Эдмундс едва мог стоять на ногах от усталости. Из архива он ушел в шесть утра и меньше чем через час уже сидел за столом. Его надежды немного вздремнуть до того, как отдел заполнят счастливчики, заступающие в дневную смену, развеялись как дым после того, как в семь часов пять минут рядом на стул тяжело опустился Симмонс. Демонстрируя жесткие профессиональные принципы и маниакальное стремление побыстрее взяться за работу, потягаться с которыми могло только рвение самого Эдмундса, он с самого утра взял с места в карьер, желая навести справки о последних семи фигурантах своего списка.

Молодой полицейский послал Тиа смс, сообщив, что ее ему очень не хватает и что он сделает все возможное, чтобы сегодня вечером вернуться домой вовремя. Даже предложил сходить куда-нибудь поужинать. Но перед тем как нажать кнопку «Отправить», застыл в нерешительности. Мысль о том, чтобы провести вечером еще несколько часов без сна, ему не понравилась, но он все же решил поднапрячься, чувствуя в душе вину за ложь – невинную, но от того не менее предосудительную.

Обнаружив во время планерки свои познания в деле расшифровки рассылаемых убийцей посланий, он неофициально стал специалистом по психологии преступников, хотя у него для этого не было профильного образования, да и оклад ему никто не повышал. Он получил от коммандера приказ составить докладную записку о последнем сообщении, которое убийца так дерзко положил в карман Волку.

Джо понадобилось совсем немного времени, чтобы убедиться, что кровь на отпечатке с бумажки в точности соответствует образцам с колючей проволоки. Из чего Эдмундс мог с уверенностью заключить, что это послание представляет собой очередную насмешку. Таким образом, киллер недвусмысленно давал им понять, что промах в Уэльсе для него ничего не значит, и самолично вручил полиции образец своей ДНК, чтобы доказать ее вопиющую неспособность его остановить. То обстоятельство, что он решил подложить записку лично, в глазах Эдмундса свидетельствовало о том, что злодей все больше одержим манией величия и что через пять дней он собирается устроить им показательный финал.

Он вздрогнул и проснулся. На экране красовалась недоделанная докладная записка, в конце последнего слова нетерпеливо мигал курсор. Компьютер даже не успел активировать скринсейвер. Молодой детектив, должно быть, буквально на мгновение закрыл глаза, но от этого почему-то почувствовал себя еще хуже. Предложив принести Симмонсу чаю, он вышел на кухню и, дожидаясь, пока закипит чайник, несколько раз плеснул себе водой в лицо над мойкой, забитой грязными чашками.

– Опять не повезло?

Эдмундс вытер лицо и застукал на горячем Бакстер, которая в этот момент воровала у него кипяток.

После бессонной ночи у него под глазами залегли тени, от них синяки, которые он получил, когда разбил о дверь нос, казались еще чернее.

– Тиа тебя, наверное, колотит? – с насмешкой спросила Эмили, изобразив на лице притворную озабоченность.

– Говорю же вам, я споткнулся о кошку.

– Да-да, я помню, «споткнулся о кошку». Уже во второй раз.

– Нет, я просто не спал.

– Что же тебе мешало?

До этого ему удавалось сохранять свои визиты в архив в тайне. Сначала он хотел рассказать обо всем Бакстер, но потом отказался от этой затеи.

– Диван, – сказал он, зная, что она с готовностью поверит в версию о семейных неурядицах. – Над чем вы сегодня работаете?

– Один малый сиганул вниз с моста Ватерлоо и утонул. Оставил после себя предсмертную записку и все такое прочее. Вероятнее всего, банальное самоубийство, но некоему констеблю, большому любителю историй о ЦРУ, дело вдруг показалось подозрительным. Потом надо будет съездить в Блумсберри, там обнаружена лужа крови. Парень, по всей видимости, самостоятельно добрался до больницы – вот тебе и разгадка.

Эмили тяжело вздохнула, но Эдмундс подумал, что ему самому придется заниматься делами куда более скучными.

– Волка видел? – спросила женщина.

– Он еще не пришел.

В проеме кухонной двери вырос Блейк. Поскольку его партнером теперь была Бакстер, он решил смахнуть с костюма несколько пылинок и причесаться.

– Готова? – спросил он.

