В долину тонкой пеленой спускался утренний туман. У замковых полей собирались стражники Трифельса, готовые к походу против Ганса фон Вертингена.

Накануне к нему отправили посыльного с объявлением войны. Как и следовало ожидать, Черный Ганс не пошел на уступки и отказался предстать со своими людьми перед властями. Напротив, герцогского посланника встретили насмешливыми криками и арбалетными болтами. Лишь стремительное бегство спасло ему жизнь. Все бюрократические формальности были тем самым улажены, и война могла наконец начаться.

Но, глядя на столпившуюся вокруг него горстку людей, Матис уже сомневался, что их затея увенчается успехом. На нервно перебирающем ногами Тарамисе восседал Филипп фон Эрфенштайн в старинных доспехах, вооруженный мечом, булавой и кинжалом. К седлу был приторочен начищенный, вытянутый вперед шлем, так называемый бацинет с забралом хундсгугель, с плюмажем из перьев, обычный в эпоху турниров. В окружении своих стражников, как попало вооруженных, он походил скорее на старого, печального рыцаря на закате славы, чем на сияющего героя. Ульрих, Гюнтер и Эберхарт были облачены в ржавые кольчуги и мятые шлемы, а конюх Радольф нацепил нагрудник, принадлежавший, наверное, его деду. К ним также примкнуло с десяток молодых крестьян из близлежащих селений. Эрфенштайн вовлек их в предстоящий поход не столько скудным жалованьем, сколько пламенными речами, сулящими приключения и добычу. Вооружение их состояло по большей части из кос и цепов. Лишь двое из них приволокли с собой гнутые короткие мечи. Матис подозревал, что крестьяне разбегутся в первой же стычке.

Он вдруг припомнил, что на этом самом поле Генрих VI триста лет назад собрал под свои знамена огромное войско, чтобы отправиться в поход против норманнов.

«А у нас горстка крестьян под началом одноглазого рыцаря, – пронеслось у него в голове. – Зато у нас, черт возьми, есть орудия!»

Собственно, крестьян и созвали-то с единственной целью: они помогут перевезти тяжелые пушки от монастыря до расположенного в четырех милях Рамбурга.

Матис оглянулся на Трифельс и увидел, что с Танцующей скалы ему махали Агнес и отец Тристан. Старый капеллан собирался отправиться к ним через несколько дней, если придется выхаживать первых раненых – или соборовать умирающих. Поначалу Агнес захотела ему помочь, но отец даже думать об этом ей запретил.

При виде нее, такой маленькой за зубьями стены, у Матиса вдруг защемило сердце. Они проговорили вчера весь вечер, и юноша старался не показывать ей своего страха. Хотя он понимал, что предприятие их было крайне опасно – в том числе и для него, новоиспеченного орудийщика. Взлетев на воздух вместе с пушкой, он не станет первопроходцем среди собратьев по ремеслу. Тем более что ему не хватило времени испытать большую часть отлитых или починенных орудий. Поэтому прошлой ночью парень почти не сомкнул глаз.

– Будем надеяться, что господин граф не вздумал пойти на попятный, – проворчал Филипп фон Эрфенштайн. – Мы договаривались выступить с рассветом, а солнце уже над лесом поднялось.

– С него станется, с хлыща этого, – пробасил Ульрих Райхарт и принялся теребить крепления мятого шлема. – Сначала нахвастать, а потом хвост поджать… Ну ладно, чего уж там. Тогда сами Черного Ганса на тот свет отправим.

Матису и думать не хотелось о том, что случится, если Шарфенек действительно бросит их на произвол судьбы. Их скудных сил едва ли хватит на то, чтобы дотащить орудия до Рамбурга, не говоря уже о сражении. Но в этот момент со стороны Шарфенберга донесся звук горна, и в следующее мгновение послышался топот копыт. Вскоре из леса показался пестрый отряд ландскнехтов. Матис насчитал три дюжины солдат, около двенадцати из них были верхом. Каждый был вооружен легким мечом, алебардой или пикой. Кроме того, два осла тянули повозку, нагруженную воротами, досками и инструментами, необходимыми для постройки укреплений. Во главе галдящего отряда ехал граф верхом на вороном коне с наборной серебряной уздечкой. Фридрих фон Лёвенштайн-Шарфенек единственный из всех был облачен в легкую кирасу, поножи и горжет. Выглядел он гораздо подвижнее, чем наместник в своем турнирном доспехе.

