7
Олег вынырнул из жаркой тьмы утром. Узкий бокс, в котором он находился, был освещен солнцем, льющимся из половинки окна. Вторая половина окна была, видимо, в соседнем боксе — фанерная стенка делила полноценную палату на несколько отдельных помещений, и Олег какое-то время лежал и просто смотрел в окно, щурясь от яркого света. Там, откуда он вернулся, были горячий вязкий полумрак в красноватых сполохах и теплые каменные плиты пола, по которым он шел и шел, поворачивая из одного коридора в другой. Невнятный шепот, доносившийся отовсюду, пугал его до одури — сердце стучало, угрожая вырваться из груди и закатиться… Но там и закатиться ему некуда было, пустой коридор, куда тут закатишься?
Олег смутно помнил, как его везли в машине, потом — как суетились врачи и кто-то светил небольшим, но язвительным фонариком ему в глаза. Но сейчас он чувствовал, что болезнь отступила, жар, сжигающий его, схлынул, и остался он сам — словно выпотрошенная рыба, без сил и внятной перспективы. Болело горло — когда вставляли дыхательную трубку, он не помнит, но когда вынимали, он все ощутил.
Дверь открылась, вошла девушка, которая показалась ему знакомой. Рыжеватые волосы, белая кожа, большие серо-голубые глаза в пушистых ресницах. Девушка была одета в зеленую пижамку, на груди у нее висит стетоскоп, и всем своим видом она давала понять, что шутки в сторону и она врач.
— Ты вернулся. — Девушка улыбнулась и села на стул около его кровати. — Я знала, что ты не подведешь меня, выдержишь.
Олег вспомнил: девушку привел Генка, она — сестра Гришки Макарова, и зовут ее Наташа. Память возвращалась к нему, и он вспоминал звуки ужасной драки за дверью, и кто-то колотил кулаками в металлическую панель, требуя открыть и впустить, и глаза Наташи, такие испуганные, и как он велел ей даже близко не подходить к двери, не то чтоб открыть… А она бы открыла, та тетка орала просто ужасно. Но он нашел в себе силы вернуться из лабиринта и запретить.
— Пить хочешь?
И вот когда она спросила, Олег вдруг понял:
конечно, он хочет пить. Воды, а лучше — свежевыжатого апельсинового сока или грейпфрутового, а лучше смешать и то и другое… Но где тут свежевыжатый сок, тут и вода, наверное, нефильтрованная.
— Хочу.
— Погоди, я сейчас…
Но никакого «сейчас» она сделать не успела, потому что дверь снова открылась и в бокс втиснулась высокая дама в синем платье. Волосы дамы были сколоты на затылке, серо-голубые большие глаза смотрели на Олега встревоженно и сочувствующе.
— Ведь просила сказать, когда он очнется. — Дама достала из пакета, принесенного с собой, термос. — Я тут сока ему свеженького сделала, надо бы его как-то напоить.
— Мама…
— Наташа, очевидно же, что мальчик хочет пить. Так, вот чашка… Помоги ему присесть, а я налью.
Запах свежевыжатого сока был восхитительным, и Олег выпил целую чашку, почти не ощущая вкуса, но упиваясь запахом свежих цитрусов. Это была сбывшаяся мечта, и он прикинул, сможет ли претендовать на вторую чашку напитка, но дама уже все решила за него — в руки Олегу снова легла полная чашка сока.
— Не торопись, его много. — Дама достала второй термос. — А здесь бульон с кореньями, кушать тебе пока нельзя, но бульон — просто необходим, а бульон у меня из домашней курочки, и остальное, что полагается, тоже там. Я своих детей всегда таким бульоном на ноги поднимала.
Это Гришкина мать, сообразил наконец Олег. Он вроде бы помнил ее откуда-то — не то была она в его квартире, не то раньше видел… Нет, все-таки была, говорила с Наташей, жалела его, но все вспоминалось, будто сквозь мутную воду. Кажется, что прошла целая вечность с того момента, как он лежал в своей квартире и понимал, что вот и все, это уже последний уровень и он выбывает.
