21
Реутов дремал в машине. После допроса семейства Тимофеевых он хотел только одного — отмыться, но его беспокоила засада у дома цыганского вожака Потокара. То, что именно по его приказу подожгли дом Логушей, Реутов считал уже очевидным и знал, что сумеет это доказать. Но он искал убийцу и, сам боясь себе в этом признаться, книгу, копия которой лежала в его флешке.
Он много думал о том, что рассказал ему Милош. История казалась фантастической, но по здравому размышлению Реутов решил в нее поверить. А это значит, что вот прямо сейчас в руках какого-то психопата находится артефакт, способный… Ну, на многое. И если этот псих сумеет прочитать те загогулины, которыми написана злополучная книга, то закончится все плачевно.
А потому о книге нужно молчать, и в отчете не отражать, а изъять по-тихому и уже с Бережным вдвоем решить, что с ней сделать.
— Дэн, появился подозреваемый. — Голос командира группы захвата слышен в новых наушниках отлично. — Выдвигаемся, что ли?
— Пусть войдет в калитку, потом.
Иначе цыганский вожак ото всего отопрется, а им надо не просто задержать убийцу, но и понять, что они вытворяли на кладбище. Виктор поехал туда с другой группой, более многочисленной: нужно прочесать все кладбище со сканером, задержать бомжей, получить показания свидетеля. Реутов знает, что его напарник сработает, как всегда, четко и скрупулезно, не упустив ни единой мелочи ни в процедуре, ни в действиях группы.
А он возглавил группу по захвату подозреваемого в убийстве. Ордер на обыск у них уже есть, и тут самое главное, чтобы никто из прокурорских не решил подзаработать, позвонив Потокару с предупреждением. Но как только подозреваемый войдет в дом, это уже не будет иметь значения.
Граф Оглы вышел из машины и открыл калитку своим ключом. Калитка на первый взгляд казалась небольшой на фоне трехметровой каменной стены, но Граф вошел в нее, даже не пригнувшись.
Реутов подождал несколько минут и скомандовал:
— Заходим.
Группа выдвинулась вперед, на забор полетели крюки, парни карабкались по отвесной стене, как стая Людей-Пауков, и Реутов подумал о том, что сейчас от слаженной работы их группы зависит намного больше, чем просто торжество справедливости. Что-то темное притаилось там, что-то такое, чему уже много лет и названия нет. И он ощутил покалывание в запястье, куда старая цыганка Тули приложила свое раскаленное кольцо. Реутов машинально взглянул на тыльную сторону запястья и замер: печать была видна во всех подробностях, ее причудливые завитки словно налились кровью.
— Все, не хочу об этом думать.
Калитка открылась, и Реутов вышел из машины. Командир группы махнул ему рукой — заходи, мол, делай свою работу.
— Пошли.
По команде Реутова из машины вышла группа криминалистов.
Дом поражал своей роскошью: навязчивой, тяжеловесной позолотой, кричащими картинами в тяжелых позолоченных рамах; безвкусная, но очень дорогая мебель соседствовала с очень простыми табуретами, разбросанные подушки придавали комнатам неряшливый вид.
— Деньги есть, и надо по-богатому. — Парень в маске подмигнул Реутову. — Этим хоть сколько денег дай, они им не впрок, сделают позолоченный хлев.
— Где подозреваемый?
— Задержан. — Парень кивнул в сторону коридора. — Там все семейство. Они тут митинговать пытались, ну да очень скоро успокоились.
Реутов двинулся по коридору на звук голосов.
Одного взгляда на собравшихся ему хватило, чтобы понять: искомого человека среди задержанных нет. Грузный хозяин, пожилой цыган с золотой цепью на шее, очень массивной, его жена, толстая и безвкусно одетая, три женщины помоложе — невестки, и двое сыновей хозяина. Стайка детей пряталась за материнские юбки. Виновник торжества лежал посреди ковра, закованный в наручники. Рядом обретался еще один персонаж, при виде которого брови Реутова удивленно взлетели.
— Филатов?
Тот лишь злобно глянул на бывшего начальника и отвернулся.
— Так вот ты где приземлился. — Реутов презрительно поджал губы. — Да, недалеко улетел.
Он обернулся и посмотрел на хозяина дома:
— Где Шунгар?
Цыган молча отвернулся. Что ж, этого Реутов ожидал, но он знает, как разговорить несговорчивых граждан.
— Или ты мне говоришь, где Шунгар, или я сейчас провожу обыск, нахожу много чего незаконного, тебя и баб в камеру, а детишки пойдут в приют.
— Лука! — Старая цыганка умоляюще посмотрела на мужа.
