Глава 18. Чужие интересы

– О, я узнал за воротами дома много нового, – ответил машинально, не задумываясь, на вопрос Данила, продолжая проверять детали.

Все они были выточены из дерева и могли в дороге получить повреждения. Правильней сразу было изготавливать из металла, но бережливость давно въелась в мозги. Заказывать специально у готского кузнеца – дополнительные траты, и нестандартные вещи дешево не обходятся. Для первой модели и так сойдет. Главное – разобраться, будет ли работать вообще или нет, а то и недостаточно хорошо. Во втором варианте – обнаружить причину неудачи. Не хватило в Готсбурге буквально одного дня для последней проверки, но иногда ничего не поделаешь. Делу время, потехе час. В дороге стало не до игрушки. Теперь – другое дело.

– Особенно по части сквернословия.

Вера фыркнула, зажимая рот ладошкой.

– Нельзя сказать, что у нас все были тихие и вежливые, изъясняясь исключительно высоким штилем, разное приходилось слышать, но познания мои заметно расширились еще за счет попадавшихся на пути странных типов, и особенно готов, – он кивнул во двор, где доблестная охрана проводила тренировку.

Очень неудачно. Как раз в этот момент Отто получил плашмя по ребрам и задохнувшись отступил из круга, где его старательно вразумлял десятник Ройтер. Юноша упорно стремился взять все возможное и синяки считал приложением к учебе. В принципе так и есть, но Данила как раз не стремился получить больше необходимого и в основном рассчитывал на ствол фузеи и нож. Или на прикрытие в виде тех самых умельцев. А бегать с сабелькой по нынешним временам как-то не очень. Устарело. Исход реального боя решит количество огнестрельного оружия, его калибр и скорость перезарядки.

В данном случае Отто еще стремился покрасоваться перед Верой, и вряд ли ему приятно привлечение внимания к ошибке. Но тут уж просто совпало, злого умысла не имелось. И хотя она вроде не смотрела, у Данилы было ощущение, что все видит и прекрасно сознает, с чего тот наряжается в праздничные одежки на манер павлина и ходит вокруг, стараясь регулярно попадаться на глаза. Уж помочь таскать ведра или еще чем угодить – святое дело. С высоты своего знания женщин можно смело утверждать: она совсем не против получать знаки внимания, однако будет продолжать делать вид не понимающей, к чему и зачем сокол летает кругами. Голубкам как бы невместно идти навстречу.

– Очень много разного усвоил, – сказал, пытаясь исправить накладку. – На разных языках.

Иногда ему казалось, что большинство его знакомых не знают забот и живут минутой. Иной раз выскажут ненависть и будто с ругательствами облегчают душу. Уже легче жить. У него так не получалось. Вечно пытался прикинуть последствия и спланировать будущее. Правда, толку от того не особо. Все чаще несет по течению, не давая остановиться, и увлекает в совсем ненужном направлении.

– А серьезно?

– Дом родительский не всегда кажется таким уж замечательным, – признал со вздохом, – да в одиночку много хуже. Голод, работа до ломоты в спине, страх, неизвестность – это все нормально для пытающегося жить своим умом.

– Ты так просто говоришь про страх!

– Все боятся. И профессиональные гридни тоже. Наверное, настоящий мужик должен гордо смотреть свысока на опасность, но когда на тебя несется вооруженный вояка отнюдь не с целью накормить пряниками, главное – делать свое дело до конца. Вот Отто, – сознательно приплетая приятеля, – не шарахнулся в сторону, спасаясь. Дал мне возможность выстрелить. Выходит, не так важно, испугался или нет. Выстоял.

– Чтобы из дома уйти, надо тоже себя преодолеть, – заявила Вера. – Как я жалею, что девушка! Встала бы и пошла, не оглядываясь.

– Что ты такое говоришь! – возмутилась сестра.

– А то тебе нравится!

– Тятя хороший, – без особой уверенности сказала Светлана.

– Как алкаш запойный. Пока трезв – лучше не бывает. Выпил – последнее унесет. Сколько она плакала, – явно имея в виду мать, произнесла с тоской.

Тут они обе дружно вздохнули. Были девушки похожи достаточно сильно: курносые, синеглазые, беленькие, стройненькие, с толстыми косами, и даже сарафаны одинаково простые и не новые. Тем не менее, даже со спины не перепутаешь. Светлана младше, а ростом на голову выше. Да и голоса совсем разные.