— Спасибо, сок очень вкусный. — Олег вернул даме пустую чашку, лихорадочно соображая, знает ли он, как ее зовут. — Я…
— Ты отдыхай и поправляйся, я тебя живо на ноги поставлю. — Дама вымыла чашку под краном и поставила на тумбочку. — Мы тут с ребятами подумали и решили, что тебе в той квартире оставаться больше нельзя. И потому переедешь к нам на дачу, освободим для тебя комнату, и твоя мебель туда поместится, вам с Геннадием вдвоем там веселее будет. А квартиру просто запри, вряд ли ты этот ужас сможешь сдать, несмотря на то что все удобства.
— Мам, Олегу надо отдыхать.
— Безусловно. — Дама неожиданно наклонилась к Олегу и погладила его по голове. — Бедный мальчик, какой кошмар. Ну, ничего, макушку в подушку, и спать. А проснешься — бульона выпьешь и сразу станешь лучше себя чувствовать.
Олег хотел ей сказать, что по сравнению с давешним так он уже очень неплохо себя чувствует, но на него вдруг напала такая дремота, что сопротивляться он был не в состоянии. Сон накрыл Олега, и он уснул моментально, будто провалился — но на этот раз уже не в лабиринт. Он сидел на качелях в парке вместе с Генкой, они зачем-то удрали с занятий в «Дубовую рощу» — а вокруг бушевала осень, и Олег смотрел, как сыплются на парковые дорожки, вымощенные плиткой, кленовые листья, и слушал Генку, но отчего-то не понимал ни слова. Но точно знал, что сейчас придет домой, а дома его ждет мама.
* * *
— Ребята, вы совсем ничего не едите — Диана подвинула в центр стола миску с пирожками. — Дима, немедленно ешь, что это за показательное выступление узника совести!
— Дина, ты меня так раскормишь, что на мне брюки не застегнутся.
— Я сошью тебе килт, не плачь.
Они захохотали, повалившись друг на друга, словно не были они взрослыми, умудренными жизнью людьми, словно не было лет, когда росли дети и приходилось пробиваться в жизни, — а они снова молоды, свободны и беспечны.
— Могу себе представить, что скажет Юлька, когда я вернусь домой в килте.
Диана хмыкнула — тоже мне, откровение. Она точно знала, что скажет Юлька Озарянская, профессор Озарянская, — ничего. Она даже вряд ли заметит, что с ее мужем произошли такие метаморфозы.
— Да плюнь на Юльку, пусть что хочет, то и говорит.
На кухню вошел Стас с пустой тарелкой.
— Тетя Дина, я еще пирожков возьму. А Наташа когда придет?
— Конечно, бери, Стасик. Не знаю когда, она сейчас живет на работе. Много людей нуждаются в ней. — Диана сама наполнила тарелку Стаса свежей выпечкой. — Вот, Дмитрий, бери пример со своего сына, мне таки нравится, как кушает этот ребенок!
Озарянский фыркнул — непередаваемый одесский акцент получился у Дианы так естественно и органично, словно она всю жизнь прожила в этом благословенном городе.
— В нем все сгорает немедленно, метаболизм такой, а я…
Стас по приходе в дом тут же нырнул в Интернет и вычеркнул себя из списка людей, находящихся в сознании. И только запах лакомства ненадолго возвращал его в реал — ровно настолько, чтобы пополнить запасы на тарелке.
— Вкусные пирожки, тетя Дина, мать так не умеет.
— Что она вообще умеет!
Стас вышел, а Диана с Дмитрием переглянулись.
Ничего не было сказано, да и не нужно, потому что взгляды их говорили красноречивее слов.
«Что, брат, твоя жена по-прежнему косорукая неумеха, помешанная на науке?»
«Что делать, Дина, после стольких лет не разводиться же!»
— Как Алинка замуж вышла, пришлось нанять женщину, чтобы готовила и по хозяйству управлялась.