— Молчи, Анна. — Лука Потокар к чему-то прислушивается. — Он не…
— Посмею. И сделаю. Посажу всех в камеру за соучастие в убийстве и вандализме и выброшу ключ, а лучший адвокат города, после того как вы сожгли дом Логушей, защищать вас не будет. — Реутов злобно смотрит в глаза цыгану. — Выбирать тебе.
Взгляд Луки уперся в пол. Он продолжал прислушиваться, а боль в запястье стала для Реутова невыносимой, хотя и проясняла мозг.
— Подвал! — Реутов ухмыльнулся. — Вызывайте подкрепление, пакуйте всех, социальные службы пусть приедут за детьми. Подозреваемых везти отдельно.
Он уже не слышит криков и плача женщин — у них всех был выбор, и теперь то, что случится с ними дальше, — просто результат их выбора.
Он спустился в подвал, в нос ударил неприятный запах. Шедшие за ним двое бойцов из группы переглянулись, и один спросил:
— Майор, вы чувствуете запах?
Реутов кивнул и толкнул дверь.
Посреди подвала горела жаровня, над которой, подвешенный за ноги, висел труп. То, что это именно труп, было ясно сразу: резаная рана от уха до уха не давала простора для сомнений. В углу у стола, заваленного какими-то инструментами, спиной к ним сидел человек, которого называли Шунгар.
Реутов подошел к нему — взгляд колдуна был неживым, как и он сам.
* * *
— Пока найдено двенадцать неучтенных трупов. — Виктор пил пиво с разрешения генерала и докладывал о рейде на кладбище. — Эти красавцы что, значит, удумали: тела тех бедолаг, которых приносил в жертву полоумный колдун, закапывали в ямы, приготовленные для захоронений. Влезали в яму, углубляли ее, забрасывали труп землей, ровняли — все, гроб становился поверх тела, могила закапывалась, и все шито-крыто.
— Да, креативно. — Бережной кивнул, про себя удивляясь, сколько пива лезет в майора Васильева. — А главное, никому и в голову не придет там искать. Захоронение-то не повреждено. Что показал Потокар?
— Он-то молчит, а вот младшая невестка поет соловьем — лишь бы избежать тюрьмы и забрать двоих своих детей назад. И я, пожалуй, смогу ей в этом помочь. — Реутов устало откинулся в кресле. — Они все были в курсе происходящего, этот отморозок Оглы водил к колдуну жертв постоянно. Бомжи, беспризорники, проститутки — то есть те, кого искать никто не станет. Говорил, что кровавые жертвы дают силу какому-то демону, который когда-то изготовил некую печать, открывающую пространства. Они в это все реально верили.
— И под это дело убили больше десятка человек. Ну, и плюс кладбищенский бомж Буца, который увидел эти игры с кукушатами в чужих ямах. — Виктор открыл еще одну банку с пивом. — Колдун этот — их дальний родственник. Когда он купил у дурачка Димона книгу, то был уверен, что там же есть и ключ. Но Димона отследить не удалось, благо же тот выдал телефон и координаты Процковского, и Шунгар заявился к нему, но Роман отморозился.
Бережной пожал плечами.
— То есть он все-таки перед кремацией обыскал останки, вместе с которыми был найден артефакт, и нашел эту штуку, но отчего-то не захотел продать?
— Роман Процковский был человек очень эрудированный. — Реутов вспомнил рассказ Тани и Симы. — Окончил художественное училище, очень много и разнообразно читал. Возможно, он знал или предполагал, что именно они нашли… Хотя Милош говорил, что все воспоминания о книге были вытравлены — но раз он знал, то мог знать кто-то еще. И Роман решил избавиться от опасной вещи, спрятав ее на могиле у кота Сэмми. А Сима нашла — как она говорит, у нее есть привычка рыться в песке. Наверное, артефакт нужно было залить бетоном, но Роман хотел, видимо, иметь к нему доступ.
— Где сейчас артефакты?
— У Симы. — Реутов сделал рукой неопределенный жест. — Я думаю, ему самое место у такой странной личности.
Они сидели в небольшом кафе. Обсуждать происшедшие события даже в генеральском кабинете Бережного не рискнули.
— А колдун отчего ласты склеил? — Виктор с сожалением смотрит на пустую банку. — Что эксперты говорят?
— Вскрытие показало острую сердечную недостаточность. — Реутов хмыкнул. — Но Михалыч по секрету мне сказал, что сердце этого урода было просто раздавлено, как гнилой плод. Он такого не видел и предпочел обтекаемую формулировку. Странно другое… Лука Потокар все время к чему-то прислушивался. Он до последнего верил, что Шунгар спасет его — а у меня было ощущение, что пол под ногам подрагивает. Они все прислушивались, как мне теперь кажется. Странно тихо себя вели.
