В приемном покое больницы Королевы Елизаветы Эдмундсу и Бакстер пришлось ждать целых десять минут. Кафе и газетный киоск «Дабл'ю-Эйч Смит» были закрыты. Когда Бакстер еще раз взглянула на чипсы «Монстер Манч», в этот момент для нее недоступные, в животе у нее заурчало. Наконец к сестринскому посту подкатил болезненно разжиревший охранник, и сидевшая за столом негостеприимная дама ткнула в них пальцем.

– Эй! – крикнула она, будто подзывая собаку. – Джек вас проводит.

Охранник явно был не в духе. Превозмогая себя, он медленно повел их к лифту.

– Вообще-то мы торопимся, – резко бросила Бакстер, не в состоянии справиться с раздражением.

К ее огорчению, толстяк после этих слов стал еще апатичнее.

Впервые он заговорил, только когда они вышли из лифта на цокольном этаже:

– «Настоящие» полицейские не доверили нам, презренным охранникам, такую мудреную работу, как сидеть у двери палаты, и решили взять эту миссию на себя. Большое дело сделали.

Они зашагали по узкому коридору.

– Когда тело спустили в морг, за ним кто-нибудь присматривал? – миролюбиво спросил Эдмундс в попытке смягчить сердце озлобленного секьюрити, вытащил блокнот и приготовился записать ответ.

– Я, конечно, могу только строить предположения, – намеренно неторопливо начал толстяк, – но полиции следовало бы подумать, что после смерти, как правило, люди уже не опасны. Хотя, повторяю, это лишь мое предположение.

Охранник самодовольно улыбнулся собственной остроте. Эдмундс глянул на Бакстер, ожидая, что она тряхнет головой или поднимет подопечного на смех за глупый вопрос, но детектив, к его удивлению, встала на его защиту:

– Мой коллега просто хотел у вас выяснить, хотя и безуспешно, охраняется ли морг.

Они подошли к веренице безликих двустворчатых дверей, и толстяк надменно постучал похожим на колбаску пальцем по приклеенному к стеклу стикеру с надписью «Не входить».

– Больше вам от меня ничего не нужно, уважаемая?

Бакстер проскользнула мимо несносного типа и придержала перед Эдмундсом дверь.

– Спасибо, вы вели себя, как настоящий… козел! – сказала она и захлопнула ее прямо перед носом охранника.

В отличие от совершенно бесполезного секьюрити, патологоанатом – мягкий мужчина чуть за пятьдесят с аккуратно подстриженной бородкой, которая так шла его волосам, проявил себя человеком знающим и энергичным и за каких-то пару минут нашел карту Нагиба Халида как в бумажном варианте, так и в виде компьютерного файла.

– По правде говоря, я не присутствовал при вскрытии, но если верить бумагам, причиной смерти стал тетродотоксин. Его следы были обнаружены в крови.

– И этот тетоксин…

– Тетродотоксин, – поправил Эмили патологоанатом без малейшего намека на снисходительность в голосе.

– Ну да, он самый. Что он собой представляет? Как он мог попасть в организм заключенного?

– Это природный нейротоксин.

Бакстер и Эдмундс с непонимающим видом уставились на него.

– Яд. Скорее всего, он принял его с пищей. В большинстве случаев смерть от тетродотоксина наступает вследствие употребления иглобрюхих рыб и некоторых деликатесов, хотя лично я больше склоняюсь к «Ферреро Роше».

В животе Бакстер вновь болезненно заурчало.

– Значит я должна сейчас вернуться в офис и сообщить старшему инспектору, что Киллера-Крематора убила какая-то рыбка? – спросила она, явно не в восторге от услышанного.

– Мы все умрем, одни так, другие иначе… – пожал он плечами, будто извиняясь, – тетродотоксин содержится и в других организмах, таких как морские звезды и улитки. Думаю, не ошибусь, если причислю сюда и жаб…

Бакстер его слова, похоже, не убедили.

– Желаете взглянуть на тело? – через мгновение спросил патологоанатом.

– Если вас не затруднит, – ответила детектив.

Раньше подобных слов Эдмундс от нее не слышал.

– Могу я поинтересоваться – почему?

Они подошли к стене с большими, полированными металлическими морозильниками.

– Чтобы взглянуть, осталась ли у него на плечах голова, – ответил Эдмундс, что-то царапая в блокноте.

Патологоанатом взглянул на Бакстер. Он ожидал, что она улыбнется или извинится за черный юмор коллеги, но детектив лишь кивнула головой. Врач немного смущенно подошел к нужному ящику в нижнем ряду и медленно его выдвинул. Когда их взорам предстал печально известный серийный убийца, все трое затаили дыхание.