— Так это понятно…
Юлия Озарянская приходилась Диане Викторовне кузиной. Старше Дианы на пять лет, с детства демонстрировала способности к науке, на нее возлагались огромные надежды, ею гордились, ее ставили в пример Диане, вечно витающей в облаках. Но все сходились во мнении, что замуж выйти Юля вряд ли сможет, настолько она была поглощена учебой.
Между сестрами никогда не было дружбы — разница в возрасте, и более того — сестры были настолько разными, что дружить им было просто не о чем. Но приличия они соблюдали: поздравляли друг друга с праздниками и днями рождения детей, так было заведено в их семье, и Юлия, несмотря на прогрессирующее расчеловечивание, тем не менее не могла переступить через семейные традиции, а традиции требовали соблюдать приличия.
Но вне круга приличий сестры были совершенно чужими людьми и откровенно друг друга недолюбливали. И если Диана при упоминании о Юлии только хмыкала, закатывая глаза — ай, не говорите мне за эту женщину! — то Юлия Озарянская называла кузину не иначе как «глупая корова». Но когда Юлия, к немалому удивлению всего семейства, все-таки собралась замуж, Диану пригласили на свадьбу, ведь приличия надо соблюдать, а не пригласить на свадьбу единственную сестру, пусть даже и двоюродную, пусть даже она и «глупая корова», неприлично.
Вот там-то Диана и познакомилась с Дмитрием, женихом Юлии.
Неизвестно, как вышло, или так расположились звезды, но с того дня между ними завязалась крепкая дружба, которой не понимали ни родственники, ни ближайшие знакомые. Дмитрий считал Диану своим парнем, отличным другом, а Юлия сначала злилась, но потом смирилась — ну не разводиться же, в самом деле, если муж предпочитает болтать по телефону с «глупой коровой», не знающей даже формулы серной кислоты.
Озарянские фанатично занимались наукой, и как при этом умудрились родить двоих детей, оставалось загадкой. И пока была жива мать Юлии, в их доме был порядок: все ухожены, обстираны и накормлены, но когда она умерла, в квартире Озарянских образовался филиал ада. Юлия была совершенно не способна вести хозяйство или готовить, хотя она пыталась. Но за полгода вся семья обзавелась гастритом, и Юлия просто уехала в длительную командировку. Она предпочитала не вникать в домашние проблемы, считая, что это глупости и вообще само рассосется.
И тогда тринадцатилетняя Алина решила взять ситуацию под контроль. У Дианы телефон звонил постоянно: Алина консультировалась по самым разным вопросам, и Диана обстоятельно объясняла племяннице премудрости ведения домашнего хозяйства. Пыль в квартире Озарянских исчезла, на кухне запахло едой, которую можно было есть без риска для жизни, а маленький Стасик помогал сестре чем мог.
И они часто звонили Диане, потому что с ней могли поговорить о своих делах, она никогда не отмахивалась от племянников, слушая очень внимательно. Дошло до того, что Стас даже уроки делал, повиснув на телефоне. И когда после школы Алина собралась вдруг в Литературный институт, Юлия Озарянская устроила скандал — но битва была проиграна, едва начавшись. Голосом, абсолютно похожим на голос Дианы, Алина заявила, что хочет, кроме карьеры, быть еще женой и матерью, а не бездушным биороботом, лишенным всяких человеческих проявлений. Это был прямой намек на мать, и профессор Озарянский увел взбешенную жену в спальню, где сказал ей то, что давно уже собирался.
— Чего ты хотела, Юля? Наши дети росли без нас, и это хорошо, что ими занималась Дина, а не уличные приятели. И, конечно же, теперь они эмоционально гораздо ближе к Диане, и мы с тобой сделали все, чтобы так оно и было. Родителей из нас не получилось, надо признать, мы ничего не дали своим детям из того, что положено давать родителям, и это целиком наша вина.