Реутов помнит боль в запястье, в какой-то момент ставшую невыносимой, а потом враз прекратившуюся. И старается не думать, как это связано с тем, что колдун умер, пытаясь прочесть какое-то заклинание. Видимо, старая Тули хорошо позаботилась о нем, потому что ее печать сохранила не только его.
Реутов потряс головой — глупости, суеверия!
— Не помешаю?
К ним за столик подсел огромного роста парень, и Виктор удивленно на него вытаращился.
— Муха?
— Это был оперативный псевдоним. — Муха улыбнулся. — Ты мне едва все дело не завалил. Я четыре месяца жил в том свинарнике, пытаясь собрать данные о преступниках, и тут ты — с шашкой наголо!
— Кто тебе виноват, что за четыре месяца ты не смог ничего раскопать? — Виктор повернулся к коллегам: — Это Муха, о котором я вам рассказывал. Я знал, что с тобой что-то нечисто.
Муха вежливо кивнул генералу Бережному и Дэну.
— Наш отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков давно раскручивал семейство Потокаров. Узнав, что они что-то делают на кладбище, я решил проследить. Но для этого я должен быть не опасен, а с моим ростом и прочими достоинствами как я могу быть им не опасен? Только если буду не в своем уме. Я жил там и следил: кто приезжает, когда, что и где прячут. А когда мы взяли Мирчу Потокара, то перекрыли канал сбыта и вышли на поставщиков, и дальше по цепочке. Ты со своим неуемным любопытством мне едва все не сорвал!
Виктор осуждающе посмотрел на здоровяка.
— Они приятеля твоего завалили, разве нет?
— Алкоголика Буцу? — Муха засмеялся. — Да такого отребья на рупь стакан на каждом углу! Я, собственно, пришел сказать, что вынужден свернуть операцию, потому что вы задержали всех кладбищенских бомжей, а они обеспечивали мне прикрытие. Впрочем, я не в претензии, люблю купаться и ночевать в своей квартире.
— И зачем вы пришли? — Бережной холодно смотрит на Муху. — Вряд ли за тем, чтобы поведать нам о вещах, которые мы и так знаем.
— Я пришел спросить, где книга. — Глаза Мухи холодно блеснули. — Та самая книга, которую обнаружили в гробу священника, где она?
Бережной и Реутов в недоумении переглянулись:
— Какая книга?
Виктор потянулся за следующей банкой пива.
— Коллеги, а о чем речь? Муха… или как там тебя, какая книга? И зачем тебе в твоем отделе по борьбе с наркотиками книга? Вы там читаете книги?
Муха смотрит на полицейских, не отрываясь, и Реутову вдруг становится совершенно ясно, что ни к какому отделу по борьбе с наркотиками этот чужак отношения не имеет. Он представляет кого-то более опасного, а это значит, что о книге с ним говорить нельзя. Она ни за что не должна попасть не в те руки, а руки Симы Масловской — самые подходящие для данного предмета.
— Ладно. — Муха поднялся. — Забудьте.
Он ушел, и Бережной подозвал официантку и рассчитался. Улица встретила их пыльной жарой.
— Процковского убили, чтобы он не разболтал о том, что его расспрашивали о ключе и книге. — Бережной огляделся по сторонам. — Но он явно что-то чуял, иначе не оставил бы трофеи в багажнике Симы. Самонадеянно думал, что справится, а с ним и разговаривать не захотели. И Симу Филатов тряс не просто так, а чтоб убедиться, что она ничего не видела, кроме силуэта машины.
— Это дело — сплошная чертовщина! — мрачно проговорил Виктор. — На кладбище все еще идут раскопки, а Палыч дал показания против Оглы, ну а тот Филатова за собой потянул. Они подождали Романа и убили его по приказу Луки Потокара.
Они пошли по улице к машине Бережного. И все преступники сидели в камерах, но на душе не было ни покоя, ни удовлетворения от проделанной работы — потому что основной вопрос оставался открытым: что делать с книгой и печатью? Не могут же они навсегда остаться у Симы?
Или могут?
* * *
Милош уже дважды выиграл у Симы в карты. Таня с Николаем не играли принципиально — а Сима отказалась уступить Милошу, за что и поплатилась.