– Почему бы вам, – тщательно подбирая слова, произнес Данила, – не отправиться к нам в гости пожить?

– А можно? – страстно воскликнула Вера.

– У вас и самих не сильно хорошо было, – рассудительно возразила Светлана.

Все лучше, чем при таком папаше, умудрившемся не первый год спускать не только все доходы, но еще и ваше приданое, очень хотелось отрезать, однако то путь к ссоре. Есть вещи, которые с детьми не обсуждают, если имеешь немного ума. Они все наверняка понимают, да ведь родной человек, и поносить не стоит. Он за кривые слова в адрес матери сразу в рожу давал. И люди были правы, говоря неприятное, пусть и с целью уколоть. Но не врали. Так и было.

– Если захотите, когда пойдем с караваном, отправитесь с нами. Под охраной. Ну а там поживете до моего возвращения. Если не по душе придется, обещаю помочь с возвращением.

– Мы подумаем, – поджав губы, сказала Светлана.

– Я поеду! – сразу согласилась Вера, получив колючий взгляд от сестры. И то, сразу соглашаться неприлично, и не младшей о том напоминать. Они померили друг друга взорами и отвернулись.

– А что это? – забавно морща носик, удивилась старшая, изучая наконец собранный полностью и прикрученный к столешнице агрегат.

– Только вы никому не расскажете?

– Святой крест, – воскликнули девушки синхронно, крестясь. – Чтобы нам повылазило и мужа не найти.

Последняя часть клятвы была для женского пола явно наиболее весомой. Слышал такое в первый раз. Скорее всего, так принято в Новом Смоленске. Везде свои особые правила и присказки.

– Было время… – принялся объяснять Данила, заправляя в иголку нитку.

– Ой, – озадаченно сказала Светлана, – у нее ушко у острия.

– Ага, – согласился Данила.

Немало труда стоило упросить кузнеца пустить его самому поработать. Не подмогни Лив, послал бы мастер его теми самыми матерными словами. Собственно, в первый раз так и выдал порцию матюков.

А потом пришлось делать несколько вариантов, с успехом испортив полдюжины заготовок. Для сшивания кожи использовали не простые иглы, а со специальной заточкой. Овальной, ромбической, квадратной, трехгранной. Без умения не так просто изготовить. Долго мучался, нехорошим словом вспоминая пропавший багаж и ушкуйников.

– …часто приходилось чинить обувь, – продолжил говорить с прерванного места, – и заказчики появились. А шить кожу занятие не из легких. Особенно для мальца.

Он проверил еще раз, подергал ручку, стоит ли устойчиво механизм, легко ли идет ручка.

– И захотелось мне сделать механизму, чтобы шить быстро и легко. А потом подумал – почему, собственно, только кожа? – завершил, подкладывая кусок ткани и вращая ручку. – Любую вещь можно. И не просто так, – сказал, поднимая лапку и доставая простроченный обрезок, – а даже двойной стандартный шов. Игла ведет нить, а на челноке закреплена вторая нитка, и движение равномерно, – он протянул девушкам образец.

– Черт! – сказала Вера, уставившись на простроченную ткань.

– Приличная девушка не должна произносить таких слов, – не иначе кого-то передразнивая, потому что старушечьим голосом, чопорно выдала Светлана.

– Это сколько же стежков в минуту? – игнорируя сестру, потребовала Вера.

Светлана, не дождавшись ответа, моментально отобрала у сестры кусок ткани и очень точно повторила манипуляции.

– Много, – заявил весело Данила, – больше чем величайший в мире портной сумеет. Если, конечно, – добавил самокритично, – прямо через час не развалится. Это пока проба. Надо посмотреть, что неудачно.

– Дюжина пар рабочих штанов для шахтеров у Виктора в лавке обходится в тринадцать с полтиной, – повернулась Светлана. – Если можно шить быстрее и продавать чуток дешевле…

– Это потому взял у него столько ткани? – поддержала Вера.

На самом деле просто действительно нужной соли оказалось недостаточно, включая и немалых размеров склад. Сколько в лавке берут? Запас не очень велик. Фузеи для его целей дороги, порох тоже. Вот и пришлось набирать всего понемногу, лишь бы подвести окончательную черту. Все равно кое-что понадобится. Табак, сахар тростниковый, пряности, фрукты сушеные, свинец, ткани.