Алина поступила в Литературный институт, окончила его, попутно выскочив замуж, и они с мужем организовали небольшое издательство. Наблюдая за дочерью, Озарянские понимали: Диана вырастила их девочку так, как считала нужным, и та получилась просто копия тетушки — такая же милая, хозяйственная и лишенная всяческих склонностей к точным наукам. Но хуже было то, что никакой эмоциональной связи с родителями она не чувствовала и уже не почувствует, они упустили этот момент. Зато тетю Алина очень любила и считала самым близким человеком. Дмитрия это задевало, но он понимал, что они с Юлией все сделали, чтоб вышло так, как вышло. Но Юлия, похоже, оказалась уязвлена — она подобного не ожидала и, может, была бы рада, если бы Алина попала под влияние кого-то другого, кого угодно, только не Дианы, которая… В общем, ей было невыносимо слышать в голосе Алины интонации, в точности повторяющие интонации бестолковой писательницы женских романов.
Со временем страсти поутихли, но осадок у Юлии остался. Правда, урок она так и не извлекла, просто еще сильнее отдалилась, и теперь Дмитрий даже не знал, над чем она работает и где пропадает, в их общей квартире Юлия появлялась нечасто. И если в молодости у них были точки соприкосновения в науке, то позже сам Озарянский занялся практической медициной, вирусологией, а Юлия занималась химией. И теперь они не могли обсуждать даже работу.
Но урок Дмитрий извлек. Погоняемый Дианой, Дмитрий решил, что со Стасом он должен наверстать упущенное, и это ему удалось, со временем отец и сын стали добрыми друзьями, и Дмитрий очень гордился, что мальчик решил продолжить семейную профессию. Стас поступил в медицинский, где с успехом учится, и с отцом они теперь стали по-настоящему близкими людьми, чему оба очень рады — так же, как рада Диана.
«Странно это. Юля — профессор, химия ее стихия, она создает сложнейшие вещества, а приготовить что-то съедобное не способна в принципе.
А Диана и правда не знает ни одной формулы, зато на кухне создает шедевры. Без всякой химии, хотя это тоже химия. Как такое вышло, я не знаю», — думал иногда профессор Озарянский и задавался вопросом, а что было бы, если в день знакомства с кузиной Юли он плюнул бы на приличия, расторг помолвку и женился на Диане. Какой была бы тогда его жизнь? Сытой, упорядоченной и спокойной.
«При моей склонности к полноте я стал бы похож на шарик с ножками. — Озарянский представил это себе и мысленно захохотал. — Жевал бы сутки напролет».
— Дина, что у тебя с Андреем?
— Дружим.
Диана не хочет поднимать эту скользкую тему, потому что она пока не решила, что думает по поводу возможных изменений, но то, что они ей не нравятся, это однозначно.
— Он же сделал тебе предложение.
— И что? — Диана фыркнула. — Годами были вместе, и вдруг — нате вам, давай оформим отношения! Зачем, с какого перепугу ему вдруг стукнуло такое в голову, чего ему не хватало?
— Определенности, может?
— Не смеши. — Диана включила чайник. — Мне сорок шесть лет, с чего бы я стала вдруг что-то менять в своей жизни? Тем более что Наташа пока со мной. И где бы мы вместе жили? Он на работе, а я дома? К нему я не хочу, я люблю свою квартиру, а он ко мне… Ну, смешно же, Дима.
— То есть годами… э-э-э… иметь с ним отношения — это не смешно, а замуж — смешно?
— Секс и брак — это далеко не одно и то же, тебе ли не знать.
— Но вам же хорошо вместе!
— И что? Пока хорошо, потому что видимся не каждый день, а если поженимся… Да кто знает, как оно будет!
— Трусиха.
— Лучше расскажи, что там с этим вирусом? — Диана разлила чай по чашкам. — Какая ужасная история, Дима!
— С вирусом все очень странно. — Озарянский отхлебнул чай и вздохнул. — Пытаюсь выяснить, кто мог все это проделать и откуда вирус вообще взялся, но пока ответа нет. Такое впечатление, что он из воздуха соткался! А ведь его кто-то заполучил, и похоже, что модифицировал, есть у меня догадки, сейчас проверяем, и если они верны, то в нашей стране такое умеют считаные люди в нескольких лабораториях. И всех этих людей я знаю лично и за любого могу поручиться!
