Вечер за вечером Скол быстро (но не слишком) ужинал, ехал на монорельсе в Музей достижений Семьи и до самого закрытия за десять минут до начала телепередач изучал там лабиринт огромных, до потолка, освещенных карт. Однажды пошел туда после отбоя – полтора часа пешком, – однако с фонарем рассматривать карты оказалось невозможно, обозначения на них терялись в луче яркого света, а включить внутреннюю подсветку он не рискнул – судя по всему, она была в общей цепи и могла привести к сильному перерасходу электроэнергии и сигналу тревоги в Уни. В воскресенье приехал туда с Мэри КК, отправил ее смотреть выставку «Вселенная будущего», а сам три часа кряду изучал карты.

И все напрасно: ни единого островка без города или промышленного предприятия; ни одной горной вершины, не занятой станциями космического слежения или климатологическими центрами; ни одного квадратного километра суши – или, если на то пошло, морского дна, – где не было бы шахт, полей, фабрик, домов, аэропортов или парков восьмимиллиардной Семьи. Золотая надпись над входом в картографический зал гласила: «Земля – наше наследие. Мы используем ее мудро и рачительно» – и, видимо, не обманывала. Не удавалось найти место даже для крохотной общины.

Умер Леопард, и Воробейка снова пела. Король сидел молча, ковыряясь в каком-то старинном приборе, а Снежинка хотела еще больше секса.

Скол шепнул Лилии:

– Ничего. Абсолютно ничего.

– Вначале, наверно, были сотни маленьких колоний. Какая-то должна была сохраниться.

– Тогда это десяток товарищей где-нибудь в пещере.

– Пожалуйста, ищи дальше. Ты не мог проверить каждый остров.

Он думал об этом ночью, сидя в автомобиле двадцатого века и переводя его бесчисленные рычаги; и чем больше думал, тем меньше верилось в город или колонию неизлечимых. Положим, он проглядел неиспользуемое место на карте. Может ли поселение существовать так, чтобы Уни не знал? Люди накладывают отпечаток на природу; жизнедеятельность тысячи и даже сотни человек привела бы к повышению температуры, загрязнению рек отходами и, возможно, воздуха – дымом примитивных костров. На километры суши и моря вокруг видны были бы десятки очевидных признаков.

Итак, Уни давным-давно знал бы о существовании теоретического города, а зная, сделал бы что? Отправил врачей и наставников с переносными кабинками для терапии, «вылечил» бунтарей и превратил их в «здоровых» членов общества.

Если, конечно, они не стали сопротивляться… Их предки сбежали из Семьи вскоре после Унификации, когда терапия была добровольной, или позже, когда она уже стала обязательной, но еще не столь эффективной; естественно, некоторые защищались, применяя силу, – смертоносным оружием. Разве они не передали бы свой опыт, вместе с оружием, следующим поколениям? Что сделал бы Уни сейчас, в 162-м, столкнувшись с подготовленной обороняющейся группой людей, когда в его распоряжении лишь беззащитная и миролюбивая Семья? Что сделал бы он пять или двадцать пять лет назад, обнаружив признаки существования неизлечимых? Оставил все как есть? Позволил им прозябать в «болезни» на нескольких квадратных километрах? Распылил над городом ЛПК? А если они умели сбивать самолеты? Может, Уни решил бы в своих холодных стальных блоках, что стоимость «излечения» перевешивает пользу?

До очередной терапии оставалось два дня, и мозг Скола был бодр, как никогда. Добиться бы еще большей ясности! Он что-то упускает, что-то прямо за гранью сознания.

Если Уни оставил город в покое, предпочитая не жертвовать товарищами, временем и техникой, то что тогда? Из этого следовал какой-то вывод.

В вудверг, за день до терапии, Скол позвонил в медцентр с жалобой на зубную боль. Ему предложили утро пятницы, но он сказал, что в субботу приходит на терапию и нельзя ли убить одним выстрелом двух зайцев? Боль не сильная, так, легкая пульсация.

Записали в субботу на 8:15.

Затем он позвонил Бобу РО и объяснил, что у него в субботу в 8:15 визит к стоматологу. Может, имеет смысл в тот же день пройти и терапию? Так сказать, двух зайцев одним выстрелом…

– Почему бы и нет? Подожди. – Боб включил телекомп. – Ты ЛИ РМ…

– Тридцать пять М 4419.