И тщательно проверять сукно, чтобы не подсунули паршивого. Приходилось уже сталкиваться: приказчик развернет несколько локтей – ситец смотрится нормально. А в глубине свертка гниль. Специально так сворачивают и наивным подсовывают. А потом ничего не докажешь, да и купчина тот неизвестно, появится ли второй раз на реке. Постоянные такого не делают – слух пойдет сразу. А в городе и с чужаком почему не устроить подлянку? На глазах у тебя замерят, а за дверью обнаруживаешь нехватку аршина-другого.

– Ну что, сумеете? Ткань и механизм мои, пошив ваш. На полтину дешевле за счет скорости отдавать, и доход поровну.

– На троих? – продемонстрировала Светлана торговую сметку.

– На двоих, – твердо сказал Данила.

Чересчур баловать вредно. Правильно и вовсе посадить за плату, но родственницы. Неудобно. И хотелось дать возможность самостоятельно подработать. Широкие жесты не всегда уместны. Могут обидеться, решив, что подачка. Не нищие все же.

– Почему только штаны? – потребовала девушка.

– А это сами решайте, – разводя руками, согласился он. – Что лучше пойдет, вас учить не требуется.

– Если соединить верхнюю часть с нижней в одно облачение, то тоже можно выгадать.

– А возьмут такое? – озадаченно спросил Данила, попытавшись представить странную одежду.

– Попробую, – тряхнула головой Светлана.

– Только сначала мы сошьем сарафаны, – с вызовом заявила старшая, – на пробу из новой ткани.

– Ну не при нем же, – кивнув на Данилу, прокомментировала младшая.

– Девочки, – сказал тот серьезно, – давайте договоримся. По-честному я должен был родственникам привезти подарки, так? Значит, разрешаю сшить себе что хотите, используя принесенное.

Договорить ему не дали, повиснув с визгом на шее. Между прочим, достаточно приятно, невзирая на отнюдь немалую тяжесть.

– Берите что хотите, – продолжил, когда они слегка успокоились, – шелк, сатин, хлопковую ткань. Даже по два сарафана, – выставил руки перед собой, защищаясь от повторного приступа. – Но, надеюсь, вы хорошо понимаете разницу между подарком и договором. Не собираюсь бегать и проверять каждый кусок, но отчет должен быть. Чтобы хоть разобрались, что имеем и насколько полезен механизм.

– Анька с Отрадой сдохнут от зависти, – мечтательно сказала Светлана. – Уж я расстараюсь. До недели надо успеть.

– А обувь! – почти простонала Вера.

Ага, к новому платью и в стоптанных башмаках? Женская натура в любом возрасте одинакова.

– Куплю я, – обреченно согласился Данила. В конце концов, если бы не Вера, много больше бы потерял, и не порадовать ответно было бы нехорошо. Не деньги же предлагать и говорить «спасибо», что собственного отца сдала. Она и так потом ходила, старательно уклоняясь от разговора. Даже сейчас ее Светлана изначально удержала, а то бы сбежала. Стыдно за тятю.

– В церковь пойдем в новом, – счастливо сказала Светлана.

– Черт, черт! – подскочил парень. – Мне же в монастырь надо!

– Приличные юноши из хороших семей такими словами не выражаются, – хором сказали довольные сестры.

Монах в воротах не удосужился остановить и потребовать отчета, куда Данила несется. Молча кивнул: запомнил с прошлого раза. Вот интересно, откуда берутся иноки подобного рода. По виду и поведению он жутко напоминал опытного вояку, пусть все вооружение исчерпывалось немалого размера дубиной. Обращаться с ней монах умел, да и кистень под рясой не зря присутствовал. Наверняка неплохо обращался, и христианского смирения на бородатой со шрамом морде как-то не наблюдалось.

Машинально сдернул шапку и перекрестился на деревянную церковь. Она давно не справлялась с нагрузкой, не вмещая всех, и строительство рядом началось не зря. Между главными воротами и поднимающимся собором располагалась немалого размера площадь, заполненная стройматериалами, людьми и занятыми чем-то местными насельниками в черных одеяниях. Только и слышались шум и стук.

Не удивительно: кирпичные стены собора пока поднялись сажен на десять, и работы еще масса, хотя не первый год каменное здание строили. По количеству трудяг как бы не второе после шахт место занятости жителей города. До установки шпилей еще далече, и будет чем заняться не один год. А потом наружная и внутренняя отделка, фрески, мозаики…

Обошел стороной всю эту деятельность и направился прямиком к хозяйственным зданиям. Помимо них там располагались монастырская трапезная и находились монашеские кельи.

