Глава 8
Проливными дождями прошла осень, смыв с деревьев последнюю желтизну листьев, расквасила дороги. Северные ветра привели за собой зиму, укрывшую землю снежной шубой и сковавшие реку крепким прочным льдом.
От прихода зимы, жизнь в веси не прекратила бить ключом, хорошо еще, что не по голове. Да и весью это поселение назвать уже можно с большой натяжкой. Заглянув за крепостные стены, можно было увидеть бревенчатые избы на ровных улицах, лучами сходившимися к центру, где высился большой терем в стиле «а-ля особняк» десятого века с сопутствующими постройками и плацем для воинских занятий. Кругом чистота и порядок, размеренная, отлаженная жизнь общины. Особую гордость у Монзырева вызывали печные трубы над избами, из которых по-зимнему курились дымки.
«Люди сыты, одеты, не мерзнут — уже хорошо», — думал он, глядя на то, что лица у общинников, населявших крепость, были не злыми и не озабоченными от безысходности происходящего. Народ стал уважать, прежде всего себя, ну, и его, Монзырева, как главу всего, что их окружало.
По первому снегу в поселении случилось массовое праздничное гуляние. Сразу десятка три свадеб в один день справили поселяне. Ну и их с Галкой окрутил заодно, старый проказник Вестимир. Гуляли два дня. Пели, пили, плясали, в общем, всеобщая радость присутствовала кругом. А после всех этих мероприятий, Вестимир, вместе со своим воспитанником Славкой, откланялись и, усевшись в сани, умотали по своим делам. Как сказал волхв:
— Отпуск нужен всем.
«Подумать можно, на Канары укатил. Небось, опять что-то надумал, беспокойная душа».
Обходя владения, Монзырев подошел к плацу, где со смердами, занимались воинской наукой варяги. Опытные мужи, проведшие на войне практически всю жизнь, они на глазах помолодели, будто полные задора отроки. Вколачивали воинские навыки. Выстроив свое войско, придирчиво осматривали кольчуги, щиты, оружие. Монзырев знал, что если два деда найдут недостатки, все будет высказано сородичам в полной мере. А, это срам, стыдно будет всем.
Каждый день проходили многочасовые ратные учения, потому что воин, даже вооруженный великолепным оружием, бессилен против опытного противника. Монзырев и сам каждый вечер брал уроки у Улеба. Учился работать мечом, боевым топором и копьем. С его базовой подготовкой, учеба шла легко. Учитель старался передать все приемы и навыки, которым за долгую жизнь научился сам. Ну а Монзыреву, как боярину, грешно и стыдно перед людом чего-то не знать, или хуже, чем кто-то, уметь. Вот и корячился изо дня в день, постигая гранит воинской науки средневековья.
Само войско готовилось не по типу ополчения, а профессионально. Летом кочевник не будет спрашивать, умеешь ли ты воевать. Варяги, в приказном порядке заставили всех носить кольчуги, не снимая их, воин должен привыкнуть к тяжести своей второй кожи. Спасибо Туробою, заштопал трофейную бронь и подогнал под каждого.
Продолжив свою прогулку, Монзырев остановился у складских изб. Сделанные на совесть, длинные бревенчатые ангары не имели окон вообще. На дверях висели амбарные замки, ключи от которых хранились у боярыни Галины. Так положено было в эти времена. Хозяйка ведала тылом. Как знал Анатолий, внутри был идеальный порядок, за продовольствие и имущество крепости он мог быть спокоен. К тому же, Галка подобрала себе штат помощников, в основном женщин, строго спрашивала с них, если что было не так.
Единственное, чего не мог понять он, так это то, что по настоянию Вестимира, складов было построено не два, как он планировал, а три. Третий ангар стоял пустым и по сию пору. На вопрос: «Зачем?», волхв спешивший по своим делам, отмахнулся, только сказал:
«Поверь, он лишним не будет».
Под складами, для экономии внутреннего пространства веси, находились вырытые погреба, сооружения немалой площади с деревянными перекрытиями, засыпанными землей, с ледником. В них хранились копчености и соления, заготовленные общинниками или купленные у соседей, и это то-же Галкино хозяйство.