– Иду, – ответила Эмили, вылила в раковину кофе и положила чашку на самый верх шаткой горки посуды.

Андреа нажала на телефоне кнопку отбоя и вышла из такси. Разговор с Волком – фоном для него на одном конце провода служил приглушенный рокот двигателя, а на другом гам толпы на оживленном проспекте, по которому в тот момент шагал детектив, – явно не сложился.

Она лишь хотела поговорить и убедиться, что с ним все в порядке. В редакции полным ходом шли приготовления ко дню, который станет последним в саге о Тряпичной кукле. На беду женщины, Волк был не в настроении с ней говорить.

Он набросился на нее, укоряя, что их канал раскрыл местопребывание прятавшегося в посольстве Форда, а ее саму необоснованно обвинил в том, что киллеру, когда по телевизору показали протест, стало проще манипулировать параноидальным, неуравновешенным сознанием Эндрю.

Журналистка безропотно слушала нотации бывшего мужа, хотя в его словах не было никакой логики, ведь так поступали все новостные каналы мира.

Когда она пригласила его на ужин, он попросил оставить его в покое и резко оборвал связь. Андреа сердилась на Билла за то, что он был таким мелочным и вечно критиковал ее во время последних бесед, вполне возможно, последних в их жизни, но ничего ему не говорила. По его тону можно было понять – мысль о том, что он может погибнуть и не проснуться утром в следующий вторник, ему даже в голову не приходила, и Андреа все чаще задумывалась, не пересек ли он хрупкую грань между оптимизмом и отрицанием.

Элайджа требовал как можно быстрее дать ответ по поводу новой должности и после их разговора занимал практически все ее мысли. Журналистка злилась, что никак не могла справиться с охватившими ее сомнениями и принять решение – либо взять расчет и уйти, прихватив с собой жалкие остатки морали и достоинства, либо принять предложение и получить должность, которая в любом случае вакантной не останется и достанется если не ей, то кому-то другому.

Этот вопрос они с Джеффри обсуждали накануне вечером, сидя в их маленьком, но ухоженном саду в лучах закатного солнца. Как всегда за все время их отношений, он не предпринимал ни малейших усилий, чтобы как-то на нее повлиять. Именно поэтому они так хорошо ладили друг с другом. Он уважал независимость Андреа, к которой женщина так привыкла в браке с Волком. Она решила проводить время с Джеффри, хотя на самом деле они никогда в этом не нуждались.

Джеффри следил за событиями вокруг Тряпичной куклы точно так же, как все остальные, но ни разу и бровью не повел, наблюдая сенсационный стиль ее репортажей и слушая беспочвенные предположения. Даже часы на экране, отсчитывавшие часы и минуты до смерти следующей жертвы, которые сама Андреа считала гротескным и позорным трюком, не вызывали его негодования. Он лишь один-единственный раз попросил ее соблюдать осторожность. Книжные полки, битком забитые военными мемуарами, приучили его к мысли, что в человеческой истории глашатаев всегда выбирали за их умение общаться с народом и быстро доносить до него мысли, а также с учетом того, насколько их легко заменить.

Джеффри терпеливо слушал, в саду становилось все холоднее, и в наступающих сумерках один за другим зажигались фонари. Он сказал, что если она согласится принять предложение Элайджи, то это решение будет продиктовано единственно амбициями. В деньгах они не нуждались, а Андреа и без того уже зарекомендовала себя талантливым, заслуживающим доверия репортером. Проницательный как всегда, он предложил ей поговорить с Волком, прекрасно зная, что мнение ее бывшего мужа – единственное, которое в этом вопросе для нее что-то да значит.

После неприятного утреннего разговора позиция детектива была ей предельно ясна.

Направляясь к столу Симмонса и Эдмундса, Финли искоса поглядывал на кабинет коммандера. Хрупкая, но ужасная женщина выглядела взволнованной и отчаянно жестикулировала, разговаривая с кем-то по телефону. Он присел на краешек стола, прямо на бумаги, над которыми работал Эдмундс.

– Что-то она нервничает, эта куколка, – сказал им Финли.

– Почему это? – спросил Симмонс.

Раньше все новости в отделе он узнавал первым, поэтому теперь ему было странно выуживать крохи информации и выслушивать сплетни.

– Билл, – пояснил Финли, – кто же еще. Он увел Эшли Локнел с охраняемой квартиры.