– Ага. – Боб стучал по клавиатуре.

Скол безмятежно наблюдал.

– В субботу утром в 8:05.

– Отлично. Спасибо.

– Спасибо Уни.

Отсрочка давала дополнительный день ясности.

В ту ночь, в вудверг, по расписанию был дождь, и Скол остался у себя в комнате. Сидел за столом, подперев кулаками лоб, думал, жалел, что он не в музее и нельзя курить.

Если город неизлечимых существует и Уни об этом знает и не уничтожает его вооруженных защитников, то… то…

То Уни скрывает это от Семьи, чтобы не волновать или, в некоторых случаях, не искушать товарищей, и отправляет ложную информацию в картографическое оборудование.

Конечно! Как можно показывать якобы неиспользуемые участки на славных картах Семьи? «Папочка, погляди! – воскликнет ребенок на экскурсии в МДС. – Почему мы не пользуемся нашим наследием мудро и рачительно?» И папочка ответит: «Да, очень странно…» Поэтому город следует обозначить ИНД99999 или «Огромная фабрика по производству настольных ламп» и никого не подпускать ближе пяти километров. Если это остров, вообще не нужно показывать; его заменит голубой океан.

Следовательно, изучать карты бесполезно. Города неизлечимых могут быть тут и там, везде. Или их нет вообще. Карты не доказывают ни то, ни другое.

Осмотр карт с самого начала был полным идиотизмом, и способа найти город неизлечимых нет. Разве что обойти пешком всю Землю. И ради этого великого открытия он ломал себе голову?

Драка побери Лилию с ее сумасшедшими идеями!

Нет, не так.

Драка побери Уни!

Полчаса он утюжил мозгом препятствие – как найти теоретически существующий город в мире, где нельзя путешествовать? – Наконец сдался и лег спать.

Вспомнил Лилию, поцелуй, которому она воспротивилась и который приняла, и странное возбуждение при виде ее мягких конических грудей…

В пятницу Скол был взвинчен до предела. Вести себя нормально стало невмоготу; весь день на работе, потом за ужином, телевизором и в фотоклубе он едва держался. После звонка к отбою пошел к Снежинке. «О-ох, – простонала она, – я завтра не смогу пошевелиться!» А от нее – в музей. Бродил с фонарем по залам, не в силах думать ни о чем другом. Возможно, город существует, и даже недалеко. Он взглянул на выставку денежных знаков, на заключенного в камере (мы оба в камере, брат), на дверные замки и фотоаппараты для двухмерных изображений.

В голову приходил только один выход, однако он предполагал участие десятков товарищей, каждый из которых изучит карты в соответствии со своими ограниченными познаниями. Скол, например, просмотрел бы генетические лаборатории и исследовательские центры, а также города, в которых бывал или о которых слышал. Лилия проверила бы учреждения наставников и другие города… На это потребуется вечность и целая армия сообщников со сниженной дозировкой!

Скол взглянул на карту 1951 года и, как всегда, подивился странным названиям и замысловатым очертаниям границ. И все-таки товарищи в те времена могли более или менее перемещаться по своему желанию! Тоненькие тени двигались под его лучом по краям аккуратных заплат, вырезанных точно по сетке карты. Если бы не движение фонаря, голубые прямоугольники были бы совершенно неза…

Голубые прямоугольники…

Если город расположен на острове, его скроет голубой океан!

И то же самое придется сделать на доунификационных картах.

Он сдержал радость. Принялся медленно водить фонарем по стеклу и считать заплаты, от которых появлялась тень. Их было восемь: все голубые, в океане и распределены равномерно. Пять закрывали одинарные прямоугольники сетки, а три захватывали сразу несколько. Один находился рядом с Инд в «Бенгальском заливе» – Заливе стабильности.

Скол положил фонарь на витрину и обеими руками приподнял широкую, видавшую виды раму. Снял ее с крюка и опустил, прислонив стеклом к колену.

Серая бумага сзади оказалась сравнительно новой. Снизу были напечатаны буквы ЕВ.

Держа за проволоку, он пронес карту через зал и спустился в хранилище на втором этаже. Включил свет и аккуратно положил на стол тыльной стороной вверх.