– Я уж думал, вы не придете! – резко крикнул ему Эрфенштайн.

Граф невозмутимо улыбнулся и оглядел ничтожный отряд из крестьян и стражников.

– Вам надо было отправляться без нас, мы бы вас нагнали, – ответил он и только потом заметил Матиса. – А, юный орудийщик! Что ж, скоро узнаем, на что твоя пушка годится в бою. В крайнем случае ее всегда можно переплавить в колокол и помолиться за упокой души Вертингена.

Солдаты расхохотались, а Матис почувствовал, как краснеет.

«Если он и зазвонит по кому, так это по тебе! – подумал он. – Чванливый ты хлыщ!»

Среди ландскнехтов юноша разглядел и изящного барда, о котором ему рассказывала Агнес. Одет менестрель был едва ли не пестрее солдат, красные перья на берете трепетали по ветру, а из-за плеча виднелась лютня. Матис невольно усмехнулся. Этот человечек действительно был чудным, в точности как описывала Агнес. С трудом верилось, что он сумел одолеть в поединке крепкого ландскнехта.

Граф выкрикнул несколько приказов, и его солдаты выстроились в походное положение. Эрфенштайн уже подал знак к отправлению, но в этот миг кто-то ринулся к ним через убранное поле. По развевающимся волосам Матис понял, что это Агнес.

– Я же велел тебе оставаться! – прикрикнул на нее наместник.

– Могу ведь я пожелать солдатам удачи в бою, – ответила Агнес, не в силах отдышаться.

Она подошла к Матису и стиснула ему руку. Он почувствовал, как что-то маленькое легло в ладонь.

– Ни… ничего особенного, – прошептала Агнес. – Простой медальон. Я вырезала его из орешника, пусть принесет тебе удачу.

Матис кивнул и незаметно сунул подарок в карман.

– Отрадно увидеть девушку перед боем, – донесся до них громкий голос графа. – Но, сударыня, ваш отец прав. Такое окружение действительно не для вас.

– Не беспокойтесь, я привыкла к подобному окружению в крепости, – с улыбкой ответила Агнес. – Кроме того, ваши ландскнехты знают, что в случае нужды среди них есть кому меня защитить.

Матиса сбили с толку ее слова. Кого это она имела в виду? Уж не его ли?.. Но времени на раздумья не было. Агнес посмотрела ему в глаза на прощание, после чего подошла к отцу и поцеловала ему руку. Потом, не сказав ни слова, зашагала прочь. Эрфенштайн проревел приказ, и обоз пришел наконец в движение.

Дорога до Ойссерталя оказалась не слишком обременительной. Раннее утро дышало приятной свежестью, солдаты смеялись и шутили. Граф ехал рядом с Эрфенштайном, и рыцарь рассказывал ему о забавных случаях из минувших сражений. Матис держался позади, среди крестьян. Он молчал и с тяжелым сердцем думал о предстоящем штурме. Чем ближе они подходили к монастырю, тем тревожнее становились мысли.

Когда добрались наконец до Ойссерталя, всем пришлось хорошенько потрудиться. Сначала следовало взгромоздить две тяжелые кулеврины на специально изготовленные лафеты. Затем в повозку погрузили полдюжины аркебуз и несколько так называемых фальконетов – орудий калибром в пару дюймов.

И все-таки украшением обоза была огромная пушка. Еще накануне Ульрих Райхарт любовно окрестил ее «Толстушкой Хедвиг», ибо по обхвату орудие напоминало всеми любимую кухарку. Правда, железная Хедвиг в отличие от живой весила более двух тысяч фунтов. С помощью блоков ее подняли на двухколесное ложе, старательно изготовленное Матисом, и закрепили железными скобами. Когда с погрузкой было покончено, солдаты взмокли от пота, а время близилось к полудню.