Темнокожие ноги были покрыты старыми шрамами и ожогами. Затем появились кисти и пах. Бакстер обескураженно посмотрела на два уродливых пальца на левой руке и тут же вспомнила ночь, когда из камеры предварительного заключения вышел забрызганный кровью Волк. На следующий день начальство забросало ее вопросами о том, что случилось, но она сказала, что ничего не знает.

Вот на свет Божий показалась грудь, покрытая шрамами от операций, перенесенных Халидом после нападения Волка. Наконец ящик со щелчком остановился, и они уставились на собственные отображения, искаженные металлической поверхностью, – в том самом месте, где у покойников обычно бывает голова.

– Ни хрена себе!

Волк слонялся у главного входа в Нью-Скотленд-Ярд, нервно поглядывая на огромную толпу, собравшуюся в тени высоченного стеклянного сооружения, занимавшего почти два акра в самом центре Вестминстера. На площадке, где традиционно проводились пресс-конференции, как раз заканчивали устанавливать импровизированную трибуну. На заднем плане вращалась знаменитая эмблема столичной полиции.

Когда-то ему говорили, что ее буквы, сияющие в лучах солнца, призваны символизировать неустанную бдительность лондонских стражей порядка, а отражение человека в них – напоминать, что ему не укрыться от их недремлющего ока. То же самое можно было сказать и о самом здании, которое в ясные дни будто растворялось, когда его зеркальные окна приобретали облик расположенного напротив отеля в викторианском стиле, выложенного из красного кирпича, и видневшейся вдали башни с часами в доме 55 по улице Бродвей.

В кармане Волка завибрировал телефон, он понял, что забыл его выключить, и выругался, но, увидев, что звонок от Симмонса, тут же нажал кнопку связи:

– Босс?

– Бакстер только что подтвердила: это действительно Халид.

– Я и без нее это знал. От чего он умер?

– Рыба.

– Что?

– Пищевое отравление. Яд.

– Он не заслужил такой легкой смерти, – прошипел Волк.

– Давай сделаем вид, что ты мне этого не говорил.

Какой-то человек в рабочем комбинезоне замахал детективу рукой.

– Похоже, они готовы. Я пошел.

– Удачи тебе.

– Спасибо, – без особой искренности в голосе ответил Волк.

– Постарайся не облажаться.

– Будь спокоен.

Он нажал кнопку отбоя и посмотрел в зеркало, дабы убедиться, что ширинка застегнута и что он выглядит не более замотанным и уставшим, чем обычно. Затем двинулся к трибуне, намереваясь покончить с этим неприятным делом как можно быстрее. Но по мере нарастания шума его уверенность стала постепенно таять, а когда он увидел нацеленные на него черные объективы телекамер, отслеживавших каждый его шаг, будто стволы пушек мишень, исчезла и вовсе. На мгновение перед глазами возникла картина из прошлого: его запихивают в полицейский фургон, он безуспешно пытается прикрыть руками лицо, а недовольная пресса громко улюлюкает и остервенело лупит в железный борт микроавтобуса. После этого он забыл, что такое спокойный сон.

Волк нерешительно подошел к трибуне и начал наспех отрепетированную речь.

– Я, детектив-сержант Вильям Коукс, сотрудник…

– Что? Говорите громче! – грубо закричали в толпе.

Один из рабочих, трудившихся над возведением трибуны, подбежал и включил микрофон, отозвавшийся гулким щелчком. Волк старался не обращать внимания на злорадный смех, взлетевший над морем лиц.

– Спасибо. Итак, как уже было сказано, я детектив-сержант Вильям Коукс, сотрудник столичной полиции и член команды по расследованию преступления, квалифицируемого как убийство двух и более лиц.

«Для начала неплохо», – подумал он. Собравшиеся стали забрасывать его вопросами, но Волк продолжал, никак на них не реагируя:

– Мы подтверждаем, что в доме в Кентиш-таун были обнаружены останки шести жертв.

В этот момент детектив совершил оплошность – поднял глаза от бумаг, увидел изумительные рыжие волосы Андреа, понял, что она чем-то расстроена, и от этого смутился еще больше. Волк уронил свои записи, наклонился, чтобы собрать их, и вдруг вспомнил, что нацарапал на одной из карточек подробности преступления, в которые никого не собирался посвящать. Он отыскал ее и вновь занял место перед микрофоном.

– …их нашли сегодня ночью. Под утро. – В горле у детектива пересохло, он почувствовал, что от смущения по привычке покраснел как рак, и поэтому последнюю карточку прочел скороговоркой: – Сейчас мы устанавливаем личности жертв. Когда они будут идентифицированы, мы сначала свяжемся с семьями и только потом назовем их имена. В интересах следствия больше я вам ничего сообщить не могу. Всем спасибо.

