Глава 3. Сенсация на первой полосе
Проснувшись еще до рассвета, я сначала решила, что я дома, в своей квартире в Нью-Йорке – и какую-то долю секунды была абсолютно счастлива. Но затем мои глаза привыкли к сумеркам и начали различать очертания непривычных предметов – и я вспомнила с тоской и обреченностью, что я в Бейконе. Вспомнила причал, океан, ледяную воду, мужчину, нырнувшего в воду, и…
О господи – этот поцелуй. О чем я вообще думала? Я мысленно пробежалась по вчерашней сцене… да ни о чем я не думала, вообще не думала – и в этом-то и проблема! Вот я стою, смотрю на него – и вдруг в следующую секунду я просто как будто схожу с ума. Я что, хочу разрушить собственную свадьбу? Не хочу замуж? Да ничего подобного. Конечно, я очень хочу замуж. Я люблю Хайдена и хочу стать его женой. В этом я была абсолютно уверена.
Я легла на спину и закрыла глаза.
Не буду больше думать об этом. Сегодня новый день, все с чистого листа. И это будет отличный день, потому что я доставлю по адресу письмо своей бабушки.
Я попыталась представить себе этого Чета Каммингса. Какой он? Ходит с тросточкой? Будет ли он милым – или он один из этих старых ворчунов? И… помнит ли он бабушку?
Времени было всего семь пятнадцать, если верить часам на прикроватном столике – слишком рано для визита к восьмидесятилетнему мужчине. Поэтому я решила, что поеду к Чету Каммингсу сразу после конференции в десять утра.
Оглядывая комнату, я глазам своим не верила. Моя секретарша, Бренди, говорила, что забронировала для меня номер люкс с видом на океан – но тот, кто назвал это помещение номером «люкс», должен вернуться обратно в школу отельеров и поучиться как следует еще раз. Комнатушка была маленькая, с деревянным полом, покрытым видавшим виды ковром, и туалетным столиком из красного дерева, на котором в белой раковине стоял белый кувшинчик для умывания («антиквариат», – как с гордостью подчеркнула вчера Паула). В ногах, на кровати красного дерева лежало белое покрывало. Не было ни письменного, ни обычного стола – и только одно не слишком удобное кресло, обитое черной кожей, в углу. Про мини-бар и говорить не стоит – его здесь не было и быть не могло («мини-что?» – переспросила меня вчера Паула с недоумением, когда я спросила).
Хуже всего было то, что никакого вида на океан не было в помине. Оба окна выходили на лужайку, на улицу, на другие дома. Я встала с постели и порылась в портфеле в поисках подтверждения брони, которое дала мне Бренди.
«Виктори Инн, 37 Прескотт-Лейн, Бейкон, Мэн. Супер-люкс, вид на океан. Две ночи».
Итак – супер-люкс, вид на океан. Так и есть.
Я приняла душ, умылась и натянула штаны и свитер. И пошла искать Паулу – чтобы указать ей на ошибку и договориться о переселении в другой номер. Я искала ее за стойкой регистрации, потом – в холле, потом – в столовой и наконец нашла на втором этаже, где она неторопливо разговаривала с уборщицей. Я глаз оторвать не могла от штанов Паулы: желтых, с принтом-таксами по всей поверхности.
– Паула, – начала я. – Мне кажется, произошла небольшая ошибка. Моя секретарша забронировала для меня номер супер-люкс с видом на океан, – я потрясла перед ее лицом бумажкой. – Но номер, в котором меня поселили… ну, там нет вида на океан.
Паула слегка выпятила нижнюю губу, читая бумажку.
– А вы в каком номере?
– В десятом.
– Там на двери написано «десять»? – спросила она, вынимая из-за уха карандаш и задумчиво почесывая его острым концом голову.
– Да, – кивнула я.
– Ну, тогда это восьмой номер.
Интересно, с какой стати этот номер восьмой? Может быть, у отельеров в Мэне другая система исчисления, а я об этом просто не знаю?
– Но на двери написано «десять».
Паула сунула карандаш обратно за ухо и протянула мне обратно бумажку:
– Это номер восемь, – сказала она недовольно. – Ваш номер люкс, лучшая комната в отеле, и там есть вид на океан.
– Но… я смотрела. И что-то не видела океана – ни из одного окна, – заметила я, невольно подумав, что, видимо, я попала в какое-то не слишком интеллектуальное реалити-шоу и сейчас из-за угла выскочат продюсеры и авторы со смехом и криком: «Вас снимает скрытая камера!».
– О, ну конечно, вид там есть. Только не из комнаты, – ответила Паула. – Вам надо выйти на крышу.
– Не понимаю.
– Крыша, – повторила она таким тоном, как будто объясняла очевидные вещи умственно отсталому человеку. – В вашем туалете есть маленькая дверь. Она ведет на крышу. Поднимитесь по лестнице и попадете на крышу. Мы поставили там несколько шезлонгов.
Шезлонги. На крыше.
– Ладно, оставим пока вид на океан, – сказала я, сделав для себя вывод, что, вероятно, я могла бы найти местечко и получше, может быть, в самом городке. – Есть еще один вопрос. Мне по работе нужен ваш бизнес-центр, чтобы распечатать кое-какие бумаги для десятичасовой конференции.
Паула пожевала свою нижнюю губу, обменявшись растерянными взглядами с горничной. Обе молчали.
– Принтер? – уточнила я. – Мне нужно распечатать документы для…
Паула уставилась на меня пустыми глазами.
– Принтер немножко сломан, – сказала она наконец. – Он иногда, знаете, жует бумагу, – она сделала странное движение руками, словно показывая, как именно он ее жует. – Наверно, виновата соль в воздухе, – она произнесла слово «соль» сильно в нос. – Но вы можете попробовать.
Немножко сломан.
Я отвернулась и стала смотреть сквозь круглое окно на лужайку перед крыльцом: там мужчина и женщина катили свои чемоданы к парковке на заднем дворе. Счастливые, подумала я. Они уезжают домой.
– Но ведь у вас есть бизнес-центр, – снова обратилась я к Пауле. – Моя секретарша специально уточняла этот вопрос по моей просьбе. Вы уверены, что у вас нет работающего принтера? – я говорила это и сама не верила, что веду такого рода беседу. Наверно, все-таки стоило остановиться в «Ритц-Карлтоне», отеле за чертой города, где всегда есть горячая вода и вай-фай в номерах. Но Бренди настаивала, что этот вариант будет более удобен.
Горничная вздернула брови и переложила полотенца из руки в руку. Я заметила татуировку у нее на задней стороне шеи – как будто попугай.
Паула махнула рукой, отпуская ее.
– Ну, у нас есть… так, дайте подумать… есть принтер, факс и компьютер. Я вам покажу, – сказала Паула и повела меня на первый этаж, в лобби.
Ладно, возможно, они не знают, что такое бизнес-центр, но по меньшей мере у них есть все необходимое оборудование.
– Вот, – она открыла дверь за своей стойкой. В малюсенькой кладовке стоял старый компьютер – он громоздился на покрытом толстым слоем пыли факсе. А за ними я увидела монитор, сохранившийся, наверно, еще с восьмидесятых, и принтер с электрическим шнуром, который выглядел совершенно мертвым с этими ободранными, торчащими в разные стороны проводами.
– Это ваш бизнес-центр?!
Да она, наверно, издевается надо мной. Я была просто вне себя от злости. Сначала номер, а теперь еще и это! Нужно будет написать разгромное письмо в «Ассоциацию по правам потребителя» – это место просто чудовищное!
– Но этот принтер не работает, – сказала я, указывая на него пальцем.
Паула склонилась над принтером и уставилась на него, словно ожидая, что он все-таки заработает.
– О, думаю, я смогу его наладить.
У меня не было слов. Я посмотрела на Паулу, которая снова чесала голову своим карандашом, и пошла прочь через лобби к выходу. Не зная, куда иду. Я просто знала, что здесь оставаться больше не могу.
Утренний воздух пах солью и ветром, и я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Отойдя от отеля, я оглянулась по сторонам, пытаясь понять, почему Бренди забронировала мне номер именно здесь. Гостиница представляла собой трехэтажное здание, белое, с голубыми ставнями, двумя дымоходами и круглым широким подъездом, она стояла в пятидесяти футах от дороги, рядом с серым зданием «Исторического общества Бейкона». Местечко могло бы даже быть весьма симпатичным, если бы кто-нибудь занялся его модернизацией.
Пройдя мимо нескольких домов, я свернула на Пэджет-стрит, главную улицу крошечного центра Бейкона. Справа была набережная, а за ней – океан, на поверхности которого прыгали солнечные зайчики. Молодая мама с двумя маленькими мальчиками сидели на парапете, разглядывая что-то в ведерке – возможно, ракушку или пойманного краба. А может быть, и просто песчинки. Я пожалела, что со мной нет моего фотоаппарата – могло бы получиться симпатичное фото.
Я миновала адвокатскую контору «Тиндалл и Гриффин», агентство недвижимости «Харборсайд», салон красоты «Магия» – все они находились в старых, но вполне ухоженных зданиях, приспособленных для коммерческих целей. Я искала глазами отель или что-нибудь на него похожее, но ничего не видела. Двигаясь дальше, я прошла мимо местного банка, его фасад из когда-то красного кирпича выцвел и имел теперь бледно-розовый оттенок, потом – мимо здания с маленькой белой вывеской, сообщающей, что здесь находится «Ателье Фрэнка».
Интересно, какие из этих зданий уже стояли тут в бабушкино время, думала я. Если не все, то уж многие из этих домов точно были. Я вдруг почувствовала радость, представляя ее на этой улице, глядя на то, что видела она, идя по тем же самым улицам, по которым ходила она. Это был ее город, весь целиком – ее, место, где она выросла. И я как будто шла сейчас по ее следам.
Я дошла до места с неоновой вывеской в окне, которое называлось «Олений рог» и выглядело весьма похожим на паб. Чуть дальше я увидела забегаловку под названием «Три пенни», белое кирпичное здание с геранью на окнах – цветы тянули свои тоненькие шейки к неласковому солнцу Мэна. Внезапно ощутив голод, я решила зайти внутрь.
Там пахло булочками с корицей. Юная официантка приняла у меня заказ на кофе и спросила:
– Что-нибудь поесть?
– А у вас есть свежие фрукты?
Она кивнула:
– Черника, дыня, бананы… черника, черника, – она улыбнулась.
– Думаю, я возьму чернику.
Она наклонилась ко мне поближе:
– Черника – это местная фишка, – шепнула она. – Но между нами: я бы выбрала яблочный пончик.
– Прошу прощения?
– Яблочный пончик. Пончики таки-и-и-ие вкусные, – она растягивала слова так, словно жевала ириску. – Мы их тут сами делаем.
Я покачала головой.
– Нет, все-таки я думаю, я возьму фрукты, – сказала я. – Я не ем пончики. Но в любом случае – спасибо.
На столе стоял небольшой музыкальный автомат, и я пролистала список песен и нашла «Сегодня ты очень красива», старую песню Джерома Керна, которую очень люблю. Опустила несколько монеток в щель автомата – и хрипловатый голос Рода Стюарта полился из маленьких колонок.
Вернулась официантка с кружкой кофе и миской черники, все-таки захватив с собой тарелочку с яблочным пончиком.
– За счет заведения, – сказала она, поставив ее передо мной. – Я уверена – вам понравится.
Кофе был густой и горячий, а черника невероятно крупная и сладкая – я такой никогда в жизни раньше не ела. На пончик я все время невольно косилась – он был посыпан сахарной пудрой и выглядел весьма аппетитно. И словно гипнотизировал меня, словно шептал, уговаривал: «съешь меня». Ладно, решила я, – в конце концов один маленький кусочек меня не убьет. Он таял во рту, такой теплый… и сладкий… и нежный… Я потянулась за следующим кусочком, потом еще – и сама не заметила, как тарелка опустела. Что ж, возможно, этот Бейкон не так уж и плох.
В девять пятьдесят семь я сидела на постели в своем номере – единственное удобное место для сидения – и набирала номер, чтобы провести переговоры. У меня ничего не получалось. Я взглянула на экран – уровень сигнала не показывал ни одного деления. Ничего удивительного, подумала я. Сигнала не было. Совсем. Я схватила трубку городского телефона – он не работал. Даже не щелкнул.
Держа мобильник в руке, я заметалась по комнате в поисках уголка, где хоть как-то принимался бы сигнал. Мне нужны палочки на экране, дайте мне эти палочки!!! Звонок был очень важный, мне нужно было выйти в сеть. Ну как, как все может идти настолько наперекосяк?!
Тут я вспомнила, как вчера в ванной разговаривала с Хайденом. И связь была просто отличная. Я метнулась в туалет, опустила сиденье унитаза, открыла ноут и уселась поудобнее. Следующие девяносто минут я провела, восседая на унитазе и обсуждая юридические подробности сделки по недвижимости стоимостью двести миллионов долларов.
Когда переговоры были окончены, я подкрасила губы и глаза перед зеркалом в ванной. А потом взяла бумажный конверт с логотипом нашей фирмы – «“Уинстон Рейд Дженнингс”, адвокатская контора» – и положила в него бабушкино письмо, для сохранности. На обратной стороне конверта я написала «Мистеру Каммингсу».
Уже идя к выходу, я заметила висящую на спинке стула кожаную куртку, которую я вчера повесила, чтобы она просохла. Захвачу и ее, подумала я. Куртка была еще сыровата, но кожа оставалась мягкой на ощупь. Она была хорошо сшита, а сама кожа – очень качественная. Я взглянула на этикетку: «Орвис». А я думала, они торгуют только собачьими подстилками и товарами для туристов, надо же. Вынув из ящика целлофановый пакет, я положила туда куртку.
Паула сидела за своей стойкой, грызла морковку и разворачивала газету, когда я спустилась в лобби.
– Мисс Брэндфорд, – позвала она меня. – Думаю, принтер будет готов к работе уже после обеда.
– Спасибо, – ответила я, удивившись, как это можно заставить функционировать такое старье. – Он мне больше не нужен. Я уже провела переговоры, – я пошла к двери, но остановилась. – Кстати – я уверена, что уеду сегодня вечером, – я подняла брови. – Это на тот случай, если вдруг у вас есть желающие на этот мой «номер люкс».
Паула посмотрела на меня, а потом снова уставилась в газету.
– Но вы забронировали номер на две ночи, – она с хрустом откусила еще кусок морковки.
Пакет с курткой начинал оттягивать мне руки.
– Да, я в курсе, но я, наверно, закончу все дела уже сегодня. Разумеется, я заплачу за эту ночь тоже и…
– Ого! – Паула открыла рот, в котором виднелась непрожеванная морковка. – Кто-то свалился в воду на причале в Марлин Бич. Это же у нас, в Багл! – она поднесла газету поближе к глазам. – Вчера во второй половине дня, прямо рядом с тем новым строящимся домом. И это было незаконное проникновение!
Мой желудок подпрыгнул и перевернулся.
– Правда? – я очень постаралась, чтобы мой голос звучал небрежно и непринужденно, но, кажется, все-таки это не очень получилось. Там написано мое имя? Неужели они написали там мое имя?! Я не хотела, чтобы Паула знала, что это я. Не хотела, чтобы вообще кто-то знал, что это была я. Я всегда гордилась тем, что все могу контролировать, что могу справиться с любой ситуацией. И этот эпизод на причале был тем, что мне хотелось поскорее забыть. Как будто его вообще не было.
Я сделала шаг к Пауле, говоря себе, что надо сохранять спокойствие. Никто на пляже не знал, как меня зовут. Там, в газете, просто не может быть моего имени.
– Надеюсь, все кончилось хорошо, – сказала я, стараясь выглядеть уверенно. – Что там пишут?
– О, ничего особенного. Кто-то из приезжих, – Паула сделала паузу. – Чуть не утонул.
Чуть не утонул?! Они так и написали? Я вовсе не тонула. Я просто… чуть-чуть устала, вот и все.
Паула повернулась ко мне, склонив голову и закусив губу:
– Какой-то парень спас… сильно рисковал. Но кто они были – неизвестно.
У меня внутри что-то перевернулось.
– Парень ее спас, – я постаралась, чтобы голос звучал легкомысленно. – Повезло.
– Хм-м-м? – Паула снова уставилась в газету.
– Ей повезло, что он оказался поблизости, – я подошла поближе к стойке, пытаясь заглянуть в газету, но Паула сложила ее пополам и перевернула.
– Интересненько получается, – сказала она, откусив еще кусок морковки.
– Пардон?
Она посмотрела на меня.
– Откуда вы знаете, что это была женщина?
Я?!
О, Боже, точно. Думай, думай. Скажи же что-нибудь. Я махнула рукой в направлении двери:
– Ну, чисто теоретически предположила. Ведь тут пятьдесят на пятьдесят. Это было просто… предположение, – я чувствовала на себе взгляд Паулы, пока шла к двери – как будто у меня на спине была нарисована мишень. Выйдя на улицу, я прошла несколько шагов, уговаривая себя успокоиться. Моего имени не было в этой заметке, иначе Паула обязательно сказала бы что-нибудь язвительное.
Я обогнула здание гостиницы и вышла к парковке, где солнечные блики играли на черной поверхности моего «БМВ», отражаясь от гостиничной крыши. Забив в навигатор «Дорсет-Лейн, 55» – там жил Каммингс, – я включила музыку. Голос Дайаны Кролл наполнил машину чуть ускоренной версией песни Ирвинга Берлина «Давайте слушать музыку и танцевать». Я как будто услышала голос бабушки: «Эллен, с музыкальной точки зрения ты родилась не в свое время». Эта мысль невольно вызвала у меня улыбку.
Механический женский голос вел меня к Дорсет-Лейн, а я ехала и представляла себе Чета. Какой он? Например, полноватый, со снежно-белыми волосами, морщинистым лицом и добрыми глазами. Он угостит меня чаем и расскажет все об их любви с моей бабушкой и о том, как все закончилось. И он до сих пор ее любит. И жалеет. Но не злится.
У него будет печенье – наверно, имбирное. А может быть – то, у которого внутри абрикосовое желе. Бабушка всегда его любила. Он проведет меня по дому и покажет старый альбом с фотографиями юной бабушки.
Я доехала до Дорсет-Лейн – улицы, на которой стояли старые, хорошо сохранившиеся дома, и остановилась перед домом номер 55. Дом Каммингса был облицован белым кирпичом, это было двухэтажное здание в колониальном стиле с зелеными ставнями и каменной трубой. Выложенная булыжником дорожка вела к широкому подъезду, а вместо забора была живая изгородь из самшита высотой добрых четыре фута.
Дом выглядел так, словно его только что покрасили. Судя по всему, человеку, который в нем жил, кто-то помогал – иначе старику трудно было бы содержать дом в таком порядке. Я заметила зеленую «Ауди» на подъездной дорожке, когда забирала из своей машины конверт с письмом бабушки.
Ну вот, бабушка, я на месте. Надеюсь, ты это видишь, думала я, поднимаясь по ступенькам крыльца. Я была одновременно взволнована и возбуждена предстоящей встречей с мужчиной, который был когда-то так важен моей бабушке. Набрав в грудь побольше воздуха, я постучала в первую дверь из полупрозрачного экранного стекла, и стук получился довольно громким. Я стала смотреть на деревянную дверь за экраном, ожидая, что Чет Каммингс ее вот-вот откроет.
Я ожидала услышать за дверью шаги, скрип ступенек, треск половиц – но ничего этого не было слышно. Только собака лаяла где-то вдалеке. Может быть, Чет живет один и просто плохо слышит. Может быть, он носит слуховой аппарат – бабушка вот носила. Он так жутко трещит, когда батарейка садится.
Открыв стеклянную дверь, я постучала прямо в деревянную. По улице проехал белый «Вольво», он свернул в соседний двор, и из машины вышла женщина лет сорока. Она несла в руках два бумажных пакета с продуктами и внимательно смотрела на меня, ее кудрявые белокурые волосы смешно подпрыгивали при каждом шаге.
Я снова постучала, на этот раз сильнее. Он должен быть дома, ему восемьдесят! И машина его тут. И почему он не вставил этот дурацкий слуховой аппарат? Я зашла за угол дома и постучала в окно, через которое была видна столовая с широким столом и стульями. На двух стульях стопками были сложены газеты и какие-то бумаги, словно кто-то в течение месяцев копил тут почту. На столе, прямо в центре, развалившись, возлежал пушистый дымчатый кот. Итак, он любит котов, подумала я. А я всегда была собачницей.
Я обошла вокруг дома, заглядывая во все окна и стуча в стекло. Дойдя до кухни, я позвала:
– Мистер Каммингс! Мистер Каммингс, вы дома? – я постучала в окно. – Мне нужно поговорить с вами! Пожалуйста. Я приехала сюда аж из Нью-Йорка!
Но ответом мне было только пение птиц.
Расстроенная и разочарованная, я пошла к машине. Я так радовалась предстоящей встрече, там хотела поговорить с ним, узнать, что случилось с ними – а теперь чувствовала только пустоту и раздражение. Нужно вернуться попозже и еще раз попробовать, решила я. Ему восемьдесят – он никуда не денется. Он же должен вернуться в конце концов домой.
Я поехала по Пэджет-стрит к пляжу, к тому месту, где строили новый дом. С облегчением заметив, что грузовика Роя там не было, я припарковалась рядом с пыльным и очень грязным джипом. Двое мужчин клали на крышу рубероид и забивали в него гвозди. Входная дверь была открыта, поэтому я вошла внутрь, неся куртку в руке. Внутри здание было похоже на лабиринт с отсутствующими пока стенами и бесчисленными кабелями и проводами, разбросанными повсюду. Визжала циркулярка, повсюду сновали рабочие со строительными пистолетами и электродрелями. Оранжевые шнуры питания змеились по пыльному, забросанному чипсами и сигаретными окурками полу.
Я прошла в заднюю часть дома и остановилась перед входом в большую комнату. Окна комнаты выходили на пляж, я видела черные скалы, покрытые лишайником, уходящие в океан. А справа был тот самый причал, с которого я вчера так позорно рухнула. Я заметила, что на калитке появился новый большой черный замок и цепь. А еще вход загораживала баррикада из досок – чтобы никто не мог пройти на пляж.
– Чем могу помочь?
Вздрогнув, я обернулась и увидела мужчину на стремянке, его огромный живот нависал над ремнем джинсов. Он покосился на мои льняные брюки и шелковый свитер, не опуская строительного пистолета, с помощью которого крепил кабель к стене.
– Да, – сказала я. – Я ищу того, кто работал здесь вчера. Такой… с короткими волосами и бородой.
Мужчина сделал карандашом пометку на стене.
– А, – ответил он. – Это, должно быть, Уолтер, – он спустился со стремянки и пошел к деревянной лестнице. Я двинулась за ним.
– Уолтер! Ты где? – закричал он, задрав голову кверху, я встала у него за спиной.
– Что случилось, Хэп? – раздался голос откуда сверху.
– Тут леди пришла, хочет тебя видеть!
Через минуту спустился Уолтер с дрелью в руках.
– Что ты там болта… – его лицо осветилось лучезарной улыбкой: – Эй, это вы! Как вы, в порядке? – он обратился к Хэпу: – Это та девушка, что упала вчера!
Хэп кивнул.
– О, точно, я об этом слышал. Рой, говорят, прыгнул в воду и поплыл за вами, да? – он улыбнулся и оглядел меня с головы до ног. Мне стало интересно – что именно тут говорят о вчерашнем инциденте. Видел ли кто-нибудь из них поцелуй? Господи, надеюсь, что нет. Я почувствовала, как щеки и шея у меня вспыхнули.
– Да, – сказала я. – Он… ну… помог…
– Вы в порядке? – спросил Уолтер, взъерошив ладонью ежик волос у себя на голове. – Вчера вы, наверно, здорово испугались.
– Со мной все хорошо, спасибо, – ответила я, глядя, как двое мужчин тащат какую-то громоздкую штуковину. – Я приехала просто, чтобы…
– Рой очень хорошо плавает, – перебил меня Хэп, в глазах его прыгали чертики. – Вам повезло, что вы не утонули и все такое, – он подтянул джинсы и заправил в них рубашку, которая вылезла сзади.
– Ну, вообще-то я не тонула, – возразила я, выпрямляясь. – Я вообще-то тоже отлично плаваю. В школе я была в команде, и мы…
– Эй, Уолтер, – раздался низкий голос сверху, – нам тут нужны руки.
Уолтер кивнул в сторону лестницы.
– Простите. У нас завтра проверка. Поэтому сегодня все немножко сошли с ума.
– О да, конечно, – спохватилась я. – Я не хотела отвлекать вас, я просто хотела вернуть вам вашу куртку, – и я протянула ему пакет. – Спасибо, что одолжили мне ее.
Он уставился на пакет.
– Мою… что?
– Конечно, надо бы ее отдать в химчистку, но я сегодня уезжаю, а мне хотелось быть уверенной, что она вернется к хозяину.
Он взял пакет и заглянул внутрь.
– А, понятно, – сказал он. – Это не моя куртка. Это куртка Роя. Но я ему отдам. Его сейчас нет – он на другом объекте.
Роя? Это куртка Роя?! Эта вот кожаная, отлично сшитая куртка? В которой было так тепло и уютно?
– Да, хорошо, – произнесла я. – Я просто хотела вернуть ее хозяину, так что раз она не ваша, то… ну, передайте Рою…
Я повернулась и пошла прочь, пытаясь собраться с мыслями и недоумевая, почему я так странно себя чувствую.
В машине я настроила навигатор на «Виктори Инн». Через несколько поворотов я увидела красное, обшитое досками здание, вывеска на котором гласила: «Гроверс Маркет». Наверно, это океанский воздух виноват, подумала я – потому что вдруг поняла, что снова очень голодна. И свернула к магазину.
В гастрономическом отделе толпился народ в ожидании своей очереди сделать заказ. Я схватила меню и изучила его: здесь было несколько теплых салатов, включая салат со свежей зеленью, козьим сыром, орехами пекан, изюмом и дольками свежих яблок. Салат с тунцом тоже выглядел весьма привлекательно – белый тунец, сельдерей, порезанный кубиками, лук, каперсы и майонез, свежая зелень. Каперсы? Никогда не слышала, чтобы в салат с тунцом клали каперсы. Кстати, звучит интересно.
Ниже я увидела в меню сэндвичи.
Ростбиф слабой прожарки и сыр бри с ломтиками помидора на поджаренном французском багете. Звучит великолепно, но у меня были сомнения относительно сыра бри – все-таки многовато холестерина. А без сыра бри какой смысл заказывать такой сэндвич? Ведь тогда это просто сэндвич с мясом, и больше ничего.
Сэндвич с куриным салатом тоже был аппетитный: молодая зелень, помидоры, ростки, виноград – и тертая горгонзола. Снова сыр.
И тут я увидела то, что мне было как раз нужно: «специальное предложение». Грудка индейки-гриль, острая начинка, соус из свежей клюквы на цельнозерновом хлебе. Прекрасно!
За прилавком парень-подросток и беременная женщина в четыре руки готовили салаты и сэндвичи, разливали суп, заворачивали печенье и раскладывали заказы по белым коробочкам. Стоя в очереди, я изучила стойку с десертами: лимонный кекс, морковный пирог, брауни, орехово-инжирные батончики, шоколадные круассаны, хлебный пудинг, черничный пирог и пирог с земляникой и ревенем.
Пирог с земляникой и ревенем. Любимый пирог моей бабушки. Никто не готовил его так, как она. У меня перед глазами, словно наяву, встала ее кухня в Сан-Франциско. Мне было девять, когда она решила меня научить печь этот пирог. Я помню, как она поставила пластинку Розмари Клуни и показывала мне каждый шаг рецепта, а я повторяла за ней, помню, как ингредиенты пирога стояли перед нами…
Мы смешали муку, масло, щепотку соли и яйцо, замесив тесто, сформировали из него шар и убрали его в холодильник. Когда оно было готово, мы раскатали его в круг и распределили по форме, а половину оставили. Я раскатала слишком тонко, и бабушка помогала мне залеплять дырки. «Это нужно делать быстро», – сказала она, показывая мне, как маленькими кусочками теста замазывать порванные места, ее пальцы двигались быстро и незаметно, как у Фалькусника. – Иначе тепло твоих пальцев растопит масло и тогда тесто прилипнет к рукам».
Мы смешали ревень и землянику с сахаром и лимоном, добавили немного корицы, чуть-чуть ванили, тапиоки и муки, и еще чего-то, не помню чего, а потом выложили все это на тесто в форме. Остатками теста мы закрыли пирог сверху, залепив края, и сделали множество маленьких дырочек вилкой на этой «крышке», чтобы мог выходить пар.
Пока наши пироги пеклись, мы с бабушкой танцевали на кухне под Синатру и Ширли Хорн, а я бегала к духовке бесчисленное количество раз – чтобы проверить. А потом, после ужина, когда мы наконец попробовали пироги – это было просто божественно. Слегка хрустящая корочка, а внутри – сладкая, нежная и сочная начинка… У меня до сих сохранилась почтовая карточка, пожелтевшая от времени, на которой бабушка написала мне рецепт синей перьевой ручкой.
– Что желаете заказать, мисс?
Я вернулась в настоящее и увидела, что мужчина в переднике и с ручкой в руке готов принять у меня заказ.
– Мне, пожалуйста, специальное предложение, – сказала я. И пошла к холодильнику, чтобы взять бутылочку «Перье», но пришлось довольствоваться обычной содовой.
Когда заказ был готов, мужчина в переднике протянул мне мою коробочку. Он улыбнулся, и вокруг глаз у него появились маленькие морщинки, от чего лицо его стало сразу похоже на печеное яблочко. Он щелкнул пальцами:
– Знаете, я вас, кажется, уже видел. Вы же та самая девушка, что свалилась в океан, да? Точно! Пловчиха!
Подросток за прилавком сказал что-то беременной женщине, и та произнесла:
– Ага, на Марлин Бич.
Я услышала шепот у себя за спиной:
– Ее спас какой-то парень, она тонула…
И очередь сзади меня зашелестела и тихонько загудела, обмениваясь информацией и эмоциями по этому поводу.
О боже, подумала я, это какой-то кошмар! Я же просто хотела взять свою еду и уйти. А теперь я чувствовала, как все смотрят на меня.
Мужчина в переднике перегнулся через прилавок:
– Беспла-а-атно, – махнул он рукой. – Вы это заслужили. За счет заведения.
Я покачала головой.
– Нет, нет, – бормотала я. – Очень любезно с вашей стороны, но я все-таки хотела бы заплатить. Я настаиваю. Со мной все в порядке.
Но пока я шла к кассе, стоящей в конце прилавка, мужчина в фартуке успел громко, на весь зал, крикнуть:
– Фил, не пробивай «специальное предложение»! Это Пловчиха!
Следуя этому указанию, Фил, сидящий за кассой, махнул на меня рукой в знак отказа принимать деньги.
– Мы просто счастливы, что вы спаслись, мэээм, – заявил он, его круглое лицо было абсолютно серьезным, а губы плотно и решительно сжаты. – Вам ведь грозила смертельная опасность и все такое.
Я была настолько смущена, что просто не знала, что делать. Достала десятидолларовую банкноту и положила ее на прилавок. Он пожал плечами, положил деньги в ящичек кассового аппарата и махнул следующему покупателю. А потом подмигнул мне:
– На фото вы не очень-то похоже получились.
На фото? На каком еще фото?!
Прежде чем я успела задать этот вопрос, я уже знала ответ.
За кассой стояла стойка с газетами – точнее, с местной газетой «Бейконский Вестник». Целая пачка газет, он их продавал. На первой странице красовалось огромное, в четверть страницы, фото, цветное, на котором мужчина и женщина стояли по грудь в воде. Лицо мужчины было не разглядеть, а вот лицо женщины получилось очень даже отчетливо. Одежда у них мокрая и прилипает к телу, волосы спутаны и все в песке. А губы… сомкнулись в страстном и упоительном поцелуе.