Отец Александр отчитывал за что-то понурого мужичка. Данила встал за спиной воспитуемого, чтобы его казначей увидел. Как оказалось, тактика вышла правильной. Монах моментально прервал на полуслове нотацию.

– Ступай, – приказал, перекрестив счастливого окончанием перечисления грехов и недостатков на прощание. – Второй раз поймаю – не обижайся. По всей строгости накажу. Очень хорошо, что появился, – сказал уже Даниле, не дожидаясь, пока неизвестно на чем проштрафившийся человек уйдет подальше, – тебя хочет видеть игумен. Пойдем!

– Зачем? – слабо пискнул парень.

В голове уже крутилась не особо приятная картина, в которой основное место занимало покаяние и розги. Ведь нормально все шло, кто доложил? Не сам же казначей. Ну выяснил про наличие немалых запасов соли в монастыре. Хорошая ведь комбинация. Тут зря жгут ему карман те самые семь с лишним тысяч долга дядьки, а у них товар бессмысленно лежит на складе в огромном количестве. Самое милое дело – махнуть обязательство на груз для готов. Потом отдадут Давыду меньше на такую сумму из его процентов.

Чисто, красиво и всем выгодно. Тем более что в разговоре с глазу на глаз намек понял и моментально согласился. Пять сотен гривен ушли в карман отца Александра. Точнее, товар на такую сумму останется на складе, вопреки бумагам. Уж продаст он его лично себе в прибыль, поделится с кем-то или старается для монастыря – бог весть. И не требуется знать подробностей. А тут вдруг Данила настоятелю понадобился.

– Не знаю, – с досадой сказал казначей.

Ага, значит, не долги и соль. Тогда что? Деньги утекали сквозь пальцы, и большую часть приведенных коней он тоже монастырю продал. Все равно дальше идти по реке. Но там все без подвоха. Поторговались и за правильную цену. Может, и нагрели чуток, но без этого не бывает. Свое он получил, и даже с избытком. Все же лошади вьючные и грузовые, выносливые и морозостойкие местной породы, покрытые шерстью, понимающими ценятся не меньше промысловых. В отличие от разводимых на юге, не требуют особого отношения. Даже зимой могут кормиться травой из-под снега, разгребая его копытами. Здешние мельче и под тяжеловооруженного всадника не годятся, зато в лесу чувствуют себе нормально.

– Может, просто захотел расспросить, – на ходу помолчав, объяснил провожатый. – Он это любит, с пришлыми людьми пообщаться и нечто новое выяснить. Тем более что про тебя болтать принялись. Не каждый день такие деньжищи выигрывают.

– Так то не я, – произнес было Данила и осекся.

Ну да, ему одного для полного счастья не хватает: отправить к игумену Земислава. И чтобы тот принялся вдохновенно излагать про Старика Тенгри и Высокое небо. При всей своей неразговорчивости иногда не хуже нудного попа принимался, по его мнению истины, излагать между упражнениями по дыханию и концентрации. Зачем вся эта информация, уж не надеется ли на свою сторону перетянуть? Тем более не понять, в чем отличие от православия, раз есть Бог единый благодетельный, всезнающий, распоряжающийся судьбами.

Правда, вместо троицы существует Мать-природа Умай, чем не Божья Матерь? Еще жизненная сила, сиречь магия, что дело тонкое и мутное. Но в принципе та же тройственность и Слово-Дух. Уважение к умершим предкам, почитание героев, кормление огня. Ничем не отличается от святых, икон и горящей лампады. Правда, вот непризнание Иисуса Христа Сыном Божьим… Лучше не устраивать дискуссии, даже если кто-то горит желанием выискивать еретиков, а кто-то стать мучеником. Очень хорошо, что на людях хватает ума помалкивать. Целее будем.

– Называй игумена «ваше высокопреподобие», – останавливаясь у ничем не отличающейся от остальных дверей, прошипел казначей и постучал. – Привел, отче, – доложил, кланяясь, после невнятного разрешения войти.

Парень поспешно поцеловал протянутую руку. Отцу Федору сроду бы не стал, да тот и не подсовывал. После окончания службы, бывает, к кресту прикладываются, но прямой обязанности не существует. Кто хочет, тот и подходит. Когда прямо предлагают, лучше уж не кривить морду. Все же уровень здешнего попа достаточно высок по любым меркам.