Далее начиналась самая трудная часть пути. Четыре повозки медленно переваливались по дороге, а воины и лошади неспешно брели рядом. Тяжелая пушка грозила соскользнуть с ложа, и приходилось постоянно останавливаться. Ландскнехты с крестьянами обливались потом и ругались, а вокруг обоза собиралось все больше зевак. Дети в лохмотьях бежали следом и смеялись, старики и женщины желали им удачи и протягивали с обочины хлеб и воду.

После короткого отдыха путь пролегал вдоль ручья, через болотистую долину. Накануне прошел сильный дождь, поэтому волов приходилось то и дело подгонять, а под колеса подкладывать доски, чтобы тяжелые телеги не застряли в грязи.

Только к вечеру они добрались до небольшого селения Рамберг, на окраине которого остановились на ночлег. Ландскнехты расставили повозки и в мгновение ока обустроили небольшой лагерь. Разожгли костры, и вскоре на треноге закипел ароматный суп. Некоторые из солдат распевали грубые военные песни. Для графа и Эрфенштайна установили шатер. Когда чуть позже наместник вышел проведать своих людей, вид у него был очень довольный. Он слегка покачивался и напевал старинный турнирный марш.

– Ну что, оружейник! – окликнул рыцарь Матиса, сидящего у костра. – Каково тебе на войне? В молодости я постоянно участвовал в таких вот междоусобицах. То-то были времена!.. В такие моменты словно годы с плеч стряхиваешь, разве не так?

Матис вымученно улыбнулся:

– Надеюсь, я доживу до тех лет, когда смогу поведать вам об этом.

– Я тоже на это надеюсь. А если нет, так у нас есть менестрель. Надеюсь, он сложит нам длинную и кровавую балладу.

Эрфенштайн рассмеялся и громко рыгнул, после чего подошел к Ульриху Райхарту за новой порцией вина.

Когда над холмами взошла луна, песни ландскнехтов зазвучали громче и распущеннее. Самым злостным нападкам подвергались при этом священники и монахи. Каждый из солдат знал немало историй про жирных попов, которые набивали себе брюхо, в то время как остальные помирали с голоду. Крестьянам тоже было о чем рассказать.

– А что, если мы на обратном пути из Рамбурга заодно и монастырь спалим? – пробормотал один из крестьян так тихо, что услышали только Матис и сидящие рядом. – Это грабители под стать Черному Гансу, только заместо мечей у них кресты…

Другие крестьяне согласно закивали.

– Все они одного поля ягоды, – ответил один из них. – Вот брат наш вдоль Рейна, они там уже несколько монастырей сожгли. Надо поступать, как они, и…

– И как они, со вспоротым брюхом отправиться на виселицу, – перебил его пьяный ландскнехт. – Забудь об этом, безмозглый ты болтун. Все останется при своем. Крестьянин так и будет горбить спину, солдат – воевать, а священники, графы и герцоги – жиром обрастать.

– Может, это и ненадолго, – вмешался другой крестьянин. – Этот Мартин Лютер знатную трепку папе задал. Вот святоша по моему вкусу! Вот увидите…

– Тсс! – шикнул ландскнехт и кивнул на приближающегося барда: – Знатные гости.

Мужчины молча склонились над своими тарелками. Мельхиор фон Таннинген, судя по всему, не услышал их разговора. Он встал перед сидящим у костра Матисом и, приподняв берет, сдержанно поклонился.

– Мое почтение, мастер Виленбах, – начал он елейным голосом. – Кажется, так вас зовут?

Матис кивнул. При этом он не смог сдержать улыбки. Неудивительно, что менестрель так полюбился Агнес. Он действительно вел себя так, словно явился из прошлого.

– Можете звать меня просто Матисом, – ответил кузнец.

Он предложил барду место у костра. Остальные посторонились, и вскоре они остались вдвоем.

