Глава 27
Прорыв

Павел проснулся с сосущим ощущением тревоги внутри, даже подумалось: может, сон плохой снился. Не сон: открыл глаза, увидел деревья вокруг, дымок от догоревшего костра и вспомнил, где находится. А главное – понял, почему сосет под ложечкой.

Да, у троих сплавщиков появился шанс добраться до моста, значит, сохранить свои жизни. На счастье, Таймеша очень вовремя пришел им на помощь. Хорошо, что не отсырели спички, что были в рюкзачке у Павла, и слава богу, что прогнозируемый Василием морозец так и не ударил… И ночевка эта явно последняя – до моста и до границы зоны осталось всего ничего. Может, только час на катамаране – и все: рулетка, лотерея, бой с неизвестными правилами.

Вот только понимал Павел, что ставка в предстоящем – Катюша. Причем она не приз. Ставка – сам факт ее существования. Слишком многого насмотрелся он в последние дни, да и сама Катюша рассказывала-показывала, слишком уж понятно, что же может случиться… точнее, что случиться может все: и самое страшное, и самое невероятное.

Катюша приготовила на костерке на прутиках пойманную с вечера рыбу. На этот раз пойманную не Павлом, а другим знатным рыболовом – Таймешей, который трижды подплывал к берегу, держа в пасти по хорошему ленку.

Наскоро позавтракали. Тянуть с отплытием не хотелось, перед страшным не надышишься. Похоже, то же самое ощущал не только Павел, но и Василий, и Катюша, да и Таймеша тоже. Но Павел чувствовал, что Катюша больше других хочет побыстрее закончить тяжелое ожидание.

На катамаране их осталось только трое, но меняться местами не стали. Конечно, по уму, Катюше надо было садиться на нос: такое уж правило – пустое место остается на корме. Но что-то подсказывало – не будет обычных речных препятствий. Если встретится… да почему «если», обязательно встретится… наверняка новое, неожиданное, и тогда никто не будет знать, какое решение окажется лучшим.

Река подарила минут сорок покоя: утро, хорошую погоду, сильное и ровное течение. Даже внутренний страх, беспокойство несколько притупились. Казалось, что такое умиротворяющее ощущение можно получить только от родной земной тайги, что ни в одном другом мире подобного не встретишь. Может, так, а может, и нет, но длился покой всего только эти минуты.

За очередным поворотом открылась длинная, будто проведенная по линейке прямая. Вдали, почти в самом конце этой прямой, в воздухе, ощущались колебания. Еще сотня метров, и Павлу стало понятно, что это и есть граница – впереди, пока в отдалении, все выглядело немного странно. Как будто от земли и до неба стояла мембрана, похожая на те, которые отделяли появлявшиеся раньше миры. За мембраной же ничего необычного не наблюдалось – вроде та же тайга, тот же несущий свои воды Кур…

Проплыли еще метров сто, и мембрана – да не мембрана, а граница зоны, чего уж здесь непонятного, – перестала казаться такой безобидной. На ее условной поверхности то и дело возникали небольшие волны. Местами она становилась плотнее, а местами тоньше, напоминая стенку пузыря, надутого из грязного, тяжелого мыла.

Еще сотня метров, и действительность вокруг стала меняться. Нет, чужие миры-видения не появлялись. Или появлялись, но были почти незаметны сплавщикам. Казалось, нечто чуждое возникает впереди по берегам не отдельными вкраплениями, а как бы вперемешку, врастая в земную действительность, в привычную хабаровскую тайгу. Одновременно с этим река начала двоиться, как, бывает, двоится в глазах после хорошего застолья.

При этом никакого помутнения, ощущения хмеля – голова хорошо соображает, тело отрабатывает гребки и подтяжки. А река все-таки раздваивается. Не расходится двумя рукавами, а течет как бы двумя, частично перекрывающимися потоками. Нет, точно на алкогольное опьянение не похоже. Когда ты пьяный, экземпляры действительности видятся справа и слева. Так уж глаза у человека расположены – мозг картинки с двух сторон получает, а воедино их свести ему уже недосуг: празднует он. А тут один поток подныривает под другой, проходит через него наверх, заплетается самым странным образом…

Течение Кура вдруг резко ускорилось. Даже нет, не так… внешне медленное, движение воды таким и осталось. Однако катамаран понесло со скоростью, какую ощутишь только в приличных порогах.

– Осторожней! – закричал Павел.

Правда, непонятно – зачем? Препятствий ведь впереди никаких не видно: ни пены, ни даже гребешков на мелкой ряби – только несущая катамаран вода…

По берегам замелькали пейзажи, при этом граница, мутноватая мембрана, приближалась очень медленно. Оптический обман? Да что мембрана! Все в этом районе обман. И тайга по берегам уже не тайга, а смесь деревьев и городских кварталов… вот только город этот явно неземной. Подумалось: «Может, это… мир Катюши?»

За этой мыслью Павлу пришли еще. И понеслись, цепляясь одна за другую. Выплеснулось из подсознания все, что там копилось под грузом страха и недосказанности: «Да какой, к черту, это ее мир! Она родилась и выросла на Земле! Здесь, в Хабаровском крае. И какая разница, кем были ее родители, если здесь все ее! И она знает здесь все, а о том, чужом мире только догадывается генетической, наверное, памятью! Нельзя ее туда отпускать, что она будет там делать? Надо вырваться из этого чертова района, пройти вместе через границу и потом подальше – сначала в Хабаровск, потом первым же самолетом вместе в Москву…»

Мембрана уже нависала довольно близко. Катамаран приближался к ней черепашьим шагом, в то же время продолжая с огромной скоростью нестись вдоль берегов. Павел чуть обернулся и заметил расходящийся позади треугольник волн.