В гостиной Милоша они оказались просто потому, что никто не захотел после удачного сватовства ехать по домам. Яков согласился отдать Таню замуж за Николая, и вечер прошел отлично, и если бы не затеялись играть в карты…
— Сима, ничего не выйдет, я всегда выигрываю. — Милош смеется. — Поедем в Лас-Вегас и выиграем миллион!
Сима кивнула — в Лас-Вегас так в Лас-Вегас, она не против.
— Ладно, пора спать, наверное. — Сима поднялась, и Милош собрал карты. — Таня, Николай, я вас обоих еще раз поздравляю! Очень рада за вас.
Таня шмыгнула носом и уткнулась в плечо жениха.
— Если бы не ты, мы бы не познакомились.
— Если бы не умер Сэмми, мы бы не познакомились. А уж после и вы… — Сима вздыхает. — Ладно, я спать.
Она вышла, чуть прихрамывая — обожженные ноги еще иногда давали о себе знать.
— Чего ты стоишь? — Таня вдруг набросилась на брата. — Ты сказал ей?
— Нет. — Милош покачал головой. — Она сама должна выбрать. Сама пусть решает, с кем останется.
— До китайской пасхи ты будешь ждать, Сима не любит перемен! — Таня тоже поднялась. — Все, я тоже спать.
Она ушла, а мужчины остались сидеть. Но говорить было не о чем, с уходом девушек беседа утратила живость. Милош собрал карты и оставил будущего шурина в гостиной. Он думал о Симе, о том, что ни одна женщина не была так далека от него, как и вообще от любых понятных человеку чувств, чем она. Может, мать права и Сима не знает, как любить, не умеет? Или просто не любит его?
Она уже не такая бледная и отстраненная, печать смерти исчезла с ее лица, и Милош не спрашивает ее ни о Тропе, ни об остальном. Книга, которую привез в их дом Реутов, лежит у Симы, и Милош знает, что Сима читает ее — просто потому, что может.
И он понимает, что это плохо для нее.
А Сима ни о чем подобном не думала. Плохо или хорошо, но она закончила читать книгу и сидела, ошеломленная тем огромным знанием, которое ей открылось. Круг замкнулся, и теперь, чтобы найти Тропу, ей не надо спать, все тропы — одна Тропа, все ведут к воротам, вот только каждый находит там что-то свое. И что бы там нашел Милош, например, Сима даже предположить не берется.
Милош много чего знает, но она теперь не просто знает, а понимает.
Например, то, что Гримуар не должен быть здесь.
Скамейка пуста, и Сима оглядывается вокруг: ни Сэмми, ни Армароса нет. Она бросает в воду ключ, рыбки стаей ринулись туда, куда он упал. Но вряд ли он понравится им на вкус.
— Думаешь, ей здесь место?
Он все так же хорош, и даже лучше, и сердце Симы замирает. Она любит смотреть на него, но сегодня она видит его, возможно, перед долгой разлукой.
— Оставь ее у себя, эту проклятую книгу. — Сима вздыхает. — Все, кто прикасался к ней, были несчастны и умерли страшной смертью.
— Это потому, что они делали неправильный выбор, понимаешь? На самом деле каждый берет из этой книги только слова, отражающие его самого.
— Может, и мой выбор неправильный, но я думаю, тебе она вреда не принесет. — Сима умоляюще смотрит в прекрасные синие глаза. — Пожалуйста…
Армарос целует ее лоб и берет из ее рук Гримуар.
— Впервые кто-то отказался от него добровольно… — Его улыбка выглядит слегка озадаченной. — Но так тому и быть, пусть будет, как ты хочешь.
Они садятся на берегу, опускают ноги в прохладную воду озера и замолкают. Рыбки, подплыв совсем близко, трогают плавниками пальцы Симы, и тишина вокруг такая знакомая, абсолютная и умиротворяющая, что Сима думает насчет остаться.
— Милош обещал поехать в Лас-Вегас.
— Я был там.
— Везде-то ты был!
Армарос смеется, и смех его звучит неожиданно живо и заразительно.
— Я и есть везде, бестолочь!
Сима вдруг испуганно вскинулась:
— Слушай, так, может, ты и есть тот, кто все это сотворил?
— Нет, это уж точно. Слишком много шума от вас. Твоя бабка очень громко молилась и просила отпустить тебя. Но ты сама должна решить, хотя в любом случае ворота для тебя всегда открыты.
Сима кивнула — да, это ясно теперь, и так просто!
Но часто приходить сюда она не будет. Или будет?
Что-то тянет ее за серьгу в ухе. Сима открыла глаза — полосатый котенок, ухватив зубами серьгу в ее ухе, сосредоточенно тянет за нее, и рука Симы привычно легла на теплую спинку.
— Привет, Сэмми.