– Я с великим уважением отношусь к вашему ремеслу, – проговорил Мельхиор. – Просто удивительно, на что способен человек. – он наморщил веснушчатый лоб. – Хотя то, что вы делаете, и не соответствует моим представлениям о честном сражении… Но так мы, по крайней мере, можем рассчитывать на успех. Или я не прав?

Мельхиор вопросительно взглянул на юного оружейника. Матис снова почувствовал, что краснеет. Его словно решили проверить. Черт возьми, и почему он заранее не опробовал Толстушку Хедвиг, хотя бы раз! Каменные ядра подходили точно по калибру, но если хоть одно из них застрянет, пушку разнесет вдребезги.

– Ну, я… конечно, рассчитываю на… успешный исход, – ответил он наконец. – Только придется подождать до завтра, тогда все и выяснится.

Мельхиор фон Таннинген кивнул и подкрутил тонкую бородку.

– Завтра грянет битва. Много шума, много грязи и подлости… Такую вряд ли захочется увековечить в балладе. Правда, теперь ни одно из сражений этого не заслуживает. Да таких, наверное, и не было никогда… – Он задумчиво улыбнулся и показал в сторону леса. Там, у подножия расположенной напротив горы, мерцал огонек. – Видите огни? Готов поспорить, это лазутчики Вертингена. Теперь-то он точно прознал о нашем вооружении. Остается только надеяться, что Вертинген сам не обзавелся орудийщиком. А если и так, то тот мастер и вполовину не так хорош, как вы.

Матис вздрогнул. На склоне действительно сверкал огонек. Казалось, он удалялся, поднимался в гору, к сокрытой за деревьями крепости. Юноша прищурился и, внимательно присмотревшись, различил в той стороне мерцающие огни.

Черный Ганс ждал их.

Матис вдруг почувствовал, как на плечо ему легла рука Мельхиора, и обернулся.

– Эта твердыня, она как железный ларец без ключа, – начал менестрель, словно прочел мысли Матиса. – Вскрыть его не так-то просто. Я говорю это, потому что и сам пережил немало штурмов. Не только певцом, но и в рядах атакующих. Если не удастся взять ее с первой попытки, осада растянется на долгие дни, недели и месяцы. Не думаю, что графу хватит на это терпения. Тем более что у него совсем другие планы на этот счет.

– Что за планы? – спросил Матис.

Мельхиор улыбнулся и пожал плечами. Казалось, он хотел рассказать о чем-то, но потом передумал.

– Я ведь не только множество штурмов пережил, – ответил он, помолчав немного. – Но и сменил немалое число господ. И поверьте мне, мастер Виленбах, я знаю, как избежать петли или топора.

– Что вы… хотите этим сказать?

Менестрель поднялся и похлопал Матиса по плечу.

– Вы еще молоды, поэтому вот вам добрый совет. Сегодня утром я видел вас рядом с Агнес. Похоже, вы ей нравитесь. Не ввязывайтесь в предприятия, о которых сами же потом и пожалеете. Всего хорошего!

С этими словами Мельхиор фон Таннинген отошел от костра, и Матис остался наедине со своими мыслями. Он все пытался разгадать смысл последних слов барда.

Только теперь Матис вспомнил о медальоне, который Агнес вручила ему сегодняшним утром. Он достал его и внимательно рассмотрел. Медальон представлял собой тонкий, отполированный кружок из орешника. На нем было вырезано всего два слова: с одной стороны «Матис», с другой – «Агнес».

Матис задумчиво погладил теплую деревяшку. Ему вспомнился рисунок, который Агнес отправляла ему, когда он сидел в заточении. Сердце забилось чаще, а медальон словно пылал в руке.

Между тем до него начало доходить, что имел в виду менестрель.