– Зачем?

– Позавтракать. А затем рассердился и ушел, оставив ее в кафе одну. Полицейские, которым было поручено ее охранять, накатали официальную жалобу. Теперь коммандер добивается, чтобы его отстранили от дела.

– Ну что ж, ей не остается ничего другого, кроме как смириться, – сказал Симмонс. – Чего он добивается?

Финли пожал плечами:

– Откуда мне знать, это же Билл! В офисе он сегодня вряд ли появится. Я как раз собираюсь поехать с ним встретиться. – Симмонс открыто наслаждался детской игрой в шпионов, которую они затеяли прямо под носом у начальства. – Если она спросит обо мне, скажете, что я поехал договариваться по поводу убежища для Эшли Локлен, – сказал Финли, – впрочем, это недалеко от истины.

– Мы тоже сейчас уйдем, – сказал Симмонс.

– Мы? – удивился Эдмундс. – Куда?

– В моем списке осталось четыре человека, – ответил тот, – один из них мертв, и мы поедем выяснять, кто именно.

Когда Симмонс и Эдмундс прибыли проверять третий по списку адрес, за ними по мостовой тянулся запах выпечки, свидетельствуя о том, что перед этим они подзаправились сосисками в тесте. С утра они заехали домой к стенографистке суда и выяснили, что в две тысячи двенадцатом году она скончалась от рака. Потом узнали, что Его Честь судья Тимоти Эррогейт с женой эмигрировали в Новую Зеландию. К счастью, у соседей был телефон их сына, которого они разбудили посреди ночи, чтобы узнать, что оба они живы и здоровы.

Когда они прошли мимо Брансвик-сквер-Гарденс и направились к ряду до боли похожих друг на друга таунхаусов на Лэнсдоун-Террас, из-за облака выглянуло солнце. Подойдя к двери, полицейские увидели, что она открыта. Эдмундс громко постучал, они переступили порог и оказались в вестибюле, выложенном замысловатой плиткой. Потом направились к лестнице, на которую указывала резная металлическая дощечка с надписью «Пентхаус», что для пятиэтажного дома показалось им несколько претенциозно.

По лестнице, на которой отдавался эхом каждый шаг, детективы поднялись в квартиру на последнем этаже. Стены в передней украшали выцветшие фотографии, на которых в самых экзотических местах был изображен пожилой джентльмен в компании с женщинами, куда более юными и привлекательными. Блондинка, которую мужчина обнимал за талию на яхте, похоже, не желала, чтобы он плыл к берегу, потому как на пляже, на следующем снимке, он уже отдыхал в обнимку с рыжеволосой девицей в бикини.

Донесся оглушительный грохот. Встревоженно переглянувшись, детективы двинулись вперед. Коридор был выложен той же плиткой, что и вестибюль на первом этаже. Из-под двери в его конце пробивалась полоска света и доносился звук шагов – кто-то ходил по деревянному полу.

– Скотина! Я же тебе сказала ничего не трогать.

Эдмундс застыл как вкопанный. И он, и Симмонс тут же узнали этот ехидный, пренебрежительный голос.

– Бакстер? – позвал молодой полицейский.

Затем выпрямился, вошел в гостиную и увидел Блейка. Тот стоял на коленях и собирал осколки вазы, по-видимому очень дорогой, которую перед этим уронил.

И он, и Эмили обалдело уставились на коллег.

– Какого хрена вы здесь делаете? – спросила она.

– Рональд Эверетт, присяжный заседатель на процессе по делу Халида, – сказал Эдмундс, – мы не можем его найти.

– Вот оно что…

– А вы?

– Я тебе уже говорила: лужа крови и полное отсутствие тела.

– Где? – спросил Симмонс.

– Да везде.

Она махнула рукой на пол за большим диваном, где на белых плитах вокруг пропитанного кровью коврика виднелось мрачное, подсыхающее грязно-коричневое пятно.

– Боже праведный, – произнес Эдмундс.

– Думаю, у нас есть все основания предполагать, что господин Эверетт перекочевал в мир иной, – безжалостно сказала Бакстер.

Глядя на кровавую баню у его ног, Эдмундс вспомнил архивное дело, которое просматривал ночью: лужа крови и отсутствие трупа. Это не могло быть простым совпадением.

