокойнее, если люди будут читать только о страстных поцелуях и жестоких драках, наше правительство подвело итог, призвав вас, пожирателей огня».
Ты права — ничто так хорошо не заменяет мораль как инквизиция!
Они договорились встретиться в турецком ресторане.
Элизабет увидела Лино первой — он был одет в красивый чёрный камис (Лино надевает камис, когда посещает мечеть).
— Девочка моя…
Он ласково прикоснулся к её щеке.
— Я соскучился!
Посетители ресторана посмотрели на них с любопытством.
— Я тоже, мой любимый!
Элизабет сказала ему это почти тихо, чтобы не смущать окружающих.
Они сели за стол, — Лино взял её за руку.
— Лино…
Элизабет почувствовала, как она любит этого мужчину!
— Как ты? У тебя всё хорошо?
— У меня всегда всё хорошо…
Он тепло посмотрел на неё.
— С тобой!
Лино трепетно сжал её руку.
— Спасибо!
— И тебе — спасибо!
Элизабет погладила его руку.
— Я всегда скучаю по тебе, всегда!
— Я тоже, моя зеленоглазая любовь, я тоже!
— Ты устал…
Она не удержалась, и прикоснулась к нему, — к его щеке.
— Устал!
Лино кивнул ей.
— А ты, Элизабет? У тебя всё хорошо?
— С тобой!
Они улыбнулись друг другу.
— Как дети?
— Хорошо.
Тепло его руки, — Элизабет не хотелось, чтобы Лино отпускал её руку.
— Как дела на работе?
— Ты не любишь это слово, да!?
Он тепло заулыбался.
— «Больница»? Ненавижу!
Ямочки на его щеках.
— Почему?
— Она как… любовница, с которой невозможно бороться!
Лино засмеялся.
— Это правда, невозможно!
Он посмотрел на неё очарованно.
— Она… эта разлучница, я её ненавижу!
— Кхе-кхе…
К ним подошёл официант.
— Извините за беспокойство, вы готовы сделать заказ?
— Чуть позже, спасибо. — Вежливо сказал ему Лино.
И Элизабет почувствовала, что краснеет.
Остыла.
Он посмотрел на неё с нежностью и интересом, Анджолино.
— Вы смущены, девочка моя.
Она посмотрела на него очень ласково.
— Знаешь, о чём я вдруг подумала? Я подумала: если бы у тебя появилась настоящая любовница, я бы негодовала!
Лино тихо засмеялся.
— Я бы обиделся на тебя, если бы ты не негодовала. — Лукаво сказал ей, он.
Элизабет захотелось прижаться к нему, но арабов это шокирует…
— Когда ты приедешь домой? Когда я смогу прикасаться к тебе так, как мне хочется?!
Лино тоже ласково посмотрел на неё.
— Скоро, я буду… аки метеор!
Она засмеялась.
Вспомнила «Ты заставила меня вспомнить книгу Рэя Брэдбери»…
Элизабет тоже вспомнила эту книгу: «Что вас так всколыхнуло? Что выбило факел пожарника из ваших рук?».
Лино сделал заказ.
— Как Джейк, Элизабет?
— Не знаю. Я никогда не знала как он!
— Почему?
Он отложил папку с меню.
— Что ты заказал?
— Это секрет.
Элизабет улыбнулась, посмотрев на него.
— Не даёшь мне сменить тему?
— Не даю.
Лино посмотрел на неё ласково и настойчиво.
— Странное у меня чувство, — Вдруг сказала она. — Ты сказал мне: «Можно быть безупречным христианином и в то же время превосходно стрелять и колоть штыком»… А можно быть хорошим человеком, но мучить животных, например?
Он задумчиво усмехнулся.
— Можно.
— Как?!
— «Как» это уже другой вопрос, ты спросила; почему.
Лино сделал паузу.
— Я знал человека, который спасал людей, но избивал свою собаку.
Элизабет показалось, что он не договорил.
— И это отвернуло меня от него, — я смотрел на него, и … мне хотелось его убить!
— Почему?
— Потому, что он избивал беззащитного!
— Я тоже «избиваю» беззащитного, Лино?
Официант принёс заказ.
Элизабет обратила внимание на интерьер ресторана — просто и уютно, деревянные столики и стулья, букетики цветов на столах…
— Я говорил тебе о книге Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту»… Милдред — жена Гая Монтега (главного героя), хотела покончить с собой… Знаешь, почему тот человек избивал свою собаку? Его психика не выдерживала. Как психика Милдред, как твоя. Слишком большая нагрузка!
Она посмотрела на блюда стоящие перед ними на столе — хлеб, мясо, овощи…
Всё вкусно пахло!
— «Можно быть безупречным христианином и в то же время превосходно стрелять и колоть штыком»… эти слова написал Герман Гессе в «Письме молодому немцу» — «Вы пишете мне, что вы в отчаянии и не знаете, что делать, не знаете, во что верить, не знаете, на что надеяться. Вы не знаете, существует Бог или нет»…
Лино накрыл её руку своей рукой, сжал.
— Ты тоже сейчас ничего не знаешь, но Герман Гессе сказал бы тебе, что это даже хорошо!