Он на несколько секунд задержался, ожидая аплодисментов, но потом осознал, что в данном случае они будут неуместны, тем более что речь в его исполнении их в любом случае не заслужила. Потом отошел от трибуны и зашагал прочь.

– Билл! Билл! – крикнули ему вслед.

Волк повернулся и увидел, что к нему бежит Андреа. От первого охранника она увернулась, но ей тут же перегородили дорогу двое других. На него нахлынула волна глухого гнева, неизменно омрачавшего их редкие после развода встречи. Он даже захотел, чтобы полицейские ее оттащили, но когда к журналистке направился боец из подразделения по охране правительственных и дипломатических объектов, вооруженный автоматической штурмовой винтовкой «HK G36C», все же решил вмешаться.

– Все в порядке! Пропустите ее! – неохотно крикнул он.

В прошлый раз они встретились, чтобы обсудить продажу дома. Разговор вышел очень неприятный, поэтому Андреа, ринувшись к Волку и с силой его обняв, застала его врасплох. Он задышал ртом, отчаянно стараясь не вдыхать запах ее волос, зная, что к нему обязательно примешается аромат духов, которые так ему нравились. Высвободившись, наконец, из ее объятий, Волк увидел, что бывшая жена готова вот-вот расплакаться.

– Мне больше нечего тебе сказать, Анди…

– Ты когда-нибудь отвечаешь на телефонные звонки? Я уже два часа пытаюсь с тобой связаться!

Волк никогда не умел подлаживаться под резкие перепады ее настроения. Прошло лишь какое-то мгновение, а она уже была в бешенстве.

– Прости меня. Я сегодня действительно был очень занят, – сказал он. – Затем склонился к ней ближе и с видом заговорщика прошептал: – По предварительным данным, произошло убийство.

– Рядом с твоей квартирой!

– Да, – задумчиво протянул Волк, – квартал там гнусный.

– Мне нужно тебя кое о чем спросить, но обещай, что скажешь правду. Договорились?

– Э-э-э…

– Ты рассказал не все, да? Труп сшили из частей тел, будто куклу?

Волк сконфуженно пробормотал:

– Как ты… Откуда ты… От лица столичной полиции я…

– Это Халид, да? Я имею в виду голову?

Волк схватил Андреа за руку и потащил в сторону, желая оказаться как можно дальше от остальных полицейских. Она вытащила из сумки толстый коричневый конверт.

– Поверь, кому-кому, а мне-то точно не хочется упоминать имя этого страшного человека. Я сама от него пострадала, ведь он разрушил наш брак. Но я узнала его на фотографиях.

– На каких фотографиях? – осторожно спросил он.

– Боже мой! Я знала, что это не подделка, – ответила она голосом, в котором слышались усталость и страх. – Мне прислали фотографии этой… «куклы». Я придержала полученную информацию на несколько часов, но теперь должна бежать на работу. – Мимо них прошел полицейский. Андреа умолкла, затем продолжила: – Билл, тот, кто это сделал, приложил к снимкам список – шесть фамилий и рядом с каждой из них дата. Я позвонила тебе только потому, что понятия не имею, что все это значит.

Волк выхватил у нее из рук конверт и разорвал.

– Первым в списке идет мэр Тернбл. Помечен сегодняшним числом, – сказала Андреа.

– Мэр Тернбл? – спросил Волк с таким видом, будто у него земля ушла из-под ног.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и бросился к главному входу в здание. Андреа что-то крикнула ему вслед, но он ничего не разобрал – слова разбились о толстое стекло.

Симмонс разговаривал по телефону с комиссаром, который то и дело прибегал к хамоватым угрозам, намекая, что незаменимых сотрудников нет, в ответ на бесконечные извинения подчиненного за явное отсутствие прогресса в проводимом его отделом расследовании. Когда Волк без предупреждений ворвался в его кабинет, Симмонс как раз излагал план действий.

– Коукс! Пошел вон! – заорал он.

Волк перегнулся через стол и нажал кнопку, чтобы прервать их разговор.

– Ты в своем уме? Что ты себе позволяешь? – в бешенстве рявкнул старший инспектор.

Волк открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент донесся искаженный динамиком голос комиссара:

– Симмонс, это ты мне?

– Черт! – выругался Волк и нажал другую кнопку.

– Вас приветствует служба голосовых сообщений абонента… – затянул бездушный голос.

Когда Волк яростно нажал на телефоне еще одну кнопку, ошеломленный Симмонс обхватил руками голову.

– Как же ее выключить, эту чертову штуковину? – раздраженно закричал детектив.

– Там есть такая большая красная кнопка… – услужливо пришел ему на помощь комиссар.