Кончиком ногтя оторвал внизу и по бокам тугую бумагу, выпростал ее из-под проволоки и загнул назад, чтобы не мешала. Под нею обнаружился белый картон, закрепленный рядами отделочных гвоздиков.

Скол порылся в коробке с мелкими артефактами и выудил ржавые клещи с желтой наклейкой на ручке. Выдернул гвозди, поднял лист картона, потом второй.

Изнанка карты была в коричневых пятнах, однако целая, без дыр, которые объяснили бы необходимость заплат. Слабо проступала коричневая надпись «Уиндхэм, МУ 7-2161» – какое-то цифроимя старого образца.

Скол взял провисшую карту за края, перевернул и поднял над головой, глядя сквозь нее на белый освещенный потолок. Под всеми заплатами просматривались острова: вот большой, «Мадагаскар»; вот группа маленьких, «Азоры». В Заливе Стабильности была цепь из четырех островков, «Андаманские». Таких на картах МДС Скол не встречал.

Он опустил карту обратно на раму лицевой стороной вверх, ухмыльнулся ее доунификационной причудливости и восьми голубым, почти незаметным прямоугольникам. Лилия, я тебе такое расскажу!

Положив раму на стопки книг и установив под ней фонарь, обвел на листе бумаги четыре маленьких острова Андаманского архипелага и береговую линию «Бенгальского залива». Скопировал названия и местоположение других островов и пометил масштаб карты, который исчислялся в «милях», а не километрах.

Пара средних по размеру островов, «Фолклендские», находились у побережья Арг («Аргентины») напротив «Санта-Круса», нынешнего АРГ20400, судя по всему. Что-то забрезжило в памяти и исчезло.

Он измерил Андаманские острова. Общая протяженность трех, расположенных близко друг к другу, – примерно сто двадцать миль, или, если он не путает, около двухсот километров; хватит на несколько городов! Проще всего добираться с другой стороны Залива Стабильности, из СЕА77122, если они с Лилией (а Король? Снежинка? Воробейка?) туда отправятся. Если? Конечно! Они что-нибудь придумают, обязательно. Ведь острова существуют!

Скол перевернул карту лицевой стороной к стеклу, накрыл ее картоном и клещами забил обратно гвозди, гадая, почему все время всплывают в памяти АРГ20400 и Фолклендские острова.

Просунул бумагу под проволоку – в воскресенье надо будет заклеить лентой – и отнес карту на третий этаж. Повесил на крюк и убедился, что разорванная бумага не торчит по бокам.

АРГ20400… Недавно по телевизору показывали, что там под городом роют шахту по добыче цинка; может, поэтому прицепилось название? Он точно никогда там не был…

Скол спустился в подвал и достал из-за водонагревателя табак. Вернулся в хранилище, вытащил из картонной коробки трубку и принялся резать за столом листья.

Вдруг острова замаскированы по какой-либо другой причине? И кто ставит заплаты?

Хватит. Он устал думать; глядя на сверкающее лезвие ножа, вспомнил, как при первой встрече Тихоня и Воробейка тоже резали здесь табак. На вопрос, где они берут семена, Тихоня ответила, что их дал Король.

И тут он понял, где видел АРГ20400 – цифроимя, не сам город.

Два товарища в одежде санитаров вели в центральную больницу вскрикивающую женщину в рваном комбинезоне. Ее держали под руки и что-то говорили, а она все кричала – коротко, резко и монотонно, и эхо снова и снова отражалось от стен домов. Женщина вскрикивала, и город и ночь кричали вместе с ней.

Женщина и ведущие ее товарищи вошли в больницу. Скол подождал, пока не смолкли приглушенные крики, и пересек улицу. У сканера на входе пошатнулся, словно потерял равновесие, коснулся браслетом ниже считывающей поверхности и медленно, нормально пошел к скользящему вверх эскалатору. Взялся за поручень. Где-то в недрах здания женщина все еще кричала, потом стихла.

В коридоре второго этажа горел свет. Ему кивнул товарищ с подносом стаканов. Он кивнул в ответ.

Третий и четвертый этажи тоже были освещены, а следующий эскалатор наверх стоял, и там было темно. Скол поднялся по ступеням на пятый этаж, затем на шестой.