— Никогда нельзя поручиться за другого человека, потому что и сам иной раз делаешь что-то, чего и в голову не придет, и потом сам удивляешься, а уж другой человек — и подавно, чужая душа — потемки. Модифицировал — что это?
— Придал вирусу определенные свойства, не будем вдаваться, это пока мои догадки, не больше. Я понимаю, Дина, но дело в том, что подобные разработки если и ведутся, то в засекреченных лабораториях, и работают над такими проектами, мягко говоря, не любители. И это пугает меня, понимаешь? Я склоняюсь к мысли, что вся эта история — просто что-то вроде испытаний, кто-то хотел посмотреть на эффективность созданного ими вируса. Вирус гриппа очень подвижный, подверженный мутациям, и его очень легко превратить в оружие. Конкретно этот рассчитан на людей с третьей положительной группой крови, их он просто убивает, без вариантов — если вовремя не сгенерировать антидот против токсинов, выделяемых вирусом. На этот раз мы успели разработать противовирусный препарат, и несколько заболевших полицейских выжили, но смерть жатву свою собрала, ты же знаешь. А ведь любой вирус можно модифицировать многократно, а дальше случится так, что он сам начнет мутировать — и я не берусь тебе предсказать, как именно, и никто этого не спрогнозирует. И начнется такая беда, что… В общем, это очень опасные игры, и кто-то сделал их возможными.
Диана молчала, задумавшись. Странная история не выходила у нее из головы. Что-то не увязывалось. Если бы не заболел Олег, все выглядело бы логично, а вот из-за Олега все построения рушатся. Ведь получается, что его заразили на работе, а Диана знает всех сотрудников фирмы Генки и Олега — ни один из них не обладает нужными навыками. Или просто никто об этих навыках не догадывается?
— Что это у тебя?
Озарянский держал в руках небольшой красочный буклет. Глянцевая книжечка с отличной полиграфией и красивыми картинками.
— Это? Бросили в почтовый ящик, я вместе с почтой принесла. Смотри, какой котик милый!
Буклет был отпечатан на отличной глянцевой бумаге, и симпатичный полосатый кот с абсолютно круглой мордочкой и оранжевыми глазами лениво смотрел на них, лежа на каком-то древнеегипетском троне, украшенном иероглифами.
— Нефертум. — Озарянский вскинул брови. — Какая-то школа самосовершенствования, что ли?
— Да бог с ними, я просто выбросить не успела, да и кот — красавец, куда же выбрасывать. Хотя я всех этих школ и прочих семинаров не понимаю вовсе, но, может быть, кому-то они приносят пользу.
Кот с буклета лениво смотрел с картинки непроницаемыми хищными глазами.
— Секта какая-то. — Озарянский презрительно сощурился на кота. — Никогда не понимал этого. Зачем люди сбиваются в стаи, чтобы… Что они там делают, молятся?
— Как правило, молятся. — Диана состроила гримаску. — Я думаю, это от пустоты внутри, а больше — от страха. Христианство — религия запугивания, по сути.
— Что?