— «Хорошо», Лино? — Беспомощно сказала Элизабет.
Он непоколебимо кивнул.
— Ты всё узнаешь сама, ты должна через это пройти.
— Почему? Кому должна?!
В зале ресторана зазвучала музыка — Танго, женский голос.
— Когда-нибудь ты это поймёшь, Элизабет.
Пела женщина, а ей казалось, что мужчина — Хулио Иглесиас:
Если бы ты знала
Что у меня на душе
Если бы ты знала
Какая тоска!
Она вспомнила, как Бальтазар сказал ей «Stabat Mater»… Перголези создает это произведение в страхе за свою жизнь. Он скорбит о своей жизни. Его Мария это он сам тихо страдающий у финала своей жизни. Крест это финал, дочь. Предчувствие креста, это ощущение смерти. Mit dem Tod die Zeit und der Tod wird sterben. Stabat Mater dolorosa… afferre mortem!
Спаситель
Отдает себя на муку,
На позор, на казнь, на смерть…
Он слушал голос Филиппa.
— Licht! Licht!
Бальтазар добавил:
— Один человек сказал другому: «Вы верите в бога, и доверили свою жизнь Бисямонтэну (богу Удачи). С силой Небес ваша жизнь должна быть легка».
Другой человек говорит ему:
— Посвящение богу означает опираться на силу Небес в тяжёлых боях. Вам повезло; вы можете опираться на собственную силу.
— Во время потрясений можно полагаться только на себя.
— Вы ничто без божьего руководства.
— Вы слишком полагаетесь на бога. Без внутренней силы, никакая внешняя власть не может существовать.
— Вы слишком полагаетесь на свою силу. Внутренняя сила происходит от сознания своего бессилия. «Без внутренней силы, никакая внешняя власть не может существовать»…
— «Внутренняя сила происходит от сознания своего бессилия»…
Они оба смотрят друг на друга, — смотрят с почтением — они оба оказались правы.
Он тоже посмотрел на неё.
— Ловушка нужна для ловли зайцев. Поймав зайца, забывают про ловушку… Глупый человек, когда у него есть деньги, чувствует себя в безопасности, а мудрый — ждёт предательства. Так же и с богом (или с Богом?), дочь; верь, но жди предательства.
Бальтазар вдруг рассмеялся.
— Слова нужны, чтобы поймать мысль: когда мысль поймана, про слова забывают.
Quis est homo qui non fleret,
matrem Christi si videret
in tanto supplicio?
(Кто из людей не заплакал бы,
Мать Христа увидев
В таких мучениях?)
Он взял свой бокал с вином.
— Как бы мне найти человека, забывшего про слова, — и поговорить с ним.
Элизабет вновь вспомнила «Что вас так всколыхнуло? Что выбило факел пожарника из ваших рук?».
«Человек к старости вырастает в огромную камелию. Восемь тысяч лет — период цветения. И восемь тысяч лет — период опадания.
Восемь тысяч лет — период цветения… Восемь тысяч лет — период опадания… Весна длиною в восемь тысяч лет. Падение длиною в восемь тысяч лет. Восемь тысяч лет весны!»
Она подумала, Господи! Боже!
Помоги мне!
Дай мне силы,
Понимания
И Смелости!
— Нужно быть проще, — Говорит Леон Морен, священник, Барни. — Вы просты?
— Не знаю. Я произвожу на вас впечатление простушки?
— Вы не производите на меня никакого впечатления.
— А вы, господин аббат, простой человек?
— Да, я думаю, что да, я простой человек.
Барни не понимает Морена, а Морен — наоборот… понимает всё. Он играет, — ведёт игру. А Барни, простушка, Барни… ей хочется, чтобы священник её трахнул, вот, и вся вера.
— Глупышка Барни, — Подумала Элизабет. — Для Морена простота — это говорить с тобой на твоём языке…
— Тот человек и его собака, — Сказал ей Лино. — Животное не стало любить его меньше.
Она смутилась.
— Наоборот — собака стала любить его даже больше!
Усмешка на его алых губах.
— Da liegt der Hund begraben!
Элизабет заглянула ему в глаза.
— Что ты хочешь мне сказать, моя очаровательная любовь?
— Не люби себя меньше, Элизабет, да ты и не станешь… Знаешь, что мне в тебе нравится? Даже проигрывая себе, ты не начинаешь любить себя меньше!
— «Себе»? — Удивилась она.
— Себе…
Лино посмотрел на неё с печальной искрой в глазах.
— Ты никому не проигрываешь, только себе!
— Проигрывать себе… это?
— Хотеть как лучше, но встречать непонимание.
Он ел аппетитно, жадно, даже страстно — чем старше он становится, тем… устойчивее.
Элизабет вспомнила, как Алина сказала ей «Зрелость придала мне устойчивости, — устойчивости, к обстоятельствам».
— Не нужно хотеть как лучше, Лино?
— Не нужно.
Лино доел лепёшку с мясом.
— Желай как должно, а не как лучше!
— А как «должно»?
Он посмотрел на неё горящими глазами.
— Аллах нас всех рассудит.
notes