В самом углу, примыкая к крепостной стене, поставлен постоялый двор, по эскизу Андрюхи, два раза побывавшего в Курске и поделившегося с Галиной своими ассоциациями о нем. Второй этаж был отдан под гостиницу, ну а на первом, «ресторан». В обустройство первого этажа были внесены существенные коррективы, как самим Монзыревым, так и его окружением, прибывшим из будущего вместе с ним. Ну, во-первых, открыв входную дверь заведения, человек попадал не сразу в обеденный зал, а в широкие сени, служившие для того, чтобы зимний холодный воздух не попадал дальше проходной комнаты. Сам обеденный зал отапливался двумя большими печами, стоявшими у стен по бокам комнаты. Сразу за ними пристроены лестницы, ведущие на второй этаж. У стены напротив входной двери, поставлена стойка, по типу барной с широкой столешницей, с наружной стороны которой стояли высокие табуреты, сделанные из дерева. Справа от стойки, из речных голышей был выложен камин, выполнявший как отопительную, так и эстетическую функцию — для красоты. У стены с окнами, торцами к ним, поставлены столы с лавками на сто посадочных мест. Отделку помещения производила бригада местных плотников. Подосвободившись от общественных работ, плотники переквалифицировались в отделочников. А неуемный Горбыль нашел дедка, в свое время пешком пришедшего с бывшей северянской веси, чудом оставшегося в живых в ту злополучную ночь. Так вот, этот дедок Буня, с подачи Горбыля, стал заправским таксидермистом. И уже две кабаньи головы украшали стены зала. А на данный момент, дед работал над головой лося. С тыльной стороны здания имела место пристройка, с большой, в половину помещения, печью и открытым камином с вытяжкой — кухня. Запустить в действие постоялый двор Монзырев планировал к приезду в селище черниговского князя. Так сказать, пустить пыль в глаза.
Налюбовавшись на дело рук своих, Толик тихим шагом двинулся дальше, отмечая себе то, что улицы городища очищены от снега. Все-таки армейские привычки въелись в него основательно.
Навстречу от северных ворот бежал Мишка.
— Дядя Толя, — еще издали, звонко закричал он.
Полгода жизни в экологичном мире, внесли коррективы во внешность и повадку паренька.
— Дядя Толя. — Запыхавшийся малец перевел дыхание. — Там к воротам мужики не наши на санях подъехали. Наши их тормознули. Разбираются, чего хотят.
— И много саней?
— Да много. Тебя спрашивают.
— Ну, пойдем, Мишаня, посмотрим, кого нам бог послал.
Скорой походкой оба направились к воротам.
У ворот Монзырева встретил Андрюха с озабоченным видом.
— Николаич, это беспредел какой-то. Ну, всякое можно было подумать, но чтоб приехать и требовать принять от них дань, это просто что-то.
— Не торохти, разберемся сейчас.
Выйдя за ворота, Толик увидел десятка три нагруженных различного рода имуществом саней. Рядом с санями, чисто водители — перевозчики грузов, словно прибывшие из двадцать первого века, но одетые по меркам десятого, толпились бородатые мужики в подпоясанных тулупах, шапках и поршнях. На миг Монзыреву даже показалось, что сейчас услышит из гомона этих степенных представителей крестьянской диаспры, голос, что-то типа: «Ну, где этот б…кий приемщик? Кто примет груз по накладным? Простаиваем тут, а время — деньги. У меня по договору, пора очередной груз на сортировочной забрать, а потом еще пилить до самого Миасса». Но этого не произошло. Увидев Монзырева, выходящего со свитой из ворот, приезжие посдергивали шапки, кланялись поясно, приветствуя хозяина.
— С чем пожаловали, люди добрые? Чего вы хотите от меня?
Самый бойкий, не растерявшись, вышел вперед, еще раз поклонившись, обратился к боярину.
— Из селища Синички мы, боярин. В сем годе старейшина сказал, что недосуг боярину самому на полюдье ехать. Вот и привезли мы тебе сами, что причитается с тридцати двух дымов.
— А теперь объясни толком. Почему сюда? Разве я должен собирать это всё?
— Был сбор волхвов во всех городищах пограничья. Вернувшись, принес наш волхв весть. Что боги решили, быть тебе хозяином земли этой. Ты и защита ее. А людям уроки и уставы только ты определять можешь. По Русской Правде так. Сказывает, над тобой только князь волен суд вершить.