Он шагал с фонарем – теперь уже не медленно, а быстро – мимо кабинетов, по которым его водили те двое врачей, женщина, называвшая его «юным братом», и наблюдавший за ним мужчина со шрамом на щеке. В конце коридора посветил на дверь с табличкой 600А, «Отделение химиотерапии. Главврач».

Прошел через приемную в кабинет Короля. Большой стол выглядел аккуратнее: потертый телекомп, сложенные стопкой папки, контейнер с ручками и два пресс-папье – необычной квадратной формы и стандартное круглое. Он взял круглое, с прохладной блестящей поверхностью и гравировкой АРГ20400, и секунду взвешивал его на ладони. Положил обратно, рядом с фотографией молодого Короля возле купола Уни.

Обошел стол, выдвинул средний ящик и отыскал ламинированный график работы отделения. Пробежал глазами половину колонки Иисусов и нашел Иисуса ХЛ 09Е 6290. Классификация 090А; дом Г35, комната 1744.

Скол секунду помедлил перед дверью, неожиданно осознав, что может застать здесь Лилию. Не исключено, что она дремлет сейчас рядом с Королем под его вытянутой собственнической рукой. И прекрасно! Пусть узнает из первых рук!.. Вошел и мягко затворил за собой дверь. Посветил фонарем на кровать.

Король спал, обхватив седую голову руками. Один.

Скол и обрадовался, и огорчился. Больше все-таки обрадовался. Он поговорит с ней потом, победоносно придет и все расскажет.

Зажег в комнате свет и убрал фонарь в карман.

– Король!

Голова и руки в пижаме не пошевелились.

– Король! – повторил он, подходя к кровати. – Просыпайся, Иисус ХЛ.

Тот перекатился на спину и заслонился от света рукой. Прищурившись, поглядел сквозь пальцы.

– Надо поговорить.

– Что ты здесь делаешь? Сколько времени?

Скол бросил взгляд на часы.

– Без десяти пять.

Король сел, потирая ладонями глаза.

– Злость, что происходит?

Скол подвинул стул к изножью кровати и сел. В комнате было не прибрано, из мусоропровода торчал грязный комбинезон, на полу темнели пятна чая.

Король кашлянул в кулак раз, другой. Не отнимая руки ото рта, поглядел на Скола. Его глаза были красными, волосы смяты со сна.

– Хочу спросить, как там, на Фолклендских островах?

Король опустил руку.

– На каких островах?

– Фолклендских. Тех, где ты раздобыл семена табака. И парфюмерную воду, которую подарил Лилии.

– Я сам ее сделал.

– Семена тоже сам?

– Мне их дали.

– В АРГ20400?

После секундной паузы Король кивнул.

– А тот человек где их взял?

– Не знаю.

– Ты не спросил?

– Нет, не спросил. А не пойти ли тебе восвояси? Поговорим завтра вечером.

– Никуда я не пойду, пока не услышу правду. У меня терапия в 8:05. Если я вовремя на нее не явлюсь, всему конец – мне, тебе, всей группе. Не бывать тебе больше никаким Королем.

– Дракин сын! Вон отсюда!

– Я никуда не уйду.

– Я уже сказал тебе правду.

– Не верю.

– Да пошел ты! – Король лег и перевернулся на живот.

Скол, не шевелясь, смотрел и ждал.

Через несколько минут Король снова сел. Отбросил одеяло и спустил босые ноги на пол. Почесал обеими руками ляжки в пижаме.

– Не «Фолклендские», а «Американуэва». Они выбираются на берег и выменивают что-то свое на местные товары. Заросшие существа в дерюге и коже. Больные, отвратительные дикари, речь которых почти невозможно разобрать.

– Они существуют! Они выжили!

– Только на это их и хватило. У них загрубевшие, как дерево, натруженные руки. Они воруют и голодают.

– Но в Семью не возвращаются.

– А зря. У них там до сих пор религия. И алкоголизм.

– Сколько лет они живут?

Король молчал.

– Больше шестидесяти двух?

Глаза Короля холодно сузились.