– Что-то не так? – спросила у него Бакстер.

О своем частном расследовании молодой детектив решил рассказать, только когда ему удастся найти что-нибудь действительно стоящее.

– Да нет, ничего.

Эдмундс посмотрел на часы. Он хоть и обещал Тиа сводить ее поужинать, но у него еще оставалось время посидеть часок в архиве и вернуться вовремя, если поехать оттуда прямо домой.

– Что-то не вяжется этот бардак с точными, методичными стандартами нашего киллера, – сказал Симмонс, – ведь в домах других жертв мы не нашли ни единой капельки крови.

– По-видимому, он не так уж непогрешим и мы слишком высокого о нем мнения, – предположил Эдмундс, опускаясь на корточки, чтобы присмотреться внимательнее к высохшим потекам крови рядом с диваном. – Может, где-нибудь по городу разбросаны и другие улики в виде таких вот луж.

В этот момент прибыла команда криминалистов, и Эдмундс воспользовался этим, чтобы улизнуть. Он извинился перед Симмонсом, сказав, что ему нужно поехать в отдел поработать с документами, скатился вниз по лестнице и помчался к станции метро.

Когда они возвращались пешком в Нью-Скотленд-Ярд, у Волка пискнул телефон. Он посмотрел на экран и прочитал сообщение.

– Чего ты ухмыляешься? – спросил его Финли.

Волк ничего не ответил и набрал номер, с которого пришло смс.

– Здравствуйте, детектив Коукс.

– Здравствуйте, миссис Локлен.

Финли изумленно посмотрел на него.

– Откуда у вас этот номер?

– Помните Джоди? Вы с ней у меня встречались?

– Это та, которая подала на меня жалобу?

– Ну да. Она позвонила приятелю, а тот связался со своим другом, который вас знает.

– Ваше желание поужинать со мной меня удивило, – сказал Волк.

Финли бросил на него еще один недоумевающий взгляд.

– Ну… Видит Бог, что за завтраком ни вы, ни я поесть толком не смогли, – засмеялась она.

– Э-э-э… Думаю, мне надо перед вами извиниться.

– Я не держу на вас зла, вам ведь немного осталось. Может, в семь?

– Полагаю, у вас?

– Боюсь, что да. Вашими стараниями меня заперли здесь надежно.

– Мне за это устроят хорошую взбучку.

На этот раз Финли уже не отреагировал.

– Так вам и надо. До вечера, Коукс.

Не успел Волк ответить, как женщина дала отбой. Он остановился.

– Я так понимаю, тебя надо прикрыть? – спросил Финли.

– Мне нужно кое-куда сходить.

– Побрызгайся лосьоном после бритья, который мы подарили тебе на день рождения, но не напяливай эту жуткую щегольскую голубую рубашку.

– Она мне нравится.

– Ты в ней как беременный. Это не я сказал, это Мэгги.

– Тебе больше нечего добавить?

– Желаю приятно провести время, – с лукавой ухмылкой сказал Финли.

– Я безошибочно могу сказать, когда ты врешь, – сказала Бакстер.

Выйдя перед этим на кухню, она случайно столкнулась с Финли и невзначай спросила о Волке. А когда он в ответ что-то невнятно пробормотал, устроила ему форменный пятиминутный допрос. Эмили видела, что старый детектив вот-вот сломается.

– Он плохо себя чувствует.

– Голова разболелась?

– Ага.

– Но перед этим ты говорил про живот.

– Ну да, я и говорю живот.

– Нет, погоди, ты только что сказал «голова».

Издевательства над другом явно приносили женщине удовольствие.

– Ну хорошо. Ты выиграла. Он поехал к Эшли Локлен.

– Но ведь Симмонс сказал, что они поссорились.

– Как поссорились, так и помирились.

– А почему ты не поехал вместе с ним?

У Финли не было ни малейшего желания отвечать на этот вопрос, но он прекрасно знал, что Бакстер все равно не отвяжется.

– Меня не пригласили.

– Куда не пригласили?

– На ужин.

– На ужин?

Игривое настроение Бакстер тут же как ветром сдуло, и она непривычно умолкла. Финли понятия не имел, что сказать еще, поэтому усиленно принялся варить кофе. А когда повернулся, чтобы предложить чашечку и ей, Эмили уже ушла.