— Гм-м! Вот это я встрял, — пробормотал Монзырев. Обратился к приезжим. — И все остальные, надо понимать, с тем же самым приехали?
Народ согласно закивал в ответ.
— Мишаня, ну-ка дуй скорее за Галиной, пусть оденется потеплей и придет. Эй, кто там? Лабута, бегом сюда Боривоя приведи. Ну что ж, уважаемые, сейчас сюда ответственные сборщики, емцы, так сказать, придут. Вот им все и сдайте, кому сколько положено. Андрей, скажешь Людмиле, что б велела разместить людей на постой, и что б их накормили.
— Хорошо, передам. Слушай, Николаич, а куда все это мы девать то будем.
— А это вот у старого козла спросить надо, который на Канарах сейчас жопу греет.
— Не понял?
— Да шучу я. Я так думаю, это все нам на дурную голову, с подачи волхва свалилось. Чего ему не жилось спокойно? Вот пусть в его пустой амбар и сносят все. Приедет, там разберемся, что за дела.
— Теперь понял, — расплылся улыбкой во всю харю Андрюха. — Красота, и не поймешь, то ли рэкетом мы заняты, то ли побираемся Христа ради. Но главное, сил никаких не прикладываем. Короче, ленимся, все как по Семибратову.
— Это как?
Монзырев отвлекся от мыслей о негаданных данниках.
— Да было у него одно высказывание. Он мне его под крутым шафэ поведал. Знаешь, говорит, Андрей Владимирович, я в части самый ленивый человек.
— Так, вроде замечен не был.
— Так и я о том же. Нет, говорит, самый ленивый. Когда мне командир ставит задачу, я из-за своей лени, быстро, но качественно, что б переделывать не пришлось, выполняю ее. А потом ленюсь, ленюсь, ленюсь.
— Хорошая лень.
— Угу.
Прибежал взъерошенный Боривой, на ходу бросив руку перед собой в поклоне.
— Слушаю тебя, батюшка!
— Да нет Боря, это я тебя слушаю. Расскажи-ка мне, дружок, куда раньше с городища налог возили?
— Никуда. Никуда мы не возили. Кажную зиму боярин погостный объезжал полюдьем селища и веси, и сам все забирал, что положено от каждого дыма, как налог или дань.
— Оба на, ну а эти-то чего сами приперлись?
— Не знаю.
— Ну, так вот и разберись. Сейчас боярыня Галина придет, поможешь ей все принять. Отказываться-то от подношений грех большой.
— Слушаюсь, боярин.
— Вечером ко мне в терем с отчетом.
— Слушаюсь. О, а вот и боярыня-матушка наша, раскрасавица, идет. — Боривой шагнул навстречу выходившей из ворот Галине. — Сюда, матушка-боярыня. Мы уж заждались.
Не обращая внимания на Боривоя, пытавшегося выказать почтение Галине, Монзырев взял в руки ее ладошку и приблизил к губам, стал целовать каждый пальчик на руке.
— Галчонок, разберись со всем этим, — он обвел рукой санный поезд у ворот, — я, знаю одно, что все это надо брать. Остальное выясняй у Боривоя. Андрюха тоже остается при тебе. Я к себе пошел. Кое-что прикинуть надо, обмыслить.
— Хорошо, любимый.
— Мишаня, идем. Не будем мешать.
Хозяин в темпе ретировался, оставив поле брани на женские плечи хозяйки. Но, просто войти в терем ему не дали. Прибежал гонец от южных ворот. Вернулась бригада охотников. Монзырев с Мишкой пошли смотреть, что те заполевали.
Так, в тихих повседневных заботах, с мелким элементом экстрима, подходил к концу первый месяц зимы.
Да-а, подвоз селищами налога затянулся на целую седмицу. Вестимиров амбар трещал по швам, от разложенного в нем имущества. Мед, воск, скора, тканина, железо, шкуры домашних животных, пушнина, мешки с зерном, орехи и так далее, и так далее. Под мясо и рыбу, пришлось потеснить погреба и ледники. Все было подсчитано и учтено. Галина с Боривоем, закрыв все на замки, вздохнули с облегчением. «Амбарные книги», сколотые скрепкой серые листы на такой дорогущей бумаге, велись ими аккуратно.