– Что такого распрекрасного в жизни, что ее надо продлевать до бесконечности? Что такого фантастически чудесного здесь или там, чтобы шестьдесят два было недостаточно, а не наоборот, слишком много? Да, они живут больше шестидесяти двух. Один утверждал, что ему восемьдесят, и, глядя на него, я поверил. Но они умирают и моложе, в тридцать и даже двадцать – от тяжелого труда, грязи и защищая свои «деньги».

– Это только одна группа островов. Есть еще семь.

– Везде то же самое. То же самое.

– Откуда ты знаешь?

– А как иначе? Иисус и Уэй, считай я, что там возможно хотя бы получеловеческое существование, я бы рассказал!

– Рассказать надо было все равно. Острова прямо под боком, в Заливе Стабильности. Леопард с Тихоней могли туда перебраться и были бы живы.

– Они бы умерли.

– Тогда надо было дать им возможность выбрать, где умереть. Ты не Уни.

Скол поднялся и поставил стул на место. Посмотрел на телефон, потянулся через стол и вытащил из-под экрана карточку наставника: Анна СГ38П2823.

– Ты что, не знаешь ее цифроимени? Что вы делаете? Встречаетесь в темноте? Или ты еще не допущен к телу?

Скол сунул карточку в карман.

– Мы вообще не встречаемся.

– Будет врать-то. Мне известно, что происходит. Или я, по-твоему, чурбан бесчувственный?

– Ничего не происходит. Она один раз приходила в музей, и я дал ей списки слов для Francais, вот и все.

– Могу представить. Убирайся, слышишь? Мне нужно выспаться.

Он лег, сунул ноги под одеяло и накрылся.

– Ничего не происходит. Она чувствует, что слишком многим тебе обязана.

– Но мы скоро это уладим, так? – проговорил Король с закрытыми глазами.

Скол секунду помолчал.

– Ты должен был нам сказать. Про Американову.

– Американуэву, – поправил тот и замолчал, не открывая глаз. Грудь под одеялом часто вздымалась.

Скол подошел к двери, выключил свет и произнес:

– До завтра.

– Надеюсь, вы туда доберетесь. Вы двое. В Американуэву. Вам там самое место.

Скол открыл дверь и вышел.

Язвительность Короля произвела гнетущее впечатление, но, пройдя пешком четверть часа, Скол приободрился и ощутил внутренний подъем от результатов дополнительной ночи ясного ума. В правом кармане похрустывала карта Залива Стабильности и Андаманских островов с именами и местоположением других оплотов неизлечимых, а также карточка с красным цифроименем Лилии. Вуд, Уэй, Иисус и Маркс, на что он станет способен вообще без терапии?

Скол достал карточку и прочитал на ходу: Анна СГ38П2823. Он позвонит ей после подъема и договорится о встрече – тем же вечером в свободный час. Анна СГ. Нет, не она, не «Анна» – Лилия, благоухающая, нежная, прекрасная. (Кто выбрал имя? Она или Король? С ума сойти! Этот урод думал, что они встречаются и трахаются. Если бы!) Тридцать восемь П двадцать восемь двадцать три. Он некоторое время шагал в такт цифроимени, потом заметил, что идет слишком быстро, и притормозил, убрав карточку в карман.

Он вернется к себе до первого звонка, примет душ, переоденется, свяжется с Лилией, поест (живот прямо сводит), сходит на терапию в 8:05 и к стоматологу в 8:15. («Сегодня намного лучше, сестра. Почти не больно».) Терапия его отупит, в драку ее, но не настолько, чтобы нельзя было рассказать Лилии про Андаманские острова и начать планировать с ней – а также Снежинкой и Воробейкой, если им это интересно, – как туда добраться. Снежинка, вероятно, предпочтет остаться. Будем надеяться – это невероятно упростит дело. Да, Снежинка останется с Королем, чтобы острить, курить, трахаться и играть в механическую игру с шариком и лопатками. А они с Лилией уедут.

Анна СГ, тридцать восемь П, двадцать восемь двадцать три…

Он подошел к дому в 6:22. Два ранних товарища шли навстречу по коридору, одна голая, одна в одежде.

– Доброе утро, сестры, – улыбнулся он.

– Доброе утро, – улыбнулись они в ответ.

Он вошел в комнату, включил свет. С кровати, приподнявшись на локтях и моргая, смотрел Боб. На полу сиял синими и оранжевыми лампочками открытый телекомп.