Над Трифельсом сгущались сумерки. Агнес без сна лежала в постели и думала о Матисе. Как он там теперь? Вернется ли к ней живым и невредимым? Она чувствовала, как в душе зарождается страх. За него и за отца. Хоть и в доспехах, рядом с молодым графом Эрфенштайн казался таким беззащитным… Таким старым и немощным… Может, когда-то он и был хорошим бойцом. Но триумф Гингата остался далеко в прошлом; времена с тех пор изменились, как и оружие. И Агнес опасалась, что отец просто переоценивал свои силы. Из могучего богатыря он превратился в старого человека шестидесяти лет от роду, хоть сам и не желал с этим мириться. Кроме того, у него остался всего один глаз, и как знать, хватит ли этого в грязной рукопашной…

В последнее время сновидения посещали ее не так часто. Скорее всего, потому, что после многочисленных обходов с отцом Тристаном она обычно спала как убитая. И все-таки перед глазами то и дело возникали образы. Иоганн фон Брауншвейг, который предостерегал ее о кольце и к которому ее так тянуло. Люди, замышляющие их с Иоганном смерть. Отражение в луже вина. Агнес видела в нем чужое и при этом знакомое лицо. Кем же она была в этих сновидениях? Если не собой, то кем?

Ее постепенно сковывал сон. Страхи сменялись кровавыми видениями. Матис рядом с громадной пушкой; внезапно орудие разрывается на тысячу осколков, которые копьями впиваются ему в грудь… Отец на поле битвы, обезглавленный, но с мечом в руке… Затем кровавые образы медленно рассеялись и уступили место другим, более реальным.

Хоть и во сне, Агнес понимала, что оказалась в прошлом Трифельса. Она пыталась проснуться, но словно тонула в мутном пруду, не в силах выбраться на поверхность. Тело уже не слушалось ее, кольцо на цепочке давило на грудь, и ей оставалось лишь беспомощно наблюдать. Как и в предыдущих сновидениях, Агнес почувствовала запах леса, услышала шорох шагов. Но в этот раз она не стояла с благородным Иоганном фон Брауншвейгом на вершине башни. И не подслушивала разговор в рыцарском зале. Нет. Стояла глубокая ночь, и они с Иоганном бежали вдоль крепостной стены к Танцующей скале…

Агнес перекидывает сумку за спину, подбегает к веревке и соскальзывает вниз. Руки обжигает огнем; ей так больно, что хочется разжать ладони. Камни царапают плечи и рвут платье. Где-то внизу она различает что-то темное – это Иоганн с мальчиком. Он, вероятно, тоже скорее съезжал по веревке, чем спускался. До земли оставалось не так далеко.

Проснувшись в этот раз посреди ночи, Агнес сразу поняла, где находится и что произошло. Прерывисто дыша, она закрыла глаза и постаралась запомнить каждую мелочь. Ни мгновения нельзя забыть к утру. Несомненно, Иоганн от кого-то бежал, и при этом с ним был маленький светловолосый мальчик. Когда он испуганно закричал, Агнес решила, что это ее собственный ребенок. Может, во сне она была матерью этого мальчика? А Иоганн – отцом? И почему им вообще пришлось вместе бежать из Трифельса?

Агнес припомнила разговор гостей в рыцарском зале, который приснился ей несколько недель назад, и невольно вздрогнула. Предостережения о кольце, подслушанный разговор, бегство… Похоже, сны были взаимосвязаны! В них содержалась долгая история, смысл которой оставался для нее загадкой. До сих пор Агнес знала лишь о том, кем был тот человек, который так любил ее в сновидениях. Его имя значилось в хронике Трифельса.

Агнес снова вздрогнула. Ее вдруг осенило, где искать толкование всем этим видениям. В хронике! В тот раз она поставила ее обратно в тайник и с тех пор все собиралась дочитать до конца. Но всякий раз ей что-то мешало: свадебные планы отца, походы по больным и особенно свидания с Матисом… За всем этим Агнес совершенно забыла о книге.

Взволнованная, она поднялась с кровати и раздула еще теплые угли в жаровне, стоявшей в углу комнаты. В скором времени появились первые языки пламени. Агнес зажгла от них свечу и вышла за дверь. В коридоре было заметно прохладнее, хотя близился июнь. Девушка накинула на плечи шерстяное одеяло и со свечой в руке направилась к пристроенной башне, на третьем этаже которой располагалась библиотека.