В один прекрасный день, на теремное подворье, въехали сани. Вернулся Вестимир. Монзырев встретил его, выйдя на крыльцо:
— Возвращение блудного попугая, — громко с сарказмом произнес он, глядя, как волхв, разминая ноги, вышагивает возле возка. — Как провел отпуск, отче?
С ехидцей в голосе, окинув взглядом Анатолия, тот ответил в тон ему:
— Вашими молитвами.
Иногда у Монзырева закрадывались мысли, что Вестимир здесь тоже не коренной житель. Его высказывания тянули порой на век двадцатый-двадцать первый.
— Ну, пойдем уж в избу. Сбитнем угощать буду.
— Так ведь я и непротив.
Уже сидя в теремной столовой, в окружении друзей и соратников, Вестимир поведал, как был под градом Черниговским. В заветной роще встречались с коллегами по профессии.
— На Руси перемены грядут. Князь киевский Святослав, задумал войско хорошо обученное создать. На погостах лесных княжие мужи новонабранных воинов ратному делу учат. Воины в семьях не живут. Живут в отдельных избах. Тяжкое бремя расходов легло на сельские общины. Старейшинам велено приносить воинам хлеб, мясо, мед и уксус. Занимать их работой на земле запрещено. Суров Святослав, возражать ему никто не осмелится. Все делается в строжайшей тайне. Сохрани нас боги, непрознали бы ромеи.
— А, что это он за армию вдруг взялся?
— Знающие люди говорят, готовится поход.
— А известно ли, когда?
— Или этим летом, или следующим. С осени князь на полюдье выехал. Княгиня Ольга правит Русью из Вышгорода, склок-то на Руси сейчас нет. На границах пока тоже спокойно.
— Ну, а в Чернигове-то что?
— А что в эту пору в нем может быть? Князь Вратислав тако-ж на полюдье выехал, по погостам путешествует, да городам своим. За всем пригляд нужен. Ну, естественно, бояре да гридь, сопровождают.
В зимний день, когда за окнами пролетают крупные хлопья снега, тихо устилая землю, еще выше поднимая сугробы кверху, было приятно сидеть в натопленной комнате, кожей ощущая уют.
— Что замолчал, Вестимир?
— О чем, ты?
— Да хотел услышать, это твоя работа с привозом деревенскими повоза, так сказать, на дом?
— Моя, а что ты, против? Вот сам подумай. Живет и процветает на гнездовском погосте боярин. Летом охотой занимается, рыбалит в свое удовольствие. Холопов имеет. Вои забыли уже, когда мечами звенели. А вспыхивает на границе пожар — набег кочевой, людей уводят, рухлядь грабят, целые селища перестают существовать. Кто должен спешить пожар гасить, людей спасать? Он — боярин погостный. Да только я что-то позабыл, когда последний раз его вои с печенегами хлестались. Зато кажную зиму на полюдье выезжают. За что нам их кормить?
— Тут ты прав.
— Конечно, прав. Но, роток-то не разевай, тебе налог люди снесли для князя Вратислава со дружиною и домочадцами. А, он в свою очередь, Великому князю Святославу долю отдает.
— Батя, так, а наша в чем выгода? Нафига-ж оно нам нужно тогда? Каждый баран, пусть носит свои яйца, — влез в разговор Сашка Горбыль.
— Как это нет выгоды? С полюдья, две десятины наши, а то и больше, чай на Руси живем.
— Ну, нам чужого не надо, а свое, Гала, надо бы на днях свои двадцать процентов изъять от общего барахла.
— Хорошо.
— Командир, я караулы проверять.
— Давай, Сашка.
— Николаич, ну, и мы со Славкой, пожалуй, пойдем.
— Да оставайтесь ночевать. Пока доберетесь, пока печь протопите.
— Нет, Николаич. И так занятия подзапустили. Это ведь только ты думаешь, что сельский волхв, это просто. Славка, ну-ка скажи боярину, что ты должен знать.