Как вспышка, возникло понимание: «Да это же не вода мчится, вперед движется сам катамаран!»

И сделать ничего невозможно. К берегу не пристанешь на такой скорости, веслами – тем более не затормозишь.

– Это не река! Это граница нас к себе тащит! – прокричал Павел, хотя никакой нужды в крике не было. Действие развивалось почти беззвучно, река издавала лишь слабые всплески.

Впереди появились серые пятна – сразу в нескольких местах у мембраны образовались более толстые участки. На них проглядывали странные повторяющиеся рельефы. Изображения? Зародыши иных миров?

Рассмотреть явление путешественники не успели. Катамаран резко дернуло и почти полностью развернуло. Павел, сидевший по диагонали, оказался на углу, временно занявшем место кормы.

– Василий, греби назад! Катюша, вперед! – закричал Павел, не надеясь на реакцию неопытного капитана. Однако попытка развернуть катамаран по течению ни к чему не привела. Тянуло вперед и именно в таком косом положении.

Вдруг закричал Василий. Павел изогнулся, взглянул через плечо. Увидел, что Василий показывает не вперед по течению, а на середину катамарана. Происходило странное. Рама как бы растягивалась… да нет, не только она, баллоны тоже. Почти квадратное плавсредство превращалось в кривой, искаженный ромб, место, на котором сидела Катюша, отодвигалось… уже отодвинулось… сантиметров на сорок.

«Выдержит ли рама? – испугался Павел. – Да при чем здесь рама!»

Ринулся к Катюше, но почувствовал натяжение, как будто его схватили сзади. Забыл освободиться от удерживающих колени петель? Обернулся отстегнуть… нет, ничто не связывает. Удивиться не успел – все вокруг начало меняться. Пятна, образовавшиеся на мембране, приобрели отчетливые формы.

Спереди по левому берегу стоял город. Не наш земной, а, наверное, тот, в котором мысленно здороваются на улицах с незнакомыми людьми. Виднелась одна из главных улиц. Или так казалось потому, что перед зданиями стояли колоннады, создавая ощущение возвышенной праздничности? Мелькнуло, и картинка поменялась. Центральная площадь? Передние ряды тонких колонн странно срезаны. И чем ближе к берегу, тем их огрызки ниже.

Вдруг колонны начали расти. Или это их недостающие верхушки открылись нашему миру? Новые ряды появлялись все ближе к берегу, поднимаясь из земли.

«Они и из воды полезть могут!» – с беспокойством подумал Павел.

И не ошибся. Впереди почти посередине реки вдруг возникло с полдюжины тонких каменных столбов, стоящих друг за другом вдоль течения. Катамаран тащило прямо на них. Все трое сплавщиков упирались веслами изо всех сил, но это ни на что не влияло. Удар в первую колонну пришелся рамой, уже растянутой в узкий ромб.

Сверхпрочный материал удара не выдержал. Или не выдержали крепления, соединяющие конструкцию воедино? Раздался треск, и две поперечины резко сместились друг относительно друга. Дальше – хуже: каждая следующая точка рамы принимала на себя нагрузку всех ранее разрушенных. Катамаран развалился в считаные секунды.

Катюша легко держалась на поверхности, только одной рукой ухватившись за оторвавшийся баллон катамарана. Это Павел успел разглядеть. Гребок, еще гребок, но что-то ее не пускает, тащит прочь… необычное… у нее сзади… да, ее маленький рюкзачок будто живет своей жизнью, хватает лямками за плечи и не дает двигаться, тянет влево.

Павла дернуло за шею. Кисет на шнурке! Тяжелый камень-талисман не тонул в воде, а тоже тянулся влево и вверх, поднимая кисет над поверхностью воды, натягивая прочный шнурок. Но все мысли сходились на Катюше, и пытающийся убежать артефакт оказался не больше чем подсказкой: «У нее в рюкзачке кисть Белявского!»

Павел все еще хватался за другой баллон, на котором висело то, что осталось от рамы. Отпустить, плыть к Катюше! Оттолкнулся, стараясь высунуться из воды повыше и разглядеть направление. Увидеть удалось лишь то, что шестерка колонн уже не высовывается из воды, а находится на появившемся острове, делящем реку на две части.

И поверхность уже не на уровне глаз, а сверху. Как будто в воздухе, метрах в пятидесяти над верхушками деревьев, несся поток воды, изгибаясь в трех направлениях. Река двоилась – это точно. Павла развернуло, и он увидел правый берег. Там река выглядела совершенно обычной. Твердые, ясно очерченные камни, поверхность горизонтальная, а не с загибами в воздухе, волны мелкие. Впрочем, тоже не все так просто. Не получалось определить, куда течет река. Как в кино или на телеэкране: машина едет, но куда крутятся колеса, можно только домыслить. Вот и река движется то ли нормально вниз, то ли в обратном направлении.

От толчка баллон провернулся, и свисающая с него рама ударила Павла по голове. Погружаясь под воду, теряя сознание, он уловил мысленный вопрос Катюши:

– Паша, что с тобой?