Сначала она спустилась по узкой витой лестнице в парадный зал. В высокие окна светила луна. Снаружи верхушки деревьев уже подернулись серой мглой – значит, было около четырех утра. Но в зале по-прежнему царила кромешная тьма. Пустой и покинутый, он производил впечатление даже более жуткое, чем днем. Набитые кабаньи головы на стенах, казалось, провожали ее злобными взглядами. Рваные гобелены колыхались под сквозняками, в камине еще дотлевали угли.

Босиком по холодному полу Агнес пересекла зал и шагнула на другую лестницу, ведущую в башню. И остановилась как вкопанная.

Ей вдруг послышался тихий плач.

У девушки перехватило дыхание. Казалось, плакал ребенок, в точности как во сне! Агнес прислушалась, и звук изменился. Теперь плач стал более низким, словно ребенку вторила женщина.

И доносились эти звуки откуда-то снизу, сопровождаемые монотонным стуком.

Агнес охватил животный ужас. Она побежала вверх по стоптанным ступеням, пока не оказалась на площадке третьего этажа. Бросилась к двери в библиотеку и повернула ручку.

Дверь была заперта.

Агнес в отчаянии дергала ручку и проклинала собственную глупость. Разумеется, отец Тристан запер библиотеку. Как ей вообще могло прийти в голову, что дверь будет открыта посреди ночи! Агнес вдруг вспомнила, что монах часто прятал ключ в пустом кувшине, что стоял на карнизе перед дверью. Она запустила руку в сосуд и действительно нашарила там длинный ржавый ключ. Судорожно вставила его в скважину, отперла дверь и вошла в библиотеку.

Знакомый запах пергамента мгновенно ее успокоил. Страх отступил, и вскоре пережитое вызвало у нее лишь улыбку. Агнес зажгла запачканный воском светильник на столе, и библиотеку наполнил мягкий свет. Она невольно усмехнулась. Надо же было так испугаться! Это был никакой не плач, а всего лишь ветер, завывающий в трещинах между камнями. Стук тоже был вполне естественным явлением. Она чуть не позабыла, для чего сюда явилась.

Для нее по-прежнему оставалось загадкой, кем могла быть та женщина, глазами которой Агнес видела сны. Как и люди, которые, судя по всему, покушались на ее жизнь. Теперь она хотя бы знала, что у Иоганна и этой женщины был общий ребенок, мальчик четырех лет. Или же он не был ей сыном?

Агнес уверенно подошла к полке с поддельным томом Данте и потянула за корешок. Приоткрылась потайная дверца. За нею царила кромешная тьма, но вскоре Агнес нашарила среди остальных книг «Историю Трифельса».

Она села за старый, заваленный пергаментами стол и принялась листать хронику, пока не добралась до главы о посвящении Иоганна в рыцари. Пробежала строки, прочитанные в прошлый раз, взглянула на блеклое изображение парадного зала, после чего перевернула страницу. И оцепенела.

Следующие страницы были выдраны.

Агнес провела пальцем по неровным, рваным краям. Никаких сомнений. Трех страниц не хватало. Глава заканчивалась посвящением Иоганна на исходе тринадцатого столетия, а следующая начиналась сразу с пятнадцатого.

Словно целое столетие вычеркнули из истории.

Агнес нахмурилась. Похоже, кому-то не понравился ее интерес к истории об Иоганне фон Брауншвейге и его дальнейшей судьбе.

Не успела Агнес захлопнуть книгу и поставить ее на место, как вздрогнула от нового звука. Это тихо скрипнула дверь, открытая словно рукой призрака. На пороге выросла сгорбленная фигура.

Отец Тристан.

В первую секунду старый монах взглянул на нее так, словно впервые видел. Но потом взгляд его прояснился.

– Я и не знал, что в крепости еще кто-то встает в такую рань, – начал он с улыбкой. – Тревожишься за Матиса? Вот увидишь. Парень скоро…

Тут он увидел книгу на столе, и по лицу его пробежала тень.