Славка, все такой же вихрастый, черноглазый мальчишка, каким и был полгода назад, однако вытянувшийся и повзрослевший. Ломким баритоном произнес, судя по всему цитируя того же Вестимира:
— Сельский волхв, должен знать и помнить все обряды и заговоры, духовные песни, уметь вычислить временные сроки всех обрядов и действий, знать целебные свойства трав. Короче, Анатолий Николаевич, мне надо принять тысячелетнее наследие знаний и пользоваться им. Дед Вестимир не вечен, кроме меня некому будет родовичей передать, ну, в смысле их духовное воспитание на мне останется.
— Понял теперь, боярин?
— Уели меня. По полной программе уели. Тогда до завтра.
После ухода волхвов Монзырев разогнал всех жильцов терема к «отбою». Предвкушая сладкую ночь, почти потащил Галку в их спальню. Та, отбиваясь от его домогательств, оказавшись за закрытой дверью, сама, как кошка, набросилась на Толика. Монзырев, в очередной раз, мысленно поблагодарил плотников, за то, что на совесть сделали кровать.
Уже, просто лежа обнявшись, он поделился с Галкой своими переживаниями по случаю скорого приезда Вратислава Черниговского.
— Толя, я так думаю, что перво-наперво тебе надо для встречи приготовить костюм приличный, по моде. Опять же, по этому поводу с Улебом поговори. Он много где служил и много чего видел. Расспросишь о манере поведения.
— Тут ты права, мой зайка. Как, это я сам, за текущими делами, с воеводой не поговорил? — Чмокнул ее в ухо, за что и получил оплеуху. — Умная ты у меня, пора убивать.
— Но это, не все. Вот вспомни, ты перед праздником приезжаешь к своему начальнику в Москву. Дела какие-нибудь решать. Вспомнил?
— Ну?
— Повторяю, перед праздником к начальнику дела решать. Да чтоб результат был положительный для тебя, для части твоей.
— Ну?
— Господи, да, какой же ты тупой у меня бываешь иногда! Да с презентом ты едешь.
— А-а-а!
— Дошло. Вот и приготовить надо князю презент от тебя. Только с Сашкой и Андрюхой по этому поводу не советуйся.
— Это почему?
— А их ответ я тебе прямо сейчас озвучу. Хочешь?
— Ну!
— «Командир, а ты ему ящик вискаря презентуй». Ну, я не права?
— А что мысль хорошая. Завтра же скажу об этом Аннушке Майковой. Только вот в какую тару?
Аня Майкова, считай учитель химии, только без диплома. Поддалась на уговоры Сашки и Андрюхи, изобразила на бумаге аппарат по изготовлению самогона. А после того, как они привели мастера кузнечного дела, Туробоя, и заставили ее объяснить, как это должно было выглядеть в натуре. В городище была выпущена первая, незначительная партия водки, с крепостью значительно выше сорока градусов. Спасибо Галке, эти два оболдуя не успели споить народ, а тем более приучить его к водке. Как, говорится, были вовремя, в пьяном виде схвачены и жестоко отп…дячены. Аппарат был перенесен в кладовку и с тех пор пылился там. Туробою, побывавшему третьим в теплой компании с офицерами, было строго-настрого велено:
«Аппарата такого больше, что-бы я не видел. И делать подобный запрещаю». Горилоподобный, двухметровый шкаф Туробой, совсем не походивший формами и ростом на соплеменников, стоял тогда перед Монзыревым, опустив глаза в землю. Выйдя от боярина, вспомнил, как ловко эта бесцветная срань из аппарата, с одной кружки свалила его «в аут», прослезился.
«Вот бы еще хлебнуть. Но нельзя, уж слишком крут боярин».
Вот про это-то Монзырев и подумал сейчас, вспоминая, как по всякому поводу приходилось возить коньяки да вискари в первопрестольную, будто у них всего этого не продавалось.
«Только во что разливать?».
На помощь, как всегда пришла любимая жена.
— Ну, уж коли так. У тебя что, в городе гончаров нет? Вон целая слободка образуется. Короче, не заморачивайся. Я сама поставлю задачу, сделают кувшины по типу бутылок. Зальем, запечатаем и на пробке печать поставим, как на дорогом коньяке. Но, это для встречи. А вот подарок — это что-то особенное.
— Ладно. Об этом я подумаю завтра.