– Присаживайся, – сказал гулкий голос и одновременно небрежный жест. Отпускает казначея. Тот ему не требуется. Выходит, скорее всего, не станет устраивать допрос насчет разницы в сумме и левых коммерческих сделках. – Данила… – пауза достаточно многозначительна.

– Афанасьевич, ваше высокопреподобие, – доложил, пристраиваясь на стуле и поднимая взгляд на собеседника.

Очень странный вид у игумена. Чрезвычайно бледная кожа, благодаря черным одеяниям кажущаяся еще светлее. Худой до скелетообразности, а глаза странные, напоминающие дыры. Очень хотелось передернуться от неудобства при таком взгляде, и Данила с трудом себя удержал. И никто не предупреждал, насколько молод высший церковный чин. Лет сорок по виду, не больше. Тоже странно. Канонический возраст рукоположения во священнический сан не раньше тридцати. Только редко, когда кандидатов на иерейское служение не хватает, рукополагают более молодых в виде исключения. А монастырь и прииск в Новом Смоленске давно существуют. То есть он приехал сюда уже в соответствующем духовном чине. Непростой человек, и возможно с мощными связями. Портить с ним отношения и без того опасно, но здесь не просто местничеством пахнет – высокими должностями приславшего сюда.

– Только молод ишо претендовать на отчество в обращении, – признал Данила скромно.

Хотя девятнадцать лет – совсем немало. Взрослый по всем показателям и самостоятельный давно по закону. С этой стороны его не подцепить.

– Скромность – это хорошо, – одобрил монах. То ли насмешничает, то ли всерьез, не понять. – Дар немалый поднес монастырю.

– То дело правильное, – с постной рожей ответил Данила, которому два бивня мамонта до слез жалко было до сих пор. Иногда приходится делать соответствующие жесты для налаживания отношений. Просто так даже с Давыдом к казначею не подкатишься. А так политес соблюден, и никто не ушел обиженным. Он монахам подарок, а они обещали в библиотеку допустить. Вряд ли в новом монастыре нечто оригинальное имеется, но копии полезных книг должны найтись. А ему это особо интересно.

– Да ведь немалого достиг, сколько народу за тобой идет и доверяет. Чем заслужил?

– Если честно, ничем. Под руку подвернулся.

– А поведай-ка мне, как это случилось, – тоном лучшего друга предложил монах. – Что там за история с сарматами?

Данила мысленно себя обматерил. Почему в очередной раз не подумал? Кто тянул за язык? На сеземцев никто внимания не обращает, а здесь слух пошел моментально. Или то Виктор ему подкузьмил, сосватал собеседника? Кто, собственно, слышал? Тиун Гаврила тоже. Пес его знает, в каких они все отношениях. За три дня толком не разобраться, да он и не старался. Очередная глупость. Урок на будущее. Ага, чисто случайно пригласил. И собирается пиво за рассказ красочный поставить, мелькнуло в голове. Чего же ему надобно?

Ну деваться некуда, и Данила принялся максимально подробно излагать историю своего путешествия, старательно избегая любых упоминаний о Баюне, подозрительных обычаях и предложении привезти огнестрельное оружие. Все равно деваться некуда, поведал и о перемешавшихся с местными дикарями сарматах. Об их готовности торговать и вполне дружелюбном отношении. Люди как люди, ничего особенного, а толком все одно поделиться нечем, потому что говорить там практически не с кем. Лопочут нечто на своем наречии и всего двух видел, знающих словенский.

– Попей, – сказал сочувственно игумен, когда долгий и с бесконечными отступлениями рассказ иссяк. – В горле, небось, пересохло.

В этом показном сострадании Даниле почудилась издевка. Его практически не перебивали, но уточняющие вопросы тоже многое сказать могли. Выслушивать подробности о родственниках или охоте монах не пожелал. Про готов был в курсе и достаточно хорошо. А вот про члагов услышал впервые и явно заинтересовался. Как раз тем, что обсуждать меньше всего хотелось. Поэтому услышанное от Лизки излагать не стал. Не зря Ортановы люди много лет помалкивают. И ему невместно влезать с откровениями в чужие отношения. По-любому Новый Смоленск к тем землям отношения не имеет.

– Спасибо, ваше высокопреподобие, – сказал вслух чопорно, наливая в кружку квас из сосуда. – Не изволите тоже отпить?