– Понятно, – проговорил он тихо.

– Я… я… – промямлила Агнес, после чего пожала плечами и виновато потупила взор. – Ладно, вы меня поймали. Но клянусь, я совершенно случайно обнаружила этот тайник! Почему… почему вы вообще спрятали от меня книгу?

– Потому что она касается тех событий, которые лучше не ворошить. – Старый капеллан подошел к столу и пододвинул книгу к себе. – Достаточно крови было пролито за все эти века.

– Поэтому вы вырвали страницы? – спросила Агнес.

Отец Тристан помотал головой:

– Это случилось задолго до меня. Наверное, кто-то хотел, чтобы эта темная глава навсегда осталась в прошлом. Не такая уж и плохая идея.

– А… что произошло?

Старик тяжело опустился на скамью рядом с Агнес. Он долго на что-то решался, после чего в бессилии поднял руки.

– Ладно, иначе ты мне тут все шкафы перероешь… Ты просто неугомонна. При условии, что ты никому ни слова не скажешь… То же самое касается других книг, которые находятся в тайнике! Договорились?

Агнес молча кивнула. Монах вздохнул и начал рассказывать тихим голосом. При этом взгляд его покоился на раскрытой странице, повествующей о посвящении в рыцари юного Иоганна.

– Бернвард фон Брауншвейг, отец Иоганна, был могущественным человеком в империи, потомком единственного кайзера от династии Вельфов, Отто Четвертого. Он отправил сына оруженосцем в крепость, чтобы тот заслужил здесь свои шпоры. Но Иоганн после посвящения в рыцари, вероятно, вынашивал собственные планы.

– Что за планы? – с любопытством спросила Агнес.

– Ну… это так и не было доказано. Однако есть предположение, что Иоганн фон Брауншвейг хотел занять немецкий трон. Насколько тебе известно, Вельфы наряду с Гогенштауфенами были одним из могущественнейших родов в Священной Римской империи. Но тот жуткий период, когда страна оставалась без правителя, завершился восшествием на трон Габсбургов, а не Вельфов. Иоганн, вероятно, устроил заговор против тогдашнего германского короля Альбрехта, которого здесь не очень-то и любили. Юный Вельф привлек на свою сторону влиятельного бургграфа Райнхарда фон Хоэнека, а также несколько могущественных княжеских домов. Однако заговор раскрыли буквально в последнюю минуту…

Отец Тристан выдержал паузу, и Агнес устремила на него напряженный взгляд:

– Что было потом? Не тяните же, отче!

Старый монах тяжко вздохнул:

– Габсбурги особо не церемонились. Всех обитателей Трифельса бросили в темницу. Бургграфа Райнхарда фон Хоэнека и еще нескольких зачинщиков подвергли пыткам, выпотрошили, как животных, и четвертовали во дворе крепости. Их головы в назидание другим выставили на крепостных стенах… – Отец Тристан печально покачал головой. – Юному Иоганну фон Брауншвейгу сначала удалось сбежать, но его все же настигли в шпейерском соборе. Он пал в бою, и его роль в заговоре так и осталась невыясненной. Вскоре после этого король Альбрехт лишил Трифельс всех привилегий и передал крепость одному из своих наместников. Знаменитые императорские регалии вывезли в замок Кибург, что в далекой Швейцарии. – он с грустью пожал плечами: – Так Трифельс утратил свой высокий статус и с тех пор приходил в упадок. Теперь о былом величии свидетельствуют лишь старинные баллады и истории.

Агнес перегнулась через стол, между ними по-прежнему лежала потрепанная хроника. Она пододвинула себе книгу и показала на юного рыцаря.

– Отец, мне снова снился Иоганн, – начала она приглушенным голосом. – Я… похоже, я пережила его бегство. С ним была женщина. Женщина и ребенок. Может, вам известно…

– Агнес, уймись ты, наконец! – Монах гневно стукнул по столу мозолистой ладонью. – Ты что-то себе надумала, поверь мне! Сны о былых временах, ну что за вздор… – Он схватил ее за рукав ночной сорочки. – Вот что произошло на самом деле. Тебе приснился благородный рыцарь, пусть так. Для юной девушки такое не редкость. Но, увидев изображенного в хронике Иоганна, ты лишь вообразила, что это тот самый рыцарь! И теперь продолжаешь сочинять! Уверен, какую историю я бы ни рассказал, она совпадет с каким-нибудь из твоих сновидений. У тебя разыгралось воображение, Агнес, вот и всё!

– Но ведь были еще женщина и ребенок! Я сама была той женщиной и видела ее лицо! И мне снилось, что какие-то люди замыслили убить ее. – Агнес упрямо поджала губы и, немного помедлив, продолжила: – Я… кажется, слышала ее, как она плачет. Звук шел откуда-то из стен крепости. И еще что-то постукивало…

Отец Тристан облегченно рассмеялся:

– Вот видишь, теперь я могу доказать, что тебе все это почудилось. Это я стучал! Я выходил во двор, собирал в саду травы. Ты же знаешь, в полнолуние они ярче всего проявляют свои свойства. Хедвиг по глупости заперла за мной дверь, и мне пришлось долго стучаться, чтобы она впустила меня обратно. Вот и всё… – Монах тяжело поднялся. – Не следовало мне рассказывать тебе этих старинных историй. Еще ребенком ты забивала себе голову этой чепухой и не могла уснуть. Давай пойдем спать, пока совсем не рассвело. И обещай, что впредь будешь держаться подальше от книги и тайника. – он подмигнул ей: – Ты же не хочешь, чтобы твой исповедник на старости лет отправился к позорному столбу за хранение мятежных записей?

– Нет… конечно, нет.

Агнес нерешительно поднялась. Отец Тристан между тем поставил книгу на одну из верхних полок. Усталая и сбитая с толку, Агнес направилась к лестнице. Может, старый капеллан прав и она поверила в какие-то сновидения? Может, все это лишь фантазии юной, замечтавшейся девушки, тоскующей по былым временам? Которая изводила себя мыслями о сияющем рыцаре на белом коне?

И все-таки ей казалось, что исповедник о чем-то недоговаривал. Во время разговора отец Тристан дрожал сильнее обычного и беспокойно отводил взгляд.

Спускаясь по лестнице, Агнес мельком посмотрела в одно из окон. В небе висел узкий серп луны, отбрасывая бледный отсвет в тесный проем. Агнес не сразу осознала смысл увиденного. Она растерянно взглянула на монаха, шагающего перед ней по ступеням. Что там он говорил ей пару минут назад?

Напевая вполголоса, старый капеллан шагал себе дальше. Агнес задумчиво остановилась. Отец Тристан явно солгал ей. Вот только зачем? И что ему вообще понадобилось в библиотеке? Если бы он и собирал травы, то отправился бы с ними прямиком на кухню…

На последней ступени отец Тристан остановился и оглянулся на подопечную.

– И вот еще что, – сказал он тихо. – То кольцо. Я видел, что ты по-прежнему носишь его на цепочке. Обещай мне, что никому его не покажешь. – Агнес еще ни разу не замечала за ним столь сурового взгляда. – Никому! Поняла меня? И свои сновидения оставь при себе.

Девушка нерешительно кивнула:

– Хорошо… обещаю. Но почему…

– Отдохни. – монах неожиданно одарил ее доброй улыбкой, знакомой с детства. – Покатайся с утра на лошади или пусти сокола полетать. И постарайся поменьше раздумывать. Я, скорее всего, отправлюсь вслед за твоим отцом к Рамбургу, чтобы помочь раненым в этой стычке, будь она неладна. Поэтому у тебя будет не меньше недели. – Он перекрестил ее. – Да храни тебя Господь.

Сгорбившись, отец Тристан заковылял к своей спальне, расположенной возле кухни. Агнес долго смотрела ему вслед. Затем, нащупав кольцо под сорочкой, с тяжелым сердцем отправилась в свою комнату.

Но, несмотря на усталость, уснуть ей не удалось.