— Ну, сам подумай, Дима, живет себе человек — ест, пьет, совокупляется, ходит на работу, растит детей. А потом в какой-то момент просто идет в секту и меняется непоправимо, и ему уже не нужны ни друзья, ни близкие, ни имущество — вообще ничего. Он превращается в раба и только в секте чувствует себя спокойно и уверенно. Как можно перепрограммировать взрослого человека? Очень просто. Если нет собственных мыслей, если человек просто живет по принципу «у меня голова, и я в нее ем», то такую особь развернуть в любую сторону очень просто, а ты посмотри — с каждым годом все больше недоучек и откровенных невежд. А манеры наших граждан? Все эти ролики в Интернете, где они снимают, например, свое скотское поведение за границей и выкладывают на всеобщее обозрение — они же реально этим гордятся! Гордятся тем, что от них все шарахаются, ты это себе можешь представить? Ну, и религия, которая утверждает, что любой наш шаг — это грех. У людей в головах жуткая мешанина каких-то суеверий дичайших, а впереди всех ждет смерть — люди боятся, а тут некто предлагает ответ и спасение не путем ношения вериг и власяницы, а наоборот — живи, радуйся, пой молитвы и прочее. Ну, вот так потихоньку и затягивают. А часто в секты идут люди, которые находятся в беде, сектанты протягивают им руку помощи, а потом уж… А все оттого, я думаю, что граждане наши большей частью пустоголовые потребители, все время ищущие, кого бы объегорить, хотя бы даже и Бога — так, как они его понимают. В последние годы столько этой дряни возникло — и посмотри на этот буклет, это же тиражи огромные, а полиграфия какая… Ты можешь себе представить, сколько это стоит? Кто все это финансирует и зачем?
— Ну, это как раз просто. — Дмитрий засмеялся. — Самый прибыльный бизнес всегда делался на религии, потому что это еще и власть. Обладание властью над людьми — это больше, чем деньги. Но и деньги тоже. Возьми официальные конфессии — торговля в храмах, толстые священники на дорогих машинах, откуда дровишки? От дураков, которые сами тащат дармоедам последнее, еще и руки им целуют. Огромная индустрия, которая не платит налогов: торгуют надеждой, фактически индульгенцией, поставил свечку подороже — вот боженька тебя лучше слышит. Мракобесие, Дина, и мы совсем недалеко утопали от средневекового гражданина, просто лучше научились утилизировать нечистоты и обрели бытовую химию вкупе с моющими средствами. Но глупость, темнота, предрассудки — все это расцвело буйным цветом, и, кого ни возьми, все веруют, крестятся — только ни молитв своих не знают, ни постулатов веры, так только, руками машут. А тут секты, где все такие милые и где реально могут помочь. Помнишь ту жуткую секту «Путь вечности»?
— Там, где при задержании верующие совершили массовое самоубийство?
— Именно. — Дмитрий налил себе чаю. — Так там реально помогали своим адептам, потому за короткое время эта секта настолько разрослась. Человеку надо знать, что он не один, человек — существо стайное, а там люди чувствовали себя защищенными — а ведь их одурманивали всякими веществами, зомбировали, их дочерей использовали для ритуального секса, а по итогу они умереть были готовы за свое верование и ведь умерли! Я тогда, помню, все удивлялся — столько народу, что они там нашли? А Юлька сказала: расходный материал, не о чем жалеть, и, может, она права, если отбросить сантименты. Но это все еще даст о себе знать, ведь главарей-то не схватили, даже не узнали, кто на самом деле всем заправлял! А может, не захотели узнать, ведь сектанты эти проникли во все сферы жизни, как оказалось.
— Там какие-то уровни у них были, и схватили самых низших, они и не знали, кто ими командовал. Главари прятали свои лица под масками — вроде как для ритуала, но я думаю, что просто светиться не хотели.
— Думаю, ты права, но я отчего-то уверен, что даже если б эти бедолаги знали, кто входил во внутренний круг, как они его называли, — они не сказали бы, Дина! Им так мозги промыли, что не сказали бы. А сколько их просто уползло по норам, им только свистни, и они снова готовы делать то, что делали… Дай мне пирожок, сил нет терпеть!
Диана с усмешкой подала Дмитрию пирожок, думая о том, что приятель понятия не имеет, что скоро станет дедом — судя по всему, Алина ему сообщать не стала. Но Диана не посчитала себя вправе выдать ее секрет, с чего бы?
— Тему такую завели… — Диана тронула пальцем брошюру. — А кот — красавец, скажи?
— Ну, так на это и расчет — посмотришь на этого красавца и не выбросишь, потом почитаешь и, возможно, придешь.
— Когда ад замерзнет. — Диана презрительно фыркнула. — Я все это просто презираю.
— Дина, согласно Данте, ад и так замерзший.