– Не надо так официально, – слегка поморщился игумен. – «Отче» вполне достаточно. Скажи, что ты думаешь о тех людях, сарматах?

– Язычники, – сразу ответил Данила, – так мы же терпим сеземцев. Далеко не все крещеные, а кое-кто одна видимость. В лесу не проверишь.

– Это уж не говоря про некоторых представителей православной паствы, – неожиданно произнес монах, заставив вновь насторожиться. Уж не в его ли огород камень? – Многие, ох, многие до сих пор в грех двоеверия впадают. А это опаснее любого открытого многобожия. На словах ласковы – душа черна. Задача истинно православных людей нести свет истины заблудшим душам! – это он почти прогремел.

– Люди в массе своей невежественны, – пожимая плечами, возразил Данила. – Крестьяне вдвойне, но как могут на дальних хуторах соблюдать все правильно, не имея святых книг под рукой. Распространить их надо по бросовой цене. Или вовсе раздавать любому желающему. Причем на понятном любому языке. Тогда и станут искать правильные ответы в текстах, а не у шаманов.

– Приятно говорить с умным человеком. Только задумайся, верно ли неподготовленный ум оставить без пояснений. Люди невежественны и частенько склонны толковать в удобном для них смысле Писание. Именно чтобы не вышло путаницы и не возникали ереси, сначала отцы церкви обсуждают важнейшие положения и выносят решения на Соборе. С недоумением надо идти к священнику, а не к соседу.

– Но если даже словенский народ недостаточно подготовлен, чего требовать от дикарей?

– Бог не указал бы путь в Беловодье, если бы он не намеревался отдать его нам во владение. Наши вероучение и традиции воплощают в себе вечные истины! Православная церковь не нуждается в выработке новых формул!

Кажется, правильно будет срочно заткнуться. Священник явно не собирается выслушивать критику и возражения. Хотя почему изначально в прежнем мире можно было записать Библию на местном диалекте и даже изобрести для этого алфавит, а после Исхода запретить перевод, притом язык изменился сильно, никто толком объяснить не может. Сами и рождают дремучесть. Будто кто-то не видит борьбы стяжателей с проповедниками очищения. Аж до них докатываются разборки и проповеди. Уж игумена точно цепляет за живое их борьба, не зря разъярился.

– Всегда помни о душе, отрок! О вечном не забывай в бренном существовании никогда. Выбор за тобой, а господь наш милосердный ниспошлет и в земной юдоли исполнение упований твоих!

Жесткий тон и явный гнев внезапно сменились доброй улыбкой пастыря, отечески поучающего неразумное дитя.

– Тело мое слабо, однако испытания, посланные Господом нашим, не отвратили душу от праведного пути, – игумен треснул кулаком по столу, так что кувшин опрокинулся и Данила кинулся ловить. Одновременно и сам попытался схватить, но мазанул мимо.

«Да он слепой!» – в очередной раз с длительным запозданием дошло до юноши. Это уже превращается в традицию – быть умным задним числом. Вот почему такой странный взгляд и смотрит не прямо в глаза, а в какую-то точку в районе рта, невольно смущая. Занятно, но к чему тогда такие большие стекла в двойной раме. А ведь в немалые деньги должно было обойтись везти сюда. Или различает свет? Говорят, не все слепцы полностью во тьме сидят.

– Дело православной церкви – нести свет повсюду, где она находится! И ты мне поможешь!

– Ну так есть же у готов священники, – в откровенном недоумении промямлил Данила.

– То не Смоленская епархия, и не станут мне доносить о происходящем в подробностях.

Это уж точно, подумалось мимолетно. Кому нужны чужие указания. Готы за право молиться на собственном языке кого хочешь загрызут. Не зря за старину держатся. И в голову не пришло выяснять, кому подчиняются по духовной части. Может, и никому. Сами по себе живут.

– А ты можешь!

А что он числится смоленским гражданином, но на деле даже города никогда не видел, ничего? Вслух ехидства проявлять не посмел.

– А я тебе поспособствую. Что смотришь? – спросил священник с усмешкой. – Ничего ужасного поперек совести и чести не прошу. Просто ставить в известность о происходящем. И особенно о сарматах. Все, что узнаешь. В старые времена они были опасны, любопытно, во что превратились сегодня. Изменились ли и в какую строну. Разве много прошу?

– Всегда готов услужить, отче!