Тут же раздался резкий щелчок и наступила тишина, подтверждая, что собеседник на том конце провода не соврал.

Волк высыпал на стол снятые «Полароидом» фотографии гротескного тела.

– Эти отпечатки наш убийца разослал в СМИ. И присовокупил к ним список приговоренных. – Симмонс потер лицо и посмотрел на снимки, живописующие «коллективный труп» на разных стадиях его «сборки». – Первым в нем идет мэр Тернбл, – добавил Волк. – Причем уже сегодня.

До сознания Симмонса его слова дошли не сразу.

Он вдруг сорвался с места и вытащил мобильный телефон.

– Терренс! – с энтузиазмом в голосе ответил мэр. Голос его звучал так, будто он стоял за дверью. – Рад тебя слышать!

– Рэй, ты сейчас где? – спросил Симмонс.

– Подъезжаю к воротам Хэм Гейт в Ричмонд-парке. Помнишь? Раньше мы часто здесь бывали. Потом у меня запланирована благотворительная акция.

Симмонс прошептал его координаты Волку, который тут же ринулся звонить в оперативный штаб.

– Рэй, ситуация следующая: тебе угрожает смертельная опасность.

Мэр отнесся к этой новости на удивление легко.

– Ну что ж, обычное дело, – засмеялся он.

– Оставайся на месте, к тебе едет несколько машин, они будут рядом до тех пор, пока мы все не выясним.

– А без этого никак?

– Я объясню тебе все при встрече.

Симмонс нажал кнопку отбоя и повернулся к Волку.

– На подходе три наших автомобиля, – сообщил тот. – Ближайший будет на месте через четыре минуты. В одном из них группа быстрого реагирования.

– Хорошо! – сказал Симмонс. – Скажи Бакстер и… этому… как там его… в общем, вели им ехать сюда. Теперь вот что, наш этаж закрыть, никого не впускать и не выпускать. Охране скажешь, что мы встретим мэра в гараже. Вперед!

Тернбл спокойно устроился на заднем сиденье своего «Мерседес-Бенца» Е-класса с личным водителем. Перед тем как сесть в машину, он попросил помощника отменить некоторые дела, запланированные в его плотном графике, чувствуя, что судьба уготовила ему долгий, утомительный день.

Всего два месяца назад мэр получил электронное письмо с угрозами и был вынужден целый день сидеть в своем доме в Ричмонде – до тех пор, пока не выяснилось, что его послал одиннадцатилетний мальчишка из школы, в которую его пригласили в начале недели. Теперь он опасался, как бы и нынешняя ситуация не обернулась столь же бесполезной тратой времени.

Плотный поток машин, в этот ранний час направлявшихся в парк, чтобы провести еще один славный выходной, заставил водителя уступить дорогу. Они остановились рядом с «Роял Стар энд Гартер Хоум», недавно проданным новому владельцу и теперь пустовавшим. Мэр загляделся на великолепное здание, венчавшее собой Ричмонд-Хилл, и подумал, сколько времени понадобится на то, чтобы этот дом, фрагмент долгой и богатой истории Лондона, в припадке деградации и бесчестья превратился в апартаменты для состоятельных банкиров.

Он открыл портфель, вытащил коричневый противоаллергический ингалятор и сделал глубокий вдох. Этот затянувшийся зной принес с собой тучи пыльцы, самым пагубным образом влиявшей на его дыхательные пути, и ему не хотелось опять ложиться в больницу, потому что в течение года он и так лечился там уже дважды. Ему наступал на пятки ближайший соперник, и мэр прекрасно понимал, что его отсутствие на намеченных на сегодня встречах и мероприятиях отнюдь не пройдет незамеченным.

Почувствовав, что внутри нарастает напряжение, он опустил стекло и закурил. Иронию, заключавшуюся в том, что рядом с ингалятором у него всегда лежала пачка сигарет, Тернбл давно не замечал, особенно после того, как стал курить меньше. Он услышал вдали вой сирен и с огорчением подумал, что это за ним.

Рядом резко затормозила патрульная машина, из нее вышел полицейский в мундире и обменялся парой фраз с его водителем. Тридцать секунд спустя они уже неслись вперед, зачастую по полосам для общественного транспорта и на красный сигнал светофора. Когда же к «Мерседесу», который в городе знала каждая собака, по бокам пристроились еще два полицейских автомобиля, он взмолился, чтобы ни одна живая душа не сняла на телефон эту гонку и не обвинила его в нелепой, чересчур острой реакции на возникшую угрозу.

Мэр соскользнул чуть ниже на сиденье и стал глядеть, как просторные дома за окном сменяются компактными офисными зданиями, напирающими друг на друга в бесконечной, изнурительной конкурентной борьбе, и заслоняющими собой небо.