Лондон вернулся к своей привычной серости, нескончаемые бетонные пространства улиц утопали в мрачной тени домов, подпиравших собой унылое, затянутое облаками небо.

Шагая от станции метро до расположенного в нескольких минутах ходьбы Нью-Скотленд-Ярда, Волк набрал номер Андреа. На его удивление, она сняла трубку почти сразу. Реакция бывшего супруга привела ее в замешательство: она стала упорно твердить, что хотела лишь возместить ущерб, который невольно нанесла своими действиями, а заодно и помочь полиции. Доказывала, что если Рэну по всей стране будут искать миллионы пар глаз, это только пойдет на пользу, и Волк даже не нашел что противопоставить подобному образчику эгоистичной, своекорыстной логики. В то же время он вырвал у нее клятву в дальнейшем сначала обсуждать все важные подробности с ним и только потом сообщать их в прямом эфире остальным британцам.

Когда Волк вошел в офис, Финли уже трудился в поте лица и разговаривал по телефону с Королевским судом Лондона, напирая на то, что запрос, на который он до сих пор не получил ответа, представляет собой вопрос жизни и смерти. Волк сел за стол напротив него и бегло просмотрел кучу бумаг, оставшихся после полицейских ночной смены, которые хоть и приложили массу усилий, но похвастаться чем-то выдающимся не могли. Даже отдаленно не представляя, как приступить к поискам Рэны, он решил продолжить начатый коллегами трудоемкий процесс систематического просмотра банковских выписок, данных о движении средств на банковских картах и детализаций телефонных звонков.

В девять часов двадцать три минуты утра у Финли зазвонил телефон. Он зевнул, нажал кнопку соединения и сказал: «Шоу».

– Доброе утро, это Вильям Уайтакр из Национального архива. Прошу прощения, что заставил вас так долго ждать…

Финли махнул Волку рукой, чтобы привлечь его внимание.

– Ну что? Вы узнали, как его звали раньше?

– Да. Как мы и договаривались, я сейчас отправлю вам по факсу копию его удостоверения личности. Но… с учетом того, что нам удалось обнаружить, я решил сначала поговорить с вами лично.

– Что же вы нашли?

– Э-э-э… При рождении Виджея Рэну назвали Виджеем Халидом.

– Халидом?

– Мы провели проверку и выяснили, что у него был младший брат, Нагиб Халид.

– Шиацу.

– Простите, что вы сказали?

– Ничего. Спасибо вам, – ответил Финли и дал отбой.

Через каких-то пару минут Симмонс дал в подмогу Волку и Финли, решившим покопаться в туманном прошлом Рэны, еще трех полицейских. Они заперлись в совещательной комнате, подальше от шума и суеты отдела, и принялись за работу. Чтобы найти его, у них в запасе было четырнадцать с половиной часов. Время еще оставалось.

После ночи, проведенной на немыслимо неудобном диване, у Эдмундса убийственно ломило затылок. Накануне он вернулся домой, в таунхаус, когда-то муниципальный, но впоследствии проданный властями нанимателям, в восемь часов десять минут вечера. Мать Тиа стирала на кухне. О том, что они сегодня договорились вместе поужинать, он совершенно забыл. Женщина встретила его привычно тепло, привстала на цыпочки, но все равно дотянулась лишь до груди, и обняла покрытыми мыльной пеной руками. Тиа же, со своей стороны, прощать его не собиралась. Чувствуя, что атмосфера в доме накаляется, мать девушки извинилась и ушла, как только ей позволили рамки вежливости.

– О сегодняшнем ужине мы договаривались еще две недели назад, – сказала Тиа.

– Я задержался на работе. Прости.

– Тебе нужно было купить десерт, не забыл? Мне пришлось на скорую руку испечь бисквитный торт с вином.

Опоздание вдруг показалось Эдмундсу уже не таким досадным.

– Только не это! – с напускным огорчением воскликнул он как можно убедительнее. – Надо было и мне оставить кусочек.

– Я оставила.

– Неужели мы теперь обречены вести такую жизнь? Ты все время будешь опаздывать к ужину, а потом заявляться домой с накрашенными ногтями?

Эдмундс смущенно провел пальцем по пурпурному перламутру лака.

– Сейчас только половина девятого, Ти. Так что про «все время» ты зря.

– Значит, дальше будет еще хуже, да?

– Может быть, – вскинулся он. – Это работа.

– Вот почему я никогда не хотела, чтобы ты уходил из отдела по борьбе с финансовыми преступлениями! – повысила голос Тиа.

– А я взял и ушел!

– Нельзя быть таким эгоистом! Ты же скоро станешь отцом!

– Эгоистом? – недоверчиво переспросил Эдмундс. – Я хожу на работу и зарабатываю деньги, чтобы мы не подохли с голоду! Иначе на какие шиши мы живем? На твою зарплату парикмахерши?

Он тут же пожалел о столь резких словах, но что-либо исправить уже было нельзя. Тиа стремительно взлетела на второй этаж и захлопнула за собой дверь. Он собирался извиниться утром, но ушел на работу, когда девушка еще не проснулась, мысленно взяв на заметку купить по дороге домой букет цветов.

Первым делом Эдмундс встретился с Бакстер, надеясь, что напарница не заметит ни вчерашней рубашки (остальные, свежевыглаженные, висели за запертой дверью спальни), ни того, что он не в состоянии повернуть вправо голову. Она села обзванивать хирургов-ортопедов и физиотерапевтов, пытаясь разузнать о собранной из костей и железных пластин ноге, а ему поручила навести справки о непритязательном серебряном кольце.

Молодой детектив поискал в телефоне адреса ближайших ювелиров, пользующихся хорошей репутацией, и пешком направился к вокзалу Виктория. Манерный продавец в магазине был в восторге оказать ему помощь, явно наслаждаясь своей причастностью ко всей этой драме. Он проводил Эдмундса в подсобку, где иллюзия элегантности и покоя, навеянная фасадом дома, рассеялась, уступив место массивным сейфам, грязным инструментам, полировальному оборудованию и мониторам, которые передавали изображение с дюжины скрытых камер видеонаблюдения, следивших за всеми, кто трудился за бронированным стеклом кабинок.

Бледный, неряшливый тип, прячущийся, будто прокаженный, от клиентуры, которая принадлежала к сливкам общества и в силу этого так легко всего пугалась, взял кольцо, сел за свой рабочий стол, вооружился лупой и вгляделся в надпись на его внутренней стороне.

– Платина высшей пробы, клеймо пробирной палаты Эдинбурга. Сделано в две тысячи третьем году мастером с инициалами «Т.С.И.». Обратитесь к ним, они скажут, чей это автограф.

– Ух ты! Спасибо. Вы даже не представляете, как мне помогли! – сказал Эдмундс, делая пометки и удивляясь, что собеседник смог извлечь из нескольких символов так много информации. – Можете сказать, хотя бы приблизительно, сколько такое кольцо может стоить?

Человек положил массивное ювелирное украшение на чашу весов и вытащил из нижнего ящика стола потрепанный каталог.

– Это не дизайнерская работа, что несколько снижает цену, но у нас подобные изделия продаются примерно за три штуки.

– Три тысячи фунтов стерлингов? – удивился Эдмундс, тут же вспомнив о ссоре с Тиа накануне вечером. – Теперь мы, по крайней мере, можем составить представление о социальной принадлежности жертвы.

– Вообще-то оно несет в себе чуть больше информации, – доверительно промолвил ювелир. – Пожалуй, это самое унылое кольцо, которое я когда-либо видел. Напрочь лишено каких бы то ни было художественных достоинств. Носить такое украшение – примерно то же самое, что расхаживать с зажатой в руке кипой пятидесятифунтовых банкнот. Амбициозный материализм и показуха, за которыми ровным счетом ничего не стоит.

– Переходите работать к нам, – пошутил Эдмундс.

– Ну уж нет, – ответил ему ювелир, – у вас денег не хватит мне платить.

К обеду Бакстер обзвонила более четырех десятков больниц. Усердно рассылая по электронным адресам рентгеновский снимок и фотографию, она в конечном итоге нашла хирурга, который уверенно признал, что когда-то провел это хирургическое вмешательство. Но, к ее разочарованию, буквально пять минут спустя перезвонил и сказал, что никогда не оставил бы столь безобразного шрама и больше ничем ей помочь не может. Без точной даты и регистрационного номера операции информация была слишком расплывчатой и туманной.

Время от времени Эмили заходила в совещательную комнату и поглядывала на Волка. Он тоже висел на телефоне и вместе с другими полицейскими работал не покладая рук, чтобы найти Рэну. Бакстер до конца так и не осознала, что его имя тоже фигурирует в списке жертв убийцы – может потому, что не знала, какой реакции с ее стороны он ожидает. И сейчас, больше, чем когда-либо, совершенно не понимала, кем они друг другу приходятся.

Ее немало удивило, как он взялся за работу. Мужчина послабее на его месте развалился бы на запчасти, спрятался и требовал бы, чтобы окружающие прониклись к нему состраданием, без конца обращаясь к ним за словами утешения. Но только не Волк. Наоборот, он лишь стал сильнее, решительнее и вновь превратился в человека, которого она знала раньше, когда они вместе расследовали совершенные Крематором убийства, – энергичным, неутомимым, не жалеющим себя. Одним словом, бомбой с часовым механизмом. Никто другой пока не заметил в нем этой неуловимой перемены. Ну ничего, еще успеют.

В отношении кольца Эдмундс добился впечатляющих успехов. Он уже связался с пробирной палатой Эдинбурга, где ему сообщили, что клеймо принадлежит одному независимому ювелиру из Олд-Тауна. Молодой детектив послал им фотографию украшения, сопроводив ее приблизительными размерами, и в ожидании обратного звонка занялся сравнением двух лаков для ногтей. Перед этим он по дороге забежал в аптеки «Супердраг» и «Бутс», стал гордым обладателем еще шести ярких флаконов, но ни один из них так и не совпал по цвету с тем, который они искали.

– Дерьмово выглядишь, – сообщила ему Бакстер, положив трубку после сорок третьей больницы.

– Спал плохо, – ответил Эдмундс.

– В этой рубашке ты щеголял вчера.

– В самом деле?

– За три месяца ты еще ни разу не надевал одну и ту же сорочку два раза подряд.

– Не думал, что вы ведете учет.

– Стало быть, вы поссорились, – со знанием дела заявила Бакстер, которую нежелание Эдмундса рассказывать о своих неурядицах немало развеселило. – И ночь ты провел на диване, да? Ну… с кем не бывает.

– Если вы не возражаете, давайте поговорим о чем-нибудь другом.

– Из-за чего она вспылила? Ей не понравилось, что твой напарник – женщина?

Бакстер крутанулась на стуле и искусно махнула в его сторону ресницами.

– Нет.

– Спросила, как прошел день, и ты вдруг понял, что кроме расчлененных трупов и сожженного мэра тебе ей нечего рассказать?

– Да нет, ей не понравился лак для ногтей, – показал он ей свои накрашенные накануне, отливавшие перламутром ногти.

Желая доказать, что ей его не достать, он попытался обратить все в шутку.

– Значит, не явился на ужин. Что это было? День рождения? Какая-нибудь годовщина?

Когда Эдмундс ничего не ответил, женщина поняла, что попала в точку, и внимательно на него посмотрела, терпеливо дожидаясь ответа.

– Мы пригласили в гости ее мать, – пробормотал Эдмундс.

Бакстер расхохоталась.

– Ты не явился на ужин с будущей тещей? Господи, пусть твоя девушка расслабится и возьмет себя в руки. Так ей и скажи. Мы ведь здесь не штаны протираем, а серийного убийцу ловим. – Она наклонилась ближе к нему и с видом заговорщика прошептала: – Знаешь, у меня был случай – я не попала на похороны мамочки парня, с которым встречалась, потому что в тот день гонялась по Темзе за катером!

Женщина засмеялась, вслед за ней улыбнулся и Эдмундс. Он испытывал чувство вины за то, что не заступился за свою девушку и не объяснил, что она просто пытается приспособиться к условиям его новой работы, но при этом был рад, что достиг взаимопонимания с напарницей.

– После этого он пропал и я его больше никогда не видела, – продолжала Бакстер.

Смех женщины медленно угасал, и Эдмундсу вдруг стало ясно, что за маской ее беззаботности все больше и больше проглядывает неподдельная грусть – слабый проблеск, будто Эмили задумалась, как все могло бы быть, поступи она тогда иначе.

– Закончится все тем, что в день, когда твой ребенок появится на свет, тебя вызовут на место преступления и не позволят присутствовать при его рождении.

– Такого уж точно не случится, – стал защищаться Эдмундс.

Бакстер пожала плечами и откинулась в кресле. Затем сняла трубку телефона и набрала следующий в списке номер.

– Брак. Детектив. Развод. В этой конторе тебе это любой скажет. Брак. Детектив. Развод… Здравствуйте, это детектив-сержант Бакстер, у меня к вам…

Из своего кабинета вышел Симмонс. Увидев груду фотографий вскрытия, которые Эмили разложила на пустом столе Чемберса, он задержался, чтобы внимательнее их рассмотреть, и спросил ее:

– Когда Чемберс возвращается?

– Понятия не имею, – ответила детектив, пытаясь дозвониться в очередное отделение физиотерапии.

– Я был уверен, что он выйдет сегодня.

Бакстер пожала плечами, давая понять, что ей наплевать и она больше не желает об этом ничего слышать.

– Бен меня надул, сказал, что уезжает на недельку полюбоваться вулканом, проснувшимся несколько лет назад, умотал на свои Карибы и там застрял. Слушай-ка, позвони ему от моего имени.

– Сам звони! – резко бросила она, раздражаясь от льющихся в ухо переливов Билла Янга.

– Мне нужно поговорить с коммандером. Делай что велено!

Не кладя трубку и по-прежнему ожидая соединения, Бакстер вытащила другой рукой мобильный, набрала домашний номер Чемберса, который знала наизусть, и тут же попала на автоответчик:

– Чемберс! Это Бакстер. Куда ты пропал, ленивый ублюдок? Дерьмо! Надеюсь, дети меня не услышат. Арли и Лори, если решите прослушать сообщения, на словах «ублюдок» и «дерьмо» заткните уши.

В больнице наконец сняли трубку, застав Бакстер врасплох.

– Чтоб тебя! – проорала она в мобильник и ни с того ни с сего положила трубку стационарного телефона.

С каждым часом, с каждой минутой, которую отсчитывали стрелки, Волк чувствовал себя все беспомощнее. В половине третьего позвонил полицейский, которого он послал к двоюродному брату Рэны, но эта зацепка, как и все остальные, оказалась пустышкой. Волк был уверен, что Рэна с семьей скрывается у друзей или знакомых. Брат Нагиба Халида исчез больше пяти месяцев назад, у него на руках было двое детей, школьников, которых нужно было спрятать, потому что в будние дни они бросались бы в глаза. Детектив потер утомленные глаза и посмотрел на Симмонса, который расхаживал по своему крохотному кабинету, без конца с кем-то разговаривал по телефону и время от времени просматривал новостные каналы, чтобы оценить нанесенный расследованию ущерб.

Когда без происшествий прошло еще полчаса, Финли вдруг закричал:

– Нашел!

Волк и другие сотрудники побросали свои дела и уставились на него в ожидании продолжения.

– Когда мать Рэны умерла в 1997 году, ее дом достался двум сыновьям, но так и не был продан. Через несколько лет его переписали на новорожденную дочь Рэны, наверняка чтобы уйти от налогов.

– Где он находится? – спросил Волк.

– Леди-Маргарет-роуд.

– Думаю, это то что нужно, – сказал Оливер.

Они сыграли в «камень-ножницы-бумага», жребий выпал Волку, который тут же направился в кабинет Симмонса и оторвал его от телефона. Когда старший инспектор присоединился к ним в совещательной комнате, Финли рассказал ему о своем открытии. Решили, что брать Рэну пойдут Волк и Финли, если действовать осторожно и не шуметь, он останется в живых. К тому же, подобная тактика, в полном соответствии с их замыслом, позволит средствам массовой информации порвать полицию на части: пока журналисты будут всячески обмусоливать факт, что она так и не сумела найти второго фигуранта убийственного списка, в четверг утром его предъявят всем живым и здоровым.

Симмонс предложил задействовать свои связи в Королевской службе по защите свидетелей – там работали первоклассные телохранители, куда более подготовленные в таком деле, как тайная переправка людей – чтобы она тоже взяла на себя ответственность за Рэну, пока не минует нависшая над ним угроза. Он уже снял телефонную трубку, но в этот момент в дверь совещательной комнаты тихо постучали.

– Потом! – заорал он на молодого полицейского, который переступил порог и тихо закрыл за собой дверь. – Потом, я сказал!

– Прошу прощения, сэр, но вынужден вас перебить. Вас требуют к телефону, полагаю, вы должны ответить.

– Почему это? – надменно спросил Симмонс.

– Потому что Виджей Рэна только что пришел в полицейский участок в Саутхолле и сдался.

– О господи!