– Не так, – он поморщился. – Правильно сказать… – последовала пауза.

– «А что я получу взамен»? – предположил Данила.

– Молодец. Доброе отношение уж точно. Мое слово имеет вес немалый. Но прямо сейчас могу предложить кое-что другое. Тебе двенадцать-пятнадцать тысяч пудов соли до Севастьяновки надо доставить, а ни подходящего корыта, ни бурлаков найти не можешь по нормальной цене. Зимовия суденышко три раза ходить станет и цену дерет. А я тебе устрою расшиву с командой – и за один поход все доставит без промедления.

То есть не зря показалось, что кормщики в глаза не смотрят и отказывают моментально, невзирая на предложенные суммы. Это разминали для соответствующего предложения. Или бросай соль до будущего года, а придется амбар и сторожа завести, или плати втридорога, или торчи на берегу, пока караван уплывает, раз не имеешь средств. А ведь не удивлюсь, коли в курсе наличия точного количества серебра в мошне. Не дай бог показать золото – и вовсе вцепится. А поп строит из себя огромного благодетеля. Сам же все и подстроил и от всей души помощь предлагает.

– Вот за это огромное спасибо, – со всей возможной радостью вскричал, подпуская в голос наивность. – И, конечно же, не вижу ничего ужасного в описании происходящего в лесах. Напротив, вдруг действительно опасность там. Хотя не верю. Столько лет прошло, давно бы с теми готами разодрались, будь агрессивными. Но уж простите, ваше высокопреподобие, – сказано подчеркнуто, – соглядатаи мне рядом без надобности. Торговое дело чужого присмотра не любит. Иной раз приходится и ловчить, а доклады по начальству с описанием мне о том излишни.

Может, и резко прозвучало, но если игумен действительно не держит за идиота, должен понять. Еще не хватает монашка при себе иметь. Ему, может, счастье мученическую смерть принять, а мне как-то не очень. Мое дело привезти и подать товар. А веру я трогать не стану. Ни нашу, не чужую.

– А Земислав, – вкрадчиво сказал игумен, делая очередную многозначительную паузу. Понимай как знаешь.

– Какой из него надсмотрщик? Он неудачник, – не моргнув глазом, ответил Данила. – У своих не котируется. Не жены, не детей, – первая, правда, была раньше, да что-то случилось. Волхв в обычной манере ничего не поведал, изложив однословно ответ. Второе – без понятия. – Мечтатель. Уставится на облака и сидит так полдня, – что опять же случалось, но волхвом называлось полезной медитацией. Одно и то же для разных людей выглядит по-разному, а уж в рассказе! – Захотел на мир посмотреть – что за его родными лесами. Уже не нравится. За ворота носа высовывать не желает. Не так ему пахнет, говорят и ведут себя.

– Но фортуна его любит!

– Кто? – удивился Данила, поколебавшись. Не особо тянуло в подобной компании демонстрировать знакомство с языческими греческими богами. Монахи, конечно, люди просвещенные и хранители знаний, но далеко не всем делятся.

– Удача.

– Это да, – согласился Данила. – Там пройдет, где любой другой ногу сломает. Потому и полезен. Но интереса не имеет ни к охоте, ни к хлеборобству, ни к чему. Будет сидеть, пока не проголодается или кто-то не скажет, что делать. Тем и полезен. Приставили? – он почти искренне рассмеялся.

Только за дверью перевел дух и вытер пот. Игумен умел давить и навязывать свою волю. Придется писать почтительные письма для сохранения приятных отношений и старательно обдумывать, как бы не вляпаться. При желании может устроить кучу трудностей на реке. А это выйдет боком. Доставка ста пудов товаров с побережья до волока за добрых три тыщи верст по реке обходилась приблизительно в пятнадцать гривен. Перевозка того же количества товара сухопутным путем на тридцать верст стоила столько же. Возить по воде много дешевле. Не нужно тратиться на длительную кормежку возчиков, охранников и животных. Платить на границах пошлину и отделываться от наглых требований на пути.

Постоял и криво ухмыльнулся. Теперь ему действительно потребуется умение концентрироваться и отбрасывать ненужное. Еще ничего не совершил, а за спиной торчат три силы или даже четыре, если считать Баюна отдельно, и каждая со своими отличными интересами. И надо научиться лавировать между ними, уклоняясь от прямого содействия. Не зря купцов всех подряд считают шпионами и жуликами.