166

Скрепляющий «42 параллель» и «1919» образ воздушного колокола в данном случае олицетворяет жизнь Гарварда, одного из старейших университетов Америки, близ Бостона. Из-под стеклянного колпака выкачан воздух живой действительности, и туда нагнетают псевдокультуру и банальные истины, которые пригодятся в «дальнейшей жизни». Динамика внешней жизни, материально воплощенная в скрежете трамваев, шуме порта и в отголоске рабочей демонстрации, проходит мимо застойного кризиса сознания, напряженного, кипучего и доходящего до взрыва. Пробуждение критического восприятия действительности отражено в ряде литературных аналогий. Дос Пассос отталкивается от «экзотического и эстетского вздора», подсказанного «томиком Уайльда». Он по какой-то линии сближает себя с Михелем Крафтом (дедом Жана-Кристофа), с Микеланджело, с Фаустом из трагедии Марло. Его роднят с ними: бесплодные порывы беспокойного неудачника Крафта (о котором Ромен Роллан пишет: «Ни в чем не удавалось ему быть вполне самим собой. Такая жажда независимости, а на деле робкая покорность. Искреннее стремление к свободе духа и неспособность освободиться от предрассудков. Страсть к героизму, несокрушимое мужество и наряду с ними – непреодолимая застенчивость»); подавленное неистовство Микеланджело, на всю жизнь прикованного к работе над постылой гробницей папы Юлия; мятежное богоборчество доктора Фауста из трагедии Марло. Пример бывшего гарвардского студента Джона Рида показывает ему путь к Марксу, но для него Маркс пока еще только грозное имя, которым можно ошеломить профессоров. Он мечтает быть новым Свифтом, оружием которого – желчным смехом – можно сшибить признанные академические репутации всех Гриноу, словно мишени-болванчики в тире. Он готов последовать примеру французского писателя Рембо, творчество которого – пощечина традиционному искусству, а жизнь – протест против традиционного уклада, лишь бы избавиться от всех Гриноу, от дистиллированной пустоты университетского воздушного колокола, от плоских заповедей